Хороший день.

[vinny1]

Название: Хороший день.
Бета: не бечено.
Пара: Ясон/Рики.
Тамлайн: последнее.
Место: Скарр, колония "Неистовые земли".
Предупреждение: ООС. смерть персонажа.



Деревья в парке высаживают каждый год.
Сложно представить, что кто-то рискнет совершить акт вандализма в единственном на планете зеленом парке – причина постоянного «обновления» иная. Почвы, над которыми непрестанно работают с первого момента образования колонии все еще не в состоянии поддерживать жизнь растений сложнее мха. Каждый год, весной, в парке обновляют почву, высаживают газоны и кустарники, хвойные и лиственные деревья. А в конце осени те из них, что смогли пережить лето, отправляются в оранжерею, а те, что не смогли – остаются. Зима, пусть даже искусственная, подразумевает деревья без листьев.
А весной все повторяется.
Сейчас начало весны, на кустарниках и деревьях листья только-только появляются: нежные, клейкие¸ яркие. Он трогает их кончиками пальцев, срывает один, растирает между пальцами. Запах становится острее, он подносит растертый лист к лицу и долго так стоит, закрыв глаза и вдыхая запах.
Парк невелик. Колония, чье население живет под куполами, сможет позволить себе парк под небом не раньше, чем через полвека. Но строить мембранные купола, способные накрыть большую территорию, а не просто жилые здания в силовом коконе, они начали почти сразу: через четыре года после того, как в долину Гейзеров опустился первый амойский корабль.
Он неспешно идет по аллее, разглядывая «новые» деревья. Вот эта лиственница пережила в парке уже три года. Она настоящий долгожитель. А вот клен – новичок, в прошлом году его здесь не было. Ясон перебирает в уме воспоминание о прошлогодней весне и находит: на пару футов правее рос ясень.
Впереди, где пересекаются аллеи, расположена небольшая площадка. В центре стоит памятник первым колонистам. Первым амойским колонистам, если быть точнее. Здесь высаживают вишни – единственные пока деревья, способные цвести под куполами.
Возле памятника стоят садовые скамейки: пять штук, по кругу. Ближе к вечеру они всегда заняты. Но сейчас только полдень, и он рассчитывает увидеть их пустыми.
Скамейки действительно пусты. Кроме одной. На ней сидят двое: юноша и девушка, практически мальчик и девочка. Не смотря на то, что у обоих на комбинезонах знаки старшей школы, а у девушки в ушах серьги, подтверждающие достижение совершеннолетия, они все равно еще мальчик и девочка.
Они сидят, держась за руки, вид у обоих скорее перепуганный, чем счастливый, и за то время, пока Ясон смотрит на них, оба перемолвились хорошо если парой фраз.
Он продолжает смотреть на них еще какое-то время. У юноши ярко-рыжие волосы, и по обыкновению всех рыжих волосы выглядят растрепанными. Когда он что-то говорит, он почти поворачивает голову к своей собеседнице, но тут же отворачивается. Смотрит искоса, когда уверен, что девушка этого не заметит. Девушка выше его ростом, худощавая, каштановые волосы собраны в косу. Она вертит головой во все стороны, рассматривая деревья, набухающие почки на ветвях, скульптуру на пьедестале – смотрит куда угодно, только не на своего спутника. В конце концов, она замечает стоящего на аллее Ясона.
- Ой!
Девушка жгуче краснеет, выдергивает ладонь из руки юноши, вскакивает. Ее спутник сначала удивленно на нее смотрит, потом тоже встает и оглядывается. Кажется, ему тоже хочется сказать «Ой»!
- Ой! Здравствуйте.
- Здравствуйте, - кивает он, слегка улыбаясь. Девушка действительно выше своего друга, почти на полголовы – не похоже, что им это мешает. Они переглядываются, синхронно кивают в ответ. Юноша говорит, неожиданным басом.
- Здравствуйте. Мы… – они опять приглядываются. Ясон догадывается в чем дело. Наверняка сбежали с занятий, а теперь пытаются придумать оправдания.
- Мы…, - девушка хмурясь, перекидывает косу с плеча на плечо, говорит громко и убедительно, - у нас время самообразования. В нашем секторе полетел генератор, и учителя Радовича вызвали на место аварии.
Ясон снова кивает: пятый сектор, аварийное выключение, дубль-генератор участвует в проект реконструкции купола. Так что дешевле и быстрее, в конечном итоге, отремонтировать основной генератор. Насколько он помнит - уже отремонтировали.
- Мы пришли сюда, чтобы повторить историю колонии, - уже вполне уверенно говорит юноша, - потому что это первый парк, и потому что здесь стоит памятник первому… ой.
«Ой» является результатом тычка локтем: он – не тот человек, которому нужно объяснять, чей памятник стоит в первом парке. Юноша виновато замолкает, кидая короткие взгляды то на подругу, то на Ясона. Ясон, чуть щурясь, смотрит поверх их голов на скульптуру, и спокойно говорит.
- Парк – прекрасное место для самостоятельных занятий.
Беседа прерывается. Оба собеседника Ясона крайне смущены, и не знают, что ответить на замечание блонди. И как вежливо распрощаться, тоже не знают.
Когда парк только закладывали, здесь не было площади, а просто под несколькими лиственницами стояли парковые скамейки. Рики не слишком их любил, потому что положению «сидя» всегда предпочитал положение «лежа». Так что, если удавалось сюда выбраться, и некому было на них глазеть, Ясон садился на скамейку, а Рики балансировал на поручне, чудом удерживая равновесие. Несколько раз он пытался присесть на травку у его ног, но Ясон безжалостно пресек эти попытки: даже летом почва оставалась холодной и влажной из-за постоянно работающего капельного полива.
- Как тебя зовут? - неожиданно для самого себя спрашивает он у юноши.
Тот гордо вскидывает голову и отвечает:
- Рики. То есть Рикардо. Как команданте, - и снова сконфуженно умолкает под осуждающим взглядом спутницы.
Ясон улыбается.
- Это хорошее имя.
Юноша хмурится и очень серьезно говорит.
- Я знаю.
Ясон молчит. Юные жители их с Рики колонии переглядываются, девушка в конце концов берет на себя инициативу и бормочет тихо: «Нам уже пора. Хорошего дня». Ясон кивает им в ответ: «Хорошего дня», и смотрит вслед уходящей паре.
Мальчик совсем не похож на Рики. Рыжий, в веснушках, и с такими же рыжими выгнутыми ресницами. Но это, конечно, не имеет значения. Люди здесь еще долго будут называть своих детей именем первого команданте колонии.
Рики.
Скульптуру в центре площадки поставили, чтобы почтит его память. От идеи изваять его статую отказались сразу: не нужно было долго знать команданте, чтобы понять, что он сам о такой идее думает. Так что вместо статуи на пьедестале располагается поставленная вертикально шестигранная гайка – знак того, что ее носитель – охотник, обитающий в пустыне больше пяти лет и может водить караваны. С левой стороны по двум дугам подымаются две луны – Золотая и Серебряная. Золотая наполовину закрывает Серебряную - это значит, что завтра в пустыне не будет бури и все, идущие по тракту достигнут конца пути. А справа на невидимой платформе антиграва плоско лежит россыпь цветных камней, осколков, причудливых кусочков застывшей лавы. Здесь даже кости рагона есть. Это - метеоритный пояс Скарр.
Ясон медленно подходит ближе, рассматривая «пояс» так же, как давеча рассматривал деревья. В изначальном варианте пояс планеты должны были изображать ряды шариков разных размеров. Но еще на стадии воплощения проекта в жизнь как-то получилось, что вместо бронзовых шариков старые колонисты, из тех, что были с Черным еще в пустыне, стали приносить камни, пластины метеоритного железа, обточенные кости крысюков и рагонов, чтобы заменить ими безликую бронзу. Этого требовал обычай пустыни, это было правильно.
Он тоже принес свой камень – острый осколок кварца, совсем крошечный, который засел у него в спине во время бомбардировки и который удалили уже после возвращения в Танагуру.
Ясон хорошо помнит тот день. День, когда геологический модуль на Горячем Озере опустился вместе с озером и половиной долины в жерло вулкана. Согласно данным спутников с места катастрофы смогли взлететь два катера. Один из них добрался до Ядерной Кибитки, второй разбился возле гряды Сокола. На месте аварии нашли только трупы.
Рики не было ни в первом, ни во втором катере.
А через двое суток к Пятому Куполу добрался третий катер, покореженный и без всяких средств связи. Катер рухнул брюхом на площадку: ни опор, ни шасси у него не осталось, люк распахнулся, и вниз спрыгнул Рики. Замахал руками, призывая на помощь, помогал вытащить раненых, что-то объяснял техникам, а Ясон стоял на площадке обзорной галереи и не мог сдвинуться с места.
Там Рики его и нашел. Без скафандра, грязный, с разбитым лицом, он нашел его взглядом и что-то увидел у него на лице такое, что побледнел еще больше, и почти бегом поднялся по ступеням. Подошел к нему, все еще неподвижному, хромая куда больше обычного и не отрывая глаз от его лица.
- Блонди, я вернулся. Мы застряли из-за толчка, нас почти накрыло, но мы смогли взлететь. Но остались без связи, и у нас сдох генератор. Нам пришлось приземлиться на Флагманской гряде и ждать пока зарядится солнечная батарея.
Рики выпаливает все это так быстро, как будто от скорости, с какой он говорит, зависит его жизнь. Или жизнь его, Ясона.
- Блонди, - Рики неуверенно тянет руку, трогает его за рукав, - Ясон. Все в порядке Ясон, я здесь.
И только тогда он осмеливается заговорить:
- Да, Рики. Ты здесь. Все в порядке.
Рики заглядывает ему в глаза почти умоляюще, со страхом и отчаянием, как будто это не он только что посадил разбитый катер, и не его уже успели похоронить. Ясон улыбается, он чувствует насколько это механическая, искусственная улыбка, а потом, шагнув вперед, обнимает Рики и прижимает себе.
Так сильно, что чувствует как хрустят ребра Рики. Но Рики только облегченно вздыхает и обнимает его в ответ.
Рики здесь. Все в порядке.

Рики умер спустя полтора года. Сгорел за четыре дня во время вспышки мариланской чумы. Источник заражения – груз на платформе, прибывшей с обычным почтовым челноком, удалось обнаружить достаточно быстро, чтобы болезнь не вышла за пределы заблокированного сектора. А срочно вылетевший на Амой челнок вернулся с вакциной уже через двое суток. Эпидемию удалось подавить в зародыше, не было необходимости даже в карантине. Но для первых десяти зараженных это уже не имело значения.
Рики был среди них. Уже зная о диагнозе, помогал обеззараживать помещение, устанавливать мед аппаратуру. В койку его удалось уложить только, когда он перестал держаться на ногах. А когда почти перестал видеть – удалось отнять планшет.
Для блонди заболевание не представляло опасности, и эти четыре дня Ясон провел с ним. Просто сидел рядом и держал за руку. А когда Рики приходил в себя - рассказывал об успехах в подавлении эпидемии. Или просто что-нибудь рассказывал, когда Рики стал терять память и бредить.
За час до конца Рики приходит в себя. Веки у него опухли и покраснели, в глазных яблоках полопались кровеносные сосуды. Кожа блестела уже не потом, а белесой, дурно пахнущей жидкостью, которую стали выделять поры. Ясон знал, что это начали гнить подкожные жировые ткани, а на следующем этапе начнут разлагаться соединительные.
Рики тоже знал. И видел как это выглядит.
- Ясон.
Шепот был такой тихий, что казалось - Рики только шевелит губами. Ясон наклонился нему, осторожно провел рукой по воспаленному лбу.
- Я здесь. Все в порядке.
- Ага, - Рики пытается улыбнуться: кожица на губе лопнула, потекла кровь и слизь. Он не замечает крови, и Ясон осторожно отирает его рот салфеткой.
- Ясон… помнишь? Ты говорил, что если я умру, то только под тобой. Помнишь?
Рики трудно говорить, он задыхается, горло у него опухшее и воспаленное. Ясон кивает.
- Да, Рики. Я помню.
- Хорошо, - Рики прикрывает глаза, отдыхая. А когда открывает, то Ясону кажется – он летит. Летит в темноту.
- Я хочу, чтобы ты сделал это.
- Рики…
-Я хочу, чтобы ты сделал это, - повторяет Рики и в его голосе звучат прежнее монгрельское упрямство и гордыня.
- Рики… тебе нельзя. Твое сердце… ты не выдержишь.
Он гладит Рики по щеке, чувствуя под пальцами одутловатую дряблость, скользкую кожу. Это не имеет значения, ничего не имеет значения.
- Ясон, - Рики говорит слишком громко и теперь вынужден остановиться. Сглатывает и продолжает, - Ясон. Мы оба знаем, что будет дальше. Я не… я не хочу так. Я не хочу гнить у тебя на глазах. Я хочу, чтобы ты помнил меня прежним. Я хочу, чтобы ты любил меня, пока я еще похож на самого себя.
Длинная речь полностью выматывает Рики. Он лежит с зарытыми глазами, на лбу выступает настоящая испарина. Пот высыхает почти мгновенно - у Рики высокая температура. Это все не имеет никакого значения.
Рики отрывает воспаленные глаза. Просит шепотом:
- Пожалуйста, Ясон. Не оставляй меня.
- Не бойся. Я здесь. Я с тобой Рики. Я все сделаю.
И он все делает. Под руками тело Рики как чужое: мягкая податливость отека вместо крепкой жилистой плоти. Рики весь горит, Рики не выдержит его веса и двух минут, так что Ясон практически удерживает себя на руках. Рики не возбужден и вряд ли что-то испытывает. Но когда Ясон наклоняется к его губам, чтобы поцеловать, глаза Рики сияют, и он улыбается так, как улыбается, когда счастлив.
И Ясон делает все, как надо. И кончает в него, как всегда делал. Рики этого уже не слышит. Он замер две минуты тому назад, но Ясон знает, что его монгрелу этого бы хотелось, и что он все сделал правильно.

Тот крошечный осколок кварца до сих пор лежит там, среди других камней и осколков. Их меняют: слишком много даров приносят Рики его колонисты, но несколько из них – самых старых , самых памятных, остаются на месте.
Он вытаскивает обточенную морем бусину обсидиана – памятка о новом договоре с Талираном, кладет между осколками лавы и крупной жемчужиной. Осколки колеблются, как если бы были настоящим поясом метеоритов и приняли бы нового собрата, и замирают.
Договор с Талираном позволит начать строительство третьей станции терраформирования через год, а не через восемь лет, как предполагалось. Вчера закончили отладку генератора мембранного поля, вечером предполагается запуск. Сегодня родились трое младенцев: два мальчика и девочка. Сегодня – хороший день.
Сегодня очень хороший день, Рики.