Держаться за воздух. Часть третья.

[vinny1]

Мне все время кажется, что начало третьей части читали уже все, потому что кучу кусков уже выкладывала. Но вот эти куски вместе.

Не бечено.


Третья часть.

Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым,
Городу две тысячи лет,
В. Цой “Белый снег, серый лед”.

- Кент, иди поешь.
- Не хочу, - и чертова идиотская улыбка в тридцать два зуба. Тонико прикрывает глаза на секунду, руки механически продолжают двигаться: распаковать контейнер, засунуть в микроволновку. Поставить таймер.
Прислониться лбом к холодильнику и послать к рагонам проклятую планету и всех живущих на ней ублюдков. Такое он делал позавчера и кажется с неделю назад. Вчера в ответ на зависшую на лице Кента улыбку, он размахнулся и дал тому в челюсть. Так что улыбка у него теперь не на тридцать два, а на тридцать: еще один зуб Кент потерял давно. Кажется сразу после “Гардиан”.
Таймер пищит. Зазывно мигая зеленым знаком . Тонико тупо смотрит на табло. Открывает дверцу, вытаскивает контейнер. Надо снять остатки упаковки, пока они не начали самообрабатываться прямо на тарелке. “Кошибу и ТЦ” - дешевая марка, упаковка превращается в ответное оплывшее желе или вообще лужу, если во время не убрать - будешь есть с соусом.
Тонико открывает утилизационный люк и выбрасывает все вместе – и еду и упаковку. У него такое ощущение, как будто его самого туда пытаются сбросить. Временами ему кажется. Что он не против.
Кент сидит перед голоэкраном. Улыбается, но уже не так радостно: видимо это связано с новостями – а на экране крутится ролик о катастрофе на станции гипер-узла. Накладка выхода, ошибка оператора. Сбой системы, тер акт – рагон их знает. Что там происходит, но в результате два уже воплощенных корабля практически въехали друг в друга, перемешав свое содержимое с завидной равномерностью. К счастью. Суда были небольшие, и жертв оказалось немного. Тонико думает, что изображенный мясной фарш - следствие хорошей творческой работы оператора.
Кент так бы сказал. Нелею назад, две недели назад. Он так бы сказал и проехался еще как-нибудь по операторам системы и тем, кто нахапал кредитов при строительстве. А вот он бы. Тонико. Он бы говорил о жертвах и сокрушался. Хотя бы в слух.
- Кент.
- Посмотри, - Кент поворачивается к нему. Он действительно не улыбается. Лицо у него как печальная маска мультяшного героя, - ужас какой. Страшная трагедия.
Он не улыбается, но глаза у него блестят жадным интересом. Не презрением к неудачникам, сумевшим влезть в такое дерьмо, не презрением к нему. Тонико, за то, что тот сочувствует неудачникам. Потому что сам неудачник.
- Кент, с каких пор тебя волнует это дерьмо?
На миг лицо у него перекашивается. Становится злобным, каким-то отчаянным. Тонико ловит этот миг с жадность. Даже подается вперед, чтобы разглядеть получше или может задержать подольше. Но тут выражение исчезает, словно канал переключили и Кент говорит:
- Там летают наши корабли. И мы, и кто-то из наших может оказаться в таком месте.
- Какое тебе дело до наших кораблей? И мы там никак оказаться не можем. Ты что, спятил?
- Это наши корабли, - упрямо повторяет Кент и, подумав, добавляет, - это ты не во что не вроешь и ничего не хочешь. Вечно ноешь только. А если мы тоже станем гражданами, то сможем и летать.
- Ты идиот. Ты просто идиот, - безнадежно повторяет Тонико, - у тебя, блядь, крыша поехала. А ты даже не видишь этого.
- Это ты не видишь, - злобно шипит Кент, - только ноешь. Сидишь тут и ноешь. Отвали от меня. Я новости смотрю.
Голос звучит, так как будто это снова его Кент. Но Тонико уже не ведется. Не смотря на злость на лице. Несмотря на полученный за выбитый зуб не хреновый фингал, и не менее не хреновый удар по почкам, Тонико все равно больше не ведется. Он просто встает и уходит на кухню: смотреть, как на стене соседнего здания пляшет проекция нового социального проекта.
Почему в это дерьмо верит Кент? Почему не верит он, Тонико? Нытик и неудачник, всегда снизу, всегда крайний. Ну почему он не верит? И почему вместо незлобного недоублюдка Кента ему хочется видеть старого злобного ублюдка Кента?
Он слышит, как Кент входит на кухню, как останавливается позади него и неуверенно говорит:
- Ты просто не догоняешь. Ты должен… блядь, ну я не знаю, но ты просто не догоняешь.
Тонико кажется. Что вот именно сейчас его запихивают в утилизационный люк. А Кент, тот, что стоит у него за спиной – это Кент, который из этого люка уже вернулся.

- Хочешь что-то спросить?
- Нет. Я хочу послушать.
- Хорошо, - блонди разворачивает кресло, садится спиной к окну, складывает ладони на коленях – одну руку на другую. Волосы светятся против солнца, в их сиянии лица почти не видно. Черный слабо морщится, но проглатывает возражение: какая разница видит он его лицо или не видит?
Но посмотреть он бы не отказался.
- Я сожалею, что тебе пришлось понести потери.
Черный издает неопределенный звук, то ли презрения, то ли гнева, выдыхает медленно, глядя на стену. Он просто не ожидал, что слова блонди, это его… попытка может причинить такую боль. Они все для блонди – пешки, разменная монета. Но услышать это от самого блонди все равно больно.
Черный вспоминает людей, идущих за ним сквозь бурю, взрывы, крики, огонь и землю, вставшую на дыбы, людей, которые продолжали сражаться, людей, которые проиграли и людей, которых выиграли – и ничего не говорит. Не кричит, не требует, не гневается. Ему нет дело до блонди, ему нет дела до его игр. У него своя цель.
- Ты не сожалеешь. Ты понятия не имеешь, что это были за люди, ты понятия не имеешь, что они сделали. Так что нет, ты - не сожалеешь.
Черный уверен, что блонди улыбается: едва заметно, с оттенком превосходства и доброжелательной снисходительности.
- Я сожалею о твоих потерях, а не о людях, которых ты потерял.
- Да, верно. Я прослушал половину.
Блонди слегка склоняет голову:
- Может быть, лучше отложить нашу беседу? Ты устал? Голоден?
Черный отрицательно качает головой.
- Нет. Я спал в катере.
Потом, решив, что любезное предложение блонди можно истолковать по-разному, опускается на пол и вольготно вытягивает ноги. Стена здесь тоже теплая и шершавая – как в той камере.
- Я велю принести стул, – говорит блонди.
Черный думает: “Что ж сразу не велел?”, но указать на это очевидное обстоятельство не желает. Ясон в жизни ничего не сделал, не представив сто пятьдесят вариантов последствий. Так что наверняка рассмотрел и такой.
- Не надо. Мне и так хорошо.
Ясон кивает, складывает ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались, и начинает.
- Как ты уже знаешь, Рики, происходящее в пустыне является долговременным проектом.
Черный невежливо прерывает:
- Ты можешь не называть меня Рики?
- Почему? Это твое имя, насколько я знаю.
- Да, точно. Только меня так называли сто лет тому назад. Я отвык.
- Тебе неприятно?
Проявление человечности у Ясона, внимательности к нему, всегда ставили Черного в тупик: что имеет в виду блонди? Какую цель преследует? Или, если точнее выразиться: что он хочет узнать, чтобы ударить побольнее.
Ну и что хочет узнать Ясон на этот раз?
- Да, неприятно.
- Хорошо, - Ясон молчит несколько секунд, как если бы ему требовалось собраться с мыслями, что совершенно точно – Черный уверен – неправда, и продолжает, - так вот, проект был начат в прошлом году и уничтожение кочевничьих банд было его первым этапом.
Ясон замолкает, давая возможность высказаться собеседнику. Черный молчит: обсуждать решения Юпитер – пустое дело, а проболтаться о предполагаемой судьбе некоторых из этих уничтоженных кочевничьих банд можно запросто.
- Вторым этапом является районирование пустыни и обозначение территориальных границ районов. Таким образом, можно разделить население на небольшие структурированные группы, легче поддающиеся контролю, и связанные общими интересами. Предполагалось разжигать конфликты между этими группами, чтобы определить наиболее эффективную, и позволить этой группе захватить власть над всеми или над большинством районов. Это позволило бы сформировать из разрозненных групп подобие общины с четкой иерархией и более высокой степенью организованности, чем это возможно в группе с непостоянным населением и интересами. Лидер такой группы, что, очевидно, пользовался бы огромным влиянием, что в свою очередь позволило бы ему изменить устоявшийся порядок без обычных конфликтов.
Черный молчит: щурится от солнца, лезущего в глаза, но упорно смотрит на него. Напротив света фигура Ясона словно тает, как если бы его здесь не было вовсе, как если бы это была просто какая-то голограмма никчемная. Ему очень, очень хотелось бы думать, что это не настоящий Ясон. Не тот Ясон, которого он знал десять лет тому назад и даже не тот, кого тащил на своем горбу три года тому назад.
Но он знает, что это неправда. Это – настоящий Ясон Минк, и ничего тут не поделать.
- Предполагается, что население пустыни увеличится за счет притока обитателей Церес и лидер новой общины, пользуясь своим влиянием, сможет контролировать и корректировать этот поток, пополняя общину полезными членами общества. На третьем этапе проекта ожидается получить сформированное, функционирующее человеческое сообщество с устойчивой системой исполнительной и законодательной власти.
Черный чувствует, что теряет нить разговора. Ясон что-то имеет в виду, выражаясь так официально и правильно до тошноты. И если он, Черный, правильно понял Никласа, то здесь, на его месте, вполне мог сидеть Сталлер, или еще Юпитер знает кто, и выслушивать сентенции блонди. Наверное, Сталлеру было бы понятнее то, о чем говорит Ясон, хотя по слухам, его противник тоже невысокого происхождения. То, что целью чертовой игры было выявление самого эффективного лидера – он понял. Что пустыню хотели поделить, и стравить людей друг с другом, а потом под кем-то объединить – это он тоже догадался. Община с исполнительной и законодательной властью ставит Черного в тупик: это, в смысле, кому карать, а кому придумывать за что и как?
Вчера он похоронил своих друзей. Людей, которых знал давным-давно, людей, которых знал недавно, людей с которым шел по тракту, людей, которых вообще не знал, но вместе с которыми сражался. Он их потерял. Они погибли. И они погибли не за то, чтобы он стал самым эффективным лидером.
- Блонди, - Черный откашливается, чтобы не заорать во весь голос или не вцепиться в это чудесное прекрасное равнодушное лицо. Ничего из этого не выйдет – он знает, блонди просто высмеет его, - Боюсь мне совершенно безынтересно, что там у тебя за суперпроект и что там положено делать по этапам. Думаю, тебе точно так же безынтересно, сколько людей за этот твой проект кровью умылись и сколько еще сдохнут. Так что давай, не будем пересказывать друг другу свои интересы. Давай, те мне скажешь, что ты хочешь, а я подумаю: сумею я с тебя за это что-то слупить или пошлю на хрен.
Ясон медлит с ответом: вряд ли его смутила наглость Черного, так что обдумывает он что-то свое, блондевское, а Черный в этот момент пытается представить на своем месте Сталлера: интересно, а ему блонди дал бы стул? Или тот бы простоял перед ним по стойке “смирно”?
- Три года назад, ты утверждал, что не продаешься.
Черный усмехается. Три года. Ха! Три года назад он был сам по себе, отвечал только за свою задницу и мог разбрасываться горделивыми заявлениями. А вот ради своих, продать может и не только свою жизнь.
- Дурак был. Теперь поумнел.
Ясон снова медлит и в какой-то дикий крошечный миг, Черный почти воочию представляет, как блонди поднимается из кресла, идет к нему, а в пальцах блестит то самое гребанное кольцо. Миг проходит, он коротко смеется – привидится же такое – и ждет продолжения. Похоже, блонди немного удивлен.
- И что ты можешь предложить?
Вот теперь Черный не выдерживает и хохочет: громко и откровенно, качает головой и кашляет, как всегда после смеха.
- Нет, блонди. Это мы уже проходили. Это ты хочешь купить, а не я – продать. Так что ты и предлагай.
- Статуса лидера, под властью которого и будет находиться община, тебе недостаточно?
Черный пожимает плечами. Блонди меняет тему, блонди увиливает – блонди не хочет говорить о деле.
- Не забывай о второй возможности: я всегда могу послать тебя на хрен.
Черному кажется, что Ясон улыбается. Да нет, не кажется, точно улыбается, как тогда в колодце – с таким удовлетворенным видом как будто его наглость самое правильное из того, что он мог услышать.
- Хорошо. Значит, лидером всех пустынников ты быть не желаешь?
- Нет.
- И быть владельцем всех обогатительных станций и водяных источников тоже?
- Нет.
- Даже если у тебя будет официальный гражданский статус?
Черный отлепляется от стены, сильно щурится, пытаясь все-таки увидеть, что там сейчас изображает лицо Ясона. Если бы это был не Ясон, а нормальный человек, если бы это был, например, Келли с его любовью к розыгрышам и сюрпризам, он бы решил, что блонди пытается преподнести ему сюрприз в лучшем виде. Разыгрывает, интригует, чтобы добиться наибольшего эффекта.
- Какого рагона?! Что ты задумал. Блонди?
Ясон наклоняется вперед, свет больше не скрывает его лица. Он действительно улыбается и глаза у него веселые и насмешливые.
- Я хочу, Черный, чтобы ты выиграл войну. Чтобы ты собрал вокруг себя как можно больше людей, чтобы эти люди были похожи на тебя и считали тебя своим лидером, чтобы эти люди, так же как и ты, хотели свободы и независимости. И тогда, Черный, я дам вам эту свободу. Я посажу вас всех на корабли и отправлю осваивать новую планету.

Келли смотрит на потолок и думает, что у него “дежа вю”: опять он лежит на спине, опять смотрит в потолок землянки и опять у него все ребра сами на себя не похожи. Может, ему все приснилось? Может, ничего не было?
Но потолок здесь другой. И запах точно другой: раскаленное железо, порох, мокрая глина и сера. Интересно, что здесь делает сера?
Его “землянка” - ниша в скале. С одной стороны ниша закрыта прикрепленным на какой-то конструкции брезентовым и, что гораздо удивительнее, вторым тонким пологом из обработанной бумаги. Брезент поднят наверх, второй полог закреплен сбоку – даже фалды есть как на какой-нибудь натуральной принцессиной кровати. И смех и грех.
Тихий усаживается перед “входом” на корточки. Молчит, подбрасывая в ладони какую-то мелочь: то ли популярные в пустыне кости рагона, то ли еще что-то, нанизанное на тонкую веревку. Келли хмыкает про себя и вместо того, чтобы ждать нужного вопроса, спрашивает сам:
- Ты как?
Тихий быстро взглядывает на него, без удивления, и даже с каким-то одобрением, и Келли расплывается в улыбке.
- Нормально, - потом решает уточнить в своей своеобразной манере, - все живы.
Келли чувствует, как улыбка натягивается на его щеках, но продолжает излучать радость. Не все, кто дошли, живы. Ольхе, Торн, Вервен – вторая неизменная медсестра – умерли уже в Мастерских. Из людей Рагона умерло еще четверо, которых Келли плохо помнит. Умер Дап, он был ранен в живот, до Мастерских он дотянул, но скончался, как только они поднялись на плато. Кто-то умер из механиков, но последних Келли совсем не знает.
Слова Тихого означают, что сегодня из тех, кто дошел, еще никто не умер. Но и это тоже хорошо.
Келли, вспомнив, неосознанно касается груди ладонью. Тогда в окопе, он не понял, что произошло: он ощутил удар, он успел удивиться и возмутиться, а следующее, что он помнит
- покачивание серого неба над головой, настолько тошнотворное, что его желудок тут же решил об этом сообщить. Шарик потом говорил, что его ударило камнем, просто куском глины, который откололся от бруствера и зафигачился ему под ребра. Забавно, учитывая, сколько и чего ему туда зафигачивали за последние полгода.
- А Хорек?
Хорек в Мастерские тоже добрался, ну, то есть, довезли. Правда, тоже на носилках: на байках отправили относительно целых раненых. Несколько осколков пропахали мышцы и кожу на спине, и какой-то из них повредил позвоночник: ноги Хорек вроде бы ощущает, но двигаться не может. Возможно пока.
Келли видел его вчера: Кетут и Рона тащили его к кузне на куске брезента, к которому уже успели приделать удобные ручки и подобие спинки из двух перекрещенных железяк – получилось подобие висячего стула, и Хорек покачивался в нем с видом варварского божка. Во всяком случае, выражение лица у него было умиротворенное и счастливое. И вообще у него было выражение лица.
- Лучше всех, - слегка улыбается Тихий, имея в виду именно этот счастливый и довольный вид. Такое впечатление, как будто Хорька все устраивает.
- А Черный? – спрашивает Келли и тут же вспоминает: да, Черного здесь нет, а у него, Келли, сотрясение и поэтому некоторые вещи постоянно выпадают из памяти.
Тихий пожимает плечами, невольно стискивая в ладони тихо бренчащую мелочь. Ни слуху ни духу от Черного, два дня уже как. Что он там делает в Танагуре?
- Голова болит?
Келли задумчиво смотрит на потолок, потом на Тихого: болит, что ей сделается? Тот кивает, встает, неопределенно машет рукой, то ли собравшись попрощаться, то ли выражая надежду на выздоровление, и двигается в сторону кузни.
Келли провожает его взглядом, потом снова смотрит на потолок. Ну, то есть, на полотнище. Он думает.
Кузня сейчас не работает. Келли немного жалеет об этом, уж больно сказочное это было зрелище: пар, клубами вырывающийся из кузни, высверки огня и алый отсвет расплавленного металла, люди в своих асбестовых фартуках и масках, с потемневшими лицами и руками, похожие то ли на ожившие статуи, то ли на чертей из преисподней. Но лазарет с кузней оказался не совместим, и плавильное дело временно приостановили, так же как и испытания новых бомбометов. Шива рвал и метал.
А потому здесь тишь и благодать, Солнце поджаривает пустыню как ему и положено, скалы тихо дымятся от зноя, а к безжизненному запаху нагретого песка примешивается запах крови, мочи и гниющей плоти. В некоторых случаях повязки не спасали или были наложены слишком поздно: песок попадал в рану, и приходилось срезать плоть до живой ткани и начинать лечение заново.
А теперь вот Тихий пришел интересоваться его самочувствием. Не то чтобы Келли считал,что Тихому безразлично его самочувствие, но вот то, что обеспокоенность Тихого выражается в несколько другой форме – в этом он уверен.
Тихий что-то задумал, какую-то … экспедицию и хочет убедиться, что его старый раненый друг надежно пришпилен к койке своим состоянием. А Черный об этом не знает. Иначе не зачем было бы в чем-то убеждаться. А значит, и дальше Тихий будет действовать втихаря и в надежде, что Черный его не подловит. Зряшная надежда: Черный на раз просекает подозрительные дополнительные мысли, так что у Тихого ничего не выйдет.
Тут Келли вспоминает, что Черный сейчас отсутствует, что Тихому больше никто не указ, а с ним, Келли, он вообще не захотел ни о чем говорить. Плохо дело: если он опять забудет, что Черного нет, то не сумеет вовремя вмешаться или предпринять что-нибудь, потому что понадеется на Черного. А если не забудет, то, что он может сделать?

Лежка Купера большой никогда не была. Но использовалась почти круглый год: не так чтоб совсем далеко от Перевалки, не так чтобы совсем уж далеко от тракта – в аккурат посредине, и те, кому не надо было делать петлю на Холодную шахту, сокращали путь, направляясь прямиком с тракта до Перевалки через лежку Купера. Очень удобное место.
Собственно оно и сейчас очень удобное место. Восстановить несколько землянок – невелик труд, отстроить картонные халабуды и гаражи – тоже, разве что чуть дольше. Восстановить погибших людей будет, конечно, невозможно. Но в пустыне так всегда: одни уходят, другие приходят.
Барбра мрачно ковыряет песок рогатиной, искоса поглядывая на своих людей, осторожно пробирающихся между обвалами, грудами разбитых машин и трупами. Последних обыскивают: кислород и воду с тех поснимали, может еще какие мелочи, а вот консервы остались, батареи остались, ножи и даже гвоздеметы. Барбра рассматривает обнаруженное имущество и еще сильнее мрачнеет.
Прав он было в своем предположении: ублюдки пошли на Перевалку. А дальше двинут на Южные Горы, по шахтам, захватят обогатительную установку, вырежут шахты и привет: вся власть будет у Сталлера. Перевалка, конечно, тот еще камешек, хрен смелешь, да и саму остановку взять им надо целой, но судя по “подарочку” Белки, люди это будут крайне серьезные. Так что рассчитывать на то, что оружие – это всего лишь преувеличенная байка не стоит. Какая там на хрен байка, если у трупов отверстия в башках и желудках?
- Слышь, дарт, - Гром, прозванный так за умение матерится с необыкновенным искусством, затягивается у кого-то обнаруженной сигаретой, протягивает одну Барбре, тот принюхивается: сигарета с травкой, скрученная не здесь. Гром ловит его удивленный взгляд и подтверждает:
- На трупе нашел. Богатый, однако, бандит пошел, а? На травки не зарится.
- Угу, - кивает Барбра, подкуривая.
- И оружие ему не надо, и байки ему не надо. Они че, с Перевалки думают пехом идти?
- Угу, – снова кивает Барбар, не обращая внимания на удивление Грома.
- Кислород, однако же забрали.
- Угу, - Барбра кивает в третий раз и машет своему помощнику Керту, – собирай людей. Идем дальше.
- Куда?
- На Перевалку. Попробуем их обогнать, - травка в сигарете есть, Барбра по вкусу ее чувствует. А вот эффекта никакого, как будто сухое сено скурил. Есть во всем происходящем еще какое-то дерьмо, которое он вот так сходу никак не просечет. Что-то совсем дерьмовое и невиданное.
- Пешком... а один на байках, - Гром затягивается, с сомнением качает головой. Барбра удерживается от того, чтобы дать ему как следует, только холодно повторяет,
- Попробуем обогнать.
Когда его люди собираются, поправляя мешки, пояса и ботинки пред тем, как снова двинутся, он, хмурясь, снова подзывает Керта.
- Облей напалмом пару машин и подожги.
Керт с недоумением смотрит на него: о сигналах затеянных Черным он, конечно, слышал, сам же Барбра не раз и распространялся. Но они вроде как сами бедствия не терпят, а тем, кто тут погиб, помощь уже не нужна.
- Подожги. Пусть на Перевалке подымут свои задницы.
Когда они уходят, вслед им идет волна жара и вони, что-то несильно взрывается. От огня на багровеющий песок ложатся длинные прыгающие тени, столб дыма в быстрых ночных сумерках долго виден не будет. Но это все, что они сейчас могут сделать, и они это делают.

Ясон, дежурно улыбаясь, подносит бокал к губам, атташе по здравоохранению Кирия Торренс - умная, красивая, чертовски хитрая бестия, то же улыбается, опустив ресницы и пряча насмешливый блеск глаз. Чтобы выпить глоток, она запрокидывает голову, демонстрируя изящную смуглую шею и мерцающий блеск белого золота в ушах. Кожа ее в приглушенном свете сияет шелком, сияют влажные от вина губы, когда она опускает бокал. Сияют темные прекрасные глаза, когда она снова взглядывает на Ясона – мечтательно и насмешливо.
Она чертовски хороша - новый шпион Альянса и по совместительству держатель акций концерна “Тайги” как не без основания полагает Ясон. И достаточно умна, чтобы знать насколько бесполезно расточать чары на представителей Синдиката. А значит, у ее поведения есть другие причины: либо госпожа Торренс жаждет прямого разговора, прикрываясь невинным флиртом, либо все представление затеяно для некоего наблюдателя, либо и то и другое вместе.
- Ваша планета славится разнообразными развлечениями.
- На Амой рады гостям, - поддерживает Ясон. Беседа с атташе по здравоохранению не соответствую его уровню, что уже является поводом для слухов, беседа с одним из держателей или контролирующих лиц “Тайги” была бы достойной причиной, но подобная информация не является достоянием гласности. Кирин подсунул Ясону Аиша, отчаявшись наладить сотрудничество с прекрасной гостьей. По-видимому, у госпожи Кирии вполне определенные инструкции.
- На самом деле не так уж разнообразны ваши развлечения, - Кирия улыбается, прокручивая в пальцах ножку бокала, - как и ваша гостеприимность.
- Ваши слова способны вызвать отчаяние у любого из присутствующих, - Ясон, посчитав комплимент слишком громоздким, на миг колеблется: помочь госпоже Кирие с организацией приватной встречи или понаблюдать за ее маневрами, - чем же вам так не угодили наши развлечения?
- Однонаправленностью, я бы сказала, - улыбается Кирия. Если смотреть со стороны, то кажется, что женщина только что услышала непристойное, но крайне увлекательное предложение.
- Что поделать. Интересы людей не изменились.
Кирия улыбается шире, демонстрируя жемчужные влажные зубки – собственные, как автоматически отмечает Ясон. Одна из странностей появления в посольстве атташе именно по здравоохранению: Шамайи – родина госпожи Кирие, отличается удивительно высокой культурой безопасности. Отменный генетический фонд – одно из последствий ее соблюдения.
- О да. Секс, деньги и власть – вечные три кита. Порой мне кажется, мы сами их придумали, боясь потерять смысл жизни.
Слова, сказанные для красоты, для обозначения намерений в ничего не значащем разговоре, неожиданно сильно действуют на Ясона. Секс, деньги и власть. Или может, секс, имущество и контроль –три фактора управления, с которыми любой дипломат учится работать с пеленок. Альфа, бета и омега, которые занимают столько места, что кажется – ничего больше нет; что кажется – все остальное не имеет значения, всего лишь мелкие подробности рядом с базовыми стремлениями.
А ведь любой из людей, любой из тех, кто здесь присутствует, каким бы прожженным интриганом он не был: и прекрасная госпожа Кирие, способная плести из этих трех ниток невиданной сложности узор, и неизвестный пока ему наблюдатель, для которого разыгрывается спектакль из одного лица, и сидящий за соседним столиком представитель концерна “Пауэрт, Лидо и Крамер”, третий год обеспечивающий официальное прикрытие деятельности концерна на Амой и напивающийся раз в неделю до бессознательного состояния – они все знают то, что остается вне этой триады. Они знают, пусть это и случилось один раз и в дальней в юности - о любви. Они знают, пусть мельком, на несколько минут медитации на резиновом коврике, или полете байка через пропасть - о свободе. Они знают, пусть и одаривая только своих детей, в тот краткий миг, когда разворачивается подарок - о счастье. Они знают о том, что неведомо, о том, что не сбылось - они все это знают. И прячут. И молчат. Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни.
Юпитер знает по какой причине, Ясон вечером наблюдает за своим гостем. Поведение Черного вполне предсказуемо: он внимательно осматривает предоставленную комнату; явно уверенный в наличие камер наблюдения, только хмыкает, разглядывая лепнину потолка. Появление фурнитура с подносом еды, его, кажется, удивляет, но от вопросов он воздерживается. Молча садится, молча ест. Еда не вызывает у него удивлений или опасений, явно знакома, и то, что апельсины нужно очищать, не смотря на их внешне привлекательную кожуру, знает. Действия его неуклюжи, как у человека очень давно не пользующегося нормальными столовыми приборами, но свидетельствуют об определенных навыках.
После ужина Черный устраивается на подоконнике, рассматривая панораму Танагуры. И в этом положении и в его позе столько привычности, что Ясон не сомневается: его пет, его бывший пет, долгое время проводил именно так.
Ясон пытается это представить: Черный, то есть, тогда еще Рики, был младше на десять лет, что все равно совершенно не укладывается в возрастные рамки петов, выглядел вполне зрелым, если не мужчиной, то юношей. У него не было шрамов, его кожа была гладкой, волосы короткими, и ничего кроме собственного упрямства он не имел за душой.
Представить не получается. Мысленно Ясон легко воспроизводит внешний вид, но этому образу чего-то не хватает. Черный на подоконнике выглядит временным жильцом: крепкий, выносливый, прочный как стальной многожильный трос, со следами нелегкой опасной жизни. Он гость здесь, чужой, непривычный, неуправляемый – опасный.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее.
А на следующий день они продолжили разговор, и он был совсем не так прост, как представлялось блонди.



И в комментариях

Продолжение от 8 июля

Продолжение от 16 июня

Продолжение от 9 июня

Продолжение от 12 мая

Продолжение от 28 апреля.

Продолжение - 21 апреля. Еще выложу.

Продолжение от 20 апреля - маленькое.

Продолжение от 16 марта.

Продолжение от 29 марта.

Буду потыхеньку добавлять.