Тамлайн - Ясон э-э-э... гм...
буковки
А ничего беды не предвещало.
Черный в ступоре смотрит на оно – оно смотрит на него. Он оглядывается, проверяя закрыл ли дверь, потом мотает головой, зажмурив глаза, в иррациональной надежде, что оно само рассеется, но ничего не помогает. Оно есть. Разместилось в двухлитровой лабораторной колбе и стоит.
Точнее говоря не оно, а он, и даже, наверное, они. В букете. Гигантском, расфуфырившимся на весь его стол, ослепительном букете. А они – это шикарные, офигительные цветы, каждый чуть ли не с его кулак величиной.
Черный осторожно делает шаг в сторону стола, потом еще один. Стоят. Не шевелятся. Красуются. И запах от них стоит одуряющий – нежный, свежий и такой пронзительный, что начинает тянуть под ложечкой.
Отсюда видно, что они настоящие. И не те, которые можно собрать, гуляя по лужайке, и даже не те, которые выращиваются для всяких там газонов и клумб, а те, которые водятся только в дорогих питомниках и которые стоят кучу кредитов.
Они… они шикарные. Они красивые, они пахнут, они такие ослепительные, что к ним притронуться страшно.
Черный не помнит, как они называются. У них в каждом цветочке множество лепестков, с такими загнутыми наружу кончиками. Эти кончики немножко другого оттенка, чем весь цветок – бутон, это называется бутон, вспоминает он, и поэтому кажется, что цветок сделан из множества изящных чашечек, вложенных одна в другую. Часть из них темного красного цвета, а часть – такого хитрого белого цвета, который кажется бледным и светлым с этим вот кончиками светло-светло-зелеными.
Они прилетели сюда ночью с почтовым грузом – больше не с чем. И они летели в криозаморозке, как и полагается шикарному дорогому подарку. А потом здесь на месте их разморозили и засунули в питательный раствор.
- Блядь.
Черный опять оглядывается, потом осторожно наклоняется к букету, впитывая запах, кажется, всем телом, а не только носом. Лепестки их так нежны, так невыносимо нежны, что пальцами он их даже ощутить не сможет. Для этого нужно коснуться щекой, чтобы почувствовать какие они нежные, какие тонкие.
Как кожа у блонди.
Выпавшая метафора тянет за собой невесть откуда взявшееся соображение, что вот он, Черный, если что, так даже не сможет почувствовать кожу блонди пальцами. Не те у него руки, чтобы слышать такую нежность, совсем не те. Какой-то миг это кажется страшно важным и страшно обидным – как же так? Потом Черный выпрямляется и снова мотает головой.
Стоп. Стоять. Какая кожа? Какие блонди? У него глюки пошли?
Черный с трудом удерживается от того, чтобы не плюнуть на пол, огибает по кривой стол, усаживается в кресло и упирается подбородком в ладони.
Ну и что это на хрен значит?
Только одно существо в Колонии могло выкинуть такой номер и если уж на то пошло, то только у него есть деньги на то, чтобы такую придурь выполнить. Черный пытается представить себе кого-нибудь еще, способного заказать хренову кучу цветов, и с какой-то обреченностью, понимает, что нет - это может сделать только блонди.
Зачем?
Зачем блонди заказывать рагон знает какой стоимости букет, везти его в Колонию и располагать у него на столе? Слабая надежда на ошибку тот час же отметается: нет, Ясон такого рода ошибок не делает, разве что специально. Но для того чтобы у кого-то вызвать ревность, честно говоря, так тратиться не нужно. Значит, букет прибыл по назначению и теперь вот стоит на месте.
Черный трет лицо и откидывается на спинку кресло. Представляет, как блонди идет с этой охапкой наперевес по коридору, шарахаясь от встречных, потому как если бы такое дело кто-то засек, весь Купол уже б кипел. Однако все тихо, а значит блонди умудрился протопать от ангара до кабинета так, чтоб ни одна живая и неживая душа не увидела. Ну и зачем?
Блонди ничего не делают просто так, никогда. Если бы цветы привез нормальный человек и подарил вот так нормальному человеку – не ему, Черный это тоже сразу отметает, то все было бы совершенно ясно и понятно: человек влюблен и жаждет привлечь внимание любимого. Но причем тут он, Черный? И причем тут Ясон?
Зачем ему это? Что такого он пытается добиться у него, Черного, чего он на трезвомыслящую голову не согласиться сделать? Или иначе: зачем разыгрывать этот странный спектакль? Догадался, что он, Черный, к нему неравнодушен? Так он это знает. Догадался кто-то еще?
Черный морщится как от зубной боли. Может и догадался. На той аварии он и впрямь чуть не руками капсулу отрывал, где блонди привалило, мог кто и догадаться. Черный после того случая здорово напился, может что и сболтнул. Хотя за ним вроде не водилось. Позднее, обдумывая свои подозрения, он пришел к выводу, что ничего в этом страшного нет. В конце концов в блонди половина колонии влюблена, что удивительно в том, что и он Черный, тоже как бы влюбился? Главное, чтобы не выглядело так, как будто он чего-то от блонди ждет, как будто на что-то надеется. Вот это действительно было бы по–идиотски. Но букет-то не он отнес в кабинет Ясона, а совсем даже наоборот.
Ну и что теперь делать?
Какое-то время он сидит, рассматривая букет, потом решительно встает и говорит, обращаясь к цветам.
- Вы меня не видели, я вас не видел. Разбирайтесь сами, - и стремительно покидает кабинет. У него есть масса возможностей для того, чтобы не заходить сегодня к себе, и вообще покинуть станцию на две недели. Может они к тому времени завянут? Или их кто-нибудь унесет?
ответ Чемберлену
Действительность оказалась и печальнее и хитрее.
Черный сумел не заходить к себе до самого вечера, а ранним-ранним утром улетел на Пятый. А потом нашел себе дело на строительстве Третьего, после чего снова вернулся на Пятый, где снова имел сомнительную радость разбираться с жалобами геологов. То, что разборки активно, но скрытно раздувает новоявленный специалист, дела отнюдь не облегчало. Так что к концу второй недели Черный напрочь забыл о настоящей причине своей «командировки».
И возвращался в Первый не то чтобы в благодушном, но полностью рабочем настроении.
Странности начались прямо с диспетчера, которые почему-то нервно хихикал через слово. На вопрос, все ли в порядке на станции, диспетчер, подавившись очередным смешком, заявил что да, все идеально, и Черный, пожав плечами, пошел на посадку. Даже очевидное соображение, что диспетчер пал очередной весенней жертвой, не вызвало никаких подозрений.
Увы, подозрительно улыбающиеся, можно даже сказать, цветущие физиономии встречали Черного с самого тамбура. Предъявлять претензии к счастливому внешнему виду было нелепо, так что Черный решил дотерпеть до кого-нибудь из «своих» и вытрясти из него объяснения.
Свой попался даже быстрее, чем он дошел до верхней галереи. Келли, на физиономии которого, правда, улыбка цвела почти всегда, теперь не просто улыбался, а прямо-таки сиял и с трудом удерживал смех.
- Какого рагона, ты мне не объяснишь? Мы внезапно получили космической лайнер в подарок?
Келли крутит головой, не преставая улыбаться.
- Нет, так далеко он не зашел. Но так думаю… если толкнуть ему такую мысль, то…
- Какую мысль? Кто не зашел? – Черный чувствует как подозрение быстро переходит в нехорошее предчувствие, и бросив Келли, несется в рабочею галерею. Келли прокричав вслед:
- Сам все увидишь, - подумал и двинулся следом. Реакция Черного на это безобразие должна быть потрясающей.
Безобразие началось прямо с лестничной площадки. Черный., взлетев наверх одним духо,. останавливается как вкопанный, на радость всем присутствующим, и только рот беззвучно открывает. Прямо от площадки и до его кабинета в колбах, банках, горшках, вообще непонятно в чем, стоят букеты цветов всех форм и окрасок, какие только в голову могут придти. И пахнут. И поэтому все свободное население находится здесь, чтобы обонять ароматы и любоваться.
Черный делает пару шагов вдоль шеренги цветов, растерянно оглядывается вокруг. Натыкается взглядом на развеселую физиономию Келл, на другие, не менее веселые или романтические в зависимости от темперамента, лица, и чувствует…
Чувствует, что желает провалиться сквозь землю. И никогда этого не видеть.
Келли хлопает его по плечу.
- Ты свой кабинет не видел. Там ступить некуда от цветочков.
- Какого рагона? - интересуется Черный сам не зная у кого. Голос его звучит удивительно растерянно и тогда он чувствует то, что положено – злость и страх. Злость на чертова сукиного сына, который непонятно что вытворяет и не собирается отвечать за содеянное, и страх от того, что он не знает, что выкинет блонди. Ну а как же? Он же блонди, самый умный и самый лучший. Имеет право на все, а ты попросту тупой монгрел, который ни хрена не понимает, так что лучше ему просто слушаться…
Келли что-то говорит. Черный видит, как шевелятся его губы, и не поймет ни слова. Этот страх, эта злость, такая огромная, такая привычная – выпала оттуда, из глубины в 15 лет и колотит его изнутри так, как будто только что появилась на свет. Но ведь это неправда. Нет того блонди, что держал его на поводке ради развлечений, нет того пацана, который повелся на красоту и на гордость. Умерли они.
Жили недолго, несчастливо и умерли в один день.
- … каждую ночь. В полночь все как штык возле ангара: чего еще привезли.
Черный оглядывается: судя по всему все, как штык, сейчас находятся вокруг и едят его глазами.
- Каждую ночь, значит… - в задумчивости повторяет Черный, потом хмыкает и двигается в кабинету блонди, - на месте?
- Да вроде бы.
Блонди на месте, и конечно же прекрасно знает и о его приезде, и его приходе. Черный, распахнув дверь, остается стоять в проеме и громко интересуется.
- Блонди, ты и впрямь мне все эти цветочки подарил?
Ясон смотрит на него с поистине олимпийским непробиваемым спокойствием и подтверждает.
- Да.
- Зачем? Ты что думаешь, я за всей этой кучей следить буду? Я что, цветовод?
- Нет, - Ясон улыбается. Это видит только Черный, но факт от этого не меняется: сукин сын потешается, - но уход им и не нужен. Достаточно менять питательный раствор.
- Ага, а еще опрыскивать, это раствор изготавливать, - перечисляет Черный, явно противореча толкло что сделанному заявлению, - и вообще галерея – не место для цветочной выставки.
Черный поворачивается к стопившимся позади зрителям и объявляет.
- Так. Все цветочки, взяли по одному букету и перенесли в оранжерею. Из моего кабинета тоже. Локуэлл – назначьте дежурных, чтобы менять растворы. И поспрашивайте у биологов на Третьей может им еще что-то надо.
Он поворачивается к блонди и таким же деловым тоном интересуется.
- Сегодня ночью еще что-нибудь прибудет?
- Да. Заказ рассчитан на неделю.
- Хорошо, - Черный кивает и обращается в коридор.
- Трен, вмените в обязанность ночному дежурному, переносить цветы в оранжерею, - выждав с десяток секунд, вопросительно поднимает бровь, - что-то неясно?
Несколько голосов соглашаются с тем, что все ясно и понятно, а Черный снова поворачивается к блонди и очень вежливо уточняет.
- Простите. Я не спросил, предназначена ли следующая партия цветов мне и могу ли я ними распоряжаться. Это так?
- Да. Это так, - совершенно спокойно подтверждает блонди. Черный кивает с официальным видом и покидает помещение. Его голос затихает вдали, галерея заполняется шумом шагов и передвигаемых предметов, а блонди, просматривая переданные утром документы, ловит себя на том, что его «поражение» ничуть его не огорчает.
Черный – противник непредсказуемый и нелогичный. Сумев перенести акцент с причины поступка на сам поступок, Черный не позволил ему объясниться - ни публично, ни с глазу на глаз. Но вынужденный услышать, что цветы предназначены ему в подарок, оказался в положении публично обозначенного объекта любезного внимания.
Ясон полагает, что готов перейти к следующему этапу.