Локи смотрит на Бартона как будто с сожалением. Пистолет направлен ему в грудь, но его это мало волнует. Он идет к стрелку медленно, каждое движение его тела говорит – я не нападаю. А когда проходит вплотную, берет свободную руку Бартона и кладет себе на грудь.
- Мне не больно.
Локи сморит в глаза стрелка – настойчиво, пытливо, и повторяет:
- Мне не больно.
Лицо Бартона вдруг страшно, неестественно кривится, он хрипит, закрывает глаза, бросает пистолет на пол и хватает себя за горло. Он пытается что-то сказать, но только рычит и задыхается, пока из глаз не начинают медленно, страшно течь слезы.
Локи осторожно кладет ему ладонь на плечо, сжимает, потворяет, успокаивая:
- Все уже воин, все. Все прошло.
Бартон еле стоит на ногах. Он опирается на руку, которую Локи все еще прижимает к груди, его сотрясает от тяжких почти сухих рыданий. И это все длится и длится и никому не хватает духу перервать это страшное стенание.
Бартон выпрямляется. На него жутко смотреть, но в покрасневших больных его глазах появляется что-то, говорящее о конце боли. Он отворачивает от Локи, словно от чего-то гадкого, стоит, опустив руки и не может сказать ни слова.
Странно, но бог обмана тоже молчит. И в его кривой усмешке - сочувствие.
Пристать к Бартону за объяснениями рискнула только Наташа, и куда позднее. Стрелок молчал так долго, что Романофф решила – не дождется она ни объяснений, ни причины. И не особенно-то хочется ей на самом деле знать, что это все значило. Но Бартон начинает рассказывать, медленно, словно взвешивает каждое слова.
- Я его резал. Тессеракт открывает порталы, но только после активации. А чтобы его активировать, камень нужно напоить божественной кровью.
Бартон хмыкает – божественная кровь, надо же.
- Я его резал. Локи лег на стол, я вскрыл ему грудину, раскрыл ребра. Положил Тессеракт ему на сердце. Эта дрянь жрала его сердце, питалась… кровью. А когда напилась, Локи произнес заклинание. И Тессеракт стал камнем пространства.
Бартон садится на стул, опираясь локтями о колени, щурится, глядя на стену. Добавляет.
- Он плакал.
Наташа понимает, что была права: ей совершенно не хочется знать то, что она узнала