Название: "Дети-цветы 2. Стекло"
Бета: Lynx (приношу свои извинения за выморачивание мозгов)
Пейринг: нету. ОП.
Предупреждение 1: Не канон. Может и не Амой.
Предупреждение 2: если Вам есть что сказать по этому поводу, то пожалуйста скажите.
читать дальше
- … тогда девочка спросила: «А зачем тебе такие большие глаза?», и Волк ответил: «Это чтобы тебя хорошо видеть, внученька». Девочка подумала и опять спросила: «А зачем тебе такие большие уши?», Волк и ответил: «Это чтобы лучше слышать тебя, внученька». Тогда девочка сразу поняла, что это вовсе не Бабушка, а боевик-трансформер, и сразу же настроилась на утилизацию. А так как она была отличницей, то сумела очень быстро настроиться, и Волк не успел ничего сделать. Девочка погасила его совсем и убежала из плохого дома.
- А ее поймали?
- Нет. Она ведь была умной девочкой и погасила все датчики и телефоны, как только вошла.
- И чипы?
- Конечно. Даже кухонный комбайн погасила.
- Ха, тоже мне умная, глупая она. Что сразу было непонятно, что настоящая Бабушка не могла закрыться.
- А если не на задании, то нельзя…
- Все равно.
- Нет, не все равно!
- А я говорю, все равно, а девчонка - дура!
- Нет, умная. Она вопросы правильные задавала и все узнала, а ты бы в жизни не сумел ни один нормальный вопрос задать, потому что ты глупый.
- Ха! Очень надо! Я и так все узнаю.
- Эйр, скажи ему!!!
- Во-первых, Бабушку никто никогда не видел и не «слышал», значит, у девочки не было возможности идентифицировать ее. Во-вторых, неразумно раскрывать все свои способности по первому же поводу: чем дольше противник считает тебя обычным человеком, тем в более выгодном положении ты окажешься. В-третьих, вербальный метод получения информации очень полезен, когда ситуацию требуется оценить с помощью логических рассуждений. Учись, Таки.
- Все равно девчонки дуры.
- Ах ты...
Он ждет за дверью, подпирая стену и вертя в руках флешку. Несомненно, подслушивал, и теперь нахально скалится на все тридцать два.
- Ну, ты и мастерица сказочки рассказывать. Тебя бы вместо Геро.
- Школа не сможет оплатить услуги преподавателя такого класса.
Он смеется, тянется ее поцеловать, губы касаются уха. Шевелятся беззвучно, этого достаточно.
- Ты сказала один, Эйр.
- Да… один.
@темы:
Ai no kusabi - фики
- Вы что-то имеете против?
- Ничего. Наверняка отличные данные, если не считать каких-нибудь неучтенных факторов типа внезапно начатой полицейской облавы, нелегального банкета любителей потрахать моллюсков или просто неверно указанных паролей.
- В последнем вы не нуждаетесь, насколько я знаю.
- Зато нуждаюсь во всем остальном. Я отказываюсь выполнять задание, если у меня не будет возможности провести предварительную проверку.
- Вы забываетесь.
- Господин Листер, - он, наконец, подтягивает ноги и садится на стул в нормальную позу. Надо заметить, что в сочетании с бесславно сгинувшим плащом его манера сидеть на стуле и даже на табурете, развалясь и едва не зевая, выглядела куда естественнее. Почему-то это приносит мелкое злорадное удовольствие, и Листер с тоской думает, что его подчиненные оказывают на него слишком большое влияние и придется опять принимать меры. А так хочется принять меры по отношению к курсанту, а не к себе.
Потянуть огонь. Поманить, разжечь, разрешить вспыхнуть, и-и-и – пепел по ветру.
- Господин Листер. Возможно, вы не заметили, или вам все равно, но четыре из шести миссий по заказу Криптон сопровождались непроверенной, ошибочной информацией. Теперь я получаю седьмое задание, которое с вероятностью два к трем окажется провальным. И как мне быть? Сдохнуть на задании с высокой вероятностью или с не меньшей вероятностью сдохнуть в лаборатории?
- Да, положение у вас затруднительное.
- Ну так дайте мне хотя бы попробовать прикрыть себе задницу!
Его дар… не гнев и ярость – дар курсанта, ощущается, как висящая в нескольких сантиметрах от лица стена, кусок стекла, прикрывающий волчий беспощадный голод. Способность самопроизвольно активируется при слишком резких скачках эмоций, это недостаток всех особей старшего выпуска. Голод тянется к нему из-под удерживающего его щита, и это было бы, пожалуй, даже страшно, не знай Листер настоящую цену любому из своих ублюдков. Мысленно он их по-другому называть не в состоянии.
Листер морщится и недовольно отмахивается рукой, словно паутину убирает.
- Что за непотребство. Где ваша выдержка, курсант?
- Извините, - забавно, но курсанту действительно становится стыдно.
- Можете провести разведывательный рейд. Тихо. Без наблюдателя. Если вы обнаружите себя, даже косвенным образом, то никакая Джанира не спасет вас от коррекции. Свободны.
- Да, господин Листер.
Курсант вскакивает, кланяется, почти прилично, и исчезает за дверью. Листер морщится, углубляется в изучение материалов на столе А ведь Штерн искренне верил, что этот курс сумеют довести до выпуска. На каких основаниях?
Мелкому лет четырнадцать. У него ярко-красные волосы, подстриженные неровными прядями, он непрерывно жует, школьная форма на нем сидит как сьют блонди на федерале. Лицо бледное, выражение наглое, глаза испуганные. Его страх можно пощупать руками.
- Ты откуда, красавчик?
«Красавчик» глубоко краснеет, наглое выражение трансформируется в затюканное, потом опять в заносчивое, голос слегка дрожит:
- Информационный отдел, сектор наблюдения Зет-А.
Он перекладывает ноут с колен на стол, оглядывается за спину, где на верхнем ярусе расположены сенсоры, спрашивает изумленно:
- Это что, шутка такая?
Датчики молчат, что неудивительно. Он подымает глаза вверх, оглядывает потолок в поисках затерявшихся на нем ангелов, фей, богов и всего остального мифического выводка, явившего ему свое чудо, и стонет:
- О, не-е-ет.
«Красавчик» перестает дергаться и даже злится:
- Прибыл на выполнение задания по приказу господина Амира. А вы должны меня охранять.
Он встает, выразительно смотрит сверху вниз на будущего, если тот переживет сегодняшнюю операцию, оператора информации, и хотя по росту он лишь чуть выше, прием срабатывает: «красавчик» снова сжимается и ссутуливается от страха. Но мелкий прав: назначение старших без учета возраста и статуса - распространенная практика в "Нарцисс". Предполагается, что это способствует развитию психической гибкости и объективности.
- Обязательно, - он касается левого глаза пальцами и шутовски кланяется, - обязательно.
За спиной он показывает средний палец, надеясь, что дежурный не преминет передать этот знак непочтительности воспитателю или лично Листеру.
Когда они садятся в машину, он позволяет мысленно высказать свою глубокую благодарность ангелам, феям, богам и всему остальному мифологическому выводку.
Черт, это информационщик. Пусть самый дерьмовый, какой только есть в школе, но это - информационщик!
« - Эйр, а ты не увлекаешься? Кто-нибудь из них обязательно донесет на тебя.
- Если кто-нибудь воздержится от доноса, я буду неприятно удивлена.
- И?
- Не дергайся. Все под контролем.
- Ладно».
Он слушает вполуха монолог «красавчика», не обращая на него внимания. Замечание о том, что он должен утилизировать охранников, его настораживает, но пока что он склонен считать предложение мелкого результатом его некомпетентности, а не сознательной провокацией. Ликвидировать охрану в разведывательном рейде? Ха!
- Включись в их линию и узнай, не заказывал ли кто еду.
- Что?
- Включись в линию и узнай, не заказывали ли в офис обед.
«Красавчик» несколько секунд смотрит на него с открытым ртом, потом неуверенно хмурится и говорит:
- Приказы на миссии отдаю я.
Он улыбается – самой паскудной и зловещей улыбкой из своего арсенала. Эйр утверждает, что с такой улыбкой он похож на анимешного злодея и не способен напугать даже ребенка. Но вместе с крошечным дополнительным воздействием на нужный участок мозга все получается просто прекрасно:
- Или ты делаешь то, что я скажу, или на стол Листера ложится отчет о срыве миссии.
Глаза «красавчика» становятся круглыми-круглыми, как у мыши, он торопливо кивает и утыкается в свой ноут. Через пару минут говорит:
- Есть. На пятом этаже, комната 511, китайская еда, фирма «Йонеко».
- Молодец.
Он оставляет разносчика в его фургончике, напяливает яркий фирменный фартук и бейсболку, тащит пакет с едой, сопровождаемый охранником-дроидом. Такая практика, использование дроидов в охране вместо людей, распространена повсеместно. Почему-то считается, что андроиды более надежны и эффективны: высокая скорость, постоянная связь, огромная сила и тому подобное. На самом деле это, конечно, очень глупое предпочтение: чем сильнее существо подчиняется программе, тем проще им управлять.
Обесточив робота и оставив его возле лифта, он честно доставляет обед в офис, получает чаевые, подмигивает хорошенькому застенчивому подростку в зеленой форме курьера и исчезает с датчиков слежения.
Он тратит на осмотр пятнадцатого этажа около двадцати минут. Можно было быстрее, но тогда его посещение не осталось бы незамеченным. Во-первых, датчики надо было не «гасить» на всю жизнь, а только временно обесточивать. Во-вторых, пришлось устроить небольшую аварию на три этажа выше, чтобы человеческой охране было чем заняться, в-третьих, дроидов тоже надо было включать и выключать максимально осторожно: ни в памяти роботов, ни в файлах наблюдения не должно было остаться материалов, достаточных для анализа.
Плюхнувшись на сиденье рядом с безмятежно спящим «красавчиком», он стягивает форму, затем, поколебавшись с секунду, погружает напарника в еще более глубокий сон и осторожно стаскивает с его колен ноут.
Посмотрим. Он не гений «ковбойских налетов», но зато память у него абсолютная. Что-то, годное для анализа, здесь да найдется.
- Вы нарушили правила субординации.
- …
- И меня это, к сожалению, даже не удивляет. Докладную господину Амиру предоставьте до двадцати ноль ноль.
- Он сам заснул. Я здесь ни при чем.
- Выполнять приказ, курсант.
Он кланяется, желая Листеру провалиться сквозь землю. Наверняка, Листера это тоже не удивляет. Разворачивается и идет писать докладную. Обидно, конечно, что на этот раз ему влетело совершенно ни за что, но зато использовать ситуацию можно с большой пользой.
- А потом?
- А потом они жили долго и счастливо.
- Ну, нет, так неинтересно.
- А раз неинтересно, то ползи отсюда, мелкий.
Мелкий – второй курс, группа «Черные», основная пси-способность – перемещение материала, сопровождающая – изменение плотности материала, средний балл – десять, дисциплинарные взыскания… наличествуют короче – морщит короткий вдернутый нос, мрачно смотрит из-под лохматой каштановой челки.
- Ты не умеешь вообще рассказывать. Эйр умеет, а ты просто тупой киллер.
- Угу. И этот киллер сейчас займется своей непосредственной работой, выбрав в качестве объекта одного мелкого безымянного курсанта.
Курсант вспыхивает ярко-красным, как неоновая вывеска, сжимает кулаки:
- У меня есть имя!
- Да ну? И как тебя зовут?
Маар - этоне имя. Это так... производная. У мелкого дрожат губы, он стискивает зубы, суживает глаза и, не говоря ни слова, пытается «ударить» с помощью телекинеза. Смешно. Неактивированный телекинетик против курсанта старшей группы. Смешно.
- Неплохо для второго курса, - сообщает он, когда подросток, задыхаясь и сжимая голову руками, опускается на пол, - но придется еще поработать.
Мелкий молчит. Он слышит, как пульсирует в мальчишке горячий комок боли, злости и ревности, как пацану хочется заплакать от бессилия, но он сдерживается и горячий сгусток в его голове медленно растекается. Наверняка поклялся про себя, что будет заниматься днем и ночью, пока не сумеет скрутить мерзкого старшего и расплющить его в лепешку прямо на глазах Эйр.
Хороший пацан.
- Сопли утри.
- Я до тебя доберусь.
- Валяй. Но сначала определись с приоритетами: или ты пытаешься достать меня, или заслужить признательность Эйр.
У него остается такое чувство, как будто его окружает стекло. Не стена или стеклянный дом или еще что-то, ставшее предметом обсуждения психиатров, а просто стекло.
Если подумать, то и Гремм почти отработал свой срок. Он старше его, еще из образцов опытной лаборатории серии «Экстра». Что бы это значило? Правда, с ними идет наблюдатель, но… куда-то же деваются учителя, отработавшие свой срок?
Здание освещено гирляндами, фонарями и странными, парящими над входом, конструкциями, изображающими то ли воздушные корабли, то ли каких-то неведомых зверушек. Небольшая площадь перед зданием усеяна растоптанными цветами, выше на стенах вспыхивают и гаснут письмена, уведомляющие о дне рождения корпорации, мать ее, и просящие богов принести компании успех и процветание. Согласно предоставленным сведениям, проверенным по сети, кстати, празднование оного события должно произойти через два дня. Может у них календарь не амойский?
По периметру стоит цепочка дроидов, не пускающая глазеющую публику дальше площадки для каров. Несколько каров охраны они замечают на соседних улицах. В общем, празднуют люди: шумно, весело и добродушно.
Наблюдатель качает головой:
- Миссия отменяется. Я сообщу в центр.
- Хрена, - невнятно произносит он, удерживая в зубах провод сканнера. Он выуживает батарейки из корпуса, выбрасывает на заднее сиденье. Обеспечить энергию прибору он и сам сумеет. Если бы он знал о празднике, вообще захватил бы ноут, но, похоже, последние пару месяцев он проходит затяжной тест на звание менеджера кризисной дипломатии и, честно говоря, ему это надоело.
Если не учитывать разочарованного выражения лица Кольмара, когда он все-таки возвращается. И Золотарского. И Конико. И Джанира знает кого еще – все равно он никогда этого не увидит. Но думать, что происходящее – чье-то настойчивое желание избавиться от "еще одного из старшей группы", а не использование в третьесортных операциях утратившего профпригодность агента, как-то приятнее.
- Что?
- Хрена. Мы пойдем.
- Вы с ума сошли.
- Да? – изображать удивление нет ни желания, ни достаточного мотива. - Отменить операцию прямым приказом может куратор, начальник проекта или представитель директората. Вы к перечисленным лицам не относитесь.
Он что, идиот? У него есть шанс избежать провальной операции. Какого черта он выпендривается? Какого черта он подставляется?
- Я наблюдатель. Мой ранг позволяет мне…
- Наблюдать и докладывать о ходе операции, и запрещает вмешиваться в работу группы.
Он сдирает кислотно-зеленую бандану, швыряет на заднее сиденье, скалится, глядя в упор.
- Мы слишком ценим вашу жизнь, господин учитель.
Эйр утверждает, что доносы уже поступают, и значит, в общем-то, безразлично, по какому принципу отбирались сотрудники на данную миссию. Может, действительно обыкновенная зачистка, без всяких скрытых мотивов.
Они выбираются из машины, щурясь, разглядывают яркие косматые звезды фейерверка. Он кивает на расположившийся невдалеке голубой, сверкающий, как игрушка, фургон.
- Туда.
На усыпление актеров, или черт его знает, кто это такие на самом деле, ушло несколько минут. Пестрые яркие тряпки и занятные музыкальные инструменты вроде бы давали возможность идентифицировать их как артистов. Правда, оставалось непонятным, что среди музыкального оборудования делают сенсорные ловушки, проекторы и комплекс слежения. Он отдает себе отчет, что его выводы могут быть ошибочными, именно в силу того, что в любой технике он прежде всего видит потенциальное оружие, но мысль, что они используют для прикрытия конкурирующую террористическую группу, кажется ему страшно смешной. Вид Гремма, закутанного в полосатое фисташково-желтое покрывало, в венке с длинными золотыми нитями и оглушительно-пахнущими цветами, превращает мысль в блестящую сумасшедшую клоунаду, и он смеется до самых дверей главного входа.
Их пропускают без звука: здесь полно таких, счастливо-обкуренных и искристых от препаратов морфия. Датчики молчат в тряпочку, карточки подтверждают их принадлежность к «Организации затейливых праздников» или «Обществу веселых шлюх», кто их знает, под слоем макияжа лица не идентифицируются, он прилагает минимальные усилия для перенаправления внимания боевиков, и через пару минут они внутри.
О-о, внутри праздник. Да, карнавал корпоративного безумия: яркие, открытые наряды, не менее открытые эмоции - веселье, ложь, флирт, откровенные предложения, выбросы адреналина и феромонов. Блеск, цвет, смех, вкус накарамеленных губ, падающие с потолка ленты серпантина, шарики жидкого кислорода взрываются обжигающим глотку хмелем. Голова начинает кружиться на первой же минуте, так что изображать сильно готовую к употреблению шлюху не составляет никакого труда.
Купившийся на его пьяный вид мужик отдыхает в кабинке туалета. Он с некоторым трудом разместил грузного дядечку на унитазе, тот все время норовил упасть. Для интереса поковырялся у него в карманах: обнаружил платиновую карточку, ключи от аэрокара, три флешки и неизвестного предназначения чип. Подумав, выбросил карточку, остальное сунул за пояс.
Вряд ли господину Кену Эвансу когда-нибудь понадобится его машина. И квартира. И вообще хоть что-нибудь.
Он выбирается наверх, продолжая изображать не пойми кого, и периодически гася датчики – примерно каждый третий. На пятом этаже останавливается на лестничной площадке, ожидая остальных. Где клиент, он не знает. По сведениям Криптон, чтоб им такую дезу всю жизнь хавать, клиент должен сидеть у себя в офисе и заниматься трудами праведными, то бишь переговорами со своим контактом из налогового департамента. Будет забавно, если так оно и есть.
На самом деле офис, конечно, пуст. «Красный» усаживается в кресло, тяжело откашливается. Он не удивился бы, если бы пирокинетик стал кашлять огнем и дымом на манер древних драконов. Они тратят около десяти минут на осмотр: он копирует все подряд из ноута, Гремм вскрывает сейфы. На правой стене кабинета господина как-то там его зовут, висит специальная полка с расставленными на ней наградами. Он с любопытством осматривает кубки, вазы, стеклянные палочки неизвестного предназначения – что там говорят психологи о людях с постоянной потребностью самоидентификации? – наконец находит подходящее: ваза с крышкой, которую украшают несколько хрустальных шариков. Удачно. Они даже полые.
Он протягивает кубок пирокинету:
- Накачивай. Я придержу.
«Красный» кивает, смотрит на шарики, небрежно, утомленно полуприкрыв веки. Ему кажется, что лицо, вся фигура пирокинетика словно наливается малиновым светом исключительно мерзкого оттенка, внутри пяти шариков появляются яркие белые искры, он «подхватывает» будущие батарейки привычно, аккуратно. Неожиданно понимает, что пирокинетик – аж никак не кандидат на утилизацию, какого черта его послали с ним? Тут же забывает об этом, занятый стабилизацией энергии. Они справляются меньше чем за пять минут и тут же уходят.
Одну «батарейку» он оставляет в кабинете, четыре несет с собой. На двадцатом этаже их пытаются остановить двое подвыпивших парней, вывалившихся из наполненной шумом и гоготом комнаты. Гремм, мило улыбаясь, подталкивает обоих к лестнице и отправляет вниз. Кубарем.
На двадцать пятом дроиды не пускают их на этаж, и они без сопротивления возвращаются в лифт и едут дальше, вверх, чтобы оставить «батарейку» на самой крыше, прямо под вертолетной площадкой. Затем они спускаются в холл. По дороге им снова встречается патруль: трое дроидов и человек – всех утилизируют. Клиента нет. Можно, конечно, просто взорвать на хрен все здание, но чем черт не шутит: может, его сегодня нет вовсе?
Он кивает на вопросительный взгляд Гремма и тот, усмехнувшись, отправляется на сцену. Вряд ли кто-то из присутствующих или ведущих толком помнит содержании вечера, да и удачные импровизации всегда приветствовались, так что появление нового стриптизера встречено одобрительными хлопками и возгласами.
Гремм – тонкая ломаная фигура в золотом веночке, с золотыми тонкими косичками до пояса, взлетающими вокруг него змеями – мало похож на гладких изящных петов, но публике уже без разницы. Она просто глазеет на что-то новое, она глотает все, что ей предложат, она разменяет на аплодисменты выступление кого угодно. Так что никого не удивляет, когда обнаженный парень на сцене утверждает, что этот танец посвящен господину Микимото Тацуми и что все последующие телодвижения тоже будут предназначены и отрегулированы исключительно господином Микимото Тацуми. Еще меньше удивляет публику пробившийся к сцене господин Микимото Тацуми, жаждущий немедленно удовлетворить свои потребности в эксклюзивных телодвижениях, и танцора, прикрывающегося преподнесенной розочкой, утаскивают под свист и хлопки.
В чьем-то пустом офисе, куда жаждущий Микимото Тацуми приводит парня, целуется парочка. Парочка теряет сознание, смазливый стриптизер внезапно скалится в голодной улыбке бездомной собаки, Микимото тянет вверх, в воздух, словно он – воздушный шарик, наполненный гелием, ноги отделяются от пола, он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Ему страшно, он хочет закричать, но только разевает рот. Гремм держит клиента в воздухе, ожидая распоряжений.
Он приносит Гремму одежду, и пока тот одевается, тоже внимательно рассматривает господина Тацуми. У него нет приказа добыть сведения из престарелого ловеласа. У него нет приказа вскрыть его компьютер, у него есть приказ уничтожить господина Микимото Тацуми и взорвать его офис. Это самое бессмысленное идиотское задание, которое ему доводилось выполнять.
Большой вопросительный знак висит перед глазами красным сигналом опасности, но добиваться ответов от клиента бессмысленно. Он не знает, какие ответы ему нужны, а значит, не может задать правильные вопросы. Они с Греммом честно делят подергивающегося в воздухе клиента, подумав, утилизируют и бывшую парочку – один черт погибнут, и выбираются наружу.
Вовремя. Судя по внезапно увеличившемуся количеству дроидов на площадке, в здании таки подняли тревогу. Но теперь у них есть куда более существенные причины для этого. Беловолосая леди восторженно визжит и вцепляется в локоть пирокинетика. В какой-то момент ему кажется, что «красный» сейчас подожжет и ее, для полноты эффекта, он отчетливо слышит накаленные нити раздражения в его мозгу, толчком меняет направление, и пирокинетик успокаивается. В здании раздаются еще четыре взрыва, последовательно, сверху донизу, и площадка заполняется орущей, напитанной страхом толпой, мгновенно позабывшей о субординации, интригах, любовных похождениях и празднике. Хотя, судя по воплям беловолосой, для некоторых взрыв здания корпорации выглядит как продолжение праздника. Она визжит, подпрыгивая от возбуждения, и трется бедром о ногу красного. Страха она точно не испытывает.
Хлынувшая толпа позволяет ему отцепить адреналиновую наркоманку от «красного» и вместе с орущими людьми выбраться на улицу. Свою машину они не собираются даже искать, наблюдатель должен был покинуть площадку, как только операция вступит в завершающую стадию, и если он этого не сделал – его проблемы. Здание выглядит почти целым, собственно, так оно и есть, оно выгорает изнутри, и столб белого, красивого пламени вырывается из его крыши, как какой-то невиданных размеров фейерверк. Сверху уже кружат вертолеты, внизу разворачивают машины, примчавшиеся пожарники, полисы и спасатели пытаются утихомирить и развести людей. Кого-то давят в толпе, кто-то кричит, истекая кровью, маленькая верткая платформа привозит журналистов, но они этого уже не видят. Нырнув в подземный переход, они выбираются наверх через три улицы и усаживаются в автобус.
Ехать почти два часа.
Ну и что? Кто-то спешит получить лавровый венок?
Эйр в карцере.
Он не верит собственным ушам. Заставляет курсанта из группы наблюдения, проболтавшегося в столовой о «последней из могикан», повторить это еще и еще раз, несмотря на все вместе взятые камеры и сенсоры. Просто не верит.
Собственно, почему? Доносы не оставляют без внимания. Никогда. Тем более, курсантов первого курса, которых еще учить и учить правильному обращению с реальным и сомнительным компроматом. Главное, чтобы мелкие не прокололись, чтобы донесли именно то, что надо, чтобы сказали только то, что требуется.
Собственно… если Эйр сделала все, как она задумывала, то надолго не задержится. Так же как и мелочь. Представлять реальную угрозу для здоровья будущих агентов и агентесс – его привилегия.
Пить курсантам тоже запрещено. Наркотики исключатся как понятие, кроме случаев научного интереса со стороны института. Но институт далеко, а «розовый снег» прямо под носом. Не под его, конечно.
Дама с глазами избитого животного подносит зеркало к лицу. На сияющей поверхности – а как же, стиль жизни, зеркало из золотой амальгамы – протянуты тонкие полоски блестящего белого порошка. Чем думают люди, добровольно соглашающиеся на наркотическую зависимость? Он не знает. Мысли – цифры виртуального мира, шифрующие снимки внутреннего фотоаппарата, ему недоступны. Но зато он слышит ее эмоции: отвращение, тоска, скука, отчаяние – одна глупость, короче. Но зато такие сильные, что их можно завязать на чем угодно. Какого хрена ее надо убивать, если можно долго и полезно использовать?
Дама с собачьими глазами и сумеречным болотом в голове жадно рассматривает полоски, наслаждаясь будущим кайфом. Комната насквозь пропитана тяжелыми сладкими запахами, на столе, на подоконнике, на полу возле кушетки стоят плоские позолоченные курильницы, источающие разноцветные струи дыма. Кушетка покрыта золотистым подергивающимся мохнатым покрывалом. Похоже на офис? По его мнению, нет.
По его мнению, любой, кто оказывается в таком «офисе», попытается убраться отсюда как можно скорее и никогда не иметь никаких дел с его хозяйкой.
Тошнотворный запах ароматного дыма заставляет его раскашляться. Дама, наконец, видит что-то еще помимо полосок кокаина на зеркальце, глаза у нее расширяются, она улыбается, приставляет соломинку к полоске и втягивает порошок в ноздрю. По-видимому, она приняла его за собственную фантазию. Убить ее легко.
Он крутит в пальцах миниатюрный убойный шокер, которым так любят пользоваться средней руки грабители, и с помощью которого он должен изобразить ограбление. Цветные струи дыма, похотливо виляя, подымаются к потолку, в воздухе над столиком мерцает взмывший в воздух тонкий белый порошок. Ограбление?
Он переворачивает все гребанные курильницы, разливает весь алкоголь, который удается обнаружить в идиотском будуаре и собственно кабинете, который хоть чем-то напоминает помещение для работы. Шокер неслышно плюется крупными голубыми искрами, поджигая ткани и засушенные цветы в низких вазах, он бьет шокером трупы охранников: это идиотство - убивать тех, от кого можно поживиться. Кружится по горящему служебному помещению, не замечая, насколько растянулись эти несколько секунд, пока система противопожарной безопасности не оглашает этаж пронзительным воплем.
Он вылетает в коридор, гасит робота-уборщика, который первый примчался по сигналу тревоги, с громким хохотом разряжает шокер в двух клерков, спешащих на помощь хозяйке. Это идиотство – убивать тех, кого можно использовать. Но сейчас нет такой возможности. Он несется вниз по главной лестнице, размахивая шокером и истошно вопя. Жаль, конечно, что он не может устроить приличный пожар без подготовки, но взрыв обслуживающего лифт генератора тоже выглядит эффектно.
Когда визжащий, хохочущий парень в ярко-красной куртке спускается вниз, на первый этаж гигантского супермаркета, там уже царит страх. Половина дверей не работает, механизмы самопроизвольно блокируются, дроиды падают грудой нерабочего железа и считанные на пальцах человеческие охранники просто не в состоянии толком организовать аварийную эвакуацию. Его появление становится последней каплей: вся многоголовая толпа, как один человек, смотрит на него одним огромным глазом, он смеется в один этот глаз и взмахом руки спускает людей с поводка.
Орущая, сминающая сама себя толпа, безмозглая биомасса давится в несколько дверей, подстегиваемая, как ударами, криками раздавленных, звуками выстрелов, вспышками шокеров. Охранники рвутся наружу, так же, как и остальные, некоторые из них используют оружие. Он смеется. Давится их страхом, их бешенством, ест их, жрет их и смеется, смеется до упаду..
Да, детка, еще чуть-чуть!
Когда за его спиной что-то взрывается, он успевает удивиться, потому что это точно не он сделал. Волна взрыва швыряет его вниз, придавливает, пытаясь размазать по полу. Он хрипит, царапает пальцами мраморное покрытие. Он не может потерять сознание, но его сковывает тяжелое глухое оцепенение, и он вдруг перестает сопротивляться.
Время обратно. Он брал время вперед, а теперь получает обратное время.
Он прячет эту мысль на самое дно, забивает ее под слой кокаиновой горячки и жгучих голубых искр шокера, пляшущих по его куртке. Дальше. Глубже. Как же плохо, когда у тебя такая короткая память, нет прошлого, и не под чем хоронить своих мертвецов. Но он старается: пока его волокут в полицейский фургон, пока он усыпляет офицера и двух копов, пока выбирается из разбившейся машины, пока едет в метро, тихонько покачивая ушибленную руку.
Время обратно. Вот, значит, как это выглядит.
- …недостаточно четкий, надо повторить.
- Очень умно, ничего не скажешь. Вы б ему еще пентотал вкололи…
Разряд.
- …сплошная каша. Нейроснимки никуда не годятся.
- Стопроцентной уверенности нет. К тому же реакция парадоксальная.
- Сканирование не позволяет установить точной очередности…
Разряд.
- Можно использовать телепатов.
- Это мало, что даст. У всей старшей группы высокая вязкость защитного "слоя", телепатам придется действовать крайне агрессивно, но просто не выдержит.Он вам еще нужен?
- Вопрос не ко мне. Поинтересуйтесь мнением куратора проекта.
- В данный момент куратор недоступен.
- Тогда сделаем перерыв.
Разряд.
- Не увлекайтесь. Решено использовать дальше.
Конечно, он этого не слышит, так ведь? Никто ничего не слышит, когда валяется на стенде куском мяса. Просто… у него хорошее воображение.
Разряд.
К Эйр он не пошел. Хотя чем она виновата? Это было очевидно, это был самый простой, убедительный и дающий стопроцентный результат способ: "Ах, дети вызывают у меня глубокие материнские инстинкты, с которыми я не способна работать. Ах, простите меня, но свет мне больше не мил"… так что или коррекция, или инкубаторская. А какая коррекция для старшего выпуска?
Они, старший курс, одноразовые, восстановлению не подлежат. А Эйр теперь будет рожать. Ага, обгоняя инкубатор. Или опаздывая за инкубатором. «Материнка», мать ее.
Бандана желтая. В ярко-красный пятилепестковый цветочек. Рядом с багрово-синей половиной лица она выглядит особенно живописно. Зато прикрывает почти все выбритые для электродов места. У юного и все еще будущего оператора информации глаза опять становятся круглыми, губы дрожат и он выглядит так, как будто ему срочно надо в туалет. Кстати, надо.
- Не дергайся, - он улыбается на одну сторону, страшным как чума лицом, но оператору от этого не легче. Он перестает улыбаться и не слишком вежливо толкает страх в другую сторону: на самом деле отвага и страх ходят в человечьих мозгах под ручку. Таких пар там десятки.
- Я не дергаюсь, - огрызается «красавчик», выпрямляясь рядом со стенкой, по которой только что собирался сползти.
- Чудно, - он откидывает голову назад, сглатывает. Под веками вспыхивают и гаснут красные мелкие искры, хотя он ни о чем таком не думает. Да он сейчас вообще думать не может.
Он снова улыбается, опускает голову, смотрит на «красавчика». Ему кажется, что без всякого выражения. Ему кажется, что он до такой степени ничего не чувствует, что даже не сможет что-то взять или отдать, или перенаправить, он просто не слышит, одни искры летают перед глазами. Но только что он это сделал, разве нет?
- Ты мне кое-что должен, красавчик, знаешь?
- Ни черта я вам… тебе не должен. Отвали от меня!
Он толкает его несколько раз. Мысленно, туда-обратно, как на качелях: одуряющий страх и злость, паника и ярость, ужас и отчаяние. Красавчик все же сползает по стене, вернее пытается, он ловит его в последний момент за воротник, потом держит за плечо, пока остатки качели, инерция не отпускают мальчишку. Прием эффективный, но довольно сложный в исполнении, постоянно рискуешь раскачать человека слишком сильно, особенно незнакомого, и доиграться до сожжения синапсов. Но вроде бы обошлось.
- Должен, должен. Не сомневайся.
- Это... нарушение, – хрипит пацан, вызывая у него невольное уважение: еще и шебуршится малявка, - ты, блин ответишь…
Он дергает красавчика за подбородок, заставляя смотреть на себя. Не в глаза, а просто на себя: на изуродованное кровоподтеками лицо, на запавшие блестящие глаза с одним зрачком, ни фига никакой радужки, на одностороннюю улыбку, от которой на губах лопается поджившая корочка. Смертный ужас, короче, а не курсант пятого курса. Будущий, мать твою, офицер.
- Ты думаешь? – безразлично интересуется он, - полагаешь, мне не все равно?
По-видимому, он согласен, что все равно. Даже успокаивается каким-то образом. И еще больше успокаивается, когда он говорит, что, собственно, требуется.
Не такое уж большое нарушение, ерунда, сутки в карцере без обработки. Так что «красавчик» довольно спокойно отводит его на свой пост наблюдения. Рядовой пост, ничего интересного: кроме заполненных курсантами этажей четвертого корпуса он там ничего не видит, и ничего такого секретного не узнает. А о том, о чем узнает, сам же красавчик первым и доложит. От всего этого становится скучно и неинтересно, он безразлично скользит взглядом по мониторам двух других компьютеров, где загружаются какие-то проходные материалы. Он ждет, пока «красавчик» найдет ему личный профиль Эйр, ему хочется уточнить там… кое-что, и он почти успевает пропустить, он не ожидал и почти пропускает момент, когда на мониторе соседнего компьютера появляется несколько снимков, потом ролик с рядами цифирек и бестолковой путаницы букв, даже здесь используется шифр, всегда, это стандарт. Он равнодушно смотрит на человека на экране, он равнодушно глотает колонки цифр, которые, он уверен, в ближайший промежуток времени будут для него не менее интересны, чем содержание личного дела кандидата на офицерское звание старшего группы. О как! Эйр таки успела сдать экзамены на офицерский патент, вот зараза, и не сказала. «Красавчик» вздрагивает невольно от его комментариев, он сказал последнее вслух, но это неважно, ему нужно узнать о содержании второго ролика. Монитор мигает, какой-то сбой, и машина «красавчика» идет на перезагрузку, он тут ни при чем, чес-слово, и он ждет, пока комп загрузится, и красавчик снова найдет файлы Эйр.
Но даже читая эту гребаную информацию, ради которой он решил рискнуть последней строчкой своей репутации, он видит перед глазами красивое скуластое лицо, расчерченное по щеке шрамом.
Интересно.
-… при этом нарушается обратный нейрональный захват пресинаптической мембраной выделившихся в результате прохождения нервного импульса норадреналина и дофамина. В результате нейромедиатор остается в синаптической щели, и с каждым прохождением нервного импульса концентрация его растет, что приводит к усилению воздействия на соответствующие рецепторы постсинаптической мембраны. Одновременно с этим истощается запас нейромедиатора в депо пресинаптической мембраны, особенно ярко наблюдается этот эффект при повторном использовании растрового импульса. Однако повторение более двух раз не рекомендовано из-за опасности необратимого нарушения обмена дофамина…
- Благодарю вас. Ваш сосед, надеюсь, сможет объяснить, чем именно грозит третье использование.
- Шизой.
- Отвечайте по форме, курсант.
- Увеличение плотности дофаминовых рецепторов способствует развитию специфических психозов, по клиническому течению напоминающих шизофрению. В отличие от аналогичных психозов, вызванных использованием препаратов на основе тропановых алкалоидов, результат применения растрового импульса носит необратимый характер и может быть компенсирован только нейрокоррекцией.
- Рад, что вы все же присутствуете на уроке. Вы свой последний опыт по применению тропановых алколоидов поучили на прошлой неделе. если я не ошибаюсь. Вот и поделитесь с товарищами по учебе результатами.
Он едва заметно дергает рукой, так хочется потрогать лицо с той стороны, где кровоподтеки. Глухо бормочет, садясь на место.
- Обязательно.
И это не считая исследований, стоимости полученной информации, результатов устранения бизнесменов и политиков, и так далее, и так далее. Впрочем, младший выпуск, курсанты первого-второго курса, вполне возможно и доживут до светлого будущего: за годы работы «Нарцисс» накопил значительный материал, чтобы наконец-то добиться поставленной цели.
Ринза поднимается с дивана, отвешивает короткий поклон, садится обратно. На пародию приветствия в его исполнении не обращает внимания. Ринза вообще ни на кого не обращает внимания. У четвертого, следующего за ними курса, пси-способности уже обладали относительной структурированностью, на них отрабатывали фиксацию профиля, и не всегда успешно. Ринза – телекинетик с расширенным реестром вторичных пси-способностей. Это делает его более универсальным специалистом, но ослабляет основную способность.
Заместитель Листера скороговоркой озвучивает задание, выдает допуск – на миссию они идут без наблюдателя, прокручивает ролик со знакомой шрамованной мордой.
- Задание ясно?
- Да.
- Начало операции через три часа тридцать восемь минут. Рекомендую тщательно ознакомиться с предоставленными сведениями.
Голова болит. Стеклянная прозрачная боль, пронзительно-белого цвета. Умеет ли стекло болеть? Он уверен, что умеет.
В ее комнате не воняет апельсином. Пахнет другими скверными медицинскими запахами и чем-то вроде мяты. Ароматизированное масло?
Датчики мигают, то гаснут, то включаются. Он бы ударил ее, честно, наплевать, что это – Эйр. Он бы ударил, если бы голова так отчаянно не болела.
Эйр не улыбается. Уголки губ у нее приподняты, рот слегка изогнут, но она не улыбается. Ей страшно.
- Морду бы тебе набить, – задумчиво сообщает он.
- За что?
- За любовь.
- А-а.
Вместо этого он делает еще один шаг, обнимает девушку. Эйр кладет голову ему на плечо, поза очень неудобная, но вполне жанровая.
- Ты сдала на офицерский патент.
- Да. Глупо?
- Глупо, - и тут же без перехода, – надо уходить.
Она не вздрагивает, не перестает делать вид, что улыбается, даже не пугается сильнее, чем есть.
- Сейчас нельзя.
- Надо, - он отрывается от ее шеи, он смотрит ей в глаза. Он не телепат, черт возьми, он не может передать ей в голову все, что надо, кажется, это еще никому не удавалось, но на разговор словами нет времени. «Выслушать» его, так как она умеет, Эйр тоже не успевает, а с эмоциями она не работает.
Смешно: провести всю жизнь с одним человеком, и оказаться не в состоянии говорить с ним. Никак, ни на одном языке.
Он повторяет громко первую часть фразы, и совсем тихо вторую:
- Мне – надо. Или я уйду один.
В одиночку шансов у него нет. Он уже прикидывал: даже если уходить не из корпуса, а отрываться на миссии, все равно вероятность очень мала. Вряд ли на операции действительно не будет наблюдателя – будет. Парень, который сегодня должен умереть, слишком важная фигура, чрезмерно важная. Наверняка их будут дублировать: просто для того, чтобы завершить операцию в случае провала и чтобы убрать исполнителей. Или чтобы просто убрать исполнителей и доказать кому-то очень, очень важному свою лояльность. И наверняка будет кто-то, заинтересованный лично в нем – курсанте старшей группы, который скрыл информацию об активации порога. По сравнению с этим все остальные его нарушения – чушь и ерунда.
Он не знает, где он прокололся. Не представляет, чем и когда выдал себя. Он просто чувствует, что все – время вышло, пошел обратный отсчет. И в принципе безразлично, что произойдет: выполнит он миссию и его ликвидируют, или не выполнит и его ликвидируют, или попытается уйти и его схватят, и лаборатория пополнится еще одним хомячком – не имеет значения. Все просчитано и определено.
Это настолько неизбежно, что не представляет интереса даже для его сегодняшнего несуществующего наблюдателя или куратора проекта. Может, наблюдателя и правда не будет? Кому он нужен?
Эйр сдавливает его шею неожиданно крепко, словно стальными стержнями впивается. Говорит громко:
- Удачи.
И еще сильнее нажимает четырьмя пальцами – сорок минут. Много, очень много. Он почти умоляюще смотрит в ее глаза, но Эйр не реагирует.
Сорок минут.
Первым донес Таки. Ему было интересно, его прельщала атмосфера тайны, нарушения запрета и осознание того, что он играет с выпускником старшего курса. Безупречная кандидатура. Но, увы, Таки – телепат, использовать его без подготовки – смерти подобно. Контролировать не удастся.
Третьим был Ашис. Проблем не возникает.
- Это твой единственный шанс, - они разговаривают сквозь стену. Эйр достаточно касаться кончиками пальцев блестящей, смертельно-белой поверхности. Ашису тоже достаточно касаться кончиками пальцев такой же поверхности с другой стороны. Правда слышит он совершенно по иному принципу.
- Твой тоже.
- Да. Я собираюсь им воспользоваться.
- Когда? Где?
После третьей беседы – секрет, никому не говори, нас накажут, та-а-к страшно! - не доложила о нестандартном поведении курсанта старшей группы только Лунда. За что и взыскание получила самое тяжелое. Но, правда, ее доклад можно было вывешивать на стенку. В рамочке. Дабы последующие поколения курсантов взирали на образец и учились правильно излагать компромат.
- Я должна была… должна была… это…
Эйр перебивает ее.
- Я знаю. Ты и так слишком долго тянула.
- Эйр, а ты… с тобой ведь… ты не направлена в лабораторию?
- Нет. В инкубатор.
Глаза девочки расширяются от ужаса. Как осуществляют «великие материнские права» в «Нарцисс», объясняют еще в школе. Потом дополняют. Возможно, поэтому институт всегда испытывает острую нехватку желающих рожать. Естественным путем, имеется в виду.
- Я ухожу.
- Я…
- Я ухожу. Сейчас, - помолчав пару секунд и мимолетно пожалев, что нет рядом напарника, и приходится рассчитывать только на собственную убедительность, Эйр равнодушно говорит, - всех курсантов женского пола рано или поздно заставляют рожать. Всех.
Тех, кто остался в живых, и тех, кто способен. Первое, кстати, не является абсолютным условием. Второе не проверено на практике, так как «Нарцисс» еще ни разу не получал достаточно большой группы взрослых выпускников женского пола.
- Я не собираюсь становиться покорной живородящей самкой. Я ухожу. Если хочешь – идем со мной.
- Я… я…
На лице курсанта второй группы, основная способность – пирокинез, вторичная – изотермальная активность, степень структурированности 7,9 по шкале Кроума-Розенндольфа – растерянность, страх и отчаяние. Она не хочет становиться живородящей самкой. И беглым преступником она тоже становиться не хочет. Она хочет остаться курсантом второй группы, будущей смертоносной «красной», не имеющей никакого отношения к миру двуногих и двуруких пластмассовых кукол, которых она учится плавить на расстоянии. Совсем не хочет.
- Как знаешь, - слабо улыбается Эйр.
- Ты… идешь сейчас?
Эйр улыбается. Лунда покорно кивает. Опускает голову и тихо просит.
- Можно я с тобой… проведу тебя?
- Можно, маленькая.
Не надо быть психокинетиком, чтобы слышать/видеть, как слово проходит внутрь сознания. Как продавливает, прогибает под себя защитный барьер, скручивает гибкие прозрачные стенки сознания наподобие кувшина вокруг Слова и портит девчонке всю жизнь. Так бывает. Слова бывают очень сильны.
Потом они видят ветер и видят, как разлетаются на осколки стеклянные стены.
Все очень здорово. Просто настолько неожиданно, что я, например, просто в офигении и полном отсутствии связных мыслей. И, думаю, не только я.
И к возрасту персонажей. Если 14-летние для героев - "мелкие", то сколько им самим-то?
Или это что-то совсем другое, и, как пишут в дисклеймерах, "всякое совпадение имен и названий является случайным"? Особенно, учитывая ворнинг Может и не Амой. Хотя... если не Амой, то рыжий мужик со шрамом - тоже случайное сходство?
Между курсами разница тоже неравномерная: 1-2 на сию минуту - погодки. А вот следующий за старшими, типа четвертый куст - на 2 года младше. потому что проекты "Нарцисс" не все успешно завершались. предыдущие две группы были выбракованы целиком. Ринза - из следующего за ними выпсука. я там упоминала, что у него одна основная и много мелких способностей, потому что в их группе пытались получить профилированных специалистов. Не очень удачно, но зато они не сгорели как предудыше все. Старшая группа - по сути первая выжившая, но в силу несовершенства эксперимента, срок функциональбности большинсвта короткий и восстановлению они не подлежат. Как-то так.
Не Амой, потому что Рысь вот считает, что пока что к Амой привязок никаких и нетути. Справедливо считает.
А рыжий мужик со шрамом в первой части - не в счет. И погибший рядом с ним черноглазый,а?
Не-не... Не путай, Винни)
Рысь считает, что к Кусаби привязок мало... конкретно к оригинальной истории г-жи Есихары.
Название группы, в которой есть девушка по имени Эйр, и встреченный (и безвременно почивший
И, кстати, основная - твоя - история не обязательно станет от этого менее интересной. Просто читатели - по себе сужу, конечно - как правило ожидают большего соприкосновения с основной историей. И отсутствие его... нуу, требует некоего переосмысления, что ли.
Что же до того - Амой или не Амой. По бесчеловечности системы - вполне себе Амой, аха...
И, кстати, основная - твоя - история не обязательно станет от этого менее интересной. Ага
есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе- Амой это или нет. Главное, что история интересная. И необычная. Не смотря на то, что вы утверждаете, что Это обычная история о воспитнаии суперсолдат, способ подачи (как бы взгляд изнутри) и сама персона безымяного главного героя выгодно отличают Вашу историю от других, где в основном действие, экшн, драйв.Не, я уж уже девушка взрослая, пожилая можно сказать. так что в такую фигню я не верю, а писать то, во что не веришь не получается.
Люди, а вот кто помнит. насколько лет Эйр была старше Рики?
На три года.
Выкладывать на розовый? Или оставить в покое?
И интересно, почему сообщество упорно выкладывало ссылки на мои закрытые тексты, а на откртые - ноль эмоций? Стрянно.