Я знаю, что этого не надо делать.
Я знаю, что ничего не выйдет.
Я знаю, что получится мерзко, потому что продолжение всегда гадость. Я заранее прошу прощения перед всеми, кому понравилась "Дорога".
Я не могу похоронить их в сердце своем. Единственное, что я могу пообещать, так это то, что никуда ничего не выложу.
В любом случае, огромное спасибо Arasi за изумительный клип: "Держаться за воздух".
Я знаю, что ничего не выйдет.
Я знаю, что получится мерзко, потому что продолжение всегда гадость. Я заранее прошу прощения перед всеми, кому понравилась "Дорога".
Я не могу похоронить их в сердце своем. Единственное, что я могу пообещать, так это то, что никуда ничего не выложу.
В любом случае, огромное спасибо Arasi за изумительный клип: "Держаться за воздух".
- Пусть отойдут за периметр
- Да ясное дело, босс. Мы – люди с понятием.
С понятием. Сталлер с трудом удерживается от того, чтобы не размазать эту дебильную наглую ухмылочку обожравшейся от щедрот босса наглой «шестерки». Можно в принципе кивнуть Сани, он – большой умелец такие ухмылочки стирать с подходящих фейсов. Но придется удержаться: «шестерка» эта дрянная нужна ему в таком состоянии, чтоб сапоги была готова лизать по первому зову. А у дерьма этого рода есть один нюансик: пока они считают себя в фаворе – служить будут, а тронь такое, ткни носом в природу его никчемную, укусит не ко времени. Затаит обиду, выносит на сердце и в нужное время самую верную подлость сделает.
Так что, пусть лыбится. Закончат дело, тогда и можно будет… воздать по справедливости.
- Ну а раз с понятием, то учти, - мужчина с ленцой подымается на ноги, неожиданно быстро хватает собеседника за воротник и резко встряхнув, притягивает к себе, - так учти: нападут твои люди раньше времени – сам каждую косточку у каждой твари переломаю, понял?
«Шестерка» заливается преданным поскуливаем, угодливо что-то сипит, не решаясь придержать не слабую руку босса на своей шее. Сталлер холодно кивает головой, отпускает монгрела и направляется к выходу. Охранник устремляется за боссом, даже не глянув на потирающего шею парня.
Тот стоит, слегка согнувшись и с выражением рабского восторга на лице, пока босс не исчезает за дверью. Потом угодливая улыбка превращается в злорадно-угрожащую, он выпрямляется, сплевывает на пол и круто развернушивсь уходит в глубь помещения. К нападению все готово, но пацанов стоит «подогреть».
Крутой мужик Сталлер, крутой, ничего не скажешь. Однако на каждого крутого можно найти твердый угол. Ничего босс, вот потреплем охотников, вернемся, по-другому запоешь. Караван грохнуть – это не в Мидасе банковать, и когда они вернуться – за ним будут люди обстрелянные, одним кровавым делом связанные. Вот тогда и поговорим.
По существу ничего пока сказать не в состоянии, скопировала и уволокла к себе; читать завтра буду.
Как только закончу бегать от радости, сяду читать, но тут появляется закономерный вопрос, а как регулярно будут обновления?
Мы уже высказались, монгрельские кусочки просто летят.
Ощущается голодание.
А что, не плохая альтернатива насыщению: не толстеешь, опять же получаешь этетическое наслаждение, а значит обагощаешься духовно.
Конечно, по сравнению с рынком Танагуры, доля наркотиков, сбываемая в Цересе и пустыне ничтожна, но все, же приносит неплохой доход тем, кто, говоря о своем кармане, не привык оперировать миллионными суммами. Заправляют на нем несколько дилеров средней руки, возят в основном что полегче: галлюциногены, опиаты: на тяжелый «синтетик» монгрел не заработает, да и любителей таких мало. Возможно, среди своих мидасских коллег они слывут неудачниками, но зато работа у них не в пример спокойней: максимум, что может случиться – очередное перераспределение продажи той или иной ширки.
Поэтому когда год назад появился новый «торговый представитель» старожилы ему не обрадовались. Но за Сталлером оказались деньги и связи, слишком серьезные для трущобных Донов Карлеоне, так что ничего удивительного не было в том, что оставшиеся трое дилеров с радостью приняли его предложение о «распределении» сфер влияния. Удивительным было то, что такие переговоры вообще состоялись. Кое-кто считал, что у гражданина оказалась кишка тонка. Те, кто поумнее понимали, что «договор» этот липовый, а на самом деле у Сталлера свой интерес.
С кем можно торговать в Цересе? С монгрелами. Что им можно продать, кроме дрянного стаута и галлюциногенов? А в пустыне с кем можно торговать? И чем? То-то и оно.
Так, где есть армия, будет и оружие. А там, где армия не выполняет своей первичной функции – воевать и защищать, свободного от использования оружия будет много.
Сейчас крыса и под страхом смерти не смог бы сказать, как так получилось, что он влез в это дело. Он всегда держался особняком: и от таких же крыс как он сам, и от торговцев, с которыми вел обмен, и от поселян, постоянно норовящих завести более тесные взаимоотношения с удачливым охотником. Было время, когда ему не хотелось лишний раз слышать человеческий голос, когда брести одному по пескам было единственно возможным способом жизни, и он уходил с тракта, разыскивая новые маршруты, сворачивал с пути, если видел вдалеке караван. Он приходил в Город и, договариваясь о грузе, часто терял в оплате, потому что отправлялся в путь в одиночку, а у одиночек невелики шансы пройти через тракт, не став жертвой кочевников или покупателей, всегда более склонных к тому, чтобы взять, а не купить. Ему было плевать: сколько он потеряет, как долго придется идти, от кого защищаться, с кем иметь дело. Может быть, поэтому ему, никогда не удавалось проиграть? Именно потому, что никогда не хотелось выиграть?
Он стал легендой даже не узнав об этом. Тот, кто всегда один, Железный человек, Тот, кто говорит с Девой – столько прозвищ не дают королям. Он считал, что просто делает, что может, что получается. Он мог идти, не останавливаясь несколько суток – у него получилось пересечь Огненную Долину, где песок раскалялся так, что по нему не могли двигаться даже рагоны. Тогда ему пришлось выбросить половину своего груза: фильтры на органической основе такую жару не перенесли, как он не старался упрятать их поглубже. Он мог сражаться на смерть, драться с остервенелостью обреченного, так, словно каждый бой – последний. Потому, что ему было все равно: последний он или не последний. А получилось, что, окопавшись в старинном доте, он удерживал кочевников почти сутки, когда других обитателей лежки вырезали за двадцать минут. Кочевников было немного, всего 12. Последние из них погибли, когда утром, отчаявшись порешить бешеную крысу, стали таранить дот байками и взорвались вместе с остатками древнего сооружения – Черный поджег весь имеющийся у него кислород. Выжить он не мог, если верить законам вероятности. Но у него получилось.
Он мог быть убит при первой же неудачной сделке, просто потому, что не понравился «бугру» или потому, что последний оказался слишком жадным. Или мог сдохнуть в «цирке», если бы «шестерки» местного авторитета догадались продать его на арену. Но получилось иначе: он не сопротивлялся, когда его обирали, не сыпал проклятиями и обещаниями скорой и страшной мести, и разочарованные боевикиудовлетворились парой ударов. А спустя неделю оба схрона «бугра» горели синим пламенем, а оружие – результат тесного общения с военной базой - оказалось на руках у держателя установки, и пока он был жив, Черный пользовался у него льготами на воду.
Он все равно оставался один. Даже, когда у него завелась своя банда, когда появились знакомые, готовые предложить ему больше, чем свою флягу с водой, а для пустыни это означало не меньше, чем клятва вассала своему господину. Крыса никогда не вспоминал о подобных обещаниях и продолжал держаться в одиночку. Как получилось, что теперь он ведет Караван, объявил война Сталлеру, стал чем-то вроде Голоса на Соленом Побережье?
Почему это опять произошло с ним? Нечто, что он не хотел и не хочет, но что, тем не менее, все равно происходит. Наверное, та история, два года назад, наверное, она все-таки что-то изменила. Но ему очень бы хотелось думать, что причина в чем-то другом.
Когда Черный возвращается к своим, уже все готово к выступлению: батареи заряжены, люди накормлены, кислород и вода проверены и перепроверены – он может положиться на своих помощников. Уговорами или угрозами, убеждением или примитивным обыском, но его люди обязательно выполнят его приказ: проверить, у всех, воду, кислород, батареи. Заодно выяснить ассортимент оружия, боеприпасов и степень лояльности. Парень, тут же подскочивший к охотнику, успевает шепнуть ему еще что-то из «последних известий», крыса кивает, но сообщение, похоже, ничуть не влияет на его планы. Во всяком случае, он не приказывает выступать немедленно, намереваясь сбить противника с толку, а спокойно ожидает утра.
До самого рассвета вокруг караванщиков крутятся разные мелкие типы, вроде предлагающих последнее удовольствие. Кое-кто из них подрабатывает фискалом на Сталлера. Черный их игнорирует, не считая опасными. Забавно: с самим господином дилером он не перемолвился ни словом, ни с его торгашми, ни с «представителями» ему не доводилось сталкиваться. Они следили друг за другом издали, взвешивая действия друг друга, и собирая информацию о противнике. Крыса убежден, что если бы не случайность, не сложившиеся обстоятельства, он ни за что не ввязался бы в это нелепое противостояние, и уж точно не затевал бы разборок. Ему по большей части безразлично, кто держит станции и кто торгует с армейцами, и свои поступки он считает вынужденными, вызванными необходимостью защитить доверившихся ему людей.
Его удивляет, что Сталлер считает его противником, удивляет, что тот не пытался договориться, а сразу решил уничтожить соперника. Сейчас было бы действительно трудно затевать «мирные переговоры», но, черт возьми, раньше все можно было решить малой кровью. Какого черта?
Перед рассветом люди выкатывают байки на пустырь, тянущийся следом за огромным зданием отслужившей свое транспортной станции. Кто-то курит «на дорожку» - пить нельзя уже сутки – кто-то звонит кому-то, то ли уточняя, то ли прощаясь. Проблемы со связью возникнут не скоро, но люди почему-то всегда стараются закончить все повседневные дела перед дорогой. Черный тоже курит, поглядывая на розовеющее небо с острой точкой, повисшей над горизонтом утренней звезды. Потом машет рукой, давая знак последнему в караване байку, и заводит машину.
Перед тем как тронуться в путь он оглядывается, чтобы посмотреть на тусклую громаду Эос – такого же бледно-розового цвета, что и небо на востоке. Он ничего не вкладывает в этот взгляд, просто смотрит несколько секунд, отворачивается и запускает двигатель.
Это ничего не значит. Но теперь можно ехать.
Второй дежурный, занятый просмотром последнего журнала «8 и мы», меланхолично говорит:
- Не приставай к мужику. Наверняка на склад пошел.
- В смену Криса? Он что, чокнулся?
Крис – "последний из могикан" компании. Остальные представители славной службы безопасности и профилактики утечки данных давно покинули захиревшую колонию. Но предыдущий эсбист оказался «профессионально непригодным ( пил мужик по-черному и сидел на кокаиновых препаратах, а это сочетание, увы, дурно сказывается на карьере), так что наблюдения за сотрудниками стали вестись из рук вон плохо. Совет компании почесал маковки и вместо еще какого-нибудь проштрафившегося лейтенанта прислал молодого карьериста.
По молодости и по крайней глупости эсбист попытался восстановить высокую репутацию своего ведомства. Через неделю в куполе не было ни одного человека, который не хотел бы лично его удавить.
Меланхоличный дежурный возмущения первого не разделят:
- Остынь. Ну, Крис, ну и что? Ну что он ему сделает? Настрочит очередную докладную?
- Настрочит. И с мужика снимут штраф.
- Значит впредь будет умней и не полезет на рожон. Тебе то, что до его штрафа?
- А ничего, что согласно инструкции мы с тобой должны уже как полчаса поставить на уши службу спасения?
- Ну так ставь.
Дежурный с удивлением смотрит на напарника: невозмутимость и стоическое спокойствие последнего часто его раздражает, но сегодня - это явно чересчур. Между прочим, дежурный уже по-настоящему беспокоиться. Не потому что оператор бурения Майкл Готвард может запороть рядовые пробы или набрести на неведомую опасность – какая на фиг опасность в штольне, изученной за полгода до последнего осколка базальта – не потому что у него могут возникнуть внезапные проблему со здоровьем – скафандр геолога может справиться с очень большим спектром неприятностей – и даже не потому, что глупым своим поведением Майкл может провалить их склад, который вовсе не склад образцов, а тайник для контрабанды, а потому что…
Потому что что-то может произойти. Это понимание, ощущение чего-то, что может произойти, неизвестно что, но ничего хорошего, оно возникло раньше появления Криса. Эсбист здесь вообще не причем.
Причина в том, что люди долго живут в замкнутом пространстве. Удобном, вполне комфортабельном, компания в свое время не поскупилось, но слишком маленьком, чтобы соблюдать личное пространство. И слишком старом. Нет, оборудование исправно, технический уровень вполне соответствует, благо в горнодобывающем деле трудно сказать что-то капитально новое, но не производится обновления бытовых приборов, оформления помещений, да даже развлекательных панно! Всех тех не важных и не нужных вещей, которые не сказываются на качестве работы, не нужны, но по наличию или отсутствию которых можно точно определить является ли данный проект перспективным.
Причина в том, что за пять лет отдел геологической разведки сократился на треть, инженерный и химико-технологический – на половину, специалистов по геотектонике осталось пятеро, биологов четверо, а конструкторский отдел ликвидировали полностью. В соседнем куполе конструкторы еще есть, но по существу, это дело не меняет. А еще за эти пять лет не создан ни один новый отдел. А ведь это планета пережившая техногенную катастрофу, планета с уникальным горным массивом Савойя на южном континенте, о котором в свое время слагались едва ли не легенды, настолько фантастической выглядела система радиоактивных источников в долине Живой Воды. Фантастической она и сейчас выглядит, да изучать почему-то некому.
Причина в том, что они здесь как заключенные: не могут покинуть планету – нет транспорта, и по условием контракта не имеют права выехать без разрешения представителя компании. Не имеют нормальной связи: информационные пакеты им сбрасывают проходящие мимо каботажные. Они даже не работают: в том смысле, какой вкладывают в это ученый, разведчик, да просто любой нормальный человек. Они не работают, потому что никому не нужны результаты их работы. Исследования законсервированы, строительство остановлено.
Они гниют здесь, как заживо похороненные. Они никому не нужны.
А в смену к Фарлепскому прислали в прошлом месяце специалиста-бактериолога – вернее специалистку, вместо доктора Миржу. Тот 15 месяцев интриговал, писал жалобы, доносы и кляузы, и таки добился перевода на Эрзу. А им вот девчонок не присылали ни разу. Хотя какая она там, на фиг, девчонка…
Дежурный перестает призывать пропавшего Майкла. Не то чтобы он успокоился, но неожиданно утратил желание что-то делать: не хочется тревожиться за безмозглого геолога, плевать на сохранность склада, к черту будущие неприятности. Ну, правда, что им сделает Крис? Уволит? Да хоть счас. Выгонит с купола, что ли? Или может карцер организует? Не, с него станется, конечно, но вряд ли: карьера требует «чистой» биографии. А штраф… да пусть удавится своим штрафом.
Второй диспетчер, уловив перемену в настроении собеседника, устраивается по удобнее, продолжая рассматривать красочные ролики спектаклей и концертов. Но если бы первый дежурный был более наблюдательном, то заметил бы, что мужчина вовсе не смотрит в голокуб скандального журнала. Взгляд его неподвижен, а на лице застыло то выражение угрюмого бессмысленного равнодушия, которое бывает у сидящих в клетке зверей.
Что-то висит в воздухе. Что-то, что может произойти. И чтобы это ни было, чем бы ни грозило, но большинство хотят, чтобы это что-то случилось.
Винни, спасибо!
Критики ты пока не дождешься: читается запоем (ну... разве только лапы тянутся поправить кое-где пунктуацию), и мысль только одна: "Дальше, а что дальше?!"
И да - вот это напряжение: "что-то должно произойти", только не на заброшенной планете, а на пути каравана - оно чувствуется. И - тревожно. И, повторюсь, очень хочется проды.
Так что радуй нас, по мере возможности)
Ассоциации сразу пошли какие-то.
Я пытаюсь. Но не всегда выходит
Ничего. Мы подождем.
меня мучает одна... не совсем нормальная мысль
Мысль не совсем удачная, если честно. Черный однозначно благозвучнее, и читатели уже привыкли в Черному.
Я вот точно уже не представляю Рики под другим прозвищем. И, к тому же, имхо, не стоит так часто (а прозвище будет часто употребляться в тексте) напоминать о рикином увечье. Не скажу, как другим это пойдет... но на меня это будет давить, психологически...
Да и самому Рики этот твой новый вариант вряд ли бы понравился))
Вижу, я не одинока))
Афиширвоать-то он не афиширует. Но и в "Дороге" об увечье было известно не только ему. Мне кажется, что Рики... как бы все равно. То есть, личной жизни он себе не представляет больше, но не потому что кастрат, а потому что Ясона нет. И это вторая причина настолько больше первой, что физическое уродство его просто не трогает. Может я ошибаюсь, в аниме он вроде как бы переживает по этому поводу. Но опять таки переживает не по отношению к себе - ах, я теперь не мужчина. застрелиться, а по отношению к Ясону - ему не нужен не мужчина. В чем он крупно ошибается.
В "Бронзе" Коджи говорит, что любил бы Изуми будь он кем угодно: девочкой, мальчиком, цветочком. роботом - все равно. По-моему, Ясон относится к такому же типу людей: если уж полюбил, то навсегда, вне зависимости от.
Знаешь... увечье Рики не трогает, да. В глобальном смысле. И да, тут очень важную роль играет то, что Ясона нет(с), я согласна.
Но приятного в этом он тоже ничего не видит. И от Ясона в "Дороге" он в свое время прикрывался, угу)
Я этот кусочек хорошо запомнила...
читать дальше
Так что мне кажется, Рики бы просто прибил первого, кто додумался бы назвать его таким прозвищем.
Мне вообще показалось что он на это забил глобальный такой болт.... или вытеснил, если говорить умными словами. То есть большую часть времени просто не вспоминает, даже когда приходится присаживаться для пописать. Но и говорить или объяснять что либо по этому поводу не спешит. Просто считает, что это ничего не значит, и "не ваше собачье дело".
А личная жизнь... вот у меня сложилось впечатление, что он как-то давно для себя решил, что ничего лучше у него уже не будет. С одной стороны. С другой - он из тех, кто не может довольствоваться чем-то половинчатым, заменителем, кому нужно либо все либо ничего. Так что "личная жизнь? Какая личная жизнь? А, личная жизнь...спасибо, у меня уже была. Как это другая? Зачем?" Причем с искренним таким недоумением. Как-то вот так показалось...
Рики прячется... потому что считает себя целиком уродливым, а не только потому что у него члена нет. Но наверное Рысь права: прибил бы он того, кто такое ему сказал. А может и прибил-таки, надо подумать.
"Как это другая? Зачем?" Угу. Никакой другой быть не может.
Вообщем я была почти в истерике. Писала на блокнот, хотя точно знаю: то, что написано на бумаге на комп не пойдет. У меня валяются больше 3 тыс страниц, которые я не загоню на комп, а писать с середины чего-то - вообще тухлое дело.
С другой стороны, какая мне разница? Я так писала половину жизни. ну и следующую буду так же писать. Черт с ним с компьютером, светом, не зачем терзать свои нервы.
А идея "пухнет" хуже "Дороги". Чувствуется, что расползется на роман, а не то что на повесть. Хотя я опять-таки точно знаю, какой будет послденяя сцена и какой будет любовная сцена. Но больше не знаю ничего.
какой будет любовная сцена ааа.... аааа? АААА!!!
Но мы все очень-очень ждем и надеемся на тебя и твое вдохновение.
И спасибо за поздравление. И тебя с праздником!
читать дальше
И так как Ниелс Олди ни чуть не уступает в амбициях старшим коллегам, то к аналитической сводке присовокупляет самостоятельную работу по разработке способов влияния на ситуацию. С точки зрения молодого руби на рынке контрабанды оружия появился неучтенный фактор.
Согласно конвенциям о нераспространении оружия стратегического значения планетам не членам Федерации продажа военной техники Амой находится под запретом. Но когда за нарушение запрета ожидается огромная прибыль, люди склонны преступать закон. Не стала исключением и Амой: продажа оружия была и оставалась одной из статей дохода государства, а покупка нового – статьей расхода. Впрочем, и в том и другом случае, и продавец и покупатель предпочитали технологию изготовления собственно образцу. Продажа остальные видов вооружения, от армейских шокеров до пульсаров среднего радиуса действия составляли обычную практику черного рынка, и в связи с особенностями социальной структуры общества особого развития не получала.
Вплоть до известных событий 18-летней давности, а именно – создания института кураторства на Черном Рынке. Последние немало послужило к развитию торговли оружием, и способствовали устойчивой стабильности спроса. По-видимому, большинство участников контрабандных сделок искренне верят, что работают на себя, нарушая законы и немало рискуя как своей собственностью, так и жизнью. Законы они действительно нарушают, но работают все равно на пополнение государственной казны. В свете вышесказанного становится понятно, что продажа оружия, находится под абсолютным контролем государства.
На территории секторов A-24, 25, 26, C-14,15, D-2 и 5 размещены три испытательных полигона, два из которых замаскированы под наблюдательные станции, две военные базы, четыре автоматически климатические установки, одна в режиме консервации, десять действующих обогатительных установок и три бездействующих. Все они находятся на так называемой неконтролируемой территории – то есть в районе проживания обитателей пустыни. Существует некоторое количество стационарных «складов». Обычно используются пещеры и шахты на месте разработок месторождений - и некоторое количество мобильных, точное нахождение которых можно установить с помощью орбитальных спутников. Все вышеперечисленное является обьектами-участниками в операции по передаче оружия из начальной точки – испытательный полигон, до конечной – космопорт Тамме или Анкара.
Обстоятельствами, влияющими на сроки выполнения одной операции являются сезонные колебания климата и состояние маршрута. Так же на ситуацию оказывают влияние внешние факторы: конфликты с населением, перепады цен на местных рынках, имеющие значения для материального обеспечения экспедиции, а так же различные случайные происшествия. Многолетние наблюдения и контроль позволяют учитывать средние колебания показателей и планировать операции с достаточно высокой точностью. Смена исполнителей или обстоятельств конкретной сделки на результатах операции сказывается слабо, и рассматривается как фактор малого значения. Олди считает, что в данном случае важность этого фактора оценена не верно.
Среди участников операции появился неизвестные объект. Объект не проявляет материальной заинтересованности, объект вмешивается в ход операции, существенно увеличивая сроки и создавая затруднения. Объект вынуждает остальных участников операции прибегнуть к силовым методам решения конфликта, что требует дополнительных материальных ресурсов. Мотивы и цели объекта неизвестны. С точки зрения Олди не учитывать влияние такого объекта нельзя.
Сводка оператора-аналитика входит в еженедельный отчет отдела Внутреннего Планирования. Предварительно все аналитические работы просматривает начальник отдела Герт Мастерс. Модель, разработанная Олди вызвала его одобрение, но рассуждения о влиянии неучтенного фактора он считает избыточными: появление подобного рода объектов учитываются как обновления «кадрового состава». Они или устраняются в результате конкурентной борьбы или становятся одним из участников товарообмена. Количество ресурсов, которые окажутся в распоряжении очередного участника на работе рынка существенно не сказываются. Впрочем, он посчитал нужным отметить инициативу молодого сотрудника.
Доклад куратору сведений о каких-либо затруднениях на рынке оружия не содержал. Информация о конфликтах между линейными исполнителями была зарегистрирована под грифом «Незначительное».