Название: Дети-цветы. Кислота.
Пейринг: отсутствует.
Рейтинг: не помню. высокий. Смерть. насилие, ругань.
Бета: нету.
Предупреждение: AU.
Предупреждение 2: Я сказала, что будет им счастье? Ловите.
читать дальшеУтро новой жизни. Первое утро свободы.
Он просыпается не под звуки побудки, не по сигналу тревоги, не от хлесткого удара мокрым полотенцем, которым подымали заснувших в переодевалке курсантов. Не от тяжести стационарного шлема сканера, не от укола в вену, не от удара «белым шумом», впивающегося в мозг с визгом адской пилы.
Он просыпается просто так. Потому что выспался, потому что есть охота, потому что надо в туалет. Очень подходящая причина для первого утра новой жизни.
Но его это устраивает. Помимо неуловимой привлекательности некоторых, взятых отдельно от их смысла, слов, он думает, что у него до сих пор нет имени. У Эйр, впрочем, тоже нет. Но чуть подправленное звучание ее личного кода на удивление успешно играет роль собственного имени.
А у него? QER - 12-11. Эйр называет его как угодно, но только не тем буквосочетанием, которое выдается инструкторами на время операции. Штерн называл его курсант или мелкий. С тех пор он сам, да и вся старшая группа, принялась называть младших любого возраста мелкими. Листер,.. да, похоже, Листер его никак не называл. А остальные?
Обдумывая эту мысль со всех сторон, он приходит к выводу, что именно такие вот дурацкие мысли, на которые, однако, можно без опаски тратить время, и есть признак новой жизни. Куда более важный, чем пресловутые «глотки сладкого воздуха свободы», тем более, что воздух в подвале трудно назвать сладким: на одном из контейнеров явно нарушена герметичность, тянет старым железом, запахом ветхих тряпок и грязи, а возле входа чуть прикрытые лохмотьями благоухают два несвежих трупа. Пора от них избавиться.
Он встает, потягивается, с удивлением отмечая хорошее, да что там! – отличное самочувствие. Как будто ничего не было: ни побега, ни выматывающего напряжения, ни драки, ни смерти – ничего. Он отлично себя чувствует, гораздо лучше, чем все остальные.
Маар дрожит во сне, слабо шевелится и дышит открытым ртом. От мелкого тянет жаром, вонючим потом, температура не менее 39 – вмешиваться не стоит, это обычные признаки регенерации. Ашис гораздо спокойнее во сне, наверняка из-за травмы шеи. Нормально спит только Эйр, и будить ее просто жалко. Что он, двух мертвяков не отнесет самостоятельно?
Собственно, это не утро, а вечер свободы: они проспали почти сутки. В сумерках территория завода напоминает декорацию к антиутопии: остовы разобранных машин, остатки шпал, поднятые неведомым ухищрением в гигантскую букву «Г», здание цеха зияет провалами и оконными дырами, и, наверное, эта антиутопия имеет мистический оттенок или фантастический, потому что из здания по раздолбанным дорожкам и стоячим лужам – дождь был четыре дня назад, какие лужи? – лениво ползет зеленоватый тяжелый туман и норовит свернуться в слабо опознаваемые фигуры сталкеров.
Хм, интересная территория. Никакого энергетического наполнения у зеленоватой взвеси он не чувствует и признает ее безопасной. Взвесь, как для неживой, на диво шустро расползается из-под ног, но он решает оставить загадку на сладкое и закончить с делами: оттащить тела, Юпитер знает кого, к мусорной свалке. Вряд ли мертвецов будут разыскивать, раз до сих пор не пытались, но они собираются здесь жить некоторое время, а близость к гниющим останкам здоровья не прибавляет.
Заводская территория оказывается не только живописно разрушенной, но и обжитой. Толком он так и не понял, когда пустые ободранные здания цехов, усеянные по периметру картонными будочками аборигенов, плавно перешли в относительно целые здания, где наличествовал электрический свет и многочисленные запахи. Сбросив труп в мусоросборник и чувствуя себя полезным членом общества – уборка - его призвание, да! - он наконец-то позволил себе оглянуться и посмотреть на троих наблюдателей, испепеляющих его взглядами последние 10 минут.
Не то, чтобы здоровые, и не то, чтобы молодые, обкуренные чем-то невеселым, вроде тропановых алкалоидов, злые на что-то, привычно, тяжело злые, и готовые сорвать злость на ком угодно и по любому поводу. Неплохо, но можно сделать лучше.
Он усмехается. Ему чертовски не хватает его привычной «одежды для миссий». Без нее он выглядит неопасно, вернее недостаточно опасно, поэтому эти трое не испытывают ни страха, ни тревоги, хотя наверняка видели трупы. Ему НЕ ХВАТАЕТ тряпки на голове и приличной одежды для того, чтобы безоговорочно включать в человеке механизм активации страха. Это смешно, но люди реагируют на образ, на соответствие своим представлениям об опасности, гораздо сильнее, чем на реальную опасность, если она не имеет шикарного внешнего вида.
- Ты кто такой, падальщик?
Он улыбается, разводит пустые руки в стороны.
- Разве я что-то взял у вас?
- Ты приперся на нашу территорию, - выкрикивает тот, что помоложе. Но, черт возьми, даже у него злость отдает тухлятиной, а не настоящей яростью.
Старики. Он ненавидит пить стариков, от них никакого прока.
- Ты нарушил правила, краса-авчик, – гнусаво тянет второй монгрел. Первый вытаскивает лазерный нож, пару раз взмахивает причудливым движением. Ему становится смешно и противно, да, блин, уборка – его призвание.
- А за нарушение полагается наказание.
- Серьезно? А я-то думал, что за нарушения полагается бонус.
- Чего? Ты погляди, он еще рот разевает!
- Ничего, сейчас закроет. Или может пошире откроешь, а красавчик?
- Ножички у нас хорошие.
Он слышит их недоумение, слабое, размытое, заторможенное, слышит, как усиливается злость. Они чувствуют вместе, как маленькая стая, это противно, и заставляет его брезгливо поморщится.
- Тупые ублюдки, - слова оказывают нужное действие, и ближайший монгрел тоже выхватив нож, кидается к нему.
- Ах ты сука ебанная!
Уклониться не составляет труда. Он делает несколько шагов назад, так чтобы все трое оказались в поле его зрения, и выхватывает пульсатор.
А вот теперь появляется то, что нужно: страх, неудержимый животный страх, ужас от которого ночью умирают в постели. Они останавливаются, все трое, как вкопанные. Они смотрят на пульсатор в его руке как на молнию Гнева Господнего в руках архангела, и сквозь страх и ужас он слышит что-то еще.
- П-пульсатор, - шепотом произносит младший, - оружие…
Точно, оружие. Он закрывает глаза от стыда и стонет. Черт! Так лохануться! В Церес нет оружия. Ни у кого, никогда, ни при каких обстоятельствах! Он подставился! В первую же минуту гребаной новой жизни он подставился. Выдал себя с головой. Самоуверенный мудак, идиот, безмозглый кретин!
Они все еще стоят как загипнотизированные, но он знает – сейчас побегут. Без всякой надежды, подчиняясь инстинктам, и если он выстрелит - раны на трупах будут абсолютно однозначны. И если он утилизирует их – результаты вскрытия будут абсолютно однозначны.
Юпитер,как же он облажался!
Он не стреляет. Двоих утилизирует мгновенно, всем телом ощущая, как их жизни, их энергия, ставшая легкой и быстрой от страха, оказываются в нем. Его голод - вечный, неистребимый, издает поощрительный возглас, голод толкает его к новым жертвам, всегда. Голод не знает ни покоя, ни удовлетворения, поэтому он, никогда его не слушает. Третий успевает нырнуть в подворотню, когда он утилизирует его и за трупом приходится тащиться в эту подворотню - вонючую, грязную, вобравшую миллионы струй мочи и спермы.
А потом ему приходится волокти всех троих домой. И он тащит и думает, что это справедливое наказание для такого идиота: решил избавиться от двух мертвяков, а получил на руки еще троих.
Сбросив последнего под ноги проснувшейся Эйр, нравоучительно говорит:
- За дурною головою и ногам горе.
Эйр с недоумением смотрит на него, потом на трупы, вопросительно подымает бровь. Он качает головой и отворачивается. Ох, как стыдно.
- Я лажанулся. Думал их напугать, вытащил пульсатор, - он вздыхает сокрушенно, - блин. Я даже убивать ведь их не собирался. Мне так стыдно.
Эйр слабо улыбается. Ему не надо смотреть, чтобы видеть ее улыбку, и чтобы заметить какая же она усталая. Заодно ему становится стыдно еще и за то, что во вчерашней переделке он пострадал меньше всех. Но с другой стороны, это очень даже хорошо: функции обеспечения команды энергией ему придется взять на себя, а эту обязанность лучше выполнять в приличной физической форме.
Голод, да, у всех остальных он такой же: неистребимый, безжалостный, едва управляемый. Их Дар.
- Трупы расчленить?
Ашис тоже проснулся, сидит в позе лотоса. Режим регенерации имеет свои пределы: мальчишка горбится, морщится, кожа на лице у него стала сухой и старой, глаза заплыли и блестят узкими щелками. Он вынужден смешно задирать голову, чтобы что-то увидеть.
- Нет. У нас шесть контейнеров с кислотой. Растворятся.
Ашис не реагирует. Он ищет глазами четвертого: Маар лежит в углу, закутанный в кучу тряпок, не иначе как Эйр озаботилась. Все трое даже под ментальной защитой ощущаются как болезненные, мелко подрагивающие комочки. Всем плохо. Все хотят есть.
Он улыбается.
- Ты первая.
Эйр протягивает руку, гладит его по щеке, голос у нее хриплый и чуть дрожит:
- Мама-коза пришла, молочка принесла.
Пейринг: отсутствует.
Рейтинг: не помню. высокий. Смерть. насилие, ругань.
Бета: нету.
Предупреждение: AU.
Предупреждение 2: Я сказала, что будет им счастье? Ловите.
читать дальшеУтро новой жизни. Первое утро свободы.
Он просыпается не под звуки побудки, не по сигналу тревоги, не от хлесткого удара мокрым полотенцем, которым подымали заснувших в переодевалке курсантов. Не от тяжести стационарного шлема сканера, не от укола в вену, не от удара «белым шумом», впивающегося в мозг с визгом адской пилы.
Он просыпается просто так. Потому что выспался, потому что есть охота, потому что надо в туалет. Очень подходящая причина для первого утра новой жизни.
Но его это устраивает. Помимо неуловимой привлекательности некоторых, взятых отдельно от их смысла, слов, он думает, что у него до сих пор нет имени. У Эйр, впрочем, тоже нет. Но чуть подправленное звучание ее личного кода на удивление успешно играет роль собственного имени.
А у него? QER - 12-11. Эйр называет его как угодно, но только не тем буквосочетанием, которое выдается инструкторами на время операции. Штерн называл его курсант или мелкий. С тех пор он сам, да и вся старшая группа, принялась называть младших любого возраста мелкими. Листер,.. да, похоже, Листер его никак не называл. А остальные?
Обдумывая эту мысль со всех сторон, он приходит к выводу, что именно такие вот дурацкие мысли, на которые, однако, можно без опаски тратить время, и есть признак новой жизни. Куда более важный, чем пресловутые «глотки сладкого воздуха свободы», тем более, что воздух в подвале трудно назвать сладким: на одном из контейнеров явно нарушена герметичность, тянет старым железом, запахом ветхих тряпок и грязи, а возле входа чуть прикрытые лохмотьями благоухают два несвежих трупа. Пора от них избавиться.
Он встает, потягивается, с удивлением отмечая хорошее, да что там! – отличное самочувствие. Как будто ничего не было: ни побега, ни выматывающего напряжения, ни драки, ни смерти – ничего. Он отлично себя чувствует, гораздо лучше, чем все остальные.
Маар дрожит во сне, слабо шевелится и дышит открытым ртом. От мелкого тянет жаром, вонючим потом, температура не менее 39 – вмешиваться не стоит, это обычные признаки регенерации. Ашис гораздо спокойнее во сне, наверняка из-за травмы шеи. Нормально спит только Эйр, и будить ее просто жалко. Что он, двух мертвяков не отнесет самостоятельно?
Собственно, это не утро, а вечер свободы: они проспали почти сутки. В сумерках территория завода напоминает декорацию к антиутопии: остовы разобранных машин, остатки шпал, поднятые неведомым ухищрением в гигантскую букву «Г», здание цеха зияет провалами и оконными дырами, и, наверное, эта антиутопия имеет мистический оттенок или фантастический, потому что из здания по раздолбанным дорожкам и стоячим лужам – дождь был четыре дня назад, какие лужи? – лениво ползет зеленоватый тяжелый туман и норовит свернуться в слабо опознаваемые фигуры сталкеров.
Хм, интересная территория. Никакого энергетического наполнения у зеленоватой взвеси он не чувствует и признает ее безопасной. Взвесь, как для неживой, на диво шустро расползается из-под ног, но он решает оставить загадку на сладкое и закончить с делами: оттащить тела, Юпитер знает кого, к мусорной свалке. Вряд ли мертвецов будут разыскивать, раз до сих пор не пытались, но они собираются здесь жить некоторое время, а близость к гниющим останкам здоровья не прибавляет.
Заводская территория оказывается не только живописно разрушенной, но и обжитой. Толком он так и не понял, когда пустые ободранные здания цехов, усеянные по периметру картонными будочками аборигенов, плавно перешли в относительно целые здания, где наличествовал электрический свет и многочисленные запахи. Сбросив труп в мусоросборник и чувствуя себя полезным членом общества – уборка - его призвание, да! - он наконец-то позволил себе оглянуться и посмотреть на троих наблюдателей, испепеляющих его взглядами последние 10 минут.
Не то, чтобы здоровые, и не то, чтобы молодые, обкуренные чем-то невеселым, вроде тропановых алкалоидов, злые на что-то, привычно, тяжело злые, и готовые сорвать злость на ком угодно и по любому поводу. Неплохо, но можно сделать лучше.
Он усмехается. Ему чертовски не хватает его привычной «одежды для миссий». Без нее он выглядит неопасно, вернее недостаточно опасно, поэтому эти трое не испытывают ни страха, ни тревоги, хотя наверняка видели трупы. Ему НЕ ХВАТАЕТ тряпки на голове и приличной одежды для того, чтобы безоговорочно включать в человеке механизм активации страха. Это смешно, но люди реагируют на образ, на соответствие своим представлениям об опасности, гораздо сильнее, чем на реальную опасность, если она не имеет шикарного внешнего вида.
- Ты кто такой, падальщик?
Он улыбается, разводит пустые руки в стороны.
- Разве я что-то взял у вас?
- Ты приперся на нашу территорию, - выкрикивает тот, что помоложе. Но, черт возьми, даже у него злость отдает тухлятиной, а не настоящей яростью.
Старики. Он ненавидит пить стариков, от них никакого прока.
- Ты нарушил правила, краса-авчик, – гнусаво тянет второй монгрел. Первый вытаскивает лазерный нож, пару раз взмахивает причудливым движением. Ему становится смешно и противно, да, блин, уборка – его призвание.
- А за нарушение полагается наказание.
- Серьезно? А я-то думал, что за нарушения полагается бонус.
- Чего? Ты погляди, он еще рот разевает!
- Ничего, сейчас закроет. Или может пошире откроешь, а красавчик?
- Ножички у нас хорошие.
Он слышит их недоумение, слабое, размытое, заторможенное, слышит, как усиливается злость. Они чувствуют вместе, как маленькая стая, это противно, и заставляет его брезгливо поморщится.
- Тупые ублюдки, - слова оказывают нужное действие, и ближайший монгрел тоже выхватив нож, кидается к нему.
- Ах ты сука ебанная!
Уклониться не составляет труда. Он делает несколько шагов назад, так чтобы все трое оказались в поле его зрения, и выхватывает пульсатор.
А вот теперь появляется то, что нужно: страх, неудержимый животный страх, ужас от которого ночью умирают в постели. Они останавливаются, все трое, как вкопанные. Они смотрят на пульсатор в его руке как на молнию Гнева Господнего в руках архангела, и сквозь страх и ужас он слышит что-то еще.
- П-пульсатор, - шепотом произносит младший, - оружие…
Точно, оружие. Он закрывает глаза от стыда и стонет. Черт! Так лохануться! В Церес нет оружия. Ни у кого, никогда, ни при каких обстоятельствах! Он подставился! В первую же минуту гребаной новой жизни он подставился. Выдал себя с головой. Самоуверенный мудак, идиот, безмозглый кретин!
Они все еще стоят как загипнотизированные, но он знает – сейчас побегут. Без всякой надежды, подчиняясь инстинктам, и если он выстрелит - раны на трупах будут абсолютно однозначны. И если он утилизирует их – результаты вскрытия будут абсолютно однозначны.
Юпитер,как же он облажался!
Он не стреляет. Двоих утилизирует мгновенно, всем телом ощущая, как их жизни, их энергия, ставшая легкой и быстрой от страха, оказываются в нем. Его голод - вечный, неистребимый, издает поощрительный возглас, голод толкает его к новым жертвам, всегда. Голод не знает ни покоя, ни удовлетворения, поэтому он, никогда его не слушает. Третий успевает нырнуть в подворотню, когда он утилизирует его и за трупом приходится тащиться в эту подворотню - вонючую, грязную, вобравшую миллионы струй мочи и спермы.
А потом ему приходится волокти всех троих домой. И он тащит и думает, что это справедливое наказание для такого идиота: решил избавиться от двух мертвяков, а получил на руки еще троих.
Сбросив последнего под ноги проснувшейся Эйр, нравоучительно говорит:
- За дурною головою и ногам горе.
Эйр с недоумением смотрит на него, потом на трупы, вопросительно подымает бровь. Он качает головой и отворачивается. Ох, как стыдно.
- Я лажанулся. Думал их напугать, вытащил пульсатор, - он вздыхает сокрушенно, - блин. Я даже убивать ведь их не собирался. Мне так стыдно.
Эйр слабо улыбается. Ему не надо смотреть, чтобы видеть ее улыбку, и чтобы заметить какая же она усталая. Заодно ему становится стыдно еще и за то, что во вчерашней переделке он пострадал меньше всех. Но с другой стороны, это очень даже хорошо: функции обеспечения команды энергией ему придется взять на себя, а эту обязанность лучше выполнять в приличной физической форме.
Голод, да, у всех остальных он такой же: неистребимый, безжалостный, едва управляемый. Их Дар.
- Трупы расчленить?
Ашис тоже проснулся, сидит в позе лотоса. Режим регенерации имеет свои пределы: мальчишка горбится, морщится, кожа на лице у него стала сухой и старой, глаза заплыли и блестят узкими щелками. Он вынужден смешно задирать голову, чтобы что-то увидеть.
- Нет. У нас шесть контейнеров с кислотой. Растворятся.
Ашис не реагирует. Он ищет глазами четвертого: Маар лежит в углу, закутанный в кучу тряпок, не иначе как Эйр озаботилась. Все трое даже под ментальной защитой ощущаются как болезненные, мелко подрагивающие комочки. Всем плохо. Все хотят есть.
Он улыбается.
- Ты первая.
Эйр протягивает руку, гладит его по щеке, голос у нее хриплый и чуть дрожит:
- Мама-коза пришла, молочка принесла.
@темы: Ai no kusabi - фики
Он знал, что оба парня не испытывают восторга от того места, где оказались, но с этим он разберется позже.
С Эйр было и хуже и лучше одновременно. Судя по довольному выражению ее лица, с которым она брала в руки разные предметы, с ее даром все было в порядке. Но вот ссадины и рана на плече заживали удивительно медленно.
Этого он не понимал. Если в «Нарцисс» посчитали ее годной для материнства, то каким образом собирались справляться с такой плохой регенеративной способностью? И как, черт возьми, справлялись раньше, на миссиях? Почему Эйр молчала? Боялась, что он ее оставит? Не захочет связываться? Глупость какая.
Каждый день он отправляется за «молоком» как образцовая мамочка и тратит на охоту немало времени. Их будут искать, обязательно. Их будут искать по всей Танагуре, понадобится - по всей Амой и во всех колониях, в этом он не сомневался. Их будут искать и в Церес, без сомнений, так что: никаких трупов с подозрительными поражениями мозга или нервной системы, только усталость после внезапной вспышки страха или злости, только головокружение и боли в сердце. Он довольно быстро сообразил, где искать лучших кандидатов для частичной утилизации: в районе Щели и Солнечной Стороны, где скапливается «молодежь» Церес, недавние выпускники Гардиан, чьи мозги и души еще свежи и не протухли. Мальчишки реагировали быстрее и ярче, обмануть их было намного проще, но все равно требовалась не менее десяти драк, чтобы накопить достаточно.
Ага, гребанная мамочка.
- А тебя никто не просит, - хрипит Маар. Он сидит, привалившись к стенке, глаза налиты кровью, изо рта чудовищно воняет. Пот у него тоже страшно вонючий, но мыться здесь толком негде, так что приходится терпеть. Страшный и жалкий, наполненный болью, человеческий комочек и ненавидит его всеми силами души.
- Из-за тебя мы в этом дерьме. Из-за тебя!
Он улыбается:
- Верно, - и не размахиваясь, залепляет мальчишке пощечину, - я блядь, тебя только что покормил, и ты мою энергию расходуешь на вот это вот дерьмо. Если она тебя до такой степени не нужна, я могу взять обратно.
Мальчишка вытирает нос - крови немного, ничего страшного - бросает короткий мучительный взгляд на Эйр. Эйр изображает на лице осуждение. Маар переводит взгляд на него, смотрит с угрюмой ненавистью, но той ярости и напора уже не ощущается.
- Ублюдок.
- Вот именно.
С Мааром все понятно и предсказуемо, его гораздо больше беспокоит Ашис. Мелкий поправляется, он разрабатывает шею специальными упражнениями, он вполне спокоен и адекватен. И это очень плохо.
В конце концов, они ложатся спать. Он обнимает Эйр, положив голову ей на плечо, и во сне ему снится, как Эйр плачет.
В крошечном круглосуточном магазине, втиснутом в щель между двумя многоэтажками, уже не впускают внутрь. Торговля идет через узкое зарешеченное окошко. Он честно расплачивается, потому что теперь он потрошит не только тела, но и карманы, они - тоже люди и одной пси-энергией сыт не будешь, а когда разворачивается, встречается с откровенно недоуменным и радостным взглядом.
- Рики! Черт, Рики, откуда ты взялся!
Парень растягивает рот в улыбке, он излучает радость узнавания и предвкушение от встречи с этим неизвестным Рики и не пытается это скрыть.
- Блин, мы думали ты все, вообще больше не покажешься!
Сзади парня стоят еще несколько человек, на углу улицы трое, в магазине двое и еще кто-то в подъезде.
- Подался в бизнес и только тебя и видели.
Взгляд парня шарит по его лицу, по ношеному плащу, стянутому с очередной жертвы, и его улыбка гаснет, радость становится тусклой, разочарованной.
- А ты что, слинять просто решил от нас?
Отличная подсказка.
- Да, - он хмурится, прижимает сверток с продуктами к груди, резко разворачивается и идет к ближайшей подворотне. Парень, помедлив пару секунд, все-таки двигает за ним, крича на ходу:
- Эй. Да подожди ты. Рики. Ну, че ты сразу в бутылку лезешь?
Надо полагать, нрав у этого Рики был горячий. Он поворачивается лицом к собеседнику, резко, коротко толкает в грудь несколько раз.
- Тебе объяснить на пальцах или и так поймешь?
- Да. Рики… блин. Я только спросил! Ну, ушел так ушел.
Он толкает его еще раз, немного сильнее.
- Вот именно, - зло сверкает глазами, посылая короткий импульс для закрепления сказанного, и ныряет в облюбованную подворотню. Если парень сунется и сюда, придется немного с ним поработать. А если не сунется, то должен по идее, передать неведомым сообщникам неведомого Рики, что тот их покинул.
Нехорошо иметь двойников.
Эйр по-прежнему нет.
Пока они чем-то заняты, пока он ее кормит, пока она работает над восстановлением, пока делает перевязку – кажется, что все в порядке. Это Эйр – умница, красавица, отличница и все такое. Он уверен, что Маар попытался бы придушить его во сне, сразу после того, как пришел в себя, если бы не Эйр. Он уверен, что она ищет способ пробиться к Ашису, он уверен, что найдет. Ни один психолог «Нарцисс» не годится ей в подметки в этом деле, и если бы Эйр не была членом старшей группы, она давно бы стала воспитателем. Или даже учителем.
Но вот они укладываются спать, он обнимает теплое родное тело, сквозь пот и грязь слышит неистребимый запах апельсинов и понимает – Эйр здесь нет.
Он не знает, когда она исчезла. Когда они покинули подземный комплекс, она еще была, он совершенно в этом уверен. Их преимуществом была скорость и решительность, они не пытались скрыться и не пытались защититься – только блокировали мысли. Позднее, когда спустились в канализацию, защита стала полной. Они и сейчас поддерживают режим тотальной защиты, это необходимость. Но при прикосновении он по-прежнему слышит всех троих. Должен был слышать троих. Но есть только двое.
Она исчезла где-то за те 20 часов, с момента, когда они выбрались из здания и до того «утра свободы», когда проснулись здесь.
Пока он не знает, что с этим делать.
Он уверен в том, что попытки телепатов обнаружить их по «горячим следам» прекратились. Теперь их можно было обнаружить только путем тщательного сканирования, и только в том случае, если бы они пренебрегли установлением защиты. Вряд ли Листер или Кольмар придерживаются такого низкого мнения об их группе, так что искать теперь будут привычными человеческими методами: объявят в розыск, а в Церес тоже есть своя полиция, и хотя на официально не подчиняется танагурским властям, нет сомнений, что окажет всемерное содействие в поиске и обнаружении преступников. Есть смысл прибегнуть к маскировке. Даже в такой клоаке как 9-ый район не стоит расслабляться.
Он с долей иронии отмечает, что назвал своих... гм, ладно, назвал их всех командой, группой. В принципе так оно и есть. Куда меньшую иронию вызывает понимание, что он рассматривает их как боевую группу, выполняющую миссию «Нарцисс»: тест на выживание, долгосрочная работа под прикрытием, как и следует настоящей автономной команде. Ему это не нравится, совсем, он думает, что позже попросит Эйр растолковать этот фокус и подумать, нельзя ли использовать его в отношениях с мелкими, потому что они плохо адаптируются.
Еще он думает, что лично у него есть еще один существенный повод для маскировки: он встретил человека, знакомого с его двойником. С монгрелом, похожим на него как две капли воды. Учитывая, что он знает еще одного, или того же самого ныне покойного монгрела, похожего на него как две капли воды, ситуация становится нелепой и опасной.
И все же, если он рассчитывает вернуться в Мидас, а он рассчитывает, то начинать вылазки следует как можно раньше.
В толпе легко спрятаться. Масса беспокойных, нервных, быстро и шумно двигающихся людей могла бы послужить прикрытие и для Фредди Крюгера, не то, что для невысокого черноволосого монгрела. Он легко лавирует между людьми, фиксируя видеодатчики и каждый раз, пристраиваясь за чьей-нибудь спиной или плечом. Он ловит множество эмоций: радость, злость, гнев, насмешку, вожделение и жажду удовольствия. Большинство из них слабые и вялые, большинство порождены формами опьянения и похожи на торопливо сделанные карнавальные костюмы, с торчащими нитками и плохо держащимися швами. Их ничего не стоит стряхнуть, сдернуть одним движением руки, обнажая напуганную тощую душу. Но его мало волнуют пафосные драматические жесты, желания унизить кого-то без пользы, для собственного удовлетворения он никогда не испытывал. Его волнует только собственный голод, и он потихоньку, осторожно, не отвлекаясь от режима скольжения под всевидящим глазами Юпитер, насыщает его.
Проще сделать это здесь, потому что людей много и некоторые из них чувствуют полноценный восторг и веселье. Труднее, потому что можно взять лишь чуть-чуть: никаких внезапных остановок, головокружений и обмороков. Он работает: четко, аккуратно, стильно, да, именно стильно, он даже ощущает удовлетворение от того насколько он хорош в своем деле. Он прячется за широкой спиной какого-то инопланетянина от очередной камеры, видит его полурастегнутый карман и толстое набитое портмоне. Здесь намного больше, чем он может снять со своих жертв в Церес, так что он протягивает руку мягким движением и вытаскивает кошелек.
Турист ничего не замечает, спокойно двигается дальше к центральной арке. А он внезапно ощущает крепкие пальцы на своем запястье.
- Отвратительная работа. Я не впечатлен.
Он вздыхает про себя. Да, в своей работе он хорош, а вот чужой – еще учиться и учиться.
- Простите, что разочаровал вас.
Мужчина, удерживающий его за руку ощущается удивительно безразлично, как статическое электричество – совершенно бесполезный. Его спутник немногим лучше, но того же не стоит потраченных на него усилий.
- Что ты делаешь? Кто это?
Не удостоив взглядом добровольных стражей порядка, он выворачивается из захвата, ныряет под вытянутую в его направлении руку второго и, продолжая двигаться на полусогнутых, растворяется в толпе. Только добравшись до нарядной арки входа, он останавливается, провожая глазами странную пару. Даже для толпы инопланетян они очень, очень странные.
- Сколько нам торчать в этом дерьме?
Голос у Маара напряженный, взгляд угрюмый, но не пылает ненавистью и яростью, требующих драгоценной пси-энергии.
- Есть предложения?
Он говорит нарочито лениво, с блаженной полуулыбкой рассматривая обвалившиеся балки потолка. На потолке ничего интересного. Но ему все равно куда смотреть, потому что он слушает Эйр. А Эйр забавляется с кучей вещиц, любовно собранной им по разным карманам.
Здесь есть два кольца - серебряное и из колечек искусственной драконьей кожи, три цепочки из разных металлов, с десяток брелков, от пластикового до углеродного., целая куча разнообразных ключей, радиоклипс, дешевых бумажных телефонов, по большей части использованных, кредитных карточек и голографий. Есть одна настоящая бумажная фотография. Это самый ценный экспонат коллекции, и Эйр оставляет ее напоследок.
Вещи способны сохранять дух владельцев. Те, кто видят в этой фразе красивую метафору, глубоко ошибаются: вещи способны хранить дух владельца и тот, кто может «слышать» вещь способен узнать об их владельце многое. Под час куда больше, чем этого бы хотелось обладателю дара.
Ему редко приходилось наблюдать за работой Эйр, как с вещами, так и с людьми. Он считает, что много пропустил и теперь старается быть рядом с Эйр во время ее занятий. Негодование мелкого не мешает ему получать удовольствие.
- Есть. Найти приличный дом и занять его.
- Предварительно перебив обитателей, как я понимаю.
- Это не проблема для нас.
Ашис молчит. Он не замечает тех мелких колючих импульсов, которые характерны для заинтересованности и внимания. Или мальчишка каким-то образом научился закрываться от него, или действительно ему неинтересно. С пацаном какая-то дрянь происходит.
- Гм. Значит, по твоему мнению, нам необходимо: найти приличный дом, в Церес это тяжело, но все-таки возможно, явиться в этот дом, предложить обитателям убраться, на что они конечно не согласятся, или не предложить, а сразу приступить к утилизации. Я верно излагаю?
- Да, - Маару хотелось бы вызвать у него злость – надеться на это глупо со стороны мелкого, излить свое негодование – дважды глупо, и призвать на свою сторону Эйр, потому что еще больше, чем находиться в подобном месте самому, Маару не хочется видеть в подобном месте Эйр. Третье похвально, но тоже глупо. Придется приступить к вразумлению.
- Позволь я тебе расскажу, что будет дальше. Мы уничтожим семью или клан, или целую банду, в зависимости от того, кто занимает дом. Если это маленькая банда или семья, то она находится под покровительством местного авторитета. Последний для поддержки своей репутации немедленно созовет всю свою свору и попробует нас выбить из занятого здания. В результате относительно мирный район превратится в небольшой апокалипсис, потому что мы раздражены, ослаблены и плохо себя контролируем. Что немедленно привлечет внимание местной полиции. Принципиально, мы можем уничтожить всех этих людей: и здешних обитателей и полицейских. Мы можем использовать оружие – после чего за нас возьмется полиция Танагуры и нам придется применить наши силы. Мы можем сразу использовать свои способности. И в том и в другом случае мы немедленно привлечем внимание наблюдателей «Нарцисс». Полагаю, результаты не замедлят себя ждать.
Он, наконец, поворачивает голову и смотрит на мальчика. Взгляд Маара переполнен бессильной ненавистью и гневом. Он отворачивается:
- Я сколько раз просил тебя не использовать бездарно еду.
- Иди ты на хрен со своей едой, - хрипит Маар, - обойдусь.
- Вряд ли. Заметь, я не отклоняю твоего предложения только потому, что снабжаю тебя едой и поэтому имею право решающего голоса. Я рассмотрел предложение. Если ты видишь другой вариант развития событий – скажи мне. Если видишь другой способ разрешения ситуации – скажи. Мы все обсудим.
Мальчишка закрывает глаза, стискивает зубы. Кулаки он тоже автоматически стискивает, и зажившая рука отзывается острой болью. Возможно, именно боль заставляет его отвлечься и взять себя в руки. Он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, потом произносит:
- Нет. Другого предложения у меня нет.
- Очень жаль.
Между прочим, он говорит искреннее. Если бы кто-нибудь мог сейчас подкинуть ему какую-нибудь более или менее вразумительную идею - он воспользовался бы ей незамедлительно. И без разницы от кого исходило бы это предложение.
- Мало.
- Если ты такой умный, то пойди поищи себе другого скупщика.
Надо завести бандану. Или серьгу. Что-нибудь из арсенала неотразимости местных шоу-идолов злодейства. Он не производит должного впечатления.
- Меня устраивает твое обслуживание и высокий стиль беседы, - насмешливо говорит он вместо того, чтобы утилизировать прижимистого торговца. Или уделать ему мозги до полной невменяемости. Или совсем просто и незатейливо отбить почки, печень, желудок и весь остальной поганый ливер.
Вместо этого он потягивается, откидывается на спинку стула, закидывает скрещенные руки за голову. Полы плаща далеко расходятся, между задравшимся свитером и брюками открывается кусочек кожи. Он задумчиво щурится в потолок, мечтательно улыбаясь.
- И мне лень искать кого-то еще, - он еще сильнее выгибается, свитер задирается еще выше. Когда он снова усаживается прямо, взгляд его непривычно мягок, слабая улыбка едва трепещет на губах, а на грубоватом, жестком лице торговца без труда читается вожделение.
Он запускает пальцы в волосы, накручивает пряди.
- Но придется, если ты хоть немного не увеличишь плату, - он улыбается чуть в выразительнее, наклоняет голову, - не жадничай.
Три мобильника из полиуглерода – да только за них торговец получит вдвое больше. Но он привык работать в Церес, с монгрелами, которым просто некуда деваться, и сам устанавливает цену.
- У меня самая лучшая цена. И деньги ты получаешь сразу. Не хочешь – уходи.
Торговец говорит твердо и жестко, как всегда говорит с монгрелами. Взгляд его безостановочно скользит по расслабленному, выставленному на показ телу, пальцам, запутавшимся в волосах, мягким сочным губам. Он думает, что не произойдет ничего плохого, если он приплатит монгрельской шлюхе. Один раз и за дело.
- Если тебе больше нечего предложить.
«Монгрельская шлюха» наклоняется к его столу, упирается локтями в стол, а подбородком в сплетенные пальцев, улыбается – мягко и насмешливо.
- Не чего. Сегодня я больше ничего не достал.
Торговец, сам не замечая, облизывает губы, голос его становится хриплым.
- Ладно. Я дам тебе триста, если ты мне отсосешь.
- Всего-то, - насмешливо скалится «шлюха», - айс-герл на улице потребует больше.
- Четыреста, - хрипит торговец, заводясь все больше. Приличная проститутка в Мидас, а гражданин считает, что можно иметь дело только с приличными проститутками, действительно обойдется дороже. Но на них у него почему-то так не встает. А на какого-то мелкого монгрела встало так, что хоть на стенку лезь.
Он смеется, закидывая голову и демонстрируя тонкую шею.
- Дай я посчитаю. За раздобытые карточки и ключи я получу двести. За минет под столом – тоже двести. Вопрос, зачем рисковать своей шкурой целый день, если за пятнадцать минут легкой работы можно получить столько же?
На самом деле идиотский вопрос. Да, так бы он быстрее набирал нужную сумму кредитов и нужное количество энергии. Потому что удовольствие и восторг не менее насыщены, чем страх или боль. Но это лишь временное решение проблемы, потому что это занятие в Церес не обеспечит нужного уровня доходов и независимости. А вот репутацию испортит надолго.
- Пятьсот.
По-видимому, он увлекся. Он отбирает вызванную желанием энергию, торговец, внезапно бледнеет, глаза у него подкатываются, он, чуть ли не в обморок не падает, заваливаясь на кресло. Тут же приходит в себя, жестом останавливает шевельнувшихся громил. Во взгляде, брошенном на него, читается злоба и желание мести. Силен дядька, можно еще немного взять.
Он усмехается.
- Это слишком щедро. Но триста я считаю вполне приемлемой платой за мою добычу.
Торговец молча вытаскивает стопку кредитов и толкает через стол.
- Убирайся.
Он встает. Блядь, как же не хватает нормального прикида, а?
- С тобой приятно иметь дело.
Можно: толкать желание до упора, оттрахать, сняв немалую часть жизненной энергии, сформировать зависимость и использовать в своих интересах как захочется. Можно: покачать на «качелях» парных эмоций, довести до невменяемости, выудить всю информацию и добраться до людей повыше. Можно: пытать, получить информацию, утилизировать на хрен и дальше по предыдущему сценарию. А сделает он иначе: станет чересчур выгодным поставщиком, чтобы оставаться клиентом, и, провернув пару прибыльных дел, добьется внимания шишки покрупнее. Сценарий тот же, но средства исполнения другие – чисто человеческие. Не оставляют следов.
Использовать свой дар легко. Убить, пригрозить, сделать беззащитным, обмануть и использовать. И казаться самому себе всемогущим, и безнаказанным. От первого быстро отучают в лабораториях «Нарцисс». От последнего его отучил Штерн.
Штерн держал его в «черном теле»: намеренно доводя на тренировках до полного изнеможения и не давая пополнить запасы энрегии, потом вытаскивал его в город и давал убийственно сложные и идиотские задания. « Убеди продавщицу в супермаркете купить тебе еду». – «Девчонку? Как?» - «Словами парень, словами, слова в человеческой жизни важнее всего остального». – «Уговори таможенника пропустить тебя без билета на шаттл» -«Это невозможно» - «Придумай что-нибудь, курсант» - «Раздобудь миллион кредитов. Без насилия. Без убийств. Никто не должен пострадать» - «Ты что, ебанулся?» - «Следи за языком, мелкий».
Он придумывал. Он просил, он унижался, он обманывал, он оскорблял и шантажировал. Иногда получалось, иногда нет. Но Штерн продолжал его гонять и жестоко наказывал за использование пси –способностей. Он ненавидел своего воспитателя всеми силами души, он делал ему массу пакостей, он из шкуры выпазил, используя мельчайшие слабости, которые только замечал у воспитателя, чтобы в результате получить снисходительный кивок: «Неплохо, мелкий. Наблюдать ты уже научился. Теперь бы еще научиться отделять зерна от плевел». Штерн выжимал из него все соки, заставлял работать до обмороков, до белых вспышек перед глазами. И когда он переставал соображать, когда от усталости у него подламывались ноги, пальцы дрожали, он не мог удержать простейшего импульса, не мог думать, не мог слышать и единственное, что хотелось – сдохнуть, просто сдохнуть, и чтобы бы больше никто никогда не трогал, Штерн касался его мысленно, проклятый телепат, наверное, самый сильный из тех, кого он знал, и это мысленное прикосновение было живым, насмешливым, сочувствующим. Он говорил: «Не останавливайся. Ты можешь намного больше, чем тебе кажется. Любой человек может намного больше, чем ему кажется». И он вставал, он цеплялся за что-нибудь, самым привычным и надежным оставалась ненависть к Штерну, и снова работал - до упора, до следующей белой вспышки, до следующего «не останавливайся». Штерн мог сколько угодно унижать его, терзать и насмехаться, провоцируя нападения и тыкая носом в ошибки с изощренной глумливостью истинного сына Камастры. он все равно приползал к нему как преданный пес. Все равно слушал и слушался, потому что понимал: это единственный человек, который хочет, чтобы он выжил.
Он выживет. Он сильнее всей совей команды Сильнее даже Эйр не смотря на весь ее ум и способности. Потому что он сильнее всех хочет выжить.
Эйр проводит ладонью по его волосам, выкрашенным в яркий бронзовый цвет. Радужки закрыты линзами темно-серого цвета, вставки в рот изменяют линию челюсти.
- А теперь ты честно объяснишь мне.
Нечестно, то есть не совсем честно, он объяснил неделю назад: ориентировка на них действительно существует и не стоит надеяться, что на территории Церес их не будут искать. Так что он приволок целую кучу различных приспособлений, и весь вечер все четверо примеряли разные штуки для изменения внешности. Вернее, трое примеряли а четвертый, Ашис, только вид делал. Это было дурно, плохо, но гораздо хуже было то, что Эйр поинтересовалась второй причиной только сейчас.
Где же ты, Эйр? Почему?
Он собирает в голове все фрагменты: встречу возле ночного магазина, убитого монгрела в кабинете управляющего мидасского клуба, по совместительству оказавшегося дилером хозяина Черного рынка, урывки бесед в барах, которые он теперь усердно посещал, старательно формулирует – первое требование доклада внятность и четкость, ага – и рассказывает:
- Я встретил в Церес человека, который опознал меня как некоего Рики, главаря банды «Бизон». Эта банда – здешняя знаменитость, чуть ли не легенда. Вернее была, пока ее главарь, Рики, не объявил о роспуске банды, после чего через некоторое время исчез неизвестно куда. Но поскольку это произошло всего лишь пять-шесть месяцев тому назад, то его прекрасно помнят. Парень, с которым я встретился, упомянул, что Рики покинул банду, поэтому я посчитал излишним уничтожать свидетеля и подыграл ему. Однако, это далеко не единственный человек, который может заметить наше сходство, так что я принял меря предосторожности.
- Хм, - Эйр подымает бровь в некотором сомнении. Он фыркает – вопрос очевидный.
- Нет, настоящий Рики вряд ли вернется. Четыре месяца назад я выполнял задание для Нефертити: скачать информацию, попугать - ничего особенного. Но мне пришлось утилизировать телохранителей хозяина клуба и его гостя. Вот этим гостем и был, я так думаю, Рики.
Он пожимает плечами под вопросительным взглядом Эйр.
- Я думаю, что это был Рики, потому что мы были чертовски похожи. Сомневаюсь, что существует еще и третий двойник, хотя поручиться нельзя.
Странно откуда взялся хотя бы один. Для производства их выпуска использовали уже полученный генетический материал, результаты скрещиваний и мутаций бесчисленных поколений лабораторных уродцев. Даже сам по себе такой материал представляет огромную ценность, что уж говорить о жизнеспособных образцах. Представить, что один из таких образцов свободно разгуливает по Церес, никак не получается.
Эйр думает также.
- Это невероятно. Подозрительно. И в любом случае очень опасно.
Он кивает, с надеждой смотрит на девушку. Эйр печально улыбается и треплет его посветлевшие волосы.
- Я - только ясновидящая. Я не могу знать то, чего никто не знает.
Он упрямо хмурится.
- Придется найти того, кто знает. Нельзя жить, сидя на такой бомбе.
Жаль, что это – не единственная бомба, с которой он живет. У него здесь целый склад, хватит на всю Танагуру.
- «Бизонам» пришла крышка. Выпьем за это!
- Рот закрой.
- Та че ты?
- Рот говорю закрой.
- «Бизонам» крышка. Они теперь никто. Сколько их осталось вместе? Четверо? Пятеро? Да об том можно хоть на весь Церес орать…
Пятеро парней, бурно обсуждающих жизнь легендарной цересской команды, выглядят очень молодо и жалко: говорят слишком громко, пьют слишком много, выставляют напоказ ножи и кастеты, всем видом указывая, какие они крутые и независимые. Судя по стоическому спокойствию бармена, ребята устроили здесь не одну потасовку и уже всех достали. Странно, что они до сих пор живы. Покровитель?
Он намеревается подсесть к пьяным подросткам и вытрясти из них все, что знают малолетние отморозки, пока не поздно, но тут в бар вваливается пара парней постарше, пацаны за столом невольно замолкают и взгляды всех присутствующих устремляются к прибывшим. Надо полагать это кто-то из «Бизонов».
Он отворачивается к стене, поспешно снимает линзы и выплевывает вставки. С волосами ничего сделать нельзя, но он надеется, что сходство и без них явное.
Тем временем «Бизоны» направляются к барной стойке. На пути их встает парень. Предлагавший кричать на весь Церес и нагло усмехается.
- Вау. Какие люди явились, вы только гляньте.
- Отвали, малявка.
- А то что? Заткнешь мне рот?.
Парень помладше оскалился в угрожающей усмешке, тот, что постарше пренебрежительно дернул плечом и попытался молча пройти мимо.
- А-а, я знаю, побежишь просить Рики, да? Вот только где тот Рики, бро…
Закончить пацан не успевает. Старший снизу, вывернув руку, бьет по челюсти зарвавшегося монгрела. Не смотря на отсутствие замаха такой удар очень силен. Он испытывает некоторое удивление: «бизоны» действительно что-то умеют?
Несколько минут он выжидает, пока драка не разрастется, захватывая все новых людей. Кто-то принял сторону «Бизонов» кто-то – их противников, последних в итоге больше, в ход пошли ножи и «розочки», и положение сподвижников его покойного двойника становится угрожающим. Он незаметно добирается до барной стойки, разбивает стакан - лично ему удобней пользоваться плоским осколком - и влетает в драку как метеор.
Ему ничего не стоит вырезать всех дерущихся без применения дара – легко. Но тотальное уничтожение не входит в его планы, и рисковать он не намерен, так что он довольно осторожен. Когда добирается до «Бизонов» те сначала не узнают его, не до того, есть союзник, да и ладно, но совместные усилия быстро уменьшают количество противников и в какой-то момент тот, что постарше замирает от удивления:
- Рики?
Он успевает перехватить чью-то руку с ножом, направленную на застывшего «Бизона». Ломает запястье и коротко бросает:
- Потом.
Судя по готовности, с какой парень послушался, ему стоит уважать своего двойника: того небольшого времени, которое он провел в Церес достаточно, чтобы понять насколько плохо у монгрелов с чувством ответственности и дисциплиной. Они вновь дерутся, теперь уже атакуя, и ему легко удается добраться почти до двери и почти незаметно покинуть бар. В спину несется, «Рики, ты куда?», он не обращает внимания и ускользает на улицу.
Потом он наблюдает как оба «Бизона» вываливаются из бара, и ошалело крутят головами.
- Это Рики был, точно?
- Ну не святой же дух.
- Но волосы… и вообще он странный был.
- Это был Рики. Он пришел на помощь, ясно?
- И где он теперь?
Он думает, что стоит еще подождать. Пусть ему обнаружит кто-нибудь другой.
Он возвращается, наполненный энергией – да, мамочка принесла молочка – собираясь кормить свой «выводок», и чувствует, что опоздал. Пришел серый волк-трасформер и сожрал его «козлят». Он останавливается, прячется за развалиной заводского робота и замирает. Если присутствуют телепаты, то малейшее проявление дара – и все, это все равно, что самому махать руками и кричать «Я здесь».
Он плюхается на землю, прямо в лужу зеленоватой странной субстанции. Лужа реагирует как живая: расплескивается ложноножками, расходится в стороны от его тела – он автоматически отмечает очередной феномен здешней формы жизни и ползет по направлению к подсобке. А вот если здесь кто-то из пси-кинетиков, то его уже обнаружили и берут за белы рученьки. Так в чем же дело?
В том, что нет здесь никого: ни «синих», ни «белых», а с остальными цветочками «Нарцисс» он справится. Он вскакивает и несется вперед, открыто сканируя территорию, убеждаясь, что да, действительно никого из бывших «своих» нет, а с нынешними своими случилось что-то дурное, так что он влетает в подсобку как ветер, как ураган, видит Эйр, лежащую в углу в ворохе каких-то цветных лент – жизнедеятельности угрозы нет, без сознания – стена треснула, оборван силовой кабель, повсюду следы борьбы, из подвала тянет серной кислотой. Он скатывается по бетонной лестнице вниз, половина ступенек разбиты, запах невыносимый, два контейнера открыты и над одним из них Маар держит Ашиса. Держит из последних сил, кровь уже течет из носа и сил ему хватит еще не больше, чем на десять-пятнадцать минут. Ашис сопротивляется. Они оба – телекинетики, их силы примерно равны, но благодаря травмам Маар сейчас слабее. И он не удержит мальчишку.
Лица обоих мальчишек уже покраснели, кожа на руках Маара покрывается волдырями. Маар отворачивается, глаза у него плотно закрыты. Он старается дышать в сторону, старается прикрыть лицо рукавом. Ашис ничего такого не делает, так что из-под распухших шелушащихся век, из носа и рта уже течет кровь и слизь, он дышит открытым ртом, и наверняка сжег носоглотку.
Он вторгается в энергетическую матрицу Ашиса: безжалостно, как поступает со своими жертвами, отбирает энергию, пока мальчишка не теряет сознание, Маар со стоном отталкивает обмякшего Ашиса на пол, сам падает, всхлипывая от усталости, облегчения и гнева. Он не говорит, но его эмоции отчетливы: испуг, ярость, отчаяние и гнев, бесконечный гнев на него, старшего, который должен был их защитить. Который взялся их защитить, заставил все это сделать, а теперь просто сбежал, бросил! То, что он их кормит - ничего не значит!
- Не отвлекай, - коротко бросает он Маару. Мальчишка шипит что-то сквозь зубы, ему больно, ему плохо, но он не может сейчас убить старшего. Маар валится кулем возле стены, с ненавистью и отчаянием смотрит, как он укладывает Ашиса на пол, проверяя целостность шейных позвонков, как ощупывает шею и пытается, как можно осторожнее снять одежду. Синтетические шмотки плавились прямо на коже, снять, не повредив кожного покрова невозможно. Он ругается про себя, он не понимает, почему мальчишек не остановила Эйр, как могло такое получиться, но выяснять сейчас некогда, так что он хватает Маара за руку, передает энергию – быстро, в импульсном режиме. Мелкий дергается, морщится, он не умеет самостоятельно переключать режимы, он не умеет перехватывать энергию, но сейчас нет времени нянчиться. Он сует мальчишке в руку кредиты, быстро говорит:
- Улица старой Солнечной и Чайнатаун. Найдешь Шеридана. Нам нужны скальпель, катетеры, противожоговое, все, что у него найдется. Быстро.
Маар молчит, взгляд у него как проклятие, как кара – он отвешивает мальчишке оплеуху, шипит: «Быстро!». Это помогает, Маар встает, дрожа от пережитого напряжения, подволакивая ногу, направляется к лестнице, подымается все быстрее и быстрее. Он закрывает контейнер наглухо, думает, что, наверное, пока он не разберется со своей командой, лучше поставить на них какую-нибудь защиту, мало ли. Тащится наверх за водой, оглядывается на Эйр – без изменений, будем надеяться парень ее не сильно покалечил, спускается вниз и согласно рекомендациям техники безопасности обильно промывает кожные покровы и слизистые. Глаза промывать уже безнадежно.
Парень сам согласился бежать. Совершенно сознательно, в отличие от зомбированной Лунды. Что заставило его пожалеть об этом? Может, когда он выжег управляющий контур, он что-то ему повредил? Делалось-то все на скорую руку, он и не рассчитывал особо, что мальчишки выживут, да и практического опыта у него не было. Такого опыта ни у кого не было. Какого черта он решил покончить жизнь самоубийством? Если бы парень напал на него – это было бы вполне логично, он, черт возьми, ждал, жаждал этого нападения, чтобы разрешить ситуацию, что же, пошло не так?
По его ощущениям во взвихренном, многослойном комплексе течений и сгустков появляется относительно устойчивая, компактная схема, аналогичная привычным контурам блокировки и давления. Он пытается сделать петлю блокировки слабее, конструкция сразу же становится неравновесной, перемещается, но он считает, что так все равно будет лучше, чем «залочить» дар парня, а потом маяться с разблокированием каждый раз, когда потребуется телокинетическое воздействие. Впрочем, возможно у него вообще ничего не получилось. Посмотрим.
Когда появляется Маар, он хромает еще сильнее. Костяшки у него сбиты, а на скуле сияет изрядный кровоподтек. Он испытывает мимолетное одобрение: парень не использовал дар, отлично – забирает у него пакеты и пока мальчишка готовит лекарства, промывает лицо и руки Ашиса слабым раствором спирта.
Маар вкалывает обезболивающее, на древней спиртовке, на которой они приспособились варить пищу, прокаливает скальпель, активирует катетер. После второго курса любой из курсантов школы «Нарцисс» способен выполнять несложные хирургические операции и принимать роды, так что особых затруднений не предвидится.
Он не думает над тем, что произойдет, если особые затруднения возникнут: не выдержит сердце, сорвется только что поставленный контур, обнаружится какая-нибудь аномалия. Он просто выполняет действия по сохранению жизни напарника, и не вспоминает, сколько раз он пренебрегал ними раньше. Если спросить его сейчас хочет ли он сохранить жизни мальчишке, испытывает ли желание спасти человеческую жизнь, вряд ли он ответит положительно. Какое ему дело до раздолбая, не способного проявить волю к выживанию? В других условиях он, не задумываясь, утилизировал бы мелкого. В этом он убежден.
Маар делает еще пару уколов: на шее кожа расползается, иньектор прижимается практически к голому мясу. Он кивает мальчишке, берет подготовленный скальпель и аккуратно, словно делал это множество раз, вскрывает горло, взрезает трахею, осторожно вставляет катетер. Хриплый страшный звук дыхания Ашиса сменяется едва слышным звуком работы фильтра, он аккуратно смывает кровь, стягивает края разреза. Маар ловко наклеивает биопластыри, щедро поливает шею и лицо Ашиса противоожоговой пенкой, стараясь наполнить рот, нос и глаза. На сохранение функциональности последних надежды практически нет, но в принципе, телекинетик может работать и вслепую.
Он приносит сверху куски пластика, ломает, добиваясь нужного размера, привязывает мальчишку, жестко фиксируя положение тела. Вместе с Мааром они вытаскивают несостоявшегося самоубийцу наверх, укладывают у стены.
А Эйр все еще в отключке.
Он присаживается на корточки рядом с девушкой: лицо у нее белое и прозрачное как стекло, и тонкие порезы по лицу как трещины по разбитому зеркалу. Эйр и такая красивая, она вообще всегда красивая. Он осторожно прощупывает позвоночник, потом так же аккуратно проверят ребра, кости руг и ног – все цело, отеков не наблюдается, брюшная полость в полном порядке. Мертвая вода не нужна.
- Она умерла? – горло у мальчика саднит. Он почти каркает, а не говорит.
- Нет, с чего ты взял? – череп тоже целый. Чтобы не сотворил съехавший с катушек телекинетик, это не затронуло тело. А с остальным они справятся.
- Я слышу.
Он понимает, что Маар имеет в виду ту вибрацию электромагнитных полей, которая характерна для любого живого и здорового организма. Эйр – целая и живая, но полностью опустошена. Если бы он не знал, что у Ашиса нет ни малейшего признака дара пси-кинетики, он бы подумал, что мальчишка высосал из нее энергию – грубо и интенсивно.
Но он считает, что Эйр сама отдала Ашису свой ресурс. Зачем?
- Нет. Она жива, но пуста.
Он кладет ладонь ей на лоб, сосредотачивается - перемещать энергию в биологический носитель, не обладающий сознанием, легче, чем в носителя разума. Но он привык взаимодействовать как раз с последними, так что более легкая работа кажется ему более тяжелой. Когда он заканчивает – ничего не изменяется: Эйр лежит неподвижно, по-прежнему белая как снежная королева и даже сердце у нее не бьется быстрее. Но это так… мелочи, последствия принадлежности к группе «Феникс».
- Она…
- Она жива и прекрасно себя чувствует, - резко обрывает он мальчишку, - но будет спать два дня, не меньше. А теперь заткнись и перестань попусту расходовать силы.
Гнев, ярость, боль, все это - эмоции, потребляющие страшное количество энергии. Не поворачиваясь к Маару спиной, он представляет, как парень сжимает кулаки в бессильной ярости, как ходит кадык на худой детской шее, как ненависть гаснет в темных прекрасных глазах, сменяясь усталостью и стыдом. Он ведь не смог остановить Ашиса, не смог защитить Эйр. Все это сделал другой, чертов ублюдочный «белый», который его ни во что не ставит, не считает противником.
Не надо быть телепатом, чтобы понимать, что думает человек, охваченный чувствами.
- Не считаю. Потому что у тебя есть мозги в голове, и ты понимаешь, что Эйр защитить могу только я, - он оглядывается через плечо, смотрит в упор, надеясь, что достаточно злобно, холодно добавляет.
- Ты отлично справился, мелкий.
Грабить супермаркет – это пошло. И глупо. И даже не смешно.
Магазин весьма приличных размеров расположен недалеко от границ Церес и пользуется большой популярностью среди граждан: цены вполне терпимые для обладателей третьесортных гражданских карточек, а сканеры на входах и приличная охрана не дают монгрелам покушаться на их кошельки. Охрана действительно хорошая, маркет принадлежит сети «Цудзи», а девиз этой компании звучит, как «Мы беспокоимся о вас». Сканеры, впрочем, не так уж трудно обмануть, поскольку на самом деле при большом потоке людей четко фиксируется не больше двух третей сигналов.
Он окидывает взглядом массивные фигуры андроидов и не менее впечатляющие – стражей порядка – хорошо их тут кормят, ничего не скажешь, фиксирует количество камер наблюдения и датчиков – ага, оружие пронести можно только керамическое, за рядом касс сидят стандартные мальчики и пару девочек, привлекающих много нездорового внимания – зона перед Церес, что вы хотите. Ну что ж, приступим.
Он берет тележку, как всякий добропорядочный гражданин, кивает в такт какой-то мелодии, звучащей в наушниках плеера, он не торопится и не обращает внимания на бдительных охранников. Он выбирает продукты не слишком тщательно, но, все же, читая тексты на упаковках, как абсолютное большинство тех, кто живет на фиксированную сумму и не могут покупать априори качественные вещи дорогих компаний. Потом долго вертится перед стойкой с журналами - одноразовые носители голоинформации дороже, чем ОТВ, но почему-то люди до сих пор предпочитают держать что-то в руках, вместо того, чтобы пялиться на плоскую стенку визора. В общем, ведет себя неотличимо от других.
К кассам ведут практические одинаковые небольшие очереди, он пристраивается то в одну, то в другую, пытаясь выбрать ту, что двигается быстрее. На самом деле он выбирает самого напряженного молодого человека, лучше новичка, и все время, пока очередь неторопливо двигается к выходу, он настойчиво раскачивает небольшой страх ошибки до почти паники. Когда наступает его очередь, молодой человек больше всего напоминает перепуганного кролика с огромными розовыми глазами. Глаза у него, наверное, вполне обычные, но удерживаемые незаметной тончайшей проволокой ярко-розовые стекла очков создают сногсшибательное впечатление.
- Здравствуйте, спасибо, что посетили наш магазин, - выдавливает кассир заученную фразу и дрожащими руками начинает перекладывать покупки. Ему приходится несколько раз проносить ярлыки с кодами под лазерный луч, потому что сканер не в состоянии правильно обработать дергающуюся поверхность. Он посылает еще одни импульс, ощущая страх юноши как живой подрагивающий шар, шаровую молнию, только тронь, подуй – и взорвется. Прикрывает рот ладонью, словно скрывая зевок, ловит затравленный взгляд парня и говорит одними губами:
- У меня пистолет.
Кассир застывает как статуя, бледнеет еще сильнее, до какого-то серого голубоватого оттенка.
- Это такая милая штучка, из которой можно убить.
Он усмехается, кладя на выемку гнезда пару кредитов:
- Если не хочешь с ней познакомиться – гони кредиты.
Кассир все еще сидит неподвижно, в очереди кто-то начинает возмущаться, но вряд ли парень что-то слышит.
- Гони кредиты.
Молодой человек медленно, заторможено, забирает деньги, открывает кассу, тщательно складывает стопку, опустошая все ячейки и даже, кажется, собирается пересчитать.
- Не надо, спасибо, - говорит он громко, забирая деньги, и неспешно толкает тележку к выходу.
В последний момент он поворачивает к стеллажам с оставленными личными вещами. По замыслу неведомого архитектора шкафчики расположены перпендикулярно друг другу, так что никто не видит, как он сдергивает ярко-рыжий парик, выплевывает вставки, сдирает плеер и яркую зеленую пальту. Еще секунда и под визг включившейся сирены он заталкивает все это добро в ячейку и выныривает с фирменным пакетом легально приобретенных продуктов.
Получилось даже чуть лучше, чем он рассчитывал: впечатлительный молодой человек грохнулся в обморок и его никак не могли привести в себя. Задержать толпу добропорядочных граждан охранники не рискнули.
Конечно, на первый взгляд трудно отличить байкера, имеющего претензии лично к нему от байкера просто возжелавшего повеселиться. А он не выглядит, как человек способный дать отпор: рост небольшой, сложение худощавое, рожа смазливая. Он перенял у здешних обитателей манеру сутулиться, шаркать ногами и огрызаться визгливым голосом какого-то рыжеволосого трансвестита из модного сериала, так что вполне заслуживает звания жертвы. Но не той жертвы, которую преследуют вшестером и вооруженными до зубов.
А у парней намерения серьезные: помимо привычных дубинок и вибролезвий он прекрасно слышит заряженные шокеры, ношение которых, в общем–то тоже запрещено, парочку лазерных лезвий, «скат» - весьма редкий, экзотический вид электрической плети. С таким оборудованием не грабить – убивать ходят. Где он облажался?
Он со вздохом опускает пакеты на асфальт, аккуратно ставит возле стены: лекарства, продукты, перевязочные пакеты – выпрямляется, потирая поясницу. Судя по каменно-внимательным лицам монгрелов, его упражнения впечатления не производят.
- За что бить будете? – буднично и интересуется он у ближайшего. Ближайший сплевывает, отвечает тот, что сидит на байке с серебряной головой кошки на рулевом щите.
- За дело.
- Хм. А за какое?
Монгрелы переглядываются, опять-таки молча, трое слазят с байков, достают виброножи, деловито активируют. Еще двое вытаскивают шокеры, приводят в боевую готовность оружие и выжидающе смотрят на вожака. Отвечать на вопрос явно не собираются.
- Мужики, может договоримся? Что я вам такого сделал?
- Цену сбиваешь, - меланхолично объясняет вожак, разглядывая его без интереса. Объяснение, мягко говоря, неправдоподобное, да и люди, собравшиеся мстить удачливому вору-конкуренту, тоже выглядят неправдоподобно серьезно: выучка в них чувствуется, слаженность и сосредоточенность хорошо обкатанной рабочей группы, действующей и реагирующей как один механизм. Ох, как нехорошо-то.
Он уворачивается от неожиданно стремительного движения одного из парней, ныряет под руку второго. Третий, демонстрируя упомянутую слаженность группы, пропускает его мимо, чтобы в развороте достать ножом в бок – и прикончить одним ударом. Хорошие ребята, приятно посмотреть.
Он мягко падает на асфальт, цепляя под колено первого нападавшего, откатывается, вскакивает и ловит за запястье третьего. Второй парень оскалившись, делает обманное движение правой, падает на колени и бьет снизу, норовя попасть в печень. Он успевает толкнуть на него третьего бандита, нож чувствительно царапает бедро, он снова уворачивается от первого напавшего, блокирует удар третьего и едва успевает шарахнуться к стене, чтобы уйти с линии выстрела.
Заряд большой, хотя и не смертельный, оглушает первого боевика, парень мешком валится на землю. Он уворачивается от второго выстрела, прекрасно понимая, что уже вышел за рамки принятого образа, прыгает за оставленный драчунами байк и выхватывает из гнезда дубинку – стальной, довольно тяжелый стержень, обтянутый для удобства шершавой кожей. Драться так будет намного удобнее, но, к сожалению недолго.
Ситуация настолько напоминает игровую, что он ловит себя на сканировании пространства в поисках засевшего в безопасном местечке наблюдателя. Условия стандартные для излюбленных игр Штерна: применять дар нельзя – или засекут действительно находящиеся неподалеку наблюдатели или информацию получат из полицейских сводок, применять оружие нельзя, да он и выбросил пульсаторы от греха подальше, и перебить всех к чертовой матери тоже нельзя! То, что для его уничтожения используется профессиональная команда, уже означает, что он вызвал чье-то пристальное внимание, и что подумает заказчик, если посланные им люди не справятся и погибнут от руки одного единственного монгрела-воришки?
Ему нужна помощь. Кто-нибудь, любой внешний фактор.
Он обесточивает шокеры, батареи в двух байках, караулящих выходы из переулка, подставляет плечо под удар виброножа, уходя от более опасного удара, ломает шею быстрым коротким движением – кого-то убить придется, нет другого выхода – ловит недоумение и злость парня, пытающегося и дальше стрелять из незаряженного оружия. Не улавливает никаких эмоций из разряда « предупреждали о возможных действиях» - ну хоть этой катастрофы не произошло – сваливается кому-то под ноги, втягивает в драку еще двоих, дергается в разные стороны, беспорядочно носится между тремя сваленными машинами, совершает уйму нелепых бестолковых телодвижений, мороча противникам головы, заставляя мешать друг другу. Вожак, все еще сидящей на своем серебряноголовом байке с неудовольствием наблюдает образовавшуюся свалку и что-то коротко, жестко приказывает. Его люди привыкли слушаться, он чувствует, как рефлекторно внимание дерущихся озлобленных людей сосредотачивается на своем лидере, как они стараются понять его приказы. Он перепрыгивает через ближайшую машину, нагибается, уходя от прямого удара в спину. Скользящий удар разрезает плащ, кожу, тонкий слой мышц – рана неглубокая, но болезненная, он «толкает» внимание людей в разные стороны, сминая фокус восприятия. Двое неожиданно кидаются в противоположную сторону, увидев, как пойманный монгрел резво скачет к выходу. Один из боевиков пытается им помешать, внезапно уверившись в их предательстве, оставшиеся зажимают увертливого противника, в ярости размахивая ножами и нанося удары друг по другу в давке. Вожак снова что-что кричит, боевики пытаются его услышать, выполнить приказы, раздраженный вожак заводит байк. Он не собирается вмешиваться в драку, но хочет подъехать ближе, чтобы контролировать своих парней, словно очумевших или обкурившихся в одночасье. Машина не заводится, вожак в ярости вскакивает с седла, пробирается к своим людям, драка идет уже между ними, ножи сверкают в бликах фар, кровь обильно течет на землю. Оставленный у стены байк внезапно оживает, с ревом стартует, опрокидывая вожака на землю, и устремляется на улицу. В спину седока несется нож, хрипит разряженный шокер, но скорость байка позволяет его водителю избежать ранения и вырваться на главную улицу раньше, чем вскочивший с асфальта вожак активирует «скат».
Он едва успевает повернуть, чтобы не вкатиться в черный лоснящийся бок своего «внешнего фактора» - роскошного четырехместного кара не иначе как с неба спустившегося на грязную землю, вылетает на тротуар, с трудом удерживается в седле и несется дальше, даже не оглянувшись. Как выглядит его «добрый самаритянин» и какую причину выдумает добропорядочный и явно очень очень обеспеченный гражданин, которого за каким-то неизвестным ему чертом понесло в подворотню, его не интересует. Придумает что-нибудь. А он его отблагодарит.
Если вспомнит.
Он выворачивает на пол перед Эйр «богатство»: вибронож, шокер, кусок серебряной инструктации с байка вожака.
- Эйр, кто это? Что они хотели?
Эйр молча осматривает предметы, потом без выражения смотрит на него самого: руки и лицо в крови, плащ висит живописным лоскутьями, на скуле и челюсти зреют синяки – красавец одним словом. Он опускает взгляд, чувствуя этот спокойный, не осуждающий взгляд как самый тяжелый укор, как страшную казнь. Глухая отстраненная ненависть проснувшегося Ашиса, мстительная радость и страх Маара и сотой доли таких эмоций не вызывают.
Он облажался. Он снова подставился. Лучший агент старшего выпуска, 10 баллов по социальной адаптации образа и 12 по эффективности реакций. Стыдно, ох как стыдно.
- Не дури, - тихо произносит Эйр, и его чуть не валит с ног облегчение. Тоже не слишком здоровая реакция, он прекрасно знает о своей слабой точке: признание профессиональных заслуг, стремление к успеху, да просто признание. Он знает, насколько хорошо об этом знает Эйр – все остальные безотказно покупаются на маску безалаберного и безразличного поддонка – но ему все равно становится легче.
Если кто-то должен им манипулировать, то пусть лучше это будет Эйр. Он опускается на корточки перед ней, не подымая глаз говорит:
- Они напали на меня. Шестеро. Настоящая команда, хотя и без оружия.
Эйр кивает, ее лицо принимает серьезное выражение, и она накрывает ладонью серебряный фрагмент.
- Я все сделаю. Займись собой.
Эйр сама еще плохо себя чувствует: она не «доспала», когда пришла в себя, молчала четыре часа и на его безмолвные вопросы отвечала только отрицательными покачиваниями головы. Но он так привык к тому, что Эйр все знает лучше, что и теперь беспрекословно ее слушается: подымается и идет в угол к Ашису, где они теперь хранят целую аптечку.
Маар неожиданно оказывается рядом, громко говорит, глядя ему в глаза:
- Ты облажался.
Мнение мальчишки мало что значит для него. Он морщится, стягивая плащ, влажная ткань прилипла к спине, чуть подсохшие раны тут же начинают кровоточить, когда он сдирает остатки рубашки, кажется, что он залит кровью весь. Фигня на самом деле, единственная относительно тяжелая травма - перелом ребра.
- Да, - коротко бросает он мальчишке и поворачивается к нему спиной, - займись делом.
Маар уже вытащивший банки с растворами из ящика останавливается на миг, то ли собираясь продолжить обвинения, то ли еще по каким-то причинам, потом окунает тампон в жидкость и делает свое дело. Особенно старательно он обрабатывает жгучей жидкостью порезы на лице.
Мелкий ублюдок.
- Ашис?
- Молчит, - телекинетик уже пару раз приходил в себя, но ни разу не произнес и слова. Глаза он осматривал: без операции видеть не будет. Ублюдок, вот какого черта?
- Кормил?
- Нет, по ветру развеял.
- Я имею в виду парадоксальную реакцию.
Бич всех младших выпусков: парадоксальные неожиданные реакции при определенных повреждениях. Характер повреждения индивидуальный, а реакция общая: не способность к усваиванию и обработке форматированной энергии, как следствие блокирование и полное подавление дара. Большинство курсантов правдами и неправдами добывали эту информацию.
- Не наблюдается.
- А ты?
- Хрен тебе.
- Не хами, мальчик.
- Я не мальчик.
- Угум, вьюнош прекрасный с темными очами, подобными озерам тьмы и ликом, светящимся…
Маар бледнеет от гнева, «прекрасные темные глаза» вспыхивают яростным диким огнем, мальчишка дрожит всем телом и вместе с ним тонко дребезжат пузырьки с лекарствами, извиваются лохмотья одежды на полу, подрагивают и подымаются в воздух мелкие предметы, воздух уплотняется, становится жарким и душным. Когда начинают содрогаться стены и лопаться бутылки Маар медленно закрывает глаза, глубоко вздыхает: предметы перестают шевелиться, и душная жара исчезает. Он ждет еще несколько секунд, не ослабляя внимания, готовый немедленно поглотить энергию, как дара, так и сознания мальчишки, но телекинетик уже справился с напряжением и начинает собирать разбежавшиеся пакеты и шприцы.
Несколько пузырьков лопнуло, резкий медицинский заставляет его поморщиться. Он кивком указывает мальчишке на лужицы:
- Уберешь безобразие.
Повернувшись, ловит одобрительный взгляд Эйр, слабо фыркает. У них нет выхода: или они научатся работать вместе, или они подохнут.
Он подходит к девушке, плюхается рядом.
-Ну и как?
- Ты прав, это были профи.
- И оружия не было только потому, что это Церес, - заканчивает он, прекрасно помня как прокололся именно на этой маленькой подробности, - Хотя бы монгрелы?
- Не все, - Эйр подымает за кончик лезвия вибронож. – хозяин вот этого – инопланетянин. На Амой около трех лет, до этого состоял в какой-то крупной банде, клановой, если я правильно интерпретирую данные. На Амой скрывается, кажется он предал кого-то. Сначала работал в одиночку, заказным убийцей, затем с бандой напавших на тебя сегодня.
После этого полагается схватиться за голову и побиться ею об стенки. Вместо этого он просто запускает пальцы в нечесаные патлы и несколько раз резко дергает себя за пряди. Эйр участливо интересуется:
- Помогло?
- Нет, - мрачно смотрит он из-под взлохмаченной челки, потом жалобно кривится и тянет, - Э-э-эйр, что же это делается, а? Откуда они все на нашу голову?
Девушка философски пожимает плечами, подымает на открытой ладони кусок серебряного орла.
- Изготовлено на Амой. Местная мастерская, изготовитель сидит на каком-то легком наркотике. О владельце транспорта я сказать ничего не могу.
Она неуловимо быстро переворачивает ладонь, кусочек металла держится на руке как влитой, Эйр задумчиво хмурится.
- Какие-то твои контакты оказались неудачными. Что-нибудь они говорили?
- Ага, - он вскакивает, со злостью смотрит на нее, - говорили. Дорогу, мол, перешел, цену сбиваю. Какую на хрен цену, если я просто мелочевку таскаю пару торговцам!
- Значит не мелочевку принес, - неожиданно вмешивается Маар, - почем тебе знать, что ты и у кого таскаешь? Нарвался на не того человека.
Вывод логичный, но не полный. Он окатывает Маара предупреждающим мрачным взглядом, с удовлетворением отмечая, что парень наконец-то начал соображать, а не просто кидаться на него. И все-то надо было: продемонстрировать злость по отношению к Эйр.
- Самая вероятная гипотеза, – произносит Эйр, позволяя серебру упасть на пол, - владелец второго ножа тоже монгрел, возраст 20 лет, профессиональный боевик. Если я правильно понимаю, то работал в местной полиции. Причина увольнения не ясна. Думаю, он сам предпочел новую команду.
- Отлично, - язвительно вставляет Маар, - значит, теперь за нами гоняется команда профессиональных убийц. Что ж ты такое упер-то, а?
- Заткнись мелкий, - он автоматически огрызается, продолжая дергать себя то за волосы, то за повязку. Потом неожиданно отфутболивает серебряный фрагмент куда-то в угол и орет, - Блядь! На *** ку***. Блядь!!!
- Не дури, - одергивает его Эйр, по-прежнему спокойным голосом. Он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, ругается, плюется и усаживается перед Эйр на корточки.
- Твою мать. И так одно дерьмо кругом, так еще и заказные убийцы на хвосте. Что за невезуха.
Команда молчит. Ашису все равно, Маар сосредоточено обирает разлитое лекарство, явно не желая усугублять ситуацию: командир облажался, командир в истерике. Эйр кажется совершенно спокойной.
Его снежная королева, умница, красавица Эйр, снежная звезда. Он не смотрит на нее, погруженный в мрачные размышления и ждет.
Эйр говорит:
- Тебе надо сменить имидж. И контакты.
Он кивает, продолжая изучать пол. Вот теперь и впрямь впору головой об стенку. Что же ты делаешь Эйр? Как же ты, а?
Больше всего ему бы хотелось заполучить того самого инопланетного киллера. Вот это источник информации - не то слово, но искать этих парней – чистой воды самоубийство. Как и вытряхивать информацию из его контактов, тем более, что пробой такого уровня наверняка произошел выше.
Он опускается прямо на асфальт в какой-то подворотне, курит, лениво следя за причудливо изгибающимися струйками дыма. Вот в такие моменты полагается заниматься осмыслением своей жизни и планированием переворотов. Собственно этим он и занят.
Итак, что мы имеем? Имеем мы рядового монгрела, подвизающегося на скромной ниве воровства и мелкого обмана. Монгрел работает в одиночку, никаких друзей и авторитетных знакомых не имеет и единственное, что ему можно поставить в вину, так это относительная удачливость и смазливая мордашка, периодически вызывающая определенные желания. Как бы не много.
И вот в один прекрасный день этот монгрел оказывается жертвой нападения команды из шести прекрасно подготовленных боевиков, нанятых за определенно немаленькую цену, чтобы замочить нашего монгрела. Ни о чем не спрашивая и ничего не предлагая. Кому же это наш средний монгрел так сильно насолил?
Два уточнения по ходу дела: монгрел покупает много продуктов – больше чем одному требуется и кучу лекарств, в которых он явно не нуждается. Но поскольку он покупал продукты и лекарства в разных местах и в небольших количествах, а слежку за собой он бы стопроцентно вычислил, то это уточнение можно снять со счета. Второе уточнение гораздо интереснее: в банду милых киллеров входит инопланетный киллер, скрывающийся на Амой от гнева собственной группировки. Более того на Амой инопланетянин профессиональную деятельность продолжил, если верить Эйр, а не верить у него причин нету, и более того – не прекращал этой деятельности ни на минуту. Внимание вопрос: каким образом киллер-инопланетянин, скрывающийся от своих бывших коллег, вышел на потенциальных работодателей? Здесь что, есть официальная гильдия убийц, в которую можно вступить по собственному желанию? Или инопланетянин предоставил рекомендации… от которых не смогли отказаться.
Может ли наш средний монгрел оказаться под прицелом… ладно, условно назовем СБ, из-за его сходства с двойником? Не может, потому что на двойника он ни разу не похож уже больше трех недель. Может ли средний монгрел стать целью профессиональной команды в полном составе? Нет, не может, по определению. Зачем для убийства среднего монгрела привлекать столько людей? Достаточно одного, ну двух чмошников с ножами или шокером. Могли ли послужить причиной произошедшего нетипичные способности среднего монгрела? Нет, не могли, он прекрасно ощущал недоумение и злость боевиков на внезапный отказ техники, но никакого опасения, никакого воспоминания наподобие «вас предупреждали» не обнаружил. Так по каким причинам команда профи решила угрохать среднего монгрела-воришку?
Раздача. Он попал под раздачу. Кого-то убирали, обставляли «дело», основательно и со вкусом, даже интересно, чтобы эти ребята делали с его трупом, и что он должен был изображать в итоге. Впрочем, последнее, скорее всего можно будет узнать из новостей, если он прав и сделал верные выводы. К сожалению, это не все.
Потому что на данный момент мы имеем отнюдь не среднего монгрела, а монгрела, который умудрился уйти от вышеупомянутой команды профи, да еще и убил одного из них. И списать на крайнюю удачливость спасение этого монгрела никак нельзя: да он старался не использовать всего известного ему арсенала приемов, да и парни были совсем не плохи, да, техника внезапно отказала, да, наблюдатель появился ни ко времени, но сумма всего перечисленного не дает результата в виде живого и целого монгрела, испарившегося в неизвестном направлении. Если парни не склонны к личной вендетте, что вряд ли, информация о странном монгреле все равно уже существует. Пойдет она к заказчику или нет – вопрос второстепенный. Ой, как все плохо.
Ну и последнее, чтоб жизнь малиной не казалась: Эйр. Эйр, которая удовлетворяется второстепенным выводом, Эйр, которая утаивает информацию. Эйр, которой здесь нет. Интересно, не ощущает ли он исчезнувшее доверие Эйр именно как отсутствие Эйр на месте, в своем теле? Черт его знает: старший выпуск, группа «Феникс» - уроды и мутанты даже по меркам «Нарцисс». Но подозрения и сомнения все равно не могли настолько ее изменить. Эйр никогда не обращала внимания на его нытье, она прекрасно знала все его маски, она не могла купиться на его выходку! И она не могла не придти к тем же выводам, к которым пришел он: Эйр намного умнее, да она наверняка в те несколько минут все поняла и оценила последствия.
Что он сделал не так? И когда? Что? Подставил Лунду? Но они оба знали, что их напарникам предназначена участь жертвы и определить заранее, кто именно останется в живых, возможности не было. Что-то повредил в тончайших ментальных связях ясновидящей, когда пытался привести ее в чувство? Использование процедуры изменения времени как-то сказалось на Эйр? Бесполезные размышления. С таким же успехом можно гадать на кофейной гуще, была такая забава у телепатов. Единственное, что можно сделать в этой ситуации, это попробовать провести обратную процедуру со временем в какой-нибудь мягкой форме в надежде, что причина заключается именно в ней.
Он слышит шаги двух не совсем трезвых людей, выбрасывает сигарету и сосредотачивается на сознаниях двух монгрелов. С Эйр он разберется чуть позже, в данный момент приоритетной задачей является организация прикрытия для них всех.
- Хей… кто там?
- Ты кого-то видишь?
- Во блядь, слышь… да это Рики.
- Где…
- Эй, Рики! Да погоди ты! Эй!
Он узнает того, кого видел в баре, узнает парня, который принял его за Рики месяц назад. Остальных троих он не знает и, судя по разговору, не все явившиеся являются членами знаменитой банды.
- Отстань, а? Я видел его с месяц назад, и он просто послал меня куда подальше.
- И ты промолчал.
- Да, промолчал, – косой взгляд, брошенный на монгрела повыше с длинными русыми волосами, собранными в хвост, указывает на причину молчания яснее слов. Парень на взгляд ни как не реагирует, но его эмоции ощутимы на расстоянии.
Тревога. Обида. Сомнение. Тревога. Чтобы этот Рики не делал, парень беспокоится за него как за родного дитятю.
- И в баре том был Рики. Только волосы другие, - добавляет его знакомец, осторожно обходя зеленую, воняющую тухлятиной лужу. Лужа тянется в его сторону, норовя добраться ложноножками до ног, монгрел резво отскакивает и матерится от неожиданности.
- Блядь, что за хрень такая?!
- Да тут везде хрень такая, - бормочет один из парней, оглядывая территорию. Зеленой погани по курсу еще полным полно, а куда именно двигаться, монгрелы не знают.
- Блядь. Косун ты уверен, что Рики тут может быть?
Монгрел пожимает плечами, стараясь не смотреть на русоволосого.
- Почем я знаю? Берт сказал, что видел его здесь.
- Что тут Рики забыл?
- Блин. Гай? Может Рики чего говорил про завод?
Русоволосый молчит. Тревога в нем плещется плотными прозрачными волнами, он боится чертовски за своего парня. Он убьет за своего парня. Он душу за него отдаст.
Он опускается на землю за хлипкой преградой машинного остова, глупо улыбается и держится рукой за грудь.
Гай его любит. О Юпитер, как же он его любит. Почти больно. Так горячо. Так сладко. Так отчаянно, что почти больно.
- Может просто позвать?
- Ха! Позвать. Я тебе говорю, он меня просто послал.
- А кто ты ему блин такой, чтоб тебе не посылать, трепач драный.
- Сам ты блядь… что ж он тебе дружку закадычному ничего не сказал, а?
Боль. Страх. Решимость. Любовь. У него кружится голова и болит сердце, ему трудно дышать, а тело готово взлететь, переполненное воздушным пьянящим счастьем. Боже как хорошо! Как здорово! Он ничего в жизни не испытывал более прекрасного!
«Бизоны» проходят мимо его укрытия, медленно пробираясь по территории. Им страшно от того, что они видят, им страшно от того, что они могут увидеть, но он чувствует/слышит только одного человека. Только Гая, только парня с длинными русыми волосами и губами такими мягкими, что они должны таять под поцелуем. Ему хочется лечь на землю, раскинуть руки и так и лежать до утра, глядя в небо и смеясь от счастья, купаясь в своем счастье.
Как хорошо, как удивительно хорошо!
- Знаешь, тут недавно всю банду Марека уложил.
- Тоже мне банда, четыре идиота.
- Может и идиота, да только пропали, как растворились.
Русоволосый приостанавливается, отставая от товарищей, хмуро оглядывается. Он не верит, что Рики, что его Рики, может жить в таком месте, что может скрываться от своих. Он может принять то, что Рики ушел к кому-то другому, что он, Гай, ему надоел, но что Рики будет прятаться от него, от своих – это невозможно. Нет Рики здесь. Напутал Косун, или срубить мелочь на халяву решил.
Боль. Тоска. Любовь. Нет здесь Рики. Он чувствует, как текут слезы по щекам, как дрожат губы, и при этом ему все равно хочется смеяться. Он чувствует себя оглушенным и беспомощным и практически всемогущим. Он так наполнен, он так неимоверно силен, что может сломать что-нибудь, сжечь, просто взмахнув рукой или подумав. Поэтому он осторожно, очень осторожно подымает руку, смотрит на свои пальцы – ладонь вымазана в земле, в грязи, бесплодной и мертвой, грязь пахнет… жасмином, какой-то вкусной сладостью, он трогает свой рот грязными пальцами и смеется в голос.
А ведь он только прикоснулся. Он даже не брал из Гая, он только потянулся, только попробовал, чтобы просчитать его действия. Это не парень, это какая-то гребанная звезда, сверхновая!
- Эй, Гай! Ты чего застрял?
Русоволосый пару секунд стоит неподвижно, с тем хмурым, недоверчивым выражением лица, которое вызвали предыдущие мысли. Но что за мысли, он уже не помнит и теперь, тряхнув головой, догоняет «Бизонов», в твердой решимости довести дело до конца и вытащить Рики из неприятности.
До приятелей Гаю остается сделать с десяток шагов, когда двое из них неожиданно падают на колени, Косун хватается за горло, а второй валится на бок и хрипит, пуская кровавые пузыри. Двое других резко отшатываются, судорожно вытаскивают ножи и оглядываются в поисках противника. Гай срывается с места и хватает упавшего за руку, пытается его повернуть, что-то спрашивает. Монгрел конвульсивно дергается, давясь собственным языком.
- Сид что? Черт что такое?
- Ходу Гай!
- Какого хрена?
- Ходу! Блядь, да идем же!
Один из парней решает спасать свою шкуру любой ценой, второй подхватывает дергающегося Сида под ноги и помогает Гаю тащить приятеля. Тот, что убегает назад первым, нелепо взмахивает руками, вздрагивает, и, сделав пару шагов, валится лицом в зеленую лужу. «Бизоны» замирают, оглядываясь. Гай выматерившись, опускает почти затихшего приятеля на землю, вытаскивает нож, держит он его, прижав лезвием к руке, стоит, ссутулившись и слегка согнув ноги, готовый отпрыгнуть или рвануться в любую сторону. Второй парень повторяет его действия и несколько секунд они неподвижно стоят, пытаясь оценить обстановку.
- Я все, - раздается ломкий мальчишеский голос и «Бизоны» синхронно поворачиваются на звук, наклоняются еще сильнее и выставляют бликующие в слабом свете активированные вибролезвия. «Противник» сидит на верхней перекладине буквы «Г», созданной поднятыми вверх рельсовыми путями и с брезгливым недоумением смотрит на монгрелов. В качестве противника пацан выглядит неубедительно: тощий, бледный, одетый в какие-то лохмотья как последний бомж, но он может играть роль наблюдателя для кого-то, кто только что убил троих человек непонятно как.
Лохмотья Маар напялил безропотно: живописно разодранные тряпки делали его практически невидимым в любой обстановке. А вот уничтожение противников таким способом показалось телекинетику нелепым: очевидная для психокинетика разница между разными способами умерщвления для остальных одаренных попросту не ощущалась.
- Хорошо, - он еще несколько секунд лежит, плавясь и тая от наслаждения. Встает, потягивается, не заботясь тем, что «Бизоны» его заметили, легко перепрыгивает через железную развалину, идет к монгрелам, улыбаясь и чуть ли не лаская их взглядом. Тело стремится вверх, каждый шаг – борьба не с притяжением, а с возможностью взмыть в воздух, кожу словно покалывает мягкими новорожденными елочными иголками. Он не знает, не помнит что это, что с этим делать, как утихомирить летающее тело, он улыбается, глядя на ошеломленных монгрелов, на вспыхнувшее, светлое от радости лицо Гая. Он смеется, глядя в эти доверчивые ясные глаза, и отрицательно качает головой.
- Нет, Гай, я не Рики, нет.
Парень не верит, не хочет верить, в его взгляде появляется отчаяние, мольба, брови страдальчески выгибаются, Гай что-то спрашивает - он вообще ничего не слышит. У него улет, он никогда в жизни так не улетал. Он никогда не верил в байки, что можно найти человека или еще кого, чье сердце подобно солнцу, человек- источник, человек – свет, и теперь не знает, что делать, как быть. Он заманивал «Бизонов» в ловушку, чтобы получить информацию из первоисточников, чтобы заставить кого-то из них работать на себя, прикрывать их. Но что получит такое… получит столько – он не рассчитывал и теперь растерян как первоклашка.
- Не Рики? – недоверчиво переспрашивает Гай. Он кивает, делает еще пару шагов. Он знает, что все еще улыбается, улыбается как дурак, и ничего не может с этим сделать. Второй, неизвестный ему парень, всхлипывает, трясет головой и шепчет:
- Мутант, - потом громче, с ужасом и гневом, - Блядь, это мутант, Гай! - и швыряет в него нож. Он отклоняет лезвие небрежным взмахом руки, нож задевает запястье и от движения в воздухе рассыпается взвесь крошечных алых капелек. Потом так же небрежно и все еще улыбаясь, он перехватывает удар монгрела и, сжав руку на шее, выпивает его досуха.
Хорошие эмоции. Вообще-то он думал, что просто не состоянии поглотить и капли после того, что получил от Гая, но это оказывается немного разные вещи: энергия Гая и энергия всех остальных.
Все происходит очень быстро: бросок, удар, мгновенное движение и еще один «Бизон» опускается на землю мертвым. Гай провожает взглядом упавшего, бледнеет, медленно, страшно, потом поднимает на него взгляд – отупевший и не верящий, и он прикладывает палец к губам.
- Ш-ш, Гай, уже все хорошо.
Он стремительно шагает к парню, почти мгновенно, человек не успевает сфокусировать взгляд, и легко касается нужных точек у основания черепа.
- Ш-ш, Гай, все хорошо, - повторяет он, ловя в объятия безвольно оседающего парня, - все хорошо.
Он сразу чувствует его: как Гай просыпается, как вспоминает где он и что произошло, как его окатывает волна горя и боли, как не считая ненужным притворяться, он с трудом садится и осматривает помещение, морщась от запаха кислоты и крови. Видит пластиковые контейнеры, выстроенные возле стены, тела своих друзей, обернутые пленкой, быстро понимает, что произошло с другими. Но когда Гай подымает взгляд на него, он не видит и не чувствует ни страха, ни ненависти – только боль и отвращение к мерзкому существу, натянувшему на себя лицо Рики.
А любовь все равно слышна. Просто удивительно.
Он удерживается от улыбки – это будет явно лишним – опускается перед парнем на корточки.
- Мне жаль, что пришлось так поступить с твоими друзьями, но это было необходимо.
Гай молчит, ожидая то ли продолжения, то ли издевательства в духе «но тебя я хочу помучать подольше». Про себя он думает, что последнее предположение, в общем-то, близко к истине и продолжает:
- Мне нужна помощь. Вернее, нам нужна помощь, – кивком он указывает на стоящего возле стены Маара и Эйр, задумчиво потирающей подбородок, - помощь, информация и прикрытие. И мы ее получим.
Гай молча переводит взгляд по очереди с одного на другого, потом на двоих мертвых друзей и не произносит ни звука. И так все понятно.
- Один из них еще жив, - небрежно бросает он. Гай дергается всем телом, впивается взглядом в мертвецов, потом с выражением неописуемого ужаса смотрит на контейнеры и судорожно сглатывает.
- Нет, нет. В пленке, - от парня исходит волна облегчения и тут же сменяется настороженностью. Он снова отмечает насколько интенсивны, чисты эмоции монгрела и снова удерживается от улыбки.
- Если ты откажешься от сотрудничества, я приведу его в сознание и буду опускать в кислоту живым, - ненависть у него тоже чистая и яркая. Нет, не ненависть, что-то другое, что-то похожее на тоску и отчаяние, - если продолжишь упорствовать: найду остальных и повторю процедуру.
Гай сжимает кулаки, оценивая шансы удушить гадюку, воспользовавшись тем, что его не связали. Странно, но даже сейчас он сохраняет достаточно здравого смысла, чтобы понять: если не связали, делая такое предложение, значит, не опасаются его нападения, значит, могут убить в любой момент.
- Если будешь вести себя разумно, никто больше не пострадает.
Он смотрит в лицо парня так долго и пристально, что тот, наконец, подымает взгляд и тоже смотрит ему в глаза. Вряд ли монгрел понимает, что делает и чем рискует, но он не собирается подвергать Гая тяжелому воздействию. Поэтому его влияние минимально: почти незаметный толчок - поверить сейчас, в расчете на будущую удачу, поверить, не смотря на чудовищный обман.
И Гай кивает. Пытается что-то сказать, но замолкает и снова кивает.
- Хорошо, - он машет рукой Маару, тот не спеша подымается, стаскивает пленку с одного из монгрелов, подносит нашатырь под нос. Парень шумно вздыхает, вытягивается на полу, пытается отвернуться. Гай переводит дыхание, и он говорит, неожиданно для самого себя.
- Меня зовут Кислота. Будем знакомы Гай.
Я все думала - кому счастье-то? герои выживают, убивая наших любимых Рики со товарищи... и опять я вся в ожидании продолжения.. и куда кривая выведет?.. нету радостного куража Ракомболя - атмосфера не та, - но стиииль. ваш и только ваш. всегда узнаю.
только мир стал вообще какой-то сюррный. живые лужи. брррр! есть объяснене появлению сей жуткой фауны?
А простое: свято место пусто не бывает. Если на дают расти нормальным деревьям вырастает... не знамо что. И никто вот не заметил многозначительного намека на то, что лужи за монгрелами гоняются, а от"цветочков" убегают...
Это не Вайсс, это жизня такая. Вот устаканится все, и буду я снова добрая и пушистая.
И Вообще. некоторые вот все фики пишут начиная с апокалипсического "а Рики куда-то делся". И начинает Ясон любов крутить то с тем, то с сем. Почему, черт возьми, в моем исполнении это не катит?
"Рики нет, и значит любви нет"
Посему нет? Жизни без любви не бывает. Я же обещала: будет им счастье.
"некотрых" и не читаем. хотя... смотря что и у кого... ваша аура выглядывает из каждого написаного вами предложения. (во загнула, но как иначе-то сказать?) а! Ваши рассказы, зарисовки, повести .... все ваши произведения несут в себе отпечаток вашей матрицы. тем и обаятельны. поэтому они "катят". но наводят грусть подобные расклады. вот. сказала за себя. теперь пусть "некоторые" отстреливаются!