Название: Хороший день.
Бета: не бечено.
Пара: Ясон/Рики.
Тамлайн: последнее.
Место: Скарр, колония "Неистовые земли".
Предупреждение: ООС. смерть персонажа.
читать дальше
Деревья в парке высаживают каждый год.
Сложно представить, что кто-то рискнет совершить акт вандализма в единственном на планете зеленом парке – причина постоянного «обновления» иная. Почвы, над которыми непрестанно работают с первого момента образования колонии все еще не в состоянии поддерживать жизнь растений сложнее мха. Каждый год, весной, в парке обновляют почву, высаживают газоны и кустарники, хвойные и лиственные деревья. А в конце осени те из них, что смогли пережить лето, отправляются в оранжерею, а те, что не смогли – остаются. Зима, пусть даже искусственная, подразумевает деревья без листьев.
А весной все повторяется.
Сейчас начало весны, на кустарниках и деревьях листья только-только появляются: нежные, клейкие¸ яркие. Он трогает их кончиками пальцев, срывает один, растирает между пальцами. Запах становится острее, он подносит растертый лист к лицу и долго так стоит, закрыв глаза и вдыхая запах.
Парк невелик. Колония, чье население живет под куполами, сможет позволить себе парк под небом не раньше, чем через полвека. Но строить мембранные купола, способные накрыть большую территорию, а не просто жилые здания в силовом коконе, они начали почти сразу: через четыре года после того, как в долину Гейзеров опустился первый амойский корабль.
Он неспешно идет по аллее, разглядывая «новые» деревья. Вот эта лиственница пережила в парке уже три года. Она настоящий долгожитель. А вот клен – новичок, в прошлом году его здесь не было. Ясон перебирает в уме воспоминание о прошлогодней весне и находит: на пару футов правее рос ясень.
Впереди, где пересекаются аллеи, расположена небольшая площадка. В центре стоит памятник первым колонистам. Первым амойским колонистам, если быть точнее. Здесь высаживают вишни – единственные пока деревья, способные цвести под куполами.
Возле памятника стоят садовые скамейки: пять штук, по кругу. Ближе к вечеру они всегда заняты. Но сейчас только полдень, и он рассчитывает увидеть их пустыми.
Скамейки действительно пусты. Кроме одной. На ней сидят двое: юноша и девушка, практически мальчик и девочка. Не смотря на то, что у обоих на комбинезонах знаки старшей школы, а у девушки в ушах серьги, подтверждающие достижение совершеннолетия, они все равно еще мальчик и девочка.
Они сидят, держась за руки, вид у обоих скорее перепуганный, чем счастливый, и за то время, пока Ясон смотрит на них, оба перемолвились хорошо если парой фраз.
Он продолжает смотреть на них еще какое-то время. У юноши ярко-рыжие волосы, и по обыкновению всех рыжих волосы выглядят растрепанными. Когда он что-то говорит, он почти поворачивает голову к своей собеседнице, но тут же отворачивается. Смотрит искоса, когда уверен, что девушка этого не заметит. Девушка выше его ростом, худощавая, каштановые волосы собраны в косу. Она вертит головой во все стороны, рассматривая деревья, набухающие почки на ветвях, скульптуру на пьедестале – смотрит куда угодно, только не на своего спутника. В конце концов, она замечает стоящего на аллее Ясона.
- Ой!
Девушка жгуче краснеет, выдергивает ладонь из руки юноши, вскакивает. Ее спутник сначала удивленно на нее смотрит, потом тоже встает и оглядывается. Кажется, ему тоже хочется сказать «Ой»!
- Ой! Здравствуйте.
- Здравствуйте, - кивает он, слегка улыбаясь. Девушка действительно выше своего друга, почти на полголовы – не похоже, что им это мешает. Они переглядываются, синхронно кивают в ответ. Юноша говорит, неожиданным басом.
- Здравствуйте. Мы… – они опять приглядываются. Ясон догадывается в чем дело. Наверняка сбежали с занятий, а теперь пытаются придумать оправдания.
- Мы…, - девушка хмурясь, перекидывает косу с плеча на плечо, говорит громко и убедительно, - у нас время самообразования. В нашем секторе полетел генератор, и учителя Радовича вызвали на место аварии.
Ясон снова кивает: пятый сектор, аварийное выключение, дубль-генератор участвует в проект реконструкции купола. Так что дешевле и быстрее, в конечном итоге, отремонтировать основной генератор. Насколько он помнит - уже отремонтировали.
- Мы пришли сюда, чтобы повторить историю колонии, - уже вполне уверенно говорит юноша, - потому что это первый парк, и потому что здесь стоит памятник первому… ой.
«Ой» является результатом тычка локтем: он – не тот человек, которому нужно объяснять, чей памятник стоит в первом парке. Юноша виновато замолкает, кидая короткие взгляды то на подругу, то на Ясона. Ясон, чуть щурясь, смотрит поверх их голов на скульптуру, и спокойно говорит.
- Парк – прекрасное место для самостоятельных занятий.
Беседа прерывается. Оба собеседника Ясона крайне смущены, и не знают, что ответить на замечание блонди. И как вежливо распрощаться, тоже не знают.
Когда парк только закладывали, здесь не было площади, а просто под несколькими лиственницами стояли парковые скамейки. Рики не слишком их любил, потому что положению «сидя» всегда предпочитал положение «лежа». Так что, если удавалось сюда выбраться, и некому было на них глазеть, Ясон садился на скамейку, а Рики балансировал на поручне, чудом удерживая равновесие. Несколько раз он пытался присесть на травку у его ног, но Ясон безжалостно пресек эти попытки: даже летом почва оставалась холодной и влажной из-за постоянно работающего капельного полива.
- Как тебя зовут? - неожиданно для самого себя спрашивает он у юноши.
Тот гордо вскидывает голову и отвечает:
- Рики. То есть Рикардо. Как команданте, - и снова сконфуженно умолкает под осуждающим взглядом спутницы.
Ясон улыбается.
- Это хорошее имя.
Юноша хмурится и очень серьезно говорит.
- Я знаю.
Ясон молчит. Юные жители их с Рики колонии переглядываются, девушка в конце концов берет на себя инициативу и бормочет тихо: «Нам уже пора. Хорошего дня». Ясон кивает им в ответ: «Хорошего дня», и смотрит вслед уходящей паре.
Мальчик совсем не похож на Рики. Рыжий, в веснушках, и с такими же рыжими выгнутыми ресницами. Но это, конечно, не имеет значения. Люди здесь еще долго будут называть своих детей именем первого команданте колонии.
Рики.
Скульптуру в центре площадки поставили, чтобы почтит его память. От идеи изваять его статую отказались сразу: не нужно было долго знать команданте, чтобы понять, что он сам о такой идее думает. Так что вместо статуи на пьедестале располагается поставленная вертикально шестигранная гайка – знак того, что ее носитель – охотник, обитающий в пустыне больше пяти лет и может водить караваны. С левой стороны по двум дугам подымаются две луны – Золотая и Серебряная. Золотая наполовину закрывает Серебряную - это значит, что завтра в пустыне не будет бури и все, идущие по тракту достигнут конца пути. А справа на невидимой платформе антиграва плоско лежит россыпь цветных камней, осколков, причудливых кусочков застывшей лавы. Здесь даже кости рагона есть. Это - метеоритный пояс Скарр.
Ясон медленно подходит ближе, рассматривая «пояс» так же, как давеча рассматривал деревья. В изначальном варианте пояс планеты должны были изображать ряды шариков разных размеров. Но еще на стадии воплощения проекта в жизнь как-то получилось, что вместо бронзовых шариков старые колонисты, из тех, что были с Черным еще в пустыне, стали приносить камни, пластины метеоритного железа, обточенные кости крысюков и рагонов, чтобы заменить ими безликую бронзу. Этого требовал обычай пустыни, это было правильно.
Он тоже принес свой камень – острый осколок кварца, совсем крошечный, который засел у него в спине во время бомбардировки и который удалили уже после возвращения в Танагуру.
Ясон хорошо помнит тот день. День, когда геологический модуль на Горячем Озере опустился вместе с озером и половиной долины в жерло вулкана. Согласно данным спутников с места катастрофы смогли взлететь два катера. Один из них добрался до Ядерной Кибитки, второй разбился возле гряды Сокола. На месте аварии нашли только трупы.
Рики не было ни в первом, ни во втором катере.
А через двое суток к Пятому Куполу добрался третий катер, покореженный и без всяких средств связи. Катер рухнул брюхом на площадку: ни опор, ни шасси у него не осталось, люк распахнулся, и вниз спрыгнул Рики. Замахал руками, призывая на помощь, помогал вытащить раненых, что-то объяснял техникам, а Ясон стоял на площадке обзорной галереи и не мог сдвинуться с места.
Там Рики его и нашел. Без скафандра, грязный, с разбитым лицом, он нашел его взглядом и что-то увидел у него на лице такое, что побледнел еще больше, и почти бегом поднялся по ступеням. Подошел к нему, все еще неподвижному, хромая куда больше обычного и не отрывая глаз от его лица.
- Блонди, я вернулся. Мы застряли из-за толчка, нас почти накрыло, но мы смогли взлететь. Но остались без связи, и у нас сдох генератор. Нам пришлось приземлиться на Флагманской гряде и ждать пока зарядится солнечная батарея.
Рики выпаливает все это так быстро, как будто от скорости, с какой он говорит, зависит его жизнь. Или жизнь его, Ясона.
- Блонди, - Рики неуверенно тянет руку, трогает его за рукав, - Ясон. Все в порядке Ясон, я здесь.
И только тогда он осмеливается заговорить:
- Да, Рики. Ты здесь. Все в порядке.
Рики заглядывает ему в глаза почти умоляюще, со страхом и отчаянием, как будто это не он только что посадил разбитый катер, и не его уже успели похоронить. Ясон улыбается, он чувствует насколько это механическая, искусственная улыбка, а потом, шагнув вперед, обнимает Рики и прижимает себе.
Так сильно, что чувствует как хрустят ребра Рики. Но Рики только облегченно вздыхает и обнимает его в ответ.
Рики здесь. Все в порядке.
Рики умер спустя полтора года. Сгорел за четыре дня во время вспышки мариланской чумы. Источник заражения – груз на платформе, прибывшей с обычным почтовым челноком, удалось обнаружить достаточно быстро, чтобы болезнь не вышла за пределы заблокированного сектора. А срочно вылетевший на Амой челнок вернулся с вакциной уже через двое суток. Эпидемию удалось подавить в зародыше, не было необходимости даже в карантине. Но для первых десяти зараженных это уже не имело значения.
Рики был среди них. Уже зная о диагнозе, помогал обеззараживать помещение, устанавливать мед аппаратуру. В койку его удалось уложить только, когда он перестал держаться на ногах. А когда почти перестал видеть – удалось отнять планшет.
Для блонди заболевание не представляло опасности, и эти четыре дня Ясон провел с ним. Просто сидел рядом и держал за руку. А когда Рики приходил в себя - рассказывал об успехах в подавлении эпидемии. Или просто что-нибудь рассказывал, когда Рики стал терять память и бредить.
За час до конца Рики приходит в себя. Веки у него опухли и покраснели, в глазных яблоках полопались кровеносные сосуды. Кожа блестела уже не потом, а белесой, дурно пахнущей жидкостью, которую стали выделять поры. Ясон знал, что это начали гнить подкожные жировые ткани, а на следующем этапе начнут разлагаться соединительные.
Рики тоже знал. И видел как это выглядит.
- Ясон.
Шепот был такой тихий, что казалось - Рики только шевелит губами. Ясон наклонился нему, осторожно провел рукой по воспаленному лбу.
- Я здесь. Все в порядке.
- Ага, - Рики пытается улыбнуться: кожица на губе лопнула, потекла кровь и слизь. Он не замечает крови, и Ясон осторожно отирает его рот салфеткой.
- Ясон… помнишь? Ты говорил, что если я умру, то только под тобой. Помнишь?
Рики трудно говорить, он задыхается, горло у него опухшее и воспаленное. Ясон кивает.
- Да, Рики. Я помню.
- Хорошо, - Рики прикрывает глаза, отдыхая. А когда открывает, то Ясону кажется – он летит. Летит в темноту.
- Я хочу, чтобы ты сделал это.
- Рики…
-Я хочу, чтобы ты сделал это, - повторяет Рики и в его голосе звучат прежнее монгрельское упрямство и гордыня.
- Рики… тебе нельзя. Твое сердце… ты не выдержишь.
Он гладит Рики по щеке, чувствуя под пальцами одутловатую дряблость, скользкую кожу. Это не имеет значения, ничего не имеет значения.
- Ясон, - Рики говорит слишком громко и теперь вынужден остановиться. Сглатывает и продолжает, - Ясон. Мы оба знаем, что будет дальше. Я не… я не хочу так. Я не хочу гнить у тебя на глазах. Я хочу, чтобы ты помнил меня прежним. Я хочу, чтобы ты любил меня, пока я еще похож на самого себя.
Длинная речь полностью выматывает Рики. Он лежит с зарытыми глазами, на лбу выступает настоящая испарина. Пот высыхает почти мгновенно - у Рики высокая температура. Это все не имеет никакого значения.
Рики отрывает воспаленные глаза. Просит шепотом:
- Пожалуйста, Ясон. Не оставляй меня.
- Не бойся. Я здесь. Я с тобой Рики. Я все сделаю.
И он все делает. Под руками тело Рики как чужое: мягкая податливость отека вместо крепкой жилистой плоти. Рики весь горит, Рики не выдержит его веса и двух минут, так что Ясон практически удерживает себя на руках. Рики не возбужден и вряд ли что-то испытывает. Но когда Ясон наклоняется к его губам, чтобы поцеловать, глаза Рики сияют, и он улыбается так, как улыбается, когда счастлив.
И Ясон делает все, как надо. И кончает в него, как всегда делал. Рики этого уже не слышит. Он замер две минуты тому назад, но Ясон знает, что его монгрелу этого бы хотелось, и что он все сделал правильно.
Тот крошечный осколок кварца до сих пор лежит там, среди других камней и осколков. Их меняют: слишком много даров приносят Рики его колонисты, но несколько из них – самых старых , самых памятных, остаются на месте.
Он вытаскивает обточенную морем бусину обсидиана – памятка о новом договоре с Талираном, кладет между осколками лавы и крупной жемчужиной. Осколки колеблются, как если бы были настоящим поясом метеоритов и приняли бы нового собрата, и замирают.
Договор с Талираном позволит начать строительство третьей станции терраформирования через год, а не через восемь лет, как предполагалось. Вчера закончили отладку генератора мембранного поля, вечером предполагается запуск. Сегодня родились трое младенцев: два мальчика и девочка. Сегодня – хороший день.
Сегодня очень хороший день, Рики.
Бета: не бечено.
Пара: Ясон/Рики.
Тамлайн: последнее.
Место: Скарр, колония "Неистовые земли".
Предупреждение: ООС. смерть персонажа.
читать дальше
Деревья в парке высаживают каждый год.
Сложно представить, что кто-то рискнет совершить акт вандализма в единственном на планете зеленом парке – причина постоянного «обновления» иная. Почвы, над которыми непрестанно работают с первого момента образования колонии все еще не в состоянии поддерживать жизнь растений сложнее мха. Каждый год, весной, в парке обновляют почву, высаживают газоны и кустарники, хвойные и лиственные деревья. А в конце осени те из них, что смогли пережить лето, отправляются в оранжерею, а те, что не смогли – остаются. Зима, пусть даже искусственная, подразумевает деревья без листьев.
А весной все повторяется.
Сейчас начало весны, на кустарниках и деревьях листья только-только появляются: нежные, клейкие¸ яркие. Он трогает их кончиками пальцев, срывает один, растирает между пальцами. Запах становится острее, он подносит растертый лист к лицу и долго так стоит, закрыв глаза и вдыхая запах.
Парк невелик. Колония, чье население живет под куполами, сможет позволить себе парк под небом не раньше, чем через полвека. Но строить мембранные купола, способные накрыть большую территорию, а не просто жилые здания в силовом коконе, они начали почти сразу: через четыре года после того, как в долину Гейзеров опустился первый амойский корабль.
Он неспешно идет по аллее, разглядывая «новые» деревья. Вот эта лиственница пережила в парке уже три года. Она настоящий долгожитель. А вот клен – новичок, в прошлом году его здесь не было. Ясон перебирает в уме воспоминание о прошлогодней весне и находит: на пару футов правее рос ясень.
Впереди, где пересекаются аллеи, расположена небольшая площадка. В центре стоит памятник первым колонистам. Первым амойским колонистам, если быть точнее. Здесь высаживают вишни – единственные пока деревья, способные цвести под куполами.
Возле памятника стоят садовые скамейки: пять штук, по кругу. Ближе к вечеру они всегда заняты. Но сейчас только полдень, и он рассчитывает увидеть их пустыми.
Скамейки действительно пусты. Кроме одной. На ней сидят двое: юноша и девушка, практически мальчик и девочка. Не смотря на то, что у обоих на комбинезонах знаки старшей школы, а у девушки в ушах серьги, подтверждающие достижение совершеннолетия, они все равно еще мальчик и девочка.
Они сидят, держась за руки, вид у обоих скорее перепуганный, чем счастливый, и за то время, пока Ясон смотрит на них, оба перемолвились хорошо если парой фраз.
Он продолжает смотреть на них еще какое-то время. У юноши ярко-рыжие волосы, и по обыкновению всех рыжих волосы выглядят растрепанными. Когда он что-то говорит, он почти поворачивает голову к своей собеседнице, но тут же отворачивается. Смотрит искоса, когда уверен, что девушка этого не заметит. Девушка выше его ростом, худощавая, каштановые волосы собраны в косу. Она вертит головой во все стороны, рассматривая деревья, набухающие почки на ветвях, скульптуру на пьедестале – смотрит куда угодно, только не на своего спутника. В конце концов, она замечает стоящего на аллее Ясона.
- Ой!
Девушка жгуче краснеет, выдергивает ладонь из руки юноши, вскакивает. Ее спутник сначала удивленно на нее смотрит, потом тоже встает и оглядывается. Кажется, ему тоже хочется сказать «Ой»!
- Ой! Здравствуйте.
- Здравствуйте, - кивает он, слегка улыбаясь. Девушка действительно выше своего друга, почти на полголовы – не похоже, что им это мешает. Они переглядываются, синхронно кивают в ответ. Юноша говорит, неожиданным басом.
- Здравствуйте. Мы… – они опять приглядываются. Ясон догадывается в чем дело. Наверняка сбежали с занятий, а теперь пытаются придумать оправдания.
- Мы…, - девушка хмурясь, перекидывает косу с плеча на плечо, говорит громко и убедительно, - у нас время самообразования. В нашем секторе полетел генератор, и учителя Радовича вызвали на место аварии.
Ясон снова кивает: пятый сектор, аварийное выключение, дубль-генератор участвует в проект реконструкции купола. Так что дешевле и быстрее, в конечном итоге, отремонтировать основной генератор. Насколько он помнит - уже отремонтировали.
- Мы пришли сюда, чтобы повторить историю колонии, - уже вполне уверенно говорит юноша, - потому что это первый парк, и потому что здесь стоит памятник первому… ой.
«Ой» является результатом тычка локтем: он – не тот человек, которому нужно объяснять, чей памятник стоит в первом парке. Юноша виновато замолкает, кидая короткие взгляды то на подругу, то на Ясона. Ясон, чуть щурясь, смотрит поверх их голов на скульптуру, и спокойно говорит.
- Парк – прекрасное место для самостоятельных занятий.
Беседа прерывается. Оба собеседника Ясона крайне смущены, и не знают, что ответить на замечание блонди. И как вежливо распрощаться, тоже не знают.
Когда парк только закладывали, здесь не было площади, а просто под несколькими лиственницами стояли парковые скамейки. Рики не слишком их любил, потому что положению «сидя» всегда предпочитал положение «лежа». Так что, если удавалось сюда выбраться, и некому было на них глазеть, Ясон садился на скамейку, а Рики балансировал на поручне, чудом удерживая равновесие. Несколько раз он пытался присесть на травку у его ног, но Ясон безжалостно пресек эти попытки: даже летом почва оставалась холодной и влажной из-за постоянно работающего капельного полива.
- Как тебя зовут? - неожиданно для самого себя спрашивает он у юноши.
Тот гордо вскидывает голову и отвечает:
- Рики. То есть Рикардо. Как команданте, - и снова сконфуженно умолкает под осуждающим взглядом спутницы.
Ясон улыбается.
- Это хорошее имя.
Юноша хмурится и очень серьезно говорит.
- Я знаю.
Ясон молчит. Юные жители их с Рики колонии переглядываются, девушка в конце концов берет на себя инициативу и бормочет тихо: «Нам уже пора. Хорошего дня». Ясон кивает им в ответ: «Хорошего дня», и смотрит вслед уходящей паре.
Мальчик совсем не похож на Рики. Рыжий, в веснушках, и с такими же рыжими выгнутыми ресницами. Но это, конечно, не имеет значения. Люди здесь еще долго будут называть своих детей именем первого команданте колонии.
Рики.
Скульптуру в центре площадки поставили, чтобы почтит его память. От идеи изваять его статую отказались сразу: не нужно было долго знать команданте, чтобы понять, что он сам о такой идее думает. Так что вместо статуи на пьедестале располагается поставленная вертикально шестигранная гайка – знак того, что ее носитель – охотник, обитающий в пустыне больше пяти лет и может водить караваны. С левой стороны по двум дугам подымаются две луны – Золотая и Серебряная. Золотая наполовину закрывает Серебряную - это значит, что завтра в пустыне не будет бури и все, идущие по тракту достигнут конца пути. А справа на невидимой платформе антиграва плоско лежит россыпь цветных камней, осколков, причудливых кусочков застывшей лавы. Здесь даже кости рагона есть. Это - метеоритный пояс Скарр.
Ясон медленно подходит ближе, рассматривая «пояс» так же, как давеча рассматривал деревья. В изначальном варианте пояс планеты должны были изображать ряды шариков разных размеров. Но еще на стадии воплощения проекта в жизнь как-то получилось, что вместо бронзовых шариков старые колонисты, из тех, что были с Черным еще в пустыне, стали приносить камни, пластины метеоритного железа, обточенные кости крысюков и рагонов, чтобы заменить ими безликую бронзу. Этого требовал обычай пустыни, это было правильно.
Он тоже принес свой камень – острый осколок кварца, совсем крошечный, который засел у него в спине во время бомбардировки и который удалили уже после возвращения в Танагуру.
Ясон хорошо помнит тот день. День, когда геологический модуль на Горячем Озере опустился вместе с озером и половиной долины в жерло вулкана. Согласно данным спутников с места катастрофы смогли взлететь два катера. Один из них добрался до Ядерной Кибитки, второй разбился возле гряды Сокола. На месте аварии нашли только трупы.
Рики не было ни в первом, ни во втором катере.
А через двое суток к Пятому Куполу добрался третий катер, покореженный и без всяких средств связи. Катер рухнул брюхом на площадку: ни опор, ни шасси у него не осталось, люк распахнулся, и вниз спрыгнул Рики. Замахал руками, призывая на помощь, помогал вытащить раненых, что-то объяснял техникам, а Ясон стоял на площадке обзорной галереи и не мог сдвинуться с места.
Там Рики его и нашел. Без скафандра, грязный, с разбитым лицом, он нашел его взглядом и что-то увидел у него на лице такое, что побледнел еще больше, и почти бегом поднялся по ступеням. Подошел к нему, все еще неподвижному, хромая куда больше обычного и не отрывая глаз от его лица.
- Блонди, я вернулся. Мы застряли из-за толчка, нас почти накрыло, но мы смогли взлететь. Но остались без связи, и у нас сдох генератор. Нам пришлось приземлиться на Флагманской гряде и ждать пока зарядится солнечная батарея.
Рики выпаливает все это так быстро, как будто от скорости, с какой он говорит, зависит его жизнь. Или жизнь его, Ясона.
- Блонди, - Рики неуверенно тянет руку, трогает его за рукав, - Ясон. Все в порядке Ясон, я здесь.
И только тогда он осмеливается заговорить:
- Да, Рики. Ты здесь. Все в порядке.
Рики заглядывает ему в глаза почти умоляюще, со страхом и отчаянием, как будто это не он только что посадил разбитый катер, и не его уже успели похоронить. Ясон улыбается, он чувствует насколько это механическая, искусственная улыбка, а потом, шагнув вперед, обнимает Рики и прижимает себе.
Так сильно, что чувствует как хрустят ребра Рики. Но Рики только облегченно вздыхает и обнимает его в ответ.
Рики здесь. Все в порядке.
Рики умер спустя полтора года. Сгорел за четыре дня во время вспышки мариланской чумы. Источник заражения – груз на платформе, прибывшей с обычным почтовым челноком, удалось обнаружить достаточно быстро, чтобы болезнь не вышла за пределы заблокированного сектора. А срочно вылетевший на Амой челнок вернулся с вакциной уже через двое суток. Эпидемию удалось подавить в зародыше, не было необходимости даже в карантине. Но для первых десяти зараженных это уже не имело значения.
Рики был среди них. Уже зная о диагнозе, помогал обеззараживать помещение, устанавливать мед аппаратуру. В койку его удалось уложить только, когда он перестал держаться на ногах. А когда почти перестал видеть – удалось отнять планшет.
Для блонди заболевание не представляло опасности, и эти четыре дня Ясон провел с ним. Просто сидел рядом и держал за руку. А когда Рики приходил в себя - рассказывал об успехах в подавлении эпидемии. Или просто что-нибудь рассказывал, когда Рики стал терять память и бредить.
За час до конца Рики приходит в себя. Веки у него опухли и покраснели, в глазных яблоках полопались кровеносные сосуды. Кожа блестела уже не потом, а белесой, дурно пахнущей жидкостью, которую стали выделять поры. Ясон знал, что это начали гнить подкожные жировые ткани, а на следующем этапе начнут разлагаться соединительные.
Рики тоже знал. И видел как это выглядит.
- Ясон.
Шепот был такой тихий, что казалось - Рики только шевелит губами. Ясон наклонился нему, осторожно провел рукой по воспаленному лбу.
- Я здесь. Все в порядке.
- Ага, - Рики пытается улыбнуться: кожица на губе лопнула, потекла кровь и слизь. Он не замечает крови, и Ясон осторожно отирает его рот салфеткой.
- Ясон… помнишь? Ты говорил, что если я умру, то только под тобой. Помнишь?
Рики трудно говорить, он задыхается, горло у него опухшее и воспаленное. Ясон кивает.
- Да, Рики. Я помню.
- Хорошо, - Рики прикрывает глаза, отдыхая. А когда открывает, то Ясону кажется – он летит. Летит в темноту.
- Я хочу, чтобы ты сделал это.
- Рики…
-Я хочу, чтобы ты сделал это, - повторяет Рики и в его голосе звучат прежнее монгрельское упрямство и гордыня.
- Рики… тебе нельзя. Твое сердце… ты не выдержишь.
Он гладит Рики по щеке, чувствуя под пальцами одутловатую дряблость, скользкую кожу. Это не имеет значения, ничего не имеет значения.
- Ясон, - Рики говорит слишком громко и теперь вынужден остановиться. Сглатывает и продолжает, - Ясон. Мы оба знаем, что будет дальше. Я не… я не хочу так. Я не хочу гнить у тебя на глазах. Я хочу, чтобы ты помнил меня прежним. Я хочу, чтобы ты любил меня, пока я еще похож на самого себя.
Длинная речь полностью выматывает Рики. Он лежит с зарытыми глазами, на лбу выступает настоящая испарина. Пот высыхает почти мгновенно - у Рики высокая температура. Это все не имеет никакого значения.
Рики отрывает воспаленные глаза. Просит шепотом:
- Пожалуйста, Ясон. Не оставляй меня.
- Не бойся. Я здесь. Я с тобой Рики. Я все сделаю.
И он все делает. Под руками тело Рики как чужое: мягкая податливость отека вместо крепкой жилистой плоти. Рики весь горит, Рики не выдержит его веса и двух минут, так что Ясон практически удерживает себя на руках. Рики не возбужден и вряд ли что-то испытывает. Но когда Ясон наклоняется к его губам, чтобы поцеловать, глаза Рики сияют, и он улыбается так, как улыбается, когда счастлив.
И Ясон делает все, как надо. И кончает в него, как всегда делал. Рики этого уже не слышит. Он замер две минуты тому назад, но Ясон знает, что его монгрелу этого бы хотелось, и что он все сделал правильно.
Тот крошечный осколок кварца до сих пор лежит там, среди других камней и осколков. Их меняют: слишком много даров приносят Рики его колонисты, но несколько из них – самых старых , самых памятных, остаются на месте.
Он вытаскивает обточенную морем бусину обсидиана – памятка о новом договоре с Талираном, кладет между осколками лавы и крупной жемчужиной. Осколки колеблются, как если бы были настоящим поясом метеоритов и приняли бы нового собрата, и замирают.
Договор с Талираном позволит начать строительство третьей станции терраформирования через год, а не через восемь лет, как предполагалось. Вчера закончили отладку генератора мембранного поля, вечером предполагается запуск. Сегодня родились трое младенцев: два мальчика и девочка. Сегодня – хороший день.
Сегодня очень хороший день, Рики.
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
-
-
05.11.2013 в 00:26ага, точно. Мне еще нравится в Дороге фраза, почему-то она по смыслу запомнилась, дословно не приведу. Что у человека есть собственная цель, не заложенная машиной подчиненность этой самой машине ради машины, а личная внутренняя цель, ради чего человек живет. И я думаю, Ясон нашел эту самую цель для себя, и осознал себя как личность, может быть, звучит банально, но это так. Иначе не скажешь.
Конечно в этом есть немалая заслуга Черного. потому что именно он очень упорно демонстрировал это качество и вот тот момент, который был последним в Дана Бан. Ясон понимает, что Черный демонстрирует это качество не для него, не потому что блонди надо спасти, а потому что Черный так хочет. Свободное желание. вот вот. Черный - воплощение этой свободы. Не на зло, не чтобы что-то там продемонстрировать, а потому что она ему необходима как воздух. Тут даже что-то из классики на ум приходит))) про человеческое достоинство. И Ясон, который искал ответов, понял, что это такое.
И да, свободное желание. Это как раз то, чем блонди и не обладают, и что Ясон захотел найти для себя. Ну это как раз про личную цель, все из одного корня
-
-
05.11.2013 в 00:46-
-
05.11.2013 в 00:48-
-
05.11.2013 в 01:27-
-
05.11.2013 в 07:29-
-
05.11.2013 в 12:22Да нет никакой проблемы за исключением глубоко личных тараканов (моих. разумеется). Не обращай внимания.
-
-
05.11.2013 в 13:12-
-
05.11.2013 в 13:13-
-
05.11.2013 в 13:44-
-
05.11.2013 в 16:29Решилась оставить отзыв.
Смерть персонажа как таковая не пугает. Понятно, что один прожил бы дольше, чем другой при нормальных обстоятельствах. И то что Рики сознательно ускорил бы свой конец в таком положении - да. Но смерть таким способом...
Вы очень хорошо описали состояние Рики. Только вот люди в таком состоянии испытывают адскую боль от обычных прикосновений. Поэтому не могу себе представить, чтобы один любящий человек сознательно предложил другому любящему человеку фактически пытать себя. При чем из лучших побуждений, на память, так сказать. А второй согласился это сделать. Более кошмарного последнего воспоминания придумать сложно. Неужели Рики не мог представить себе, чтобы чувствовал бы Ясон, беря его вопреки своему желанию, причиняя ему страдания? Неужели он настолько эгоистичен, чтобы наплевать на чувства любимого? И неужели за их совместную жизнь не хватило хороших воспоминаний, что нужно было сделать это прямо здесь и сейчас? Не вижу здесь любящей пары, в которой каждый боится причинить боль другому. Неважно, физическую или душевную.
Рики должно быть уже под сорок, или за, но поведение как у неуверенного в себе подростка. Я стану еще страшнее, и ты, увидев меня таким, сохранишь обо мне самое плохое воспоминание. Насколько нужно не понимать друг друга, чтобы бояться этого? А Ясон идет на поводу у Рики до самого конца, и переступает грань, которую любящие не могут переступить. Как марионетка.
Я просто не могу представить себе в этой сцене тех двоих, которые умирали в Дана Бан. Когда им был не нужен уже не только секс, но даже слова.
-
-
05.11.2013 в 17:37"Рики должно быть уже под сорок, или за, но поведение как у неуверенного в себе подростка." - по меньшей мере 50. Но вообще-то он бредит. И при всем моем уважении к духовной составляющий любви в этой паре на сексе замешано так много и так страшно, что порой - это единственный язык, на котором они могут договориться. И получить подтверждение. Один поступок важнее тясычи слов, нэ?
У Вас есть такое же право на свое мнение, как и у меня. Возможно, я просто извращенка... но я вижу так как вижу.