Я писала его долго и трудно, хотя в большинстве своем он был написан еще зимой-весной. Надеюсь, я смогла выразить ту степень труда и тяжести, которые пришлось перенести моим героям. И которые пришлось пережить мне вместе с ними, чтобы написать.
Чем дольше пишу, тем больше хочется выложить это где-то еще, потому что это все – о войне, а у нас война.
13 сентября - в комментах
14 сентября - в комментах
20 сентября - комментах
3 октября - конец третьей части
читать дальше
Они не успевают проехать и пяти миль как на горизонте вспухают клубы дыма. Напалм, картон, брезент, пластик, машины и люди – все, что может гореть, полыхает за горизонтом синим пламенем. А кроме как Перевалке гореть там нечему.
- Блядь, - шепчет Мальт, содрав очки и щурясь из-под приставленной ко лбу ладони.
В адском зное песок и небо кажутся одинаково ослепительно-белыми, только дрожащая в мареве линия горизонта делит мир на треть внизу и две трети вверху. Черный и серый дым ровными столбами поднимается вверх, как будто оттуда из-за горизонта в бело-стальной летний жаркий мир лезет гигантский осьминог. Из-за жары и поднятой в воздух мерцающей завесы пыли все время кажется, что столбы дыма то появляются, то исчезают, словно чудовище из-за горизонта никак не может выбраться. Выше столбы расползаются, прозрачнеют, занмимая все больше места на небе. Выглядит как детская страшилка.
- Ослепнешь, - деловито говорит Саита, натягивая Мальту на глаза очки. Тот отталкивает руку, поправляет очки и респиратор, чтобы тут же сорвать последний и сказать убежденно и отчаянно.
- Это же Перевалка! Блядь, там же нечему больше гореть!
- Нечему, - соглашается Саита и кричит Черному, - что будем делать?
Рев байков и свист ветра затрудняют беседу, но никому и в голову не приходит заглушить двигатели. Наоборот, каждый почти рефлекторно проверяет заряды батарей и состояние разгонников. И рагону понятно, что сейчас придется ехать очень быстро.
- Вперед, - кратко приказывает Черный и срывается с места. Никлас за его спиной едва успевает ухватиться за седло, остальные тут же рвутся следом. Едва выдержав полторы минуты разогрева, Черный активирует разгонники, с интервалом в десяток секунд сопла всех машин извергают пламя, а воздух оглашается оглушительным ревом. Машины несутся вперед, буквально подпрыгивая на ухабах и склонах, рискуя каждый раз взлететь и перевернуться в воздухе, заряд батарей тает как никогда не бывающий здесь снег, каждое сочленение, каждая деталь байков несет двойную, тройную нагрузку, быстро приближая механическую смерть машин, но их водителям сейчас не до этого.
Где-то по пути Никлас пытается привлечь внимание Черного, дергая того за поясной ремень. Но Черный не обращает внимания, приникнув к самому рулю байка, не глядя на датчики и указатели. Руками, ногами, всей шкурой он чувствует, как натужно ревет двигатель, как искрит тормозная система, как перекачивают воздух фильтры, забиваясь со скоростью северного ветра. Он слышит, как на износ работает машина и мысленно шепчет ей: «Давай, ну еще немножко. Там люди, успей, давай!» и невольно напрягает руки и ноги, словно может передать машине свою силу.
Давай! Быстрее, давай!
Он совсем не думает, что их только шестеро, что оружия у них минимум, как ни настаивал на обратном Тихий – «я договариваться иду, а не угрожать». Что если Перевалка горит, уже горит, то значит, сражение, скорее всего, уже проиграно, и все, что могут увидеть – это мертвые, и возможно раненые, смотря кто на Перевалку напал. А если это Сталлер, то и трупов, наверное, не увидят. Еще меньше он думает о том, что если бой на закончен, а напавшие действительно люди Сталлера, то появление Черного способно лишь подстегнуть нападающих, и скорее всего, привлечь внимание именно к ним. Впрочем, о последнем Черный как раз думает и полагает, что сможет отвлечь часть бандитов, если уж ничего другого не успеет.
Пока не успеет. Его крошечная группа – первые, кто должен был достигнуть Перевалки. Группы Рагона и Тихого идут с интервалом в несколько часов. Черный пока не представляет, как он организует отвлекающие маневры за это время, но уверен он и в том, что и Тихий, и Рагон, увидев дым, тоже рванут к Перевалке со всей возможной скоростью. А значит, будут здесь не через несколько часов, а максимум через пару часов. В ту же минуту Никлас, отчаявшись привлечь внимание Черного обычными способами, опять хватается за его пояс, наклоняется, едва не распластываясь на его спине, и тычет ему под самый нос счетчик Гейгера.
Черный видит подмигивающую цифру на крошечном зеленом экранчике и едва не теряет управление: байк наезжает краем юбки на спрятанный в песке камень, а Черный не успевает отреагировать. Компенсационная система визжит аларм-сигналом и выравнивает машину. Никлас едва не съезжает со спины дарта, с трудом выпрямляется. Черный крутит головой, показывая, что информацию воспринял, и продолжает гнать машину.
Перевалка горит, но рядом с ней или на ее территории взорвалось что-то, обеспечивающее повышенную радиацию. Ядерный геологический танк? Катер? Давно затухший реактор, смонтированный с захороненного завода? Еще более древняя тектоническая бомба из тех, которым вспарывали горы первые исследователи? На хрена?!
Еще Черный успевает подумать о том, что дым в качестве сигнала не использовался. И если на достопамятной встрече не было «бугров» с Перевалки, шахт или оконечности Соленого Побережья – слишком далеко, то знать о существовании такого рода сигнальной системы Перевалка все равно должна была. Три каравана, вышедшие раньше Черного, эту информацию сюда донесли. Должны были донести. Так почему никто не пытается звать на помощь? Келли выехал по сигналу, который дал Барбра и сигнал этот передали. Значит, по меньшей мере, до лежки Купера и уничтоженного Белого Дота какие-то люди о сигнальной системе знали и поддерживали ее. Значит здесь, в непосредственной близости от Перевалки, был кто-то, кто в войне занимает его сторону.
Они вылетают на тракт буквально перед самой Перевалкой, и Черный снижает скорость, знаком требуя того же от своих людей. Они останавливаются, глушат моторы, вслушиваясь. Сквозь неумолчный свист ветра не много слышно, но, во всяком случае, взрывать ничего не взрывают. Может им всем повезло, и на Перевалку напали какие-нибудь чудом сохранившиеся кочевники?
Черный кашляет, выплевывает пыль.
- Мы не знаем, кто напал, и понятия не имеем, как к нам отнесутся на Перевалке. Так что соблюдаем осторожность, не вытаскиваем винтовки раньше времени, активируем гранаты и будем готовы вступить в бой.
Саита, Мальт, Марина и Киртон согласно кивают, Никлас за его спиной тоже готовит гранаты.
- Эффективней разбиться по парам. Один везет, второй стреляет или бросает гранаты, - вносит он свою лепту.
Секунду Черный тратит на оценку предложения, потом кивает.
- Саита, Мальт. Марина, Киртон.
Не задавая вопросов, названные пересаживаются: вторыми в парах Черный называет лучших стрелков. Оба свободных байка укладывают рядом с трактом, не тратя времени на маскировку, вскакивают на оставшиеся машины и рвут вперед. Кто бы их там не встретил, а ворваться в горящее поселение лучше на всей скорости, чтобы не успели угробить, если вдруг что не так.
Черный едва не налетает на несущийся на встречу байк, с трудом увиливает в сторону. Ездок тоже с трудом выравнивает машину и мчится дальше, не обращая никакого внимания на троицу. Второй встречный успевает свернуть , но тоже не останавливается, и стрелять не пытается. Ни из какого оружия.
Между пылающими хибарами, остовами и опрокинутыми машинами мелькают фигурки людей: кто-то пытается что-то вытащить из горящих зданий, кто-то кого-то пытается вытащить, кто-то поднимает машины и грузит нехитрый скарб. Но никто не стреляет и не пытается убить своего соседа. Похоже, напавшие, кто бы они ни были, уже покинули Перевалку. И не ограбили?
При виде вылетевшей с тракта тройки машин, кто-то пытается спрятаться за развалинами, кто-то усевшись за байком, вытаскивает чанкеры и гвоздеметы. Кто-то успевает бросить под машины «лягушку»: Саита едва не переворачивается, пытаясь обогнуть опасный «хлеб с солью»; граната взрывается позади машины, осыпая спину Мальта мелким керамическим мусором. Дубленый плащ караванщика почти гасит удар, но Мальт все равно несколько раз дергается и шипит сквозь зубы – взрыв слишком близко и осколки исполосовали всю спину.
Черный разворачивает байк рядом с ближайшим стрелком, здорово рискуя целостностью шкуры, и орет:
- Мы с миром, блядь! Не стреляйте!
Последнее скорее относится к Мальту, который уже наполовину вынул винтовку из седельного гнезда.
- Не стреляйте! – снова кричит Черный. Кашляет и натягивает респиратор обратно, подымает пустую руку в жесте миротворческих намерений. Никлас отмечает, что Черный при этом ни очков, ни респиратора не снимает и с представлением своей особы не спешит.
- Мы не враги.
- Ага, - отзываются из-за байка. Тот самый стрелок, который уже успел кинуть «лягушку», - а кто тогда? Федеральная служба спасения?
Довольно любопытная формулировка для жителя пустыни заставляет Черного немедленно перефразировать предложение.
- Нет, локальная. Увидели – горит, счетчик орет, что происходит?
Из-за байка раздается смачная, многоэтажная ругань, способная вызвать уважение у половины кочевников в этой пустыне. Саита крутит головой от восхищения, Мальт фыркает под респиратором.
- Неплохо, - оценивает Черный, - а если конкретно?
- А конкретно вот это оно и есть, - поясняет стрелок и добавляет еще пару определений, указывающих предполагаемое место обитания всех живущих и спрашивающего в том числе.
Черный демонстративно оглядывается, преувеличенно крутя головой и размахивая руками, потом поворачивается в сторону стрелка и переспрашивает:
- А еще конкретней? Опять вас ограбили и сожгли, так ведь не в первый и не в последний…
За байком на десяток секунд воцаряется молчание. За углом уцелевшей развалюхи угадывается фигура еще одного стрелка, который держит то ли чанкер, то ли винтовку наизготовку, но ждет и в занимательную беседу не вмешивается. Останки хибар еще горят, и теперь между ними можно заметить пару-тройку трупов.
- Ограбили и сожгли, говоришь? Тогда конкретно с какой луны ты свалился, если не знаешь, что происходит? Е-мое! Дым они увидели, а как станция рванула, они не увидели.
- Что?
Черному кажется, это говорит не только он сам, но и Саита и еще кто-то. Кажется, что он ослышался, черти-что услышал из-за шума ветра и рычанья работающих двигателей, потому что это, конечно, не правда. Это не может быть правдой, не мог мудак, прячущийся за байком, сказать такое…
- Что?- тупо повторяет он.
- Станция рванула. Взорвали на хрен еще четвертого дня. А потом напали на нас за каким-то хером.
Черному страшно хочется помотать головой и вытряхнуть из нее сказанное. Станция взорвана. Взорвана обогатительная станция. Уничтожена станция, поставляющая пустыне кислород. Слова крутятся и звучат по-разному, но уложить их в приемлемую правдоподобную конструкцию не получается. Этого не может быть. Не мог Сталлер зайти так далеко, какого рагона? Ведь ему тоже нужны люди, вернее, были нужны, пока он находился в фаворе и при условии, что от Сталлера требовали того же, что потребовали от него, Черного…
Он думает, что тогда понятно, почему так тяжело дышать рядом с предполагаемым источником кислорода: за четыре дня ветер с юго-востока пригнал немерянное количество кубометров бедного воздуха предгорья. Понятно, почему дергается рентгеновский счетчик – потому что вместе с кислородом взорвались реакторы. И понятно, почему уничтожена именно эта станция, на территории, предположительно поддерживающей Сталлера: потому что таким образом он обеспечит поддержку всех предполагаемых, но колеблющихся бугров, просто напросто снабдив их нужным количеством кислорода. Он сделал самое простое и очевидное и теперь, в буквальном смысле слова, держит их за глотку.
Станция взорвана.
Черный глубоко вдыхает и коротко спрашивает:
- Кто?
За байком снова ругаются, потом стрелок встает, видимо решив, что любопытствующие придурки, проспавшие самую большую катастрофу в пустыне – это такие придурки, которых можно не бояться, и говорит.
- Черный, вот кто.
В воздухе гибнущего поселения висит смрад гари, горящего железа, человеческой плоти, крови и экскрементов. Пыль, песок и дым разъедают глаза и носоглотку, оседают в открытые раны, забивают легкие, затрудняя и без того тяжкое дыхание. Немного дальше все еще что-то вспыхивает и взрывается с натужным звуком гибнущего механизма. Кричат люди, кто от боли, кто от горя, но Черный слышит только свой голос и голос человека с которым говорит .
Черный снимает респиратор и очки-консервы, мотает головой, сбрасывая повязку. Дым и пыль лезут в глаза, запах горящих тел и машин становится невыносимым, пропыленным воздухом невозможно дышать. Черный ничего этого не чувствует и говорит:
- Я – Черный. И я здесь. Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку.
Он слышит, как охает Саита и вытаскивает винтовку Мальт, как напрягается Никлас за его спиной готовый прикрыть его своим телом, как поднимают чанкеры замершие по разные стороны улицы люди, а стрелок за углом направляет на него винтовку. Но важно только то, что человек, с которым он разговаривает, все еще стоит за байком и склонив голову на бок, разглядывает его лицо.
Черный поводит плечом, заставляя Никласа отклониться, и слазит с байка. Идет к человеку, с которым разговаривает, демонстрируя отрытые ладони – у него нет даже «танеток». Он останавливается на расстоянии пяти шагов от человека за байком и повторяет.
- Я не взрывал станцию.
Возле его ног взвивается песок: тяжелый керамический гвоздь лишь чуть не достигает его ноги – скорее всего от волнения дрогнула рука стрелка. Черный даже не вздрогнув, делает еще один шаг.
- Я не нападал на Перевалку.
Второй гвоздь пропарывает плащ на плече, задевая едва затянувшуюся рану. Мальт и Саита одинаковым жестом вскидывают винтовки, развернувшись к стрелку. Никлас делает тоже самое, повернувшись в противоположную сторону, где угдывается стрелок с винтовкой. Черный небрежно вскидывает руку, останавливая своих людей.
- Не стрелять!
Они замирают, еще один гвоздь улетает сильно далеко, человек, который сказал, что Черный уничтожил станцию, тоже поднимает руку.
- Стойте.
Марина, вытащив винтовку, замирает на середине движения, стрелок с оружием все-таки делает выстрел: пуля прыскает над самой головой Черного, но он, по-прежнему не обращая ни на что внимания, продолжает говорить:
- Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку. Ты или твои люди можете убить меня в любой момент. Тогда мои люди станут действовать без приказа и скорее всего, убьют всех, кто здесь находится. Никто от этого не выиграет. Мы просто все зря сдохнем.
- Не стрелять, вашу мать! – кричит человек, с которым разговаривает Черный, а потом, чуть помедлив, выбирается из-за байка и останавливается. В руке у него винтовка, но то, как он ее держит, указывает на отсутствие опыта в обращении с оружием. Винтовка попала ему в руки, случайно или нет, но совсем недавно. Где-то на краю сознания Черный отмечает этот факт и вывод – оружие на Перевалке появилось совсем недавно, но сейчас это не кажется ему важным и наблюдение скользит вниз, в память.
Важно только то, что говорит человек с Перевалки.
- Я тебя плохо помню, - говорит человек, кашляет, на пару секунд закрывает лицо респиратором. Пыль, гарь, песок, вонь – дышать очень тяжело. Черный ждет пока его собеседник отдышится, не испытывая никакого желания последовать его примеру.
- Я тебя плохо помню, – повторяет тот, - но слышал, что ты из тех чуваков, которые если надо, луну с неба пообещают и достанут.
Оба стрелка с гвоздеметами уже успели перезарядить свои орудия и вновь приготовились стрелять. У стрелка с винтовкой нет патронов – Черный откуда-то это знает и хотел бы сказать об этом Никласу, мол, не колотись парень, нет патронов. Сталлер, умная сука дал им винтовки, но в смысле патронов держал на голодном пайке, он уже тогда решил рассчитаться с Перевалкой и станцией, он уже тогда все в план свой вставил. Но это отнимет время и внимание, а Черный не может их тратить.
Он лишь чуть наклоняет голову в сторону и подтверждает:
- Да. Я могу пообещать луну и достать ее, - Черный щурится, глядя за спину говорящего, где облитый напалмом байк вспыхивает ярко и ало, вспышка сопровождается громким резким звуком лопнувшей батареи, от которого дергается рука у одного из стрелков из гвоздеметов, посылая керамический болт впустую, в воздух. Черному хочется улыбнуться, когда он это говорит, ему все время хочется улыбаться, когда он вспоминает или говорит об этом , но он сдерживается.
- Я могу достать луну. Я могу достать новую планету, и это куда интересней.
Лицо человека, который говорит с ним, закрыто очками и маской респиратора, но все равно понятно, что слова Черного он понимает, но думает, что ничего более нелепого и странного в жизни не слышал.
На краю пустыни горит город и уничтожен источник жизни – обогатительная станция. А виновный в этом или главный подозреваемый, ни с того ни с сего утверждает, что может достать новую планету.
- Чего? – переспрашивает ошарашенный парень.
- Я могу достать новую планету. Для жизни, – Черный пожимает плечами так, как если бы это было самое обычное дело и продолжает, - я для этого сюда и ехал. Рассказать об этом. Предложить лететь.
Там дальше, не видимо за завесой дыма раздается еще один взрыв неизвестно чего, что-то рушится, заставляя взметнуться вверх столб огня и тут же опасть. Откуда-то из дыма и пыли появляется байкер, проносится мимо них, чудом никого не зацепив из диковинной, застывшей группы, и уносится по тракту. Они стоят друг против друга, люди Черного и люди из Перевалки и ощущают, как ложится на них сверху присутствие Песчаной Девы.
- Ты чокнутый? – деловито интересуется парень.
- Нет.
- А кто тогда?
Черный снова пожимает плечами:
- Я – Черный. Я ехал сюда, чтобы говорить. Чтобы пообещать новую планету.
Парень качает головой, сдирает таки очки, чтобы посмотреть в лицо ненормального, говорящего без респиратора в горящем поселке и говорящего такие слова, которые только безумием и можно объяснить.
- Планету? Новую? Где?
- В системе Павла Скарра. Рядом со ступицей Хаджра, - безмятежно сообщает Черный космические координаты еще не существующей колонии.
- Ты – придурок - повторяет парень и натягивает респиратор. Черный продолжает дышать смесью пыли, дыма и гари.
- Это не отменяет того, что я сказал.
- Ты придурок, - убежденно повторяет парень, - и ты что думаешь, что я вот так запросто тебе поверю?
Черный разводит руки в стороны едва ли не беспомощным жестом, но говорит нечто противоположное.
- А у тебя есть выбор?
Парень оттягивает край респиратора, сплевывает на песок и долго, умело ругается. За это время двое с гвоздеметами подходят поближе, все еще не опуская оружия, а тот, что с винтовкой отбрасывает бесполезное оружие и напрасно пытается услышать, о чем идет речь.
- Есть, - говорит он, в конце концов, - могу вот все-таки пришить тебя на хрен. И пусть твои положат нас всех здесь, но ты тоже рядом ляжешь. Все ж как-то легче на душе станет.
Черный согласно кивает головой.
- Можешь. И станет тебе легче на полминуты ровно. И твоим людям тоже. Но после этого никакого потом уже не настанет. А я говорю о новой планете.
- Которую ты обещаешь? – уточняет парень.
- Да.
Несколько секунд тот молчит, потом из-под респиратора раздаются странные кудахтающие звуки, парень трясется с ног до головы, в конце концов, сдирает маску и смеется. Смех быстро переходит в кашель, но он все равно какое-то время не может остановиться. Черный терпеливо ждет.
- Черный, ты – псих, - в третий раз говорит парень, снимая очки и вытирая слезы, - ты блядь, полный, ебанутый на голову псих. Потому что, знаешь, когда станция взорвалась - был большой кипеж, очень большой. И на станцию посылали патрули. Вернулись только двое человек, и они утверждали, что своими ушами слышали твое имя. А потом на нас напали, с оружием, которое я вот тоже своими глазами у вас вижу, и перестреляли половину Перевалки. И орали знаешь, тоже, твое имя.
Черный слушает совершенно спокойно, словно ничего другого он и не ждал. Это правда: ничего другого он и не ждал. И не ждет: он знает, что ему нужно, и делает это.
- Я здесь, стою перед тобой. Я ехал, чтобы говорить о новой планете. Я говорю с тобой о новой планете. Что общего это имеет с тем, чтобы уничтожить станцию и перебить Перевалку?
Парень качает головой, пожимает плечами - растерянно и почти беспомощно.
- Не знаю. Я на хрен, уже ни хера не понимаю. Если это не ты, то, какого рагона говорили о тебе? Если это ты, то, какого рагона ты приволокся обратно, чтобы трындеть о какой-то там планете? Может, ты реально придурок?
- Я – охотник больше семи лет. Два года вожу караваны. Это похоже на придурка?
- Не похоже, - кивает парень. Его слова совпадают с появлением следующего байкера, который рванув мимо, внезапно разворачивается и притормаживает недалеко от Черного. Его водитель выдергивает из седельной сумки винтовку и пытается выстрелить. Вопль собеседника Черного и выстрел Никласа совпадают по времени. Ездок роняет винтовку, ругаясь, на чем свет стоит, и вытаскивает другой рукой чанкер.
- Зак, стой! Стой, я сказал! – кричит парень. Раненый остановившись, не тратит ни одного взгляда на того, кто его ранил и не отводит взгляда от Черного.
- Это он! Блядь, Игни, это же Черный!
Игни подскакивает к парню и выбивает из его рук чанкер. Тот пытается поднять его, потом хватается за простреленную руку, ругается, кашляет и хватается за респиратор.
- Я, блядь, знаю. Он мне сказал.
- Так какого…!
- Заткнись. Он говорит, что это не он, что он за другим приехал.
- И ты поверил? - раненый поворачивается к Черному и кричит, кашляя и выплевывая красную слюну, - твои ублюдки взорвали станцию и даже не скрывали этого! Берга от них сбежал, смог сбежать. Он сам слышал! И сюда напали твои люди!
- Я – здесь, - твердо повторяет Черный полным звонким голосом, – я здесь сейчас. А тогда вы меня видели? Кто-нибудь видел меня?
Молчание длится несколько секунд, пока его не прерывает Игни.
- Это не доказательство. Это могли быть твои люди и без тебя.
Черный качает головой. У него все кружится перед глазами, он ощущает вкус крови в глотке и в носу, но это не важно – он знает, что вытерпит.
- Я здесь. Я не пытаюсь вас убить. Я пытаюсь говорить. Если я уничтожил станцию и Перевалку, то зачем мне возвращаться и обещать новую планету? Зачем?
Игни опускает винтовку, отталкивает раненого, зажимающего предплечье, снова долго ругается и наконец, отвечает:
- Хрен тебя знает, Черный. Но я хочу послушать тебя дальше.
.
Черный начинает кашлять только когда они – Игни, его четверо спутников, он сам и его пятеро спутников, плюс присоединившиеся ним по дороге еще трое человек добрались до уцелевших с южной стороны Перевалки зданий. Бетонные стены оставшиеся от древних геологических то ли станций, то ли постов, служили основанием для массы ныне сгоревших хижин, халабудок и пристроек, но сами уцелели. Игни, небрежно скинувший торчащий возле входа обгоревший датчик, иронично пробормотал что-то вроде «Добро пожаловать Карлсон», плюнул на датчик и прошел внутрь. Черный не успел удивиться затейливости церемонии входа или пароля, когда его скрутил кашель.
Он сгибается пополам, потом падает на колени и кашляет за все те двадцать минут, которые провел на воздухе без респиратора и маски. Слизь, кровь, слюна – Черному кажется, что он собственные легкие выплевывает. Когда кашель уменьшается и он, не видя ни черта из-за слез, тяжело опускается на пол, философски удивляясь тому, что легкие и бронхи все-таки не месте и дышать еще есть чем.
Когда он поднимает голову то видит с одной стороны Никласа с нечитаемым выражением лица под респиратором, а с другой – Игни, с интересом наблюдающего за его собственным.,Черного, выражением лица.
- Я уж думал - тебе и впрямь дышать на хрен не надо, - замечает Игни. Несмотря на сказанное, разочарования в его голосе не ощущается. Он выпрямляется, машет рукой кому-то внутри здания, потом куда-то отходит. Черный думает, что Игни – не «бугор» этого района, а просто один из оставшихся вообще «бугров» или просто людей, способных нести ответственность за кого-то еще, кроме себя. А значит ему повезло, потому что он попал к нужному человеку.
Никлас садится перед ним на корточки, протягивает флягу с водой. Черный отпивает глоток, прополаскивает рот, выплевывает в ладонь и растирает по горящему и грязному от слюны и соплей лицу. Пить он не решается: желудку его выступление тоже не понравилось, и Черный ощущает как внутри него словно кулаком все зажали.
- Я тоже так подумал, - уточняет Никлас, - в смысле, решил, что ты используешь носовые фильтры.
Черный вяло удивляется: откуда ему четыре месяца назад знать, что понадобится разговаривать во время пожара, и почти сразу забывает об этом. Он пришел сюда говорить и пока еще даже не начал. Так что надо собраться, встать и начать разговаривать.
Черный подтягивает ноги и для начала встает на четвереньки, ни мало не заботясь об имидже дарта или пророка Песчаной Девы. Потом поднимается на колени и с некоторым трудом – на ноги. Он думает, что стал стар или сильно устал, раз простое пребывание на не очень свежем воздухе заставляет его едва ли не терять сознания, тут же забывает и об этом и направляется вглубь остова здания, чтобы найти Игни.
Прежде чем успевает сделать хоть шаг – падает прямо на руки Никласа. Прямо как в дурной мыльной опере. Никлас, подхватив его, осторожно опускает на пол, так чтобы дарт не улегся снова на бетонный пол как последний нарик, а сел на колени как сильно уставший человек.
- Блядь, пусти, - хрипит Черный, разглядывая подвижные черные точки перед глазами. Как мошкара. Ему хочется отмахнуться от них рукой, но он еще в силах понять, что никакие это не неведомые пустынные мошки, которых отродясь здесь не было, а следствие дурного героизма на «свежем воздухе». Никлас удерживает его одной рукой, а второй что-то нащупывает у себя в карманах. Сидит он на корточках перед ним так, чтобы Черного, кроме него самого, никто особо не видел.
- Увы, не могу. Вы упадете. Или полезете на стенку. Или улетите.
- Я не вертушка, у меня крыльев нет, - бормочет Черный, вспоминая старый анекдот. Знает его Никлас, или это у него природное чувство юмора проснулось, но отвечает почти точно по тексту.
- У вертушки тоже нет. Однако ж летает.
Черный несколько раз с силой зажмуривается, но покачать головой не рискует.
-Ладно. Нормально все.
- Увы, согласиться не могу, - Никлас, наконец, находит, что требуется: действительно носовые фильтры - прозрачная пленочка в фольгированной упаковке, раскрывает и похоже, жаждет самолично поставить фильтры ему в нос.
Черный слабо отмахивается:
- Перестань, хватит. Я сам поставлю, – и, видя сомнение на лице Никласа, не знает то ли ему смеяться, то ли послать заботливого шпиона, - я поставлю.
- Надеюсь, вы справитесь, - чопорно произносит Никлас и без всяких признаков стыда или совести действительно наблюдает, как Черный вставляет фильтры.
Черный думает, что изысканная вежливость у его «телохранителя» - признак крайней ярости. Так же как и у блонди.
То место, где находится Игни, можно с полным правом назвать лазаретом. Возле уцелевшей стенки на разостланных листах пенопоры и брезента лежит по меньшей мере, два десятка людей. Опытным взглядом Черный выхватывает огнестрельные ранения – по меньшей мере, у пятерых. У остальных в основном ожоги разной степени тяжести и ударные травмы. Ножевых ранений или травм от болтов нет.
Черный присаживается на корточки рядом с ближайшей «постелью». У человека на ней сожжена половина лица и рука до самого локтя. Плечо туго перевязано, чтобы остановить кровотечение. Перевязано давно и, по-видимому, местный вариант целителя, если таковой есть, собирается руку ампутировать. Человек без сознания или под наркотой – уж больно лежит спокойно. Бок у человека тоже перебинтован, но что под ним Черный не видит, хотя и догадывается.
Игни присаживается рядом на корточки.
- Пуля в боку, - поясняет он почти безразличным тоном, - ну и ожог. Руку ему Централ оттяпает, а пуля, - он пожимает плечами так же как говорит – почти равнодушно, - не вышла пуля. Так что либо сам сдохнет, либо сам выживет.
- С этим я могу помочь, - Черный щурится на соседа раненого: тот в сознании, мотает головой и периодически стонет, - как и с другими пулевыми и осколочными. У меня, - Черный поворачивается лицом к Игни и говорит максимально серьезно, - есть более опытные люди.
- Стесняюсь спросить откуда, - бормочет Игни. отводя взгляд. Черный спокойно смотрит на его профиль и поясняет.
- У нас была масса раненых после Острова Кораблей. Мои люди… ну как бы набили руку в этом деле.
Он встает, окидывает быстрым взглядом все помещение, считая людей и машины, простроенные тут же вдоль стены.
- К тому же у меня есть лекарства, - он смотрит вниз на Игни, вынужденного тоже подняться, чтобы не смотреть снизу, - проблема в том, чтобы довести твоих людей туда. У вас немного машин.
Игни хмыкает.
- Куда туда? На новую планету?
- Нет. На Мастерские. Планета будет только к осени.
- А что ж так? Портал закрыт?
Вопрос, заданный преувеличенно ироничным тоном человека, находящегося на грани отчаяния и смертельно усталого, с головой выдает в нем топляка. Не много выходцев из Танагуры или Цереса знакомы с космическими перелетами настолько близко, чтобы знать обо всех особенностях гипер-пространственных переходов. Включая и чисто техническую проблему временной недоступности того или иного портала во время неясных с научной точки зрения пертурбаций в Ячейках и Контроллерах. На «виду» такая проблема бывает лишь у тех, кто постоянно ею занимается - диспетчеров и навигаторов. Черный, удостоенный двухчасовой лекции на упомянутую тему в недавнем прошлом, немедленно делает «стойку».
- Насколько я знаю – нет, но я не навигатор. К осени будут кредиты, транспорт и документы. Ну и люди тоже.
Игни больше всего впечатляет упоминание о документах. И Черный еще раз убеждается: перед ним топляк и что он делает на Перевалке – вопрос предельно интересный.
- Документы? На планету?
- Разрешение на колонизацию, использование водных, воздушных и земельных ресурсов в целях обеспечения жизнедеятельности колонии. Разрешение на строительство орбитальных объектов. Разрешение на терраформирование. Договор о перемещениях в границах системы, использование порталов Ступицы Хаджара и системы Мета. Соглашение о сотрудничестве с Лигой правопорядка Федерации, Стражами Альтаира, исследовательскими институтами сектора Юг-Юг и так далее.
Черный безразлично пожимает плечами, даром, что понимает примерно половину перечисленного.
- Все, как положено.
Игни смотрит на него с открытым ртом. Закрывает рот, сглатывает, качает головой, словно пытается прогнать галлюцинацию.
- Блядь. Да ты серьезно.
Черный кивает:
- Я серьезно.
Игни снова крутит головой, трет лицо руками. У него сбиты костяшки, сорваны ногти на двух пальцах и кожа на незакрытых участках кистей покраснела от жара. А вот лицо целое, только серое от усталости.
- И чего ты хочешь за все это счастье?
А Черный снова думает, что ему невероятным образом везет на людей. Просто невероятным образом. Он улыбается, чувствует, как сводит губы и начинает подергивать веко, так что улыбка превращается в нечто непотребное. Мотает головой и сильно щурится, чтобы согнать гримасу с лица.
- Все, - и повторяет, увидев скорбное удивление на лице Игни, - я хочу вас всех. Я хочу, чтобы осенью вы все сели на корабли и умотали отсюда к чертовым звездам.
Черный не силен в математических расчетах. И уж тем более не силен в расчетах, где требуются специальные знания по аэродинамике, метереологии, химии и так далее. Так что он слабо представляет насколько сильно изменился состав воздуха после гибели станции, и насколько это изменение зависело от уничтожения последней, насколько – от действия бурь и пожаров, а насколько – от действия обоих факторов. Тем более бесполезно гадать насколько сильно в будущем будет изменяться состав воздуха и как быстро нехватка кислорода потребует немедленного бегства. Он считает, что чем быстрее люди отсюда уберутся, тем лучше. Соображение о том, что если здания и машины успешно горят, а значит кислорода пока что вполне достаточно, Черного мало утешает. Для горения достаточно, а для дыхания?
В любом случае начинать надо с другого.
- Кто-то из «бугров» жив остался? Вообще ты имеешь представление о том, кто жив?
Игни морщится, чихает и обводит руками помещение:
- Все, что я знаю, находится здесь.
- Я заметил и других людей. Это твои люди?
- Нет. Моих у меня целых десять. Я не «бугор», если ты не понял.
- Без разницы. И твоих у тебя уже не десять.
Игни пожимает плечами:
- Мы оказались на окраине со стороны площади. Напали сразу с двух сторон, но нам удалось смыться через нору папаши Пирс.
- Кто-то сопротивлялся? Отстреливался?
Игни кривится в гримасе злого сарказма.
- Ага. А как же! Все свои пять патронов все «сынки» выпустили, - он зло сплевывает на пол, - рагону было понятно,что это наебка.
- Но тебя не послушали.
- Какой там… - они машет рукой, отворачивается на пару секунд. Потом снова сплевывает и ядовито спрашивает, - ты случаем до пустыни на копов не работал? Уж больно ухватки знакомые.
- Нет, - с искренним удивлением отвечает Черный, - а… чем похожи?
- Да так… в обычае у них: поддакивать да головой кивать, пока сам не ляпнешь что по дурости.
Черный пожимает плечами: может и похоже. Хрен знает, он не задумывался.
- Не знаю. Я давно с копами не сталкивался, - замечание о том, что с СБ-истами он почему-то сталкивается гораздо чаще, а хрен редьки не слаще, даже когда понятия не имеешь, что это такое, он успевает задержать на языке. Оказывается без всякой пользы.
Игни поворачивается и взмахом руки указывает на Никласа, удерживающегося на дистанции в нескольких шагов
- Врешь. Вот он - точно коп.
Черный смотрит на Никласа из-за плеча, вздыхает: правда – самое страшное оружие.
- Это не коп, это наблюдатель, - он с задумчивым видом окидывает взглядом помещение и неожиданно для самого себя говорит, - уверен, что хоть один такой и у вас пасся.
Игни недобро щурится, потом отводит глаза и что-то заметив, кричит:
- Брейн! Возьми, блядь, новой воды, - и бормочет, поворачиваясь Черному, - один хрен уже.
Черный недоуменно смотрит, и, поняв, кивает головой раньше, чем тот поясняет:
- Вода заражена. Не так чтоб сильно, но фильтры уже старые, и обззараживателей нет. Блядь, да ни хрена уже нет.
Черный снова согласно кивает:
- У меня около сотни людей неподалеку, и байков почти в два раза больше. Я смогу всех вывезти.
Игни иронично хмыкает:
- Если всех поймаешь.
Черный пытается отправить своих друзей навстречу своим отрядам и натыкается на молчаливую забастовку. От неожиданности он теряется и пытается второй раз объяснить, почему так необходимо встретить Тихого и Рагона раньше, чем те вломятся в город и попадут в перестрелку или сами ее затеют. Саита останавливает его взмахом руки.
-Дарт, мы все поняли, правда. Но одного мы тебя здесь не оставим.
- У меня есть люди Игни,- весьма самонадеянно говорит Черный, натыкаясь сразу на пять пар скептичных взглядов.
- И даже телохранитель, - указывает он пальцем в Никласа и требовательно смотрит на последнего. Лицо у этого последнего такое, как будто то тот изо всех сил старается не засмеяться.
- Не канает, Черный, - выразительно говорит Саита, - от одного телохрана толку много не будет.
Черный вздыхает:
- Один человек или пять – по большому счету значения не имеет. А наших предупредить надо, иначе не избежать беды.
- Угу, - согласно кивает Саита, - вот только если тебя грохнут – беды точно не избежать.
- Можно одного послать, - предлагает Марина, - поехать к тому, кто раньше должен придти. А оттуда еще пару человек чтобы поехали других предупредить.
- Это лучше, - Саита одобрительно хлопает молодого кочевника по спине, - так будет лучше. Вот ты и езжай.
Марина недовольно смотрит на последнего, а потом, вопросительно - на Черного. Черный, испытывая непривычное смущение, кивает.
- Да, так лучше. Едь к Рагону, они должны явиться первыми.
Марина снова косится на Саиту, гневно фыркает, разворачивается и топает к байку. Черный хмурится и кричит вслед:
- Подожди, - а потом быстро бежит в здание и минут через пять возвращается, таща за собой того самого стрелка, что едва не прострелил ему ногу. Парень выглядит ошарашенным и злым.
- Кицо, - представляет его Черный, - поедет с тобой, - уже обращаясь к Марину, - присмотришь за ним.
Растерянность и смущение на его лице уже исчезли, и Черный, с глубоким чувством собственного удовлетворения, провожает своих гонцов взглядом. Он же сказал, что у него есть люди Игни.
Вместе с этими «своими людьми Игни» Черный двигается дальше. Он оставляет в здании-лазарете Мальта и Врона: «Считайте, что вы – добровольные заложники, но если что – постарайтесь остаться в живых». Оба парня наградили дарта красноречивыми взглядами, но Черный давно научился выбирать себе помощников, так что и Мальт, и Врон молча вернулись в здание. Краем глаза Черный видит, как Врон усаживается на перевернутый ящик посреди лежащих на полу раненых, кладет руки на пояс, где висят четыре явно не армейские бомбы и ледяным голосом сообщает, что они могут спрашивать его, о чем интересно, потому что он расскажет все, что сможет. Черный хмыкает и удаляется: у него другая миссия.
- Уверен, что он не скажет ничего лишнего? – безразлично интересуется шпион. Черный легкомысленно кивает.
- Ага.
Врон не скажет ничего лишнего, потому что ничего лишнего не знает. Но Черный думает, что больше никогда не отошлет Келли ни с каким ударным отрядом. Его место там, где надо много и убедительно разговаривать. И спрашивать так, чтобы тебе ответили правду.
Игни, оставив кого-то вместо себя, усаживается за спину Черного. Никласа, чуть не попытавшегося силком сдернуть того с байка, Саита усаживает за своей спиной.
- Умолкни и не мешай.
- Это опасно.
Саита ничего не говорит, но взгляд, который он бросает из-за плеча объясняет без слов: с точки зрения Саита и наверняка много кого еще, нахождение Никласа за спиной обожаемого дарта тоже не является гарантией безопасности.
Перевалка все еще горит. На улицах валяются трупы, кое-как одетые или раздетые совсем, и Черный видит, как за горящей машиной кто-то более живой обирает менее живого. Пропитанный асбестом картон, брезент, нанобумага горят не слишком быстро. Аккумуляторы, кислота, батареи, машины, тряпки, люди – это сырье для пожара еще не закончилось, и город продолжает гореть. Удушающая вонь плоти и химии не дают дышать, дым тяжелыми клубами поднимается вверх, застилая небо, пепел кружится в воздухе вместе с радиоактивным песком, и Черный думает, на этот раз Перевалку уже не отстроят. Незачем: воздуха здесь больше нет, или не будет в скором времени.
Они едут на север, туда, где была расположена резиденция знакомого Игни «бугра», который, по его мнению, мог остаться в живых. Почему – Черный не понимает, но полагает, что уверенность того зиждется на чем-то ему известном.
Свистнувший мимо головы болт, подтверждает правоту Игни. Последний соскакивает с байка едва не на ходу и орет:
- Астор! Это я, Игни! Нас только двое!
Черный останавливает байк, крутит головой, определяя месторасположение стрелка. Скорее всего, на втором этаже бетонной развалины. От здания осталось только два остроугольных зубца с останками каркаса и Черный думает, что стрелок, если он там, должен свить на стене гнездо, как птица.
Второй болт отскакивает от щитка, прикрывающего батарею, и Черный, коротко выругавшись, соскакивает с байка и переворачивает его на бок, повернув дном к предполагаемому «гнезду». Игни снова орет.
- Астор, сука паршивая, что ты делаешь?! Я сказал, что нас только двое! Какого рагона?!
- Ну и че тогда орешь? – меланхолично интересуется высокий, худощавый парень, словно из-под земли вынырнувший за спиной Игни. Черный автоматически двигает кистью, позволяя танеткам соскользнуть между пальцами, и ждет продолжения. Названный Астором не спеша подходит к ним, останавливается за два шага до Игни. В руке у него уверенно лежит короткоствольная винтовка, и Черный вспоминает о пресловутых пяти патронах.
- А какого рагона ты по своим бьешь?
Парень пожимает плечами:
- Одним своим больше, одним меньше, - он окидывает взглядом, присевшего за байком Черного, хмыкает, - так чего ты приперся? Лазарет твой забрать? Ни фига, своих бы вывезти.
- Лазарет мой сам уедет, - с неожиданной злостью сообщает Игни, - а к тебе чувак один приехал, вот он,- указывает он пальцем на Черного, - разговаривать.
- Че?
- Разговаривать, - Игни сплевывает набившийся песок, вдыхает воздух из респиратор, говорит, поворачиваясь к Черном, – а дальше сам объясняй, как знаешь.
Черный встает, подходит ближе, внимательно следя за руками Астора и имея в виду стрелка на стене развалины. И как он там сидит в дыму и вони? На хрена?
Он говорит тоже самое, что сказал Игни:
- Я – Черный. Я ехал сюда, чтобы говорить. Я не взрывал станцию и не сжигал Перевалку. Я здесь, чтобы говорить.
Названный Астором на «бугра» не тянет. Да и Черный знает в лицо всех «бугров» Перевалки и поселков по эту сторону Южных Гор. Так что парень – еще самоназванный «бугор», в виду отсутствия всех предыдущих кандидатур. Из чего следует, что Сталлер, или его помощники, хорошо знакомые с существующей инфраструктурой, позаботились о том, чтобы расстреливать население Перевалки не просто так, а прицельно.
Следующее, логично вытекающее подозрение: а не имеет ли он дело с этим человеком Сталлера, или даже с двумя человеками Сталлера, заставляет Черного отчаянно пожалеть об отсутствии у него выдающихся телепатических способностей.
Тем временем Астор переводит взгляд с одного на другого, кашляет, автоматически растирая грудину, и спрашивает:
- Ты что, псих?
- Я – Черный, - кивает Черный, то ли соглашаясь, то ли подразумевая некоторое психическое отклонение, соответствующее титулу Черного. Парень издает звук, средний между смешком и всхлипом и машет кому-то рукой. Что это может означать, Черный понимает не сразу, а вот Игни проявляет похвальную сообразительность: прыгает за байк, где все еще торчит Черный, и падает вместе с ним в обнимку.
Байк поливают короткими очередями сразу с двух точек, блокируя любые возможные маневры. Черный, хорошо приложившись лбом об разгонник, только хрюкает под тяжестью Игни, а последний поливает Астора и стрелков разнообразной руганью. Пули взрыли плащ на его спине и боку, чудом миновав живую плоть, и пропалили повязку. Ранен его спаситель или нет, Черный понять сходу не может.
- Чтоб ты сдох! Чтобы тебя «ширея» сожрала»! Чтоб в тебе черви поселились!
Часть пожеланий предводителю стрелков должна быть слышна: Игни глотки не жалеет и край респиратора поднял, ячтобы его могли услышать. Черный шевелится под ним, пытаясь отодвинуться от байка и проморгаться. Лоб он рассадил, и кровь заливает ему глаза под очками.
- Чтоб тебя крысюки сжевали!
Стрельба прекращается, Игни сползает с Черного и вытаскивает гвоздемет. «По пять патронов» - это было не фигуральное выражение, так что теперь стоит ждать не пули, а болта или гвоздей, и что будет хуже, сказать сложно.
Черный вытирает лицо и предостерегающе поднимает руку. Игни недоуменно вскидывает бровь, а он вытаскивает из пояса бомбу и демонстрирует ему устройство. Происхождение бомбы очевидно, и больше пока его союзнику ничего знать не надо.
- Где людей его нет?
Игни еще больше удивляется, потом понимающе кивает и показывает на причудливую конструкцию, спаянную из остовов нескольких катеров и явно служащую до недавна жилищем.
- Точно?
Игни красноречиво пожимает плечами. Визуально засечь кого-то живого в полусгоревшем остове не удается, и Черный, мысленно пожелав самому себе удачи, кричит:
- Эй, Астор! Тебя же Астор зовут?
- Точняк, - отзываются куда левее того положения, которое помнит Черный. Значит, ползет в обход. А стрелок сверху продолжает контролировать территорию, если не дурак. И может еще кто-то третий пытается их обойти.
- Я не взрывал станцию.
- Ага, - смирно соглашаются с той стороны, – и на Перевалку напали войска зомби-кочевников.
Черный аж плюется, настолько прав малоизвестный товарищ Астор. Но ведь не поверит, что сам того не зная, сказал почти правду.
- Почти, - Черный поджигает короткий фитиль, готовясь кинуть бомбу, - Если я взорвал станцию и уже перестрелял вас всех, то какого рагона я до сих пор тусуюсь, да еще и в одиночку, а?
- Кто ж тебя знает. Может ты псих. А может забыл кого. Вон за Игни ж приперся, сукой продажной.
- Сам ты сука продажная, - орет Игни, - это ты за ружья свои дерьмовые задницу был готов лизать, кому ни попадя. Ну и что? Много они дали, ружья твои? Стоило за это Сытка подставлять?!
- Пошел на хрен, сука! Я хоть против своих не шел, а ты, падла, своих продал. Что тебе эта тварь пообещала?
- Планету, - ровным голосом говорит «тварь», - в будущем. А сейчас – лекарства и помощь раненым. И тебе могу пообещать тоже самое.
- Пошел ты, знаешь куда!
Черный примеривается длине бросок, удовлетворенно кивает головой, и снова кричит:
- Слышь, парень? Повторяю. Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку. Я приехал сюда с пятью людьми и увидел то, что увидел. Если я на вас напал, то, за каким хреном я здесь с тобой болтаю вместо того, чтобы добить?
- Пошел ты!
Игни разворачивается направо и стреляет: два гвоздя с металлическим звоном отскакивают от стального каркаса, а третий, судя по проклятию, находит живую цель.
- Астор. Я с тобой разговариваю. Я приехал, чтобы разговаривать. А если бы я хотел уничтожить тебя и твоих людей, то сделал бы вот что!
Черный швыряет бомбу в середину конструкции, падает сверху Игни, закрывая ему голову и затыкая уши себе. По идее собственным байком их задавить не должно, но теперь его очередь доказать свое доверие. По большому счету единственное, что его сейчас беспокоит: не сунется ли Саита или еще лучше – хренов блондевский шпион, ему на подмогу.
Бомба взрывается спустя пять секунд: внутри остатков здания на короткий миг вспыхивает белое пламя, а затем волна горячего воздуха и зажигательной смеси разлетается в стороны и вверх, растет смертоносным шаром, видимому только по раскаленным, истончающимся кускам металла и мгновенно вспыхивающим клочкам менее стойких материалов. И на ту долю секунды, которую может остановить в памяти человеческий глаз, кажется, что адский шар и дальше будет расти, не остановится, расползется по всей Перевалке. А потом все сожженное и горящее падает вниз, устилая тонким пеплом и без того выгоревшую улицу, а воздушная волна раскидывает в стороны и тащит по земле то, что уцелело.
Грохот стоит невероятный. Байк на них не свалился, чего опасался Черный, но перевернулся на другую сторону и со скрежетом отодвинулся на несколько ярдов. Их обоих горячий воздух сначала придавил к земле, а потом перевернул несколько раз и припалил головные повязки. Черный мысленно отметил свою сообразительность: бомбу он кинул зажигательную, как бы опасно это ни было, а не осколочную, и осторожно слез с Игни, которого все это время обнимал руками и ногами. Сел, стянул и вытряхнул респиратор, и потряс обалдевшего Игни за плечо.
- Нормально?
Игни пару секунд всматривается в его лицо словно забыл, где они и пытается теперь вспомнить, потом длинно протяжно выдыхает, выплевывает кусок зуба и кровь, и с чувством говорит:
- Чтоб ты сдох. Чтобы ты сдох, псих ебанутый.
Черный удовлетворенно кивает, встает и направляется к недалеко свалившемуся Астору. Стрелять ближайшие десять минут тот вряд ли будет.
Астор находится придавленным покореженной торговой тачкой и с рассеченной чем-то рукой. Он с трудом переводит дух, когда Черный усаживает его и стаскивает респиратор, но протянутую руку с биобинтом отталкивает. Черный кивает и присаживается рядом на корточки.
- Это не граната, как ты понимаешь. У меня их просто нет. А вот на Мастерских мы наловчились делать бомбы. И если бы мне надо было тебя укокошить – одной такой хватило бы на весь твой клан, на всех, кто еще жив.
Астор не реагирует, выплевывая кровь и песок, прикладывает респиратор лицу. Черный продолжает:
- Я здесь, чтобы разговаривать. Ты можешь меня выслушать.
За спиной появляется Игни, Астор смотрит на него, потом снова на Черного, плюется и соглашается.
- Ладно. Рагон с тобой, я тебя выслушаю. Говори свою байку.
Черный оглядывается вокруг. Здание, в котором укрылись люди Астора, сохранилось еще хуже. Собственно, остался только один угол и каркас с левой стороны. Балки оплавились, перекрытия крыши рухнули, перегородки и двери сгорели и теперь на бетонном полу занятная мозаика из пятен и полос. Людей немного: из незаметных ниш и ям, из-за покореженных и полусгоревших машин, новых и старых, набирается пару десятков человек. У большинства привычные чанкеры и гвоздеметы в руках, но у пяти человек винтовки. И Черный уверен: у тех еще нескольких человек, которые наблюдают за ним со стороны тоже винтовки и наверняка с патронами.
Он видит как минимум троих сильно раненых: перевязка на плече одного из них уже начала кровоточить, он сидит на каком-то ящике и другой рукой удерживает на коленях чанкер. На всех остальных пули и огонь оставили не такие очевидные следы: налепленные биопластыри и медкожа, сгоревшие волосы, порванная, опаленная одежда – здесь нет тех, кто спасался бегством. Эти люди сражались и готовы сражаться дальше.
Они ему нужны.
Черный подтягивает на середину образовавшегося круга ящик и выпазит наверх. Лица, обращенные к нему, наполовину закрыты респираторами, но взгляды - злые, гневные, свирепые, не дают усомниться: его убьют, разорвут голыми руками, если он не сумеет их убедить за отпущенное ему время. И время это коротко.
- Эй, Астор. Если это Черный – чего на него смотреть? Вали его суку! – выкрикивают из толпы.
- Правильно! Вали суку!
- Твои люди грохнули станцию. А ты что – стебаться явился?!
- На хрен вали гада!
Астор вынужден встать рядом с ним: он пообещал выслушать и согласился выслушать вместе со своими людьми. Черный на счет его заступничества тоже сомнений не испытывает: первым столкнет его и первым же вцепиться в глотку.
- Тихо! Пусть скажет!
- Да что он может сказать?! Вали гада! – снова кричат из круга. Пара человек шагает ближе, подымая чанкеры, и Астор снова кричит:
- Тихо, я сказал!
Тогда Черный подымает руку с открытой ладонью и говорит низким звучным голосом, таким непохожим на его обычный хрипловатый говор.
- Послушайте меня. Я здесь один, мой проводник не в счет. Во всем городе только пятеро моих людей. Так что вы сможете сделать со мной все, что захотите, но дайте мне сказать!
То ли последнее соображение останавливает разгневанных людей, то ли вновь волшебное обаяние бывшего главаря «Бизонов» заставляет невольное прислушаться и подождать - Черному все равно: ему нужно убедить этих людей идти за ним.
Что ему сказать? И что из того, что нужно сказать, уложится в короткие несколько минут, потому что дольше ему говорить не позволят.
Он ломал голову над тем, что может дать Сталлер этим людям. Пытался понять, что можно им пообещать, что посулить. Высчитывал сколько своих людей надо Сталлеру оставить на местах, вместо настоящих «бугров», чтобы удержать власть. Что ж, на этот вопрос он ответ получил. Очевидный ответ для того, кто может мысленно допустить такое решение: взорвать станцию, просто уменьшить ареал обитания и люди сами уйдут на Побережье, потому что деваться им больше некуда. И пообещать оружие, чтобы люди могли защититься от нападения армии, идущей из пустыни.
Черный думает, что это гениальное решение – самое простое и самое эффективное. И что он мог бы, должен был догадаться, потому что о возможностях станций он знает от того самого блонди, но сожалеть об этом некогда. Сталлер уничтожил «верхушку» Перевалки, всех «бугров» и «сынков», которых знал его неведомый союзник. Он не просто уничтожил Перевалку – он уничтожил всю структуру той поверхностной уловной власти, на которой, однако держится вся пустыня. Растерянные и лишенные всех привычных вожаков, ограбленные и разъяренные перед лицом катастрофы эти люди легко станут добычей для любого, кто сможет убедить их в своей правоте. И пусть он обвинен перед ними, но он здесь и может говорить прямо сейчас.
- Я не взрывал станцию, - он вскидывает руку, предупреждая возмущение, - я знаю, уже знаю, что двое из пленников тех людей сбежали и утверждает, что это - моих рук дело. Но я хочу знать, этот человек видел там меня? Видел кого-то из моих людей? У меня немного помощников, большинство из вас их знают, видел там кто-нибудь кого-то из них?
- Это были твои люди! – выкрикивают из толпы. Черный поворачивается на голос: мужчина с лицом, наполовину заклеенным противоожоговым пластырем и с почти голым черепом – и говорит, глядя ему в глаза.
- Кто-нибудь видел там Тихого? Или Келли?
Люди переглядываются, невнятные возгласы, шипение сквозь зубы, другой человек – Черный немедленно поворачивается к нему, кричит:
- А Берга твоих в лицо не знает. Так что узнать и не мог!
Черный чуть медлит с ответом, предлагая услышать спрятанное за словами, и спрашивает в свою очередь.
- Тогда как можно верить его словам?
- Он слышал, - отвечают сразу несколько человек. Астор, подняв голову, смотрит на Черного внимательно и объясняет сам:
- Он слышал. Мастер сразу патруль послал. А когда тот не вернулся, послал две группы. Всех постреляли, а пару человек схватили.
- Зачем? – перебивает Черный.
- В смысле?
- Зачем схватили? Если кто-то взрывает станцию, то зачем этому кому-то свидетели? Зачем ему пленники?
Предположения звучат со всех сторон, но Астор резко взмахивает рукой, заставляя замолчать.
- Выпытать кто в городе. Сколько сил есть, оружия, - предположение- самое правдоподобное из высказанных, звучит не слишком убедительно. Те, кто напал на Перевалку, попросту задавили ее защитников превосходящим огнем. Хотя где искать «бугров» знали. Но кто этого не знает, если хоть пару раз был на Перевалке?
Черный отвечает, глядя на Астора:
- Разве я не хожу по этой пустыне девять лет? Разве я не вожу караваны? Разве я не знаю тех, кто здесь живет?
Они колеблются. Черный думает, что нападение на Перевалку – это было чересчур. Что вместо укрепления обвинений уничтожение города усилило подозрения.
- Чтобы знать, кто здесь есть, мне пленники не нужны.
- У нас было оружие! И ты этого не знал! – кричит еще кто-то. Черный немедленно поворачивается к выкрикнувшему, ловя его взгляд.
- Оно вам помогло, это оружие? Стоило узнавать, сколько его у вас? А тот человек, те люди, которых схватили на станции, они знали сколько оружия? Знали в точности, сколько у какого «бугра»?
- Блядство, - неожиданно громко произносит тот, первый заговоривший с обожженным лицом. И если судить по гневным перешептываниям – высказывает общее мнение.
Черный горько усмехается – уже можно.
- Я не успел дойти до Реки, как на мой караван напали. Вооруженный отряд, винтовки, гранаты пулемет. К счастью отряд был небольшой. Затем на нас нападали на тракте, тоже люди с кучей оружия, и позднее на Острове Кораблей – настоящая армия. Если бы не Белка и его Мастерские – мы бы к черту все погибли.
- Ага. А взорвал ты что рядом?
Черный кивает.
- Бомбу. Такие делают на Мастерских. Белка для них сделал еще специальные бомбометы. Но они большие, их можно только в обозе тащить, - Черный поворачивается к Астору,- ты видел бомбу. Она не армейская, это заметно. У моих людей только то оружие, какое мы подобрали после нападения на Острове. И то, что делают Мастерские. У нас тоже мало патронов и гранат, зато «лягушки» переделанные, они лучше.
- Это ты так говоришь! – снова кричат откуда-то из-за спины. Черный разворачивается, опасно покачнувшись на ящике. Кричал, кажется, высокий парень с перевязанным плечом и чанкером, неудобно придерживаемой левой рукой.
- Да, я так говорю. Потому что это – правда. И потому что мои слова можно проверить.
- Ха! И как?
- Моих людей здесь еще нет. Я решил, что сначала доберусь сюда один и буду говорить с «буграми».
- На хрен? Зачем? – раздается сразу с разных сторон. Черный крутит головой, следя за выражением лиц, и продолжает.
- За тем, зачем я договаривался с «буграми» Старого Города. И с Айвеном с Побережья, и с Зикром с юга Перевалки, и с Долотом с Побережья. Они все были на сходке в Старом Городе, все обещали помощь.
- Какую еще помощь!?
- Они договаривались, а ты на хрен их всех вырезал!
- Иди ты сука со своим договором!
Возгласы становятся все более гневными и все более невнятными. Это так легко сейчас сделать: стянуть невысокого худого охотника с ящика, разрезать на части десятком ножей, придушить, да просто забить. Так легко!
Черный вскидывает руку, призывая молчать, и снова говорит тем полным, рвущим душу голосом, от которого вибрируют стены.
- Они пришли и говорили от лица Побережья, от лица Перевалки. И мы заключили договор. Мы все, Автоген, Кайнара, Жаден, Шеело, Макс Купер и еще десяток «бугров». Потому что в Городе началась резня. Потому что в Церес поперли вооруженные ублюдки. Потому что на Черном Рынке на людей Жадена и Чио началась настоящая охота. Потому что в пустыне появилось оружие, какого здесь на хрен никогда не было, и люди с этим оружием начали нападать на абры и лежки еще в прошлом году. А с этой весны по ту сторону Озы Лотоса нет ни одного поселения, которое не столкнулось бы с вооруженными бывшими кочевниками.
Последнее было сказано, еда ли не от отчаяния. Среди тех, кто погиб под Островом Кораблей и тех, кого они сами отпустили гулять по пустыне, были знакомые лица и не одно. Были, ясное дело и кочевники. Собственно, в основном это были кочевники. Черный полагает, что и оставшуюся часть армии Сталлера составляют те самые «убитые» прошлым летом кочевники, спрятанные до поры до времени по новым лежкам и Циркам. А значит для них, жителей Перевалки не секрет, кто сидел на тех трех лежках по дороге на Перевалку.
И куда делось их предыдущее население – тоже не секрет. Поэтому в ответ на свою пламенную речь он услышал молчание. Черный оглядывает примолкнувших людей, кивает сам себе.
- Вы о них знаете. Они заняли лежку Купера и Зеленую и торчали там половину весны и лета, так?
Непроизнесенное Черным: «И вы ничего не сделали» подвисает в воздухе тем самым обвинением в предательстве, в котором виновны «бугры» с Побережья. И заставляет оправдываться.
- И что умник, можно было с ними сделать?!»
- Хуева туча людей с винтовками! Сам бы ты что делал?
- Они на нас не нападал, мы их не трогали!
- Это Вервик с ними торг имел. Ему и патронов больше доставалось. А сдох все равно.
Черный резво оборачивается к последнему из высказавшихся: тоже с перевязанным плечом и со следами лишая на второй, почему-то голой руке.
- Если вы с ними торговали, то знаете, куда они делись?
Вопрос звучит настолько неожиданно, что люди опять замолкают, теперь уже недоуменно. Астор хмурится, соображая, куда клонит их странный гость, переспрашивает:
- Что, значит, куда делись? Уперли куда-то, - пожимает плечами, - через Перевалку проходили. С этим… планетником одним. И с Алефом.
- А остальные? – Черный требовательно вздергивает подбородок, - на трех лежках, да, была хуева туча людей. Не меньше трех сотен. Куда они делись?
Люди переглядываются. Парень с раненой рукой опускает чанкер, приставляя его к ноге и морщась, чешет руку сквозь край бинта. Чанкер Астора давно уже валяется на полу, гвоздеметы двух ближайших к Черному людей, смотрят в пол.
- В пустыню ушли, - предполагает кто-то позади, - наверное.
- С оружием верно? И зачем? Зачем им идти в пустыню с оружием? И планетниками хрен знает откуда?
Догадки тут строить незачем, и так понятно. По горам без дела шляться накладно, по горам ходят только по двум причинам: чтобы торговать и чтобы ограбить. А те, кто хотят с оружием, понятное дело, не на большие торговые барыши рассчитывают.
- Они отправились воевать. Воевать с теми, кто прошлой осенью договорился отстоять свои поселки. Кто не хочет сдавать своих купцов чужим дилерам. Кто хочет сам собирать караваны, а не по распоряжению неведомого дяди с Черного Рынка. Они отправились воевать со мной. С моими людьми. И мы их победили.
С улицы внезапно раздается грохот едва работающего двигателя, скрежет тормозов, не желающих разблокировать машину, пока не отработает тестер, потом слышен дальний гром – что-то обрушилось, но довольно далеко, рев двигателя усиливается и несчастная машина, наконец, трогается с места. Люди в здании едва обращают внимание на ставшие привычными звуки обвалов и рев байков и не сводят глаз с Черного.
- На Острове мы сражались с очень большой группой, но не со всеми. Я знал, что не со всеми, потому что когда мы проходили рядом с Белой Базой, я был у Оракула. И он рассказывал мне о том, сколько людей на лежках и сколько у них оружия.
Черный не уверен, что слава Оракула возле Южных Гор такая же большая, как и возле Континьюс, но во всяком случае, об Оракуле здесь слышали.
- Я знал, что эти люди все равно будут искать встречи со мной. Потому что я говорю от имени тех, кто заключил договор осенью. Потому что я уже сражался с ними. Поэтому я отправился сюда, на Перевалку, как только мои раненые смогли встать на ноги.
Люди молчат. Хмурые недоверчивые лица, злые взгляды, но все равно лучше ненависти и страха, которые он видел пять минут тому назад. Это не его люди, Черный им тоже не доверят, и говорить все считает лишним. Но ему чертовски нужно, чтобы они поверили именно ему. И ради этого он готов лгать и недоговаривать, сколько понадобится.
2 сентября - добавлено в комментариях
13 сентября - добавлено в комментариях
Чем дольше пишу, тем больше хочется выложить это где-то еще, потому что это все – о войне, а у нас война.
13 сентября - в комментах
14 сентября - в комментах
20 сентября - комментах
3 октября - конец третьей части
читать дальше
Они не успевают проехать и пяти миль как на горизонте вспухают клубы дыма. Напалм, картон, брезент, пластик, машины и люди – все, что может гореть, полыхает за горизонтом синим пламенем. А кроме как Перевалке гореть там нечему.
- Блядь, - шепчет Мальт, содрав очки и щурясь из-под приставленной ко лбу ладони.
В адском зное песок и небо кажутся одинаково ослепительно-белыми, только дрожащая в мареве линия горизонта делит мир на треть внизу и две трети вверху. Черный и серый дым ровными столбами поднимается вверх, как будто оттуда из-за горизонта в бело-стальной летний жаркий мир лезет гигантский осьминог. Из-за жары и поднятой в воздух мерцающей завесы пыли все время кажется, что столбы дыма то появляются, то исчезают, словно чудовище из-за горизонта никак не может выбраться. Выше столбы расползаются, прозрачнеют, занмимая все больше места на небе. Выглядит как детская страшилка.
- Ослепнешь, - деловито говорит Саита, натягивая Мальту на глаза очки. Тот отталкивает руку, поправляет очки и респиратор, чтобы тут же сорвать последний и сказать убежденно и отчаянно.
- Это же Перевалка! Блядь, там же нечему больше гореть!
- Нечему, - соглашается Саита и кричит Черному, - что будем делать?
Рев байков и свист ветра затрудняют беседу, но никому и в голову не приходит заглушить двигатели. Наоборот, каждый почти рефлекторно проверяет заряды батарей и состояние разгонников. И рагону понятно, что сейчас придется ехать очень быстро.
- Вперед, - кратко приказывает Черный и срывается с места. Никлас за его спиной едва успевает ухватиться за седло, остальные тут же рвутся следом. Едва выдержав полторы минуты разогрева, Черный активирует разгонники, с интервалом в десяток секунд сопла всех машин извергают пламя, а воздух оглашается оглушительным ревом. Машины несутся вперед, буквально подпрыгивая на ухабах и склонах, рискуя каждый раз взлететь и перевернуться в воздухе, заряд батарей тает как никогда не бывающий здесь снег, каждое сочленение, каждая деталь байков несет двойную, тройную нагрузку, быстро приближая механическую смерть машин, но их водителям сейчас не до этого.
Где-то по пути Никлас пытается привлечь внимание Черного, дергая того за поясной ремень. Но Черный не обращает внимания, приникнув к самому рулю байка, не глядя на датчики и указатели. Руками, ногами, всей шкурой он чувствует, как натужно ревет двигатель, как искрит тормозная система, как перекачивают воздух фильтры, забиваясь со скоростью северного ветра. Он слышит, как на износ работает машина и мысленно шепчет ей: «Давай, ну еще немножко. Там люди, успей, давай!» и невольно напрягает руки и ноги, словно может передать машине свою силу.
Давай! Быстрее, давай!
Он совсем не думает, что их только шестеро, что оружия у них минимум, как ни настаивал на обратном Тихий – «я договариваться иду, а не угрожать». Что если Перевалка горит, уже горит, то значит, сражение, скорее всего, уже проиграно, и все, что могут увидеть – это мертвые, и возможно раненые, смотря кто на Перевалку напал. А если это Сталлер, то и трупов, наверное, не увидят. Еще меньше он думает о том, что если бой на закончен, а напавшие действительно люди Сталлера, то появление Черного способно лишь подстегнуть нападающих, и скорее всего, привлечь внимание именно к ним. Впрочем, о последнем Черный как раз думает и полагает, что сможет отвлечь часть бандитов, если уж ничего другого не успеет.
Пока не успеет. Его крошечная группа – первые, кто должен был достигнуть Перевалки. Группы Рагона и Тихого идут с интервалом в несколько часов. Черный пока не представляет, как он организует отвлекающие маневры за это время, но уверен он и в том, что и Тихий, и Рагон, увидев дым, тоже рванут к Перевалке со всей возможной скоростью. А значит, будут здесь не через несколько часов, а максимум через пару часов. В ту же минуту Никлас, отчаявшись привлечь внимание Черного обычными способами, опять хватается за его пояс, наклоняется, едва не распластываясь на его спине, и тычет ему под самый нос счетчик Гейгера.
Черный видит подмигивающую цифру на крошечном зеленом экранчике и едва не теряет управление: байк наезжает краем юбки на спрятанный в песке камень, а Черный не успевает отреагировать. Компенсационная система визжит аларм-сигналом и выравнивает машину. Никлас едва не съезжает со спины дарта, с трудом выпрямляется. Черный крутит головой, показывая, что информацию воспринял, и продолжает гнать машину.
Перевалка горит, но рядом с ней или на ее территории взорвалось что-то, обеспечивающее повышенную радиацию. Ядерный геологический танк? Катер? Давно затухший реактор, смонтированный с захороненного завода? Еще более древняя тектоническая бомба из тех, которым вспарывали горы первые исследователи? На хрена?!
Еще Черный успевает подумать о том, что дым в качестве сигнала не использовался. И если на достопамятной встрече не было «бугров» с Перевалки, шахт или оконечности Соленого Побережья – слишком далеко, то знать о существовании такого рода сигнальной системы Перевалка все равно должна была. Три каравана, вышедшие раньше Черного, эту информацию сюда донесли. Должны были донести. Так почему никто не пытается звать на помощь? Келли выехал по сигналу, который дал Барбра и сигнал этот передали. Значит, по меньшей мере, до лежки Купера и уничтоженного Белого Дота какие-то люди о сигнальной системе знали и поддерживали ее. Значит здесь, в непосредственной близости от Перевалки, был кто-то, кто в войне занимает его сторону.
Они вылетают на тракт буквально перед самой Перевалкой, и Черный снижает скорость, знаком требуя того же от своих людей. Они останавливаются, глушат моторы, вслушиваясь. Сквозь неумолчный свист ветра не много слышно, но, во всяком случае, взрывать ничего не взрывают. Может им всем повезло, и на Перевалку напали какие-нибудь чудом сохранившиеся кочевники?
Черный кашляет, выплевывает пыль.
- Мы не знаем, кто напал, и понятия не имеем, как к нам отнесутся на Перевалке. Так что соблюдаем осторожность, не вытаскиваем винтовки раньше времени, активируем гранаты и будем готовы вступить в бой.
Саита, Мальт, Марина и Киртон согласно кивают, Никлас за его спиной тоже готовит гранаты.
- Эффективней разбиться по парам. Один везет, второй стреляет или бросает гранаты, - вносит он свою лепту.
Секунду Черный тратит на оценку предложения, потом кивает.
- Саита, Мальт. Марина, Киртон.
Не задавая вопросов, названные пересаживаются: вторыми в парах Черный называет лучших стрелков. Оба свободных байка укладывают рядом с трактом, не тратя времени на маскировку, вскакивают на оставшиеся машины и рвут вперед. Кто бы их там не встретил, а ворваться в горящее поселение лучше на всей скорости, чтобы не успели угробить, если вдруг что не так.
Черный едва не налетает на несущийся на встречу байк, с трудом увиливает в сторону. Ездок тоже с трудом выравнивает машину и мчится дальше, не обращая никакого внимания на троицу. Второй встречный успевает свернуть , но тоже не останавливается, и стрелять не пытается. Ни из какого оружия.
Между пылающими хибарами, остовами и опрокинутыми машинами мелькают фигурки людей: кто-то пытается что-то вытащить из горящих зданий, кто-то кого-то пытается вытащить, кто-то поднимает машины и грузит нехитрый скарб. Но никто не стреляет и не пытается убить своего соседа. Похоже, напавшие, кто бы они ни были, уже покинули Перевалку. И не ограбили?
При виде вылетевшей с тракта тройки машин, кто-то пытается спрятаться за развалинами, кто-то усевшись за байком, вытаскивает чанкеры и гвоздеметы. Кто-то успевает бросить под машины «лягушку»: Саита едва не переворачивается, пытаясь обогнуть опасный «хлеб с солью»; граната взрывается позади машины, осыпая спину Мальта мелким керамическим мусором. Дубленый плащ караванщика почти гасит удар, но Мальт все равно несколько раз дергается и шипит сквозь зубы – взрыв слишком близко и осколки исполосовали всю спину.
Черный разворачивает байк рядом с ближайшим стрелком, здорово рискуя целостностью шкуры, и орет:
- Мы с миром, блядь! Не стреляйте!
Последнее скорее относится к Мальту, который уже наполовину вынул винтовку из седельного гнезда.
- Не стреляйте! – снова кричит Черный. Кашляет и натягивает респиратор обратно, подымает пустую руку в жесте миротворческих намерений. Никлас отмечает, что Черный при этом ни очков, ни респиратора не снимает и с представлением своей особы не спешит.
- Мы не враги.
- Ага, - отзываются из-за байка. Тот самый стрелок, который уже успел кинуть «лягушку», - а кто тогда? Федеральная служба спасения?
Довольно любопытная формулировка для жителя пустыни заставляет Черного немедленно перефразировать предложение.
- Нет, локальная. Увидели – горит, счетчик орет, что происходит?
Из-за байка раздается смачная, многоэтажная ругань, способная вызвать уважение у половины кочевников в этой пустыне. Саита крутит головой от восхищения, Мальт фыркает под респиратором.
- Неплохо, - оценивает Черный, - а если конкретно?
- А конкретно вот это оно и есть, - поясняет стрелок и добавляет еще пару определений, указывающих предполагаемое место обитания всех живущих и спрашивающего в том числе.
Черный демонстративно оглядывается, преувеличенно крутя головой и размахивая руками, потом поворачивается в сторону стрелка и переспрашивает:
- А еще конкретней? Опять вас ограбили и сожгли, так ведь не в первый и не в последний…
За байком на десяток секунд воцаряется молчание. За углом уцелевшей развалюхи угадывается фигура еще одного стрелка, который держит то ли чанкер, то ли винтовку наизготовку, но ждет и в занимательную беседу не вмешивается. Останки хибар еще горят, и теперь между ними можно заметить пару-тройку трупов.
- Ограбили и сожгли, говоришь? Тогда конкретно с какой луны ты свалился, если не знаешь, что происходит? Е-мое! Дым они увидели, а как станция рванула, они не увидели.
- Что?
Черному кажется, это говорит не только он сам, но и Саита и еще кто-то. Кажется, что он ослышался, черти-что услышал из-за шума ветра и рычанья работающих двигателей, потому что это, конечно, не правда. Это не может быть правдой, не мог мудак, прячущийся за байком, сказать такое…
- Что?- тупо повторяет он.
- Станция рванула. Взорвали на хрен еще четвертого дня. А потом напали на нас за каким-то хером.
Черному страшно хочется помотать головой и вытряхнуть из нее сказанное. Станция взорвана. Взорвана обогатительная станция. Уничтожена станция, поставляющая пустыне кислород. Слова крутятся и звучат по-разному, но уложить их в приемлемую правдоподобную конструкцию не получается. Этого не может быть. Не мог Сталлер зайти так далеко, какого рагона? Ведь ему тоже нужны люди, вернее, были нужны, пока он находился в фаворе и при условии, что от Сталлера требовали того же, что потребовали от него, Черного…
Он думает, что тогда понятно, почему так тяжело дышать рядом с предполагаемым источником кислорода: за четыре дня ветер с юго-востока пригнал немерянное количество кубометров бедного воздуха предгорья. Понятно, почему дергается рентгеновский счетчик – потому что вместе с кислородом взорвались реакторы. И понятно, почему уничтожена именно эта станция, на территории, предположительно поддерживающей Сталлера: потому что таким образом он обеспечит поддержку всех предполагаемых, но колеблющихся бугров, просто напросто снабдив их нужным количеством кислорода. Он сделал самое простое и очевидное и теперь, в буквальном смысле слова, держит их за глотку.
Станция взорвана.
Черный глубоко вдыхает и коротко спрашивает:
- Кто?
За байком снова ругаются, потом стрелок встает, видимо решив, что любопытствующие придурки, проспавшие самую большую катастрофу в пустыне – это такие придурки, которых можно не бояться, и говорит.
- Черный, вот кто.
В воздухе гибнущего поселения висит смрад гари, горящего железа, человеческой плоти, крови и экскрементов. Пыль, песок и дым разъедают глаза и носоглотку, оседают в открытые раны, забивают легкие, затрудняя и без того тяжкое дыхание. Немного дальше все еще что-то вспыхивает и взрывается с натужным звуком гибнущего механизма. Кричат люди, кто от боли, кто от горя, но Черный слышит только свой голос и голос человека с которым говорит .
Черный снимает респиратор и очки-консервы, мотает головой, сбрасывая повязку. Дым и пыль лезут в глаза, запах горящих тел и машин становится невыносимым, пропыленным воздухом невозможно дышать. Черный ничего этого не чувствует и говорит:
- Я – Черный. И я здесь. Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку.
Он слышит, как охает Саита и вытаскивает винтовку Мальт, как напрягается Никлас за его спиной готовый прикрыть его своим телом, как поднимают чанкеры замершие по разные стороны улицы люди, а стрелок за углом направляет на него винтовку. Но важно только то, что человек, с которым он разговаривает, все еще стоит за байком и склонив голову на бок, разглядывает его лицо.
Черный поводит плечом, заставляя Никласа отклониться, и слазит с байка. Идет к человеку, с которым разговаривает, демонстрируя отрытые ладони – у него нет даже «танеток». Он останавливается на расстоянии пяти шагов от человека за байком и повторяет.
- Я не взрывал станцию.
Возле его ног взвивается песок: тяжелый керамический гвоздь лишь чуть не достигает его ноги – скорее всего от волнения дрогнула рука стрелка. Черный даже не вздрогнув, делает еще один шаг.
- Я не нападал на Перевалку.
Второй гвоздь пропарывает плащ на плече, задевая едва затянувшуюся рану. Мальт и Саита одинаковым жестом вскидывают винтовки, развернувшись к стрелку. Никлас делает тоже самое, повернувшись в противоположную сторону, где угдывается стрелок с винтовкой. Черный небрежно вскидывает руку, останавливая своих людей.
- Не стрелять!
Они замирают, еще один гвоздь улетает сильно далеко, человек, который сказал, что Черный уничтожил станцию, тоже поднимает руку.
- Стойте.
Марина, вытащив винтовку, замирает на середине движения, стрелок с оружием все-таки делает выстрел: пуля прыскает над самой головой Черного, но он, по-прежнему не обращая ни на что внимания, продолжает говорить:
- Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку. Ты или твои люди можете убить меня в любой момент. Тогда мои люди станут действовать без приказа и скорее всего, убьют всех, кто здесь находится. Никто от этого не выиграет. Мы просто все зря сдохнем.
- Не стрелять, вашу мать! – кричит человек, с которым разговаривает Черный, а потом, чуть помедлив, выбирается из-за байка и останавливается. В руке у него винтовка, но то, как он ее держит, указывает на отсутствие опыта в обращении с оружием. Винтовка попала ему в руки, случайно или нет, но совсем недавно. Где-то на краю сознания Черный отмечает этот факт и вывод – оружие на Перевалке появилось совсем недавно, но сейчас это не кажется ему важным и наблюдение скользит вниз, в память.
Важно только то, что говорит человек с Перевалки.
- Я тебя плохо помню, - говорит человек, кашляет, на пару секунд закрывает лицо респиратором. Пыль, гарь, песок, вонь – дышать очень тяжело. Черный ждет пока его собеседник отдышится, не испытывая никакого желания последовать его примеру.
- Я тебя плохо помню, – повторяет тот, - но слышал, что ты из тех чуваков, которые если надо, луну с неба пообещают и достанут.
Оба стрелка с гвоздеметами уже успели перезарядить свои орудия и вновь приготовились стрелять. У стрелка с винтовкой нет патронов – Черный откуда-то это знает и хотел бы сказать об этом Никласу, мол, не колотись парень, нет патронов. Сталлер, умная сука дал им винтовки, но в смысле патронов держал на голодном пайке, он уже тогда решил рассчитаться с Перевалкой и станцией, он уже тогда все в план свой вставил. Но это отнимет время и внимание, а Черный не может их тратить.
Он лишь чуть наклоняет голову в сторону и подтверждает:
- Да. Я могу пообещать луну и достать ее, - Черный щурится, глядя за спину говорящего, где облитый напалмом байк вспыхивает ярко и ало, вспышка сопровождается громким резким звуком лопнувшей батареи, от которого дергается рука у одного из стрелков из гвоздеметов, посылая керамический болт впустую, в воздух. Черному хочется улыбнуться, когда он это говорит, ему все время хочется улыбаться, когда он вспоминает или говорит об этом , но он сдерживается.
- Я могу достать луну. Я могу достать новую планету, и это куда интересней.
Лицо человека, который говорит с ним, закрыто очками и маской респиратора, но все равно понятно, что слова Черного он понимает, но думает, что ничего более нелепого и странного в жизни не слышал.
На краю пустыни горит город и уничтожен источник жизни – обогатительная станция. А виновный в этом или главный подозреваемый, ни с того ни с сего утверждает, что может достать новую планету.
- Чего? – переспрашивает ошарашенный парень.
- Я могу достать новую планету. Для жизни, – Черный пожимает плечами так, как если бы это было самое обычное дело и продолжает, - я для этого сюда и ехал. Рассказать об этом. Предложить лететь.
Там дальше, не видимо за завесой дыма раздается еще один взрыв неизвестно чего, что-то рушится, заставляя взметнуться вверх столб огня и тут же опасть. Откуда-то из дыма и пыли появляется байкер, проносится мимо них, чудом никого не зацепив из диковинной, застывшей группы, и уносится по тракту. Они стоят друг против друга, люди Черного и люди из Перевалки и ощущают, как ложится на них сверху присутствие Песчаной Девы.
- Ты чокнутый? – деловито интересуется парень.
- Нет.
- А кто тогда?
Черный снова пожимает плечами:
- Я – Черный. Я ехал сюда, чтобы говорить. Чтобы пообещать новую планету.
Парень качает головой, сдирает таки очки, чтобы посмотреть в лицо ненормального, говорящего без респиратора в горящем поселке и говорящего такие слова, которые только безумием и можно объяснить.
- Планету? Новую? Где?
- В системе Павла Скарра. Рядом со ступицей Хаджра, - безмятежно сообщает Черный космические координаты еще не существующей колонии.
- Ты – придурок - повторяет парень и натягивает респиратор. Черный продолжает дышать смесью пыли, дыма и гари.
- Это не отменяет того, что я сказал.
- Ты придурок, - убежденно повторяет парень, - и ты что думаешь, что я вот так запросто тебе поверю?
Черный разводит руки в стороны едва ли не беспомощным жестом, но говорит нечто противоположное.
- А у тебя есть выбор?
Парень оттягивает край респиратора, сплевывает на песок и долго, умело ругается. За это время двое с гвоздеметами подходят поближе, все еще не опуская оружия, а тот, что с винтовкой отбрасывает бесполезное оружие и напрасно пытается услышать, о чем идет речь.
- Есть, - говорит он, в конце концов, - могу вот все-таки пришить тебя на хрен. И пусть твои положат нас всех здесь, но ты тоже рядом ляжешь. Все ж как-то легче на душе станет.
Черный согласно кивает головой.
- Можешь. И станет тебе легче на полминуты ровно. И твоим людям тоже. Но после этого никакого потом уже не настанет. А я говорю о новой планете.
- Которую ты обещаешь? – уточняет парень.
- Да.
Несколько секунд тот молчит, потом из-под респиратора раздаются странные кудахтающие звуки, парень трясется с ног до головы, в конце концов, сдирает маску и смеется. Смех быстро переходит в кашель, но он все равно какое-то время не может остановиться. Черный терпеливо ждет.
- Черный, ты – псих, - в третий раз говорит парень, снимая очки и вытирая слезы, - ты блядь, полный, ебанутый на голову псих. Потому что, знаешь, когда станция взорвалась - был большой кипеж, очень большой. И на станцию посылали патрули. Вернулись только двое человек, и они утверждали, что своими ушами слышали твое имя. А потом на нас напали, с оружием, которое я вот тоже своими глазами у вас вижу, и перестреляли половину Перевалки. И орали знаешь, тоже, твое имя.
Черный слушает совершенно спокойно, словно ничего другого он и не ждал. Это правда: ничего другого он и не ждал. И не ждет: он знает, что ему нужно, и делает это.
- Я здесь, стою перед тобой. Я ехал, чтобы говорить о новой планете. Я говорю с тобой о новой планете. Что общего это имеет с тем, чтобы уничтожить станцию и перебить Перевалку?
Парень качает головой, пожимает плечами - растерянно и почти беспомощно.
- Не знаю. Я на хрен, уже ни хера не понимаю. Если это не ты, то, какого рагона говорили о тебе? Если это ты, то, какого рагона ты приволокся обратно, чтобы трындеть о какой-то там планете? Может, ты реально придурок?
- Я – охотник больше семи лет. Два года вожу караваны. Это похоже на придурка?
- Не похоже, - кивает парень. Его слова совпадают с появлением следующего байкера, который рванув мимо, внезапно разворачивается и притормаживает недалеко от Черного. Его водитель выдергивает из седельной сумки винтовку и пытается выстрелить. Вопль собеседника Черного и выстрел Никласа совпадают по времени. Ездок роняет винтовку, ругаясь, на чем свет стоит, и вытаскивает другой рукой чанкер.
- Зак, стой! Стой, я сказал! – кричит парень. Раненый остановившись, не тратит ни одного взгляда на того, кто его ранил и не отводит взгляда от Черного.
- Это он! Блядь, Игни, это же Черный!
Игни подскакивает к парню и выбивает из его рук чанкер. Тот пытается поднять его, потом хватается за простреленную руку, ругается, кашляет и хватается за респиратор.
- Я, блядь, знаю. Он мне сказал.
- Так какого…!
- Заткнись. Он говорит, что это не он, что он за другим приехал.
- И ты поверил? - раненый поворачивается к Черному и кричит, кашляя и выплевывая красную слюну, - твои ублюдки взорвали станцию и даже не скрывали этого! Берга от них сбежал, смог сбежать. Он сам слышал! И сюда напали твои люди!
- Я – здесь, - твердо повторяет Черный полным звонким голосом, – я здесь сейчас. А тогда вы меня видели? Кто-нибудь видел меня?
Молчание длится несколько секунд, пока его не прерывает Игни.
- Это не доказательство. Это могли быть твои люди и без тебя.
Черный качает головой. У него все кружится перед глазами, он ощущает вкус крови в глотке и в носу, но это не важно – он знает, что вытерпит.
- Я здесь. Я не пытаюсь вас убить. Я пытаюсь говорить. Если я уничтожил станцию и Перевалку, то зачем мне возвращаться и обещать новую планету? Зачем?
Игни опускает винтовку, отталкивает раненого, зажимающего предплечье, снова долго ругается и наконец, отвечает:
- Хрен тебя знает, Черный. Но я хочу послушать тебя дальше.
.
Черный начинает кашлять только когда они – Игни, его четверо спутников, он сам и его пятеро спутников, плюс присоединившиеся ним по дороге еще трое человек добрались до уцелевших с южной стороны Перевалки зданий. Бетонные стены оставшиеся от древних геологических то ли станций, то ли постов, служили основанием для массы ныне сгоревших хижин, халабудок и пристроек, но сами уцелели. Игни, небрежно скинувший торчащий возле входа обгоревший датчик, иронично пробормотал что-то вроде «Добро пожаловать Карлсон», плюнул на датчик и прошел внутрь. Черный не успел удивиться затейливости церемонии входа или пароля, когда его скрутил кашель.
Он сгибается пополам, потом падает на колени и кашляет за все те двадцать минут, которые провел на воздухе без респиратора и маски. Слизь, кровь, слюна – Черному кажется, что он собственные легкие выплевывает. Когда кашель уменьшается и он, не видя ни черта из-за слез, тяжело опускается на пол, философски удивляясь тому, что легкие и бронхи все-таки не месте и дышать еще есть чем.
Когда он поднимает голову то видит с одной стороны Никласа с нечитаемым выражением лица под респиратором, а с другой – Игни, с интересом наблюдающего за его собственным.,Черного, выражением лица.
- Я уж думал - тебе и впрямь дышать на хрен не надо, - замечает Игни. Несмотря на сказанное, разочарования в его голосе не ощущается. Он выпрямляется, машет рукой кому-то внутри здания, потом куда-то отходит. Черный думает, что Игни – не «бугор» этого района, а просто один из оставшихся вообще «бугров» или просто людей, способных нести ответственность за кого-то еще, кроме себя. А значит ему повезло, потому что он попал к нужному человеку.
Никлас садится перед ним на корточки, протягивает флягу с водой. Черный отпивает глоток, прополаскивает рот, выплевывает в ладонь и растирает по горящему и грязному от слюны и соплей лицу. Пить он не решается: желудку его выступление тоже не понравилось, и Черный ощущает как внутри него словно кулаком все зажали.
- Я тоже так подумал, - уточняет Никлас, - в смысле, решил, что ты используешь носовые фильтры.
Черный вяло удивляется: откуда ему четыре месяца назад знать, что понадобится разговаривать во время пожара, и почти сразу забывает об этом. Он пришел сюда говорить и пока еще даже не начал. Так что надо собраться, встать и начать разговаривать.
Черный подтягивает ноги и для начала встает на четвереньки, ни мало не заботясь об имидже дарта или пророка Песчаной Девы. Потом поднимается на колени и с некоторым трудом – на ноги. Он думает, что стал стар или сильно устал, раз простое пребывание на не очень свежем воздухе заставляет его едва ли не терять сознания, тут же забывает и об этом и направляется вглубь остова здания, чтобы найти Игни.
Прежде чем успевает сделать хоть шаг – падает прямо на руки Никласа. Прямо как в дурной мыльной опере. Никлас, подхватив его, осторожно опускает на пол, так чтобы дарт не улегся снова на бетонный пол как последний нарик, а сел на колени как сильно уставший человек.
- Блядь, пусти, - хрипит Черный, разглядывая подвижные черные точки перед глазами. Как мошкара. Ему хочется отмахнуться от них рукой, но он еще в силах понять, что никакие это не неведомые пустынные мошки, которых отродясь здесь не было, а следствие дурного героизма на «свежем воздухе». Никлас удерживает его одной рукой, а второй что-то нащупывает у себя в карманах. Сидит он на корточках перед ним так, чтобы Черного, кроме него самого, никто особо не видел.
- Увы, не могу. Вы упадете. Или полезете на стенку. Или улетите.
- Я не вертушка, у меня крыльев нет, - бормочет Черный, вспоминая старый анекдот. Знает его Никлас, или это у него природное чувство юмора проснулось, но отвечает почти точно по тексту.
- У вертушки тоже нет. Однако ж летает.
Черный несколько раз с силой зажмуривается, но покачать головой не рискует.
-Ладно. Нормально все.
- Увы, согласиться не могу, - Никлас, наконец, находит, что требуется: действительно носовые фильтры - прозрачная пленочка в фольгированной упаковке, раскрывает и похоже, жаждет самолично поставить фильтры ему в нос.
Черный слабо отмахивается:
- Перестань, хватит. Я сам поставлю, – и, видя сомнение на лице Никласа, не знает то ли ему смеяться, то ли послать заботливого шпиона, - я поставлю.
- Надеюсь, вы справитесь, - чопорно произносит Никлас и без всяких признаков стыда или совести действительно наблюдает, как Черный вставляет фильтры.
Черный думает, что изысканная вежливость у его «телохранителя» - признак крайней ярости. Так же как и у блонди.
То место, где находится Игни, можно с полным правом назвать лазаретом. Возле уцелевшей стенки на разостланных листах пенопоры и брезента лежит по меньшей мере, два десятка людей. Опытным взглядом Черный выхватывает огнестрельные ранения – по меньшей мере, у пятерых. У остальных в основном ожоги разной степени тяжести и ударные травмы. Ножевых ранений или травм от болтов нет.
Черный присаживается на корточки рядом с ближайшей «постелью». У человека на ней сожжена половина лица и рука до самого локтя. Плечо туго перевязано, чтобы остановить кровотечение. Перевязано давно и, по-видимому, местный вариант целителя, если таковой есть, собирается руку ампутировать. Человек без сознания или под наркотой – уж больно лежит спокойно. Бок у человека тоже перебинтован, но что под ним Черный не видит, хотя и догадывается.
Игни присаживается рядом на корточки.
- Пуля в боку, - поясняет он почти безразличным тоном, - ну и ожог. Руку ему Централ оттяпает, а пуля, - он пожимает плечами так же как говорит – почти равнодушно, - не вышла пуля. Так что либо сам сдохнет, либо сам выживет.
- С этим я могу помочь, - Черный щурится на соседа раненого: тот в сознании, мотает головой и периодически стонет, - как и с другими пулевыми и осколочными. У меня, - Черный поворачивается лицом к Игни и говорит максимально серьезно, - есть более опытные люди.
- Стесняюсь спросить откуда, - бормочет Игни. отводя взгляд. Черный спокойно смотрит на его профиль и поясняет.
- У нас была масса раненых после Острова Кораблей. Мои люди… ну как бы набили руку в этом деле.
Он встает, окидывает быстрым взглядом все помещение, считая людей и машины, простроенные тут же вдоль стены.
- К тому же у меня есть лекарства, - он смотрит вниз на Игни, вынужденного тоже подняться, чтобы не смотреть снизу, - проблема в том, чтобы довести твоих людей туда. У вас немного машин.
Игни хмыкает.
- Куда туда? На новую планету?
- Нет. На Мастерские. Планета будет только к осени.
- А что ж так? Портал закрыт?
Вопрос, заданный преувеличенно ироничным тоном человека, находящегося на грани отчаяния и смертельно усталого, с головой выдает в нем топляка. Не много выходцев из Танагуры или Цереса знакомы с космическими перелетами настолько близко, чтобы знать обо всех особенностях гипер-пространственных переходов. Включая и чисто техническую проблему временной недоступности того или иного портала во время неясных с научной точки зрения пертурбаций в Ячейках и Контроллерах. На «виду» такая проблема бывает лишь у тех, кто постоянно ею занимается - диспетчеров и навигаторов. Черный, удостоенный двухчасовой лекции на упомянутую тему в недавнем прошлом, немедленно делает «стойку».
- Насколько я знаю – нет, но я не навигатор. К осени будут кредиты, транспорт и документы. Ну и люди тоже.
Игни больше всего впечатляет упоминание о документах. И Черный еще раз убеждается: перед ним топляк и что он делает на Перевалке – вопрос предельно интересный.
- Документы? На планету?
- Разрешение на колонизацию, использование водных, воздушных и земельных ресурсов в целях обеспечения жизнедеятельности колонии. Разрешение на строительство орбитальных объектов. Разрешение на терраформирование. Договор о перемещениях в границах системы, использование порталов Ступицы Хаджара и системы Мета. Соглашение о сотрудничестве с Лигой правопорядка Федерации, Стражами Альтаира, исследовательскими институтами сектора Юг-Юг и так далее.
Черный безразлично пожимает плечами, даром, что понимает примерно половину перечисленного.
- Все, как положено.
Игни смотрит на него с открытым ртом. Закрывает рот, сглатывает, качает головой, словно пытается прогнать галлюцинацию.
- Блядь. Да ты серьезно.
Черный кивает:
- Я серьезно.
Игни снова крутит головой, трет лицо руками. У него сбиты костяшки, сорваны ногти на двух пальцах и кожа на незакрытых участках кистей покраснела от жара. А вот лицо целое, только серое от усталости.
- И чего ты хочешь за все это счастье?
А Черный снова думает, что ему невероятным образом везет на людей. Просто невероятным образом. Он улыбается, чувствует, как сводит губы и начинает подергивать веко, так что улыбка превращается в нечто непотребное. Мотает головой и сильно щурится, чтобы согнать гримасу с лица.
- Все, - и повторяет, увидев скорбное удивление на лице Игни, - я хочу вас всех. Я хочу, чтобы осенью вы все сели на корабли и умотали отсюда к чертовым звездам.
Черный не силен в математических расчетах. И уж тем более не силен в расчетах, где требуются специальные знания по аэродинамике, метереологии, химии и так далее. Так что он слабо представляет насколько сильно изменился состав воздуха после гибели станции, и насколько это изменение зависело от уничтожения последней, насколько – от действия бурь и пожаров, а насколько – от действия обоих факторов. Тем более бесполезно гадать насколько сильно в будущем будет изменяться состав воздуха и как быстро нехватка кислорода потребует немедленного бегства. Он считает, что чем быстрее люди отсюда уберутся, тем лучше. Соображение о том, что если здания и машины успешно горят, а значит кислорода пока что вполне достаточно, Черного мало утешает. Для горения достаточно, а для дыхания?
В любом случае начинать надо с другого.
- Кто-то из «бугров» жив остался? Вообще ты имеешь представление о том, кто жив?
Игни морщится, чихает и обводит руками помещение:
- Все, что я знаю, находится здесь.
- Я заметил и других людей. Это твои люди?
- Нет. Моих у меня целых десять. Я не «бугор», если ты не понял.
- Без разницы. И твоих у тебя уже не десять.
Игни пожимает плечами:
- Мы оказались на окраине со стороны площади. Напали сразу с двух сторон, но нам удалось смыться через нору папаши Пирс.
- Кто-то сопротивлялся? Отстреливался?
Игни кривится в гримасе злого сарказма.
- Ага. А как же! Все свои пять патронов все «сынки» выпустили, - он зло сплевывает на пол, - рагону было понятно,что это наебка.
- Но тебя не послушали.
- Какой там… - они машет рукой, отворачивается на пару секунд. Потом снова сплевывает и ядовито спрашивает, - ты случаем до пустыни на копов не работал? Уж больно ухватки знакомые.
- Нет, - с искренним удивлением отвечает Черный, - а… чем похожи?
- Да так… в обычае у них: поддакивать да головой кивать, пока сам не ляпнешь что по дурости.
Черный пожимает плечами: может и похоже. Хрен знает, он не задумывался.
- Не знаю. Я давно с копами не сталкивался, - замечание о том, что с СБ-истами он почему-то сталкивается гораздо чаще, а хрен редьки не слаще, даже когда понятия не имеешь, что это такое, он успевает задержать на языке. Оказывается без всякой пользы.
Игни поворачивается и взмахом руки указывает на Никласа, удерживающегося на дистанции в нескольких шагов
- Врешь. Вот он - точно коп.
Черный смотрит на Никласа из-за плеча, вздыхает: правда – самое страшное оружие.
- Это не коп, это наблюдатель, - он с задумчивым видом окидывает взглядом помещение и неожиданно для самого себя говорит, - уверен, что хоть один такой и у вас пасся.
Игни недобро щурится, потом отводит глаза и что-то заметив, кричит:
- Брейн! Возьми, блядь, новой воды, - и бормочет, поворачиваясь Черному, - один хрен уже.
Черный недоуменно смотрит, и, поняв, кивает головой раньше, чем тот поясняет:
- Вода заражена. Не так чтоб сильно, но фильтры уже старые, и обззараживателей нет. Блядь, да ни хрена уже нет.
Черный снова согласно кивает:
- У меня около сотни людей неподалеку, и байков почти в два раза больше. Я смогу всех вывезти.
Игни иронично хмыкает:
- Если всех поймаешь.
Черный пытается отправить своих друзей навстречу своим отрядам и натыкается на молчаливую забастовку. От неожиданности он теряется и пытается второй раз объяснить, почему так необходимо встретить Тихого и Рагона раньше, чем те вломятся в город и попадут в перестрелку или сами ее затеют. Саита останавливает его взмахом руки.
-Дарт, мы все поняли, правда. Но одного мы тебя здесь не оставим.
- У меня есть люди Игни,- весьма самонадеянно говорит Черный, натыкаясь сразу на пять пар скептичных взглядов.
- И даже телохранитель, - указывает он пальцем в Никласа и требовательно смотрит на последнего. Лицо у этого последнего такое, как будто то тот изо всех сил старается не засмеяться.
- Не канает, Черный, - выразительно говорит Саита, - от одного телохрана толку много не будет.
Черный вздыхает:
- Один человек или пять – по большому счету значения не имеет. А наших предупредить надо, иначе не избежать беды.
- Угу, - согласно кивает Саита, - вот только если тебя грохнут – беды точно не избежать.
- Можно одного послать, - предлагает Марина, - поехать к тому, кто раньше должен придти. А оттуда еще пару человек чтобы поехали других предупредить.
- Это лучше, - Саита одобрительно хлопает молодого кочевника по спине, - так будет лучше. Вот ты и езжай.
Марина недовольно смотрит на последнего, а потом, вопросительно - на Черного. Черный, испытывая непривычное смущение, кивает.
- Да, так лучше. Едь к Рагону, они должны явиться первыми.
Марина снова косится на Саиту, гневно фыркает, разворачивается и топает к байку. Черный хмурится и кричит вслед:
- Подожди, - а потом быстро бежит в здание и минут через пять возвращается, таща за собой того самого стрелка, что едва не прострелил ему ногу. Парень выглядит ошарашенным и злым.
- Кицо, - представляет его Черный, - поедет с тобой, - уже обращаясь к Марину, - присмотришь за ним.
Растерянность и смущение на его лице уже исчезли, и Черный, с глубоким чувством собственного удовлетворения, провожает своих гонцов взглядом. Он же сказал, что у него есть люди Игни.
Вместе с этими «своими людьми Игни» Черный двигается дальше. Он оставляет в здании-лазарете Мальта и Врона: «Считайте, что вы – добровольные заложники, но если что – постарайтесь остаться в живых». Оба парня наградили дарта красноречивыми взглядами, но Черный давно научился выбирать себе помощников, так что и Мальт, и Врон молча вернулись в здание. Краем глаза Черный видит, как Врон усаживается на перевернутый ящик посреди лежащих на полу раненых, кладет руки на пояс, где висят четыре явно не армейские бомбы и ледяным голосом сообщает, что они могут спрашивать его, о чем интересно, потому что он расскажет все, что сможет. Черный хмыкает и удаляется: у него другая миссия.
- Уверен, что он не скажет ничего лишнего? – безразлично интересуется шпион. Черный легкомысленно кивает.
- Ага.
Врон не скажет ничего лишнего, потому что ничего лишнего не знает. Но Черный думает, что больше никогда не отошлет Келли ни с каким ударным отрядом. Его место там, где надо много и убедительно разговаривать. И спрашивать так, чтобы тебе ответили правду.
Игни, оставив кого-то вместо себя, усаживается за спину Черного. Никласа, чуть не попытавшегося силком сдернуть того с байка, Саита усаживает за своей спиной.
- Умолкни и не мешай.
- Это опасно.
Саита ничего не говорит, но взгляд, который он бросает из-за плеча объясняет без слов: с точки зрения Саита и наверняка много кого еще, нахождение Никласа за спиной обожаемого дарта тоже не является гарантией безопасности.
Перевалка все еще горит. На улицах валяются трупы, кое-как одетые или раздетые совсем, и Черный видит, как за горящей машиной кто-то более живой обирает менее живого. Пропитанный асбестом картон, брезент, нанобумага горят не слишком быстро. Аккумуляторы, кислота, батареи, машины, тряпки, люди – это сырье для пожара еще не закончилось, и город продолжает гореть. Удушающая вонь плоти и химии не дают дышать, дым тяжелыми клубами поднимается вверх, застилая небо, пепел кружится в воздухе вместе с радиоактивным песком, и Черный думает, на этот раз Перевалку уже не отстроят. Незачем: воздуха здесь больше нет, или не будет в скором времени.
Они едут на север, туда, где была расположена резиденция знакомого Игни «бугра», который, по его мнению, мог остаться в живых. Почему – Черный не понимает, но полагает, что уверенность того зиждется на чем-то ему известном.
Свистнувший мимо головы болт, подтверждает правоту Игни. Последний соскакивает с байка едва не на ходу и орет:
- Астор! Это я, Игни! Нас только двое!
Черный останавливает байк, крутит головой, определяя месторасположение стрелка. Скорее всего, на втором этаже бетонной развалины. От здания осталось только два остроугольных зубца с останками каркаса и Черный думает, что стрелок, если он там, должен свить на стене гнездо, как птица.
Второй болт отскакивает от щитка, прикрывающего батарею, и Черный, коротко выругавшись, соскакивает с байка и переворачивает его на бок, повернув дном к предполагаемому «гнезду». Игни снова орет.
- Астор, сука паршивая, что ты делаешь?! Я сказал, что нас только двое! Какого рагона?!
- Ну и че тогда орешь? – меланхолично интересуется высокий, худощавый парень, словно из-под земли вынырнувший за спиной Игни. Черный автоматически двигает кистью, позволяя танеткам соскользнуть между пальцами, и ждет продолжения. Названный Астором не спеша подходит к ним, останавливается за два шага до Игни. В руке у него уверенно лежит короткоствольная винтовка, и Черный вспоминает о пресловутых пяти патронах.
- А какого рагона ты по своим бьешь?
Парень пожимает плечами:
- Одним своим больше, одним меньше, - он окидывает взглядом, присевшего за байком Черного, хмыкает, - так чего ты приперся? Лазарет твой забрать? Ни фига, своих бы вывезти.
- Лазарет мой сам уедет, - с неожиданной злостью сообщает Игни, - а к тебе чувак один приехал, вот он,- указывает он пальцем на Черного, - разговаривать.
- Че?
- Разговаривать, - Игни сплевывает набившийся песок, вдыхает воздух из респиратор, говорит, поворачиваясь к Черном, – а дальше сам объясняй, как знаешь.
Черный встает, подходит ближе, внимательно следя за руками Астора и имея в виду стрелка на стене развалины. И как он там сидит в дыму и вони? На хрена?
Он говорит тоже самое, что сказал Игни:
- Я – Черный. Я ехал сюда, чтобы говорить. Я не взрывал станцию и не сжигал Перевалку. Я здесь, чтобы говорить.
Названный Астором на «бугра» не тянет. Да и Черный знает в лицо всех «бугров» Перевалки и поселков по эту сторону Южных Гор. Так что парень – еще самоназванный «бугор», в виду отсутствия всех предыдущих кандидатур. Из чего следует, что Сталлер, или его помощники, хорошо знакомые с существующей инфраструктурой, позаботились о том, чтобы расстреливать население Перевалки не просто так, а прицельно.
Следующее, логично вытекающее подозрение: а не имеет ли он дело с этим человеком Сталлера, или даже с двумя человеками Сталлера, заставляет Черного отчаянно пожалеть об отсутствии у него выдающихся телепатических способностей.
Тем временем Астор переводит взгляд с одного на другого, кашляет, автоматически растирая грудину, и спрашивает:
- Ты что, псих?
- Я – Черный, - кивает Черный, то ли соглашаясь, то ли подразумевая некоторое психическое отклонение, соответствующее титулу Черного. Парень издает звук, средний между смешком и всхлипом и машет кому-то рукой. Что это может означать, Черный понимает не сразу, а вот Игни проявляет похвальную сообразительность: прыгает за байк, где все еще торчит Черный, и падает вместе с ним в обнимку.
Байк поливают короткими очередями сразу с двух точек, блокируя любые возможные маневры. Черный, хорошо приложившись лбом об разгонник, только хрюкает под тяжестью Игни, а последний поливает Астора и стрелков разнообразной руганью. Пули взрыли плащ на его спине и боку, чудом миновав живую плоть, и пропалили повязку. Ранен его спаситель или нет, Черный понять сходу не может.
- Чтоб ты сдох! Чтобы тебя «ширея» сожрала»! Чтоб в тебе черви поселились!
Часть пожеланий предводителю стрелков должна быть слышна: Игни глотки не жалеет и край респиратора поднял, ячтобы его могли услышать. Черный шевелится под ним, пытаясь отодвинуться от байка и проморгаться. Лоб он рассадил, и кровь заливает ему глаза под очками.
- Чтоб тебя крысюки сжевали!
Стрельба прекращается, Игни сползает с Черного и вытаскивает гвоздемет. «По пять патронов» - это было не фигуральное выражение, так что теперь стоит ждать не пули, а болта или гвоздей, и что будет хуже, сказать сложно.
Черный вытирает лицо и предостерегающе поднимает руку. Игни недоуменно вскидывает бровь, а он вытаскивает из пояса бомбу и демонстрирует ему устройство. Происхождение бомбы очевидно, и больше пока его союзнику ничего знать не надо.
- Где людей его нет?
Игни еще больше удивляется, потом понимающе кивает и показывает на причудливую конструкцию, спаянную из остовов нескольких катеров и явно служащую до недавна жилищем.
- Точно?
Игни красноречиво пожимает плечами. Визуально засечь кого-то живого в полусгоревшем остове не удается, и Черный, мысленно пожелав самому себе удачи, кричит:
- Эй, Астор! Тебя же Астор зовут?
- Точняк, - отзываются куда левее того положения, которое помнит Черный. Значит, ползет в обход. А стрелок сверху продолжает контролировать территорию, если не дурак. И может еще кто-то третий пытается их обойти.
- Я не взрывал станцию.
- Ага, - смирно соглашаются с той стороны, – и на Перевалку напали войска зомби-кочевников.
Черный аж плюется, настолько прав малоизвестный товарищ Астор. Но ведь не поверит, что сам того не зная, сказал почти правду.
- Почти, - Черный поджигает короткий фитиль, готовясь кинуть бомбу, - Если я взорвал станцию и уже перестрелял вас всех, то какого рагона я до сих пор тусуюсь, да еще и в одиночку, а?
- Кто ж тебя знает. Может ты псих. А может забыл кого. Вон за Игни ж приперся, сукой продажной.
- Сам ты сука продажная, - орет Игни, - это ты за ружья свои дерьмовые задницу был готов лизать, кому ни попадя. Ну и что? Много они дали, ружья твои? Стоило за это Сытка подставлять?!
- Пошел на хрен, сука! Я хоть против своих не шел, а ты, падла, своих продал. Что тебе эта тварь пообещала?
- Планету, - ровным голосом говорит «тварь», - в будущем. А сейчас – лекарства и помощь раненым. И тебе могу пообещать тоже самое.
- Пошел ты, знаешь куда!
Черный примеривается длине бросок, удовлетворенно кивает головой, и снова кричит:
- Слышь, парень? Повторяю. Я не взрывал станцию и не нападал на Перевалку. Я приехал сюда с пятью людьми и увидел то, что увидел. Если я на вас напал, то, за каким хреном я здесь с тобой болтаю вместо того, чтобы добить?
- Пошел ты!
Игни разворачивается направо и стреляет: два гвоздя с металлическим звоном отскакивают от стального каркаса, а третий, судя по проклятию, находит живую цель.
- Астор. Я с тобой разговариваю. Я приехал, чтобы разговаривать. А если бы я хотел уничтожить тебя и твоих людей, то сделал бы вот что!
Черный швыряет бомбу в середину конструкции, падает сверху Игни, закрывая ему голову и затыкая уши себе. По идее собственным байком их задавить не должно, но теперь его очередь доказать свое доверие. По большому счету единственное, что его сейчас беспокоит: не сунется ли Саита или еще лучше – хренов блондевский шпион, ему на подмогу.
Бомба взрывается спустя пять секунд: внутри остатков здания на короткий миг вспыхивает белое пламя, а затем волна горячего воздуха и зажигательной смеси разлетается в стороны и вверх, растет смертоносным шаром, видимому только по раскаленным, истончающимся кускам металла и мгновенно вспыхивающим клочкам менее стойких материалов. И на ту долю секунды, которую может остановить в памяти человеческий глаз, кажется, что адский шар и дальше будет расти, не остановится, расползется по всей Перевалке. А потом все сожженное и горящее падает вниз, устилая тонким пеплом и без того выгоревшую улицу, а воздушная волна раскидывает в стороны и тащит по земле то, что уцелело.
Грохот стоит невероятный. Байк на них не свалился, чего опасался Черный, но перевернулся на другую сторону и со скрежетом отодвинулся на несколько ярдов. Их обоих горячий воздух сначала придавил к земле, а потом перевернул несколько раз и припалил головные повязки. Черный мысленно отметил свою сообразительность: бомбу он кинул зажигательную, как бы опасно это ни было, а не осколочную, и осторожно слез с Игни, которого все это время обнимал руками и ногами. Сел, стянул и вытряхнул респиратор, и потряс обалдевшего Игни за плечо.
- Нормально?
Игни пару секунд всматривается в его лицо словно забыл, где они и пытается теперь вспомнить, потом длинно протяжно выдыхает, выплевывает кусок зуба и кровь, и с чувством говорит:
- Чтоб ты сдох. Чтобы ты сдох, псих ебанутый.
Черный удовлетворенно кивает, встает и направляется к недалеко свалившемуся Астору. Стрелять ближайшие десять минут тот вряд ли будет.
Астор находится придавленным покореженной торговой тачкой и с рассеченной чем-то рукой. Он с трудом переводит дух, когда Черный усаживает его и стаскивает респиратор, но протянутую руку с биобинтом отталкивает. Черный кивает и присаживается рядом на корточки.
- Это не граната, как ты понимаешь. У меня их просто нет. А вот на Мастерских мы наловчились делать бомбы. И если бы мне надо было тебя укокошить – одной такой хватило бы на весь твой клан, на всех, кто еще жив.
Астор не реагирует, выплевывая кровь и песок, прикладывает респиратор лицу. Черный продолжает:
- Я здесь, чтобы разговаривать. Ты можешь меня выслушать.
За спиной появляется Игни, Астор смотрит на него, потом снова на Черного, плюется и соглашается.
- Ладно. Рагон с тобой, я тебя выслушаю. Говори свою байку.
Черный оглядывается вокруг. Здание, в котором укрылись люди Астора, сохранилось еще хуже. Собственно, остался только один угол и каркас с левой стороны. Балки оплавились, перекрытия крыши рухнули, перегородки и двери сгорели и теперь на бетонном полу занятная мозаика из пятен и полос. Людей немного: из незаметных ниш и ям, из-за покореженных и полусгоревших машин, новых и старых, набирается пару десятков человек. У большинства привычные чанкеры и гвоздеметы в руках, но у пяти человек винтовки. И Черный уверен: у тех еще нескольких человек, которые наблюдают за ним со стороны тоже винтовки и наверняка с патронами.
Он видит как минимум троих сильно раненых: перевязка на плече одного из них уже начала кровоточить, он сидит на каком-то ящике и другой рукой удерживает на коленях чанкер. На всех остальных пули и огонь оставили не такие очевидные следы: налепленные биопластыри и медкожа, сгоревшие волосы, порванная, опаленная одежда – здесь нет тех, кто спасался бегством. Эти люди сражались и готовы сражаться дальше.
Они ему нужны.
Черный подтягивает на середину образовавшегося круга ящик и выпазит наверх. Лица, обращенные к нему, наполовину закрыты респираторами, но взгляды - злые, гневные, свирепые, не дают усомниться: его убьют, разорвут голыми руками, если он не сумеет их убедить за отпущенное ему время. И время это коротко.
- Эй, Астор. Если это Черный – чего на него смотреть? Вали его суку! – выкрикивают из толпы.
- Правильно! Вали суку!
- Твои люди грохнули станцию. А ты что – стебаться явился?!
- На хрен вали гада!
Астор вынужден встать рядом с ним: он пообещал выслушать и согласился выслушать вместе со своими людьми. Черный на счет его заступничества тоже сомнений не испытывает: первым столкнет его и первым же вцепиться в глотку.
- Тихо! Пусть скажет!
- Да что он может сказать?! Вали гада! – снова кричат из круга. Пара человек шагает ближе, подымая чанкеры, и Астор снова кричит:
- Тихо, я сказал!
Тогда Черный подымает руку с открытой ладонью и говорит низким звучным голосом, таким непохожим на его обычный хрипловатый говор.
- Послушайте меня. Я здесь один, мой проводник не в счет. Во всем городе только пятеро моих людей. Так что вы сможете сделать со мной все, что захотите, но дайте мне сказать!
То ли последнее соображение останавливает разгневанных людей, то ли вновь волшебное обаяние бывшего главаря «Бизонов» заставляет невольное прислушаться и подождать - Черному все равно: ему нужно убедить этих людей идти за ним.
Что ему сказать? И что из того, что нужно сказать, уложится в короткие несколько минут, потому что дольше ему говорить не позволят.
Он ломал голову над тем, что может дать Сталлер этим людям. Пытался понять, что можно им пообещать, что посулить. Высчитывал сколько своих людей надо Сталлеру оставить на местах, вместо настоящих «бугров», чтобы удержать власть. Что ж, на этот вопрос он ответ получил. Очевидный ответ для того, кто может мысленно допустить такое решение: взорвать станцию, просто уменьшить ареал обитания и люди сами уйдут на Побережье, потому что деваться им больше некуда. И пообещать оружие, чтобы люди могли защититься от нападения армии, идущей из пустыни.
Черный думает, что это гениальное решение – самое простое и самое эффективное. И что он мог бы, должен был догадаться, потому что о возможностях станций он знает от того самого блонди, но сожалеть об этом некогда. Сталлер уничтожил «верхушку» Перевалки, всех «бугров» и «сынков», которых знал его неведомый союзник. Он не просто уничтожил Перевалку – он уничтожил всю структуру той поверхностной уловной власти, на которой, однако держится вся пустыня. Растерянные и лишенные всех привычных вожаков, ограбленные и разъяренные перед лицом катастрофы эти люди легко станут добычей для любого, кто сможет убедить их в своей правоте. И пусть он обвинен перед ними, но он здесь и может говорить прямо сейчас.
- Я не взрывал станцию, - он вскидывает руку, предупреждая возмущение, - я знаю, уже знаю, что двое из пленников тех людей сбежали и утверждает, что это - моих рук дело. Но я хочу знать, этот человек видел там меня? Видел кого-то из моих людей? У меня немного помощников, большинство из вас их знают, видел там кто-нибудь кого-то из них?
- Это были твои люди! – выкрикивают из толпы. Черный поворачивается на голос: мужчина с лицом, наполовину заклеенным противоожоговым пластырем и с почти голым черепом – и говорит, глядя ему в глаза.
- Кто-нибудь видел там Тихого? Или Келли?
Люди переглядываются, невнятные возгласы, шипение сквозь зубы, другой человек – Черный немедленно поворачивается к нему, кричит:
- А Берга твоих в лицо не знает. Так что узнать и не мог!
Черный чуть медлит с ответом, предлагая услышать спрятанное за словами, и спрашивает в свою очередь.
- Тогда как можно верить его словам?
- Он слышал, - отвечают сразу несколько человек. Астор, подняв голову, смотрит на Черного внимательно и объясняет сам:
- Он слышал. Мастер сразу патруль послал. А когда тот не вернулся, послал две группы. Всех постреляли, а пару человек схватили.
- Зачем? – перебивает Черный.
- В смысле?
- Зачем схватили? Если кто-то взрывает станцию, то зачем этому кому-то свидетели? Зачем ему пленники?
Предположения звучат со всех сторон, но Астор резко взмахивает рукой, заставляя замолчать.
- Выпытать кто в городе. Сколько сил есть, оружия, - предположение- самое правдоподобное из высказанных, звучит не слишком убедительно. Те, кто напал на Перевалку, попросту задавили ее защитников превосходящим огнем. Хотя где искать «бугров» знали. Но кто этого не знает, если хоть пару раз был на Перевалке?
Черный отвечает, глядя на Астора:
- Разве я не хожу по этой пустыне девять лет? Разве я не вожу караваны? Разве я не знаю тех, кто здесь живет?
Они колеблются. Черный думает, что нападение на Перевалку – это было чересчур. Что вместо укрепления обвинений уничтожение города усилило подозрения.
- Чтобы знать, кто здесь есть, мне пленники не нужны.
- У нас было оружие! И ты этого не знал! – кричит еще кто-то. Черный немедленно поворачивается к выкрикнувшему, ловя его взгляд.
- Оно вам помогло, это оружие? Стоило узнавать, сколько его у вас? А тот человек, те люди, которых схватили на станции, они знали сколько оружия? Знали в точности, сколько у какого «бугра»?
- Блядство, - неожиданно громко произносит тот, первый заговоривший с обожженным лицом. И если судить по гневным перешептываниям – высказывает общее мнение.
Черный горько усмехается – уже можно.
- Я не успел дойти до Реки, как на мой караван напали. Вооруженный отряд, винтовки, гранаты пулемет. К счастью отряд был небольшой. Затем на нас нападали на тракте, тоже люди с кучей оружия, и позднее на Острове Кораблей – настоящая армия. Если бы не Белка и его Мастерские – мы бы к черту все погибли.
- Ага. А взорвал ты что рядом?
Черный кивает.
- Бомбу. Такие делают на Мастерских. Белка для них сделал еще специальные бомбометы. Но они большие, их можно только в обозе тащить, - Черный поворачивается к Астору,- ты видел бомбу. Она не армейская, это заметно. У моих людей только то оружие, какое мы подобрали после нападения на Острове. И то, что делают Мастерские. У нас тоже мало патронов и гранат, зато «лягушки» переделанные, они лучше.
- Это ты так говоришь! – снова кричат откуда-то из-за спины. Черный разворачивается, опасно покачнувшись на ящике. Кричал, кажется, высокий парень с перевязанным плечом и чанкером, неудобно придерживаемой левой рукой.
- Да, я так говорю. Потому что это – правда. И потому что мои слова можно проверить.
- Ха! И как?
- Моих людей здесь еще нет. Я решил, что сначала доберусь сюда один и буду говорить с «буграми».
- На хрен? Зачем? – раздается сразу с разных сторон. Черный крутит головой, следя за выражением лиц, и продолжает.
- За тем, зачем я договаривался с «буграми» Старого Города. И с Айвеном с Побережья, и с Зикром с юга Перевалки, и с Долотом с Побережья. Они все были на сходке в Старом Городе, все обещали помощь.
- Какую еще помощь!?
- Они договаривались, а ты на хрен их всех вырезал!
- Иди ты сука со своим договором!
Возгласы становятся все более гневными и все более невнятными. Это так легко сейчас сделать: стянуть невысокого худого охотника с ящика, разрезать на части десятком ножей, придушить, да просто забить. Так легко!
Черный вскидывает руку, призывая молчать, и снова говорит тем полным, рвущим душу голосом, от которого вибрируют стены.
- Они пришли и говорили от лица Побережья, от лица Перевалки. И мы заключили договор. Мы все, Автоген, Кайнара, Жаден, Шеело, Макс Купер и еще десяток «бугров». Потому что в Городе началась резня. Потому что в Церес поперли вооруженные ублюдки. Потому что на Черном Рынке на людей Жадена и Чио началась настоящая охота. Потому что в пустыне появилось оружие, какого здесь на хрен никогда не было, и люди с этим оружием начали нападать на абры и лежки еще в прошлом году. А с этой весны по ту сторону Озы Лотоса нет ни одного поселения, которое не столкнулось бы с вооруженными бывшими кочевниками.
Последнее было сказано, еда ли не от отчаяния. Среди тех, кто погиб под Островом Кораблей и тех, кого они сами отпустили гулять по пустыне, были знакомые лица и не одно. Были, ясное дело и кочевники. Собственно, в основном это были кочевники. Черный полагает, что и оставшуюся часть армии Сталлера составляют те самые «убитые» прошлым летом кочевники, спрятанные до поры до времени по новым лежкам и Циркам. А значит для них, жителей Перевалки не секрет, кто сидел на тех трех лежках по дороге на Перевалку.
И куда делось их предыдущее население – тоже не секрет. Поэтому в ответ на свою пламенную речь он услышал молчание. Черный оглядывает примолкнувших людей, кивает сам себе.
- Вы о них знаете. Они заняли лежку Купера и Зеленую и торчали там половину весны и лета, так?
Непроизнесенное Черным: «И вы ничего не сделали» подвисает в воздухе тем самым обвинением в предательстве, в котором виновны «бугры» с Побережья. И заставляет оправдываться.
- И что умник, можно было с ними сделать?!»
- Хуева туча людей с винтовками! Сам бы ты что делал?
- Они на нас не нападал, мы их не трогали!
- Это Вервик с ними торг имел. Ему и патронов больше доставалось. А сдох все равно.
Черный резво оборачивается к последнему из высказавшихся: тоже с перевязанным плечом и со следами лишая на второй, почему-то голой руке.
- Если вы с ними торговали, то знаете, куда они делись?
Вопрос звучит настолько неожиданно, что люди опять замолкают, теперь уже недоуменно. Астор хмурится, соображая, куда клонит их странный гость, переспрашивает:
- Что, значит, куда делись? Уперли куда-то, - пожимает плечами, - через Перевалку проходили. С этим… планетником одним. И с Алефом.
- А остальные? – Черный требовательно вздергивает подбородок, - на трех лежках, да, была хуева туча людей. Не меньше трех сотен. Куда они делись?
Люди переглядываются. Парень с раненой рукой опускает чанкер, приставляя его к ноге и морщась, чешет руку сквозь край бинта. Чанкер Астора давно уже валяется на полу, гвоздеметы двух ближайших к Черному людей, смотрят в пол.
- В пустыню ушли, - предполагает кто-то позади, - наверное.
- С оружием верно? И зачем? Зачем им идти в пустыню с оружием? И планетниками хрен знает откуда?
Догадки тут строить незачем, и так понятно. По горам без дела шляться накладно, по горам ходят только по двум причинам: чтобы торговать и чтобы ограбить. А те, кто хотят с оружием, понятное дело, не на большие торговые барыши рассчитывают.
- Они отправились воевать. Воевать с теми, кто прошлой осенью договорился отстоять свои поселки. Кто не хочет сдавать своих купцов чужим дилерам. Кто хочет сам собирать караваны, а не по распоряжению неведомого дяди с Черного Рынка. Они отправились воевать со мной. С моими людьми. И мы их победили.
С улицы внезапно раздается грохот едва работающего двигателя, скрежет тормозов, не желающих разблокировать машину, пока не отработает тестер, потом слышен дальний гром – что-то обрушилось, но довольно далеко, рев двигателя усиливается и несчастная машина, наконец, трогается с места. Люди в здании едва обращают внимание на ставшие привычными звуки обвалов и рев байков и не сводят глаз с Черного.
- На Острове мы сражались с очень большой группой, но не со всеми. Я знал, что не со всеми, потому что когда мы проходили рядом с Белой Базой, я был у Оракула. И он рассказывал мне о том, сколько людей на лежках и сколько у них оружия.
Черный не уверен, что слава Оракула возле Южных Гор такая же большая, как и возле Континьюс, но во всяком случае, об Оракуле здесь слышали.
- Я знал, что эти люди все равно будут искать встречи со мной. Потому что я говорю от имени тех, кто заключил договор осенью. Потому что я уже сражался с ними. Поэтому я отправился сюда, на Перевалку, как только мои раненые смогли встать на ноги.
Люди молчат. Хмурые недоверчивые лица, злые взгляды, но все равно лучше ненависти и страха, которые он видел пять минут тому назад. Это не его люди, Черный им тоже не доверят, и говорить все считает лишним. Но ему чертовски нужно, чтобы они поверили именно ему. И ради этого он готов лгать и недоговаривать, сколько понадобится.
2 сентября - добавлено в комментариях
13 сентября - добавлено в комментариях
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
Черный кивает. Они сам-то до сих пор удивляется, как им удалось выиграть.
- Был караван. В начале. Тридцать человек как обычно. Да по дороге нашлось много охотников идти дальше со мной.
Астор хмыкает, сплевывает накопившуюся кровь во рту, но никак не комментирует. Ясное дело, что если по поселкам стали свободно шляться мудаки с оружием, то те, что без оружия, предпочтут двигать с караваном. Всяко надежнее.
- И что, все такие желающие драться?
- Да, - коротко отвечает Черный и смотрит в поднятые к нему лица с максимальной жесткостью – да. Все они готовы сражаться, потому что если мы не будем сражаться, то нас тоже перестреляют по одиночке. Так, как сделали с вами. Так как сделали со станцией.
Они переглядываются, переговариваются с недоверием, глядя, то друг на друга, то на него. Его будущие люди. Они сомневаются, еще бы, за последние пару недель их жизнь переворачивается чертов третий раз. Но его собственная жизнь и жизни его уже настоящих людей за четыре последних месяца столько раз переворачивалась и менялась, что Черный не испытывает ни сочувствия, ни жалости. Он чувствует нетерпение, ему чертовски хочется подтолкнуть их к нужному решению, к согласию, заставить принять эту перевернутую, страшную правду поскорее и поскорее начать действовать.
Он знает, что так нельзя, но ждать невыносимо.
Астор снова сплевывает, выискивая кого-то взглядом в толпе, потом негромко говорит:
- Ты хочешь сказать, что алефские на нас напали? Что весь наш Союз – голимое гониво?
Его слова подхватывают, тем охотнее, чем больше им самим, всем этим людям, хочется побыстрее определиться, где враг, где друг.
- А на хрен тогда оружие давали?
- Кому давали, а кому продавали.
- Да на кой рагон Алефу что-то втирать? И пока они стояли на лежках, на нас никто не нападал! За всю весну и лето никого не было! И товар всегда было куда скинуть!
- Ага. Потому что на лежках сидели… те, кто мог напасть.
Последнее бормочет Астор, глядя куда-то в пол, и Черный тот час же наклоняется к нему: опускается на корточки и заглядывает в лицо.
- Они не нападали, потому что тренировались. Вы же видели. Если тут есть кто-нибудь, кто ним ходил туда, вы же видели.
Астор морщится, отшатываясь от Черного.
- Отвали, - и, вскинув голову, говорит куда громче, - один хрен приперся и говорил, что мы должны быть вместе, чтобы победить. Второй приперся и говорит то же самое. Первый говорил, что ты нападаешь, а ты говоришь, что он нападает. Как нам знать, что твои слова не гониво?
Черный выпрямляется, не обращая внимания на боль в спине, окидывает взглядом собравшихся людей. Его голос едва не звенит, когда он говорит:
- Потому что я здесь сейчас. Потому что могу вам помочь! Сейчас! Потому что помогу вам и ничего не потребую взамен!
То ли впрямь эхо идет от остатков стен, то ли кажется, но люди замирают, замолкают как один. Черный впивается взглядом то в одного, то в другого. Его начинает колотить от волнения, и дышать в относительно чистой развалине становится неимоверно тяжело. Он ждет их реакции, их ответа, горло дерет и сердце больно дергается в груди, и он едва удерживает победный смех.
Потому что эти люди – его. Они не поверят ему до конца еще очень долго, но они все равно уже его люди.
- Здесь скоро будут мои люди, мои настоящие люди. У нас много байков, и мы сможем вывести отсюда всех, кто захочет. В Мастерские, на озу Нептуна.
- А дальше что? – интересуется тот первый, с голым черепом.
- А дальше вы там пробудете, пока не вылечитесь. Или пока не захотите сражаться вместе с нами.
- С чего бы? – кричит то-то позади всех, - на хрен нам нужны твои Мастерские?
- Там есть люди, которые все видели. Люди не из моего каравана. Совсем. Там есть люди, которые с начала весны делали нам оружие, чтобы было чем воевать с кочевниками Алефа. Если вам не понравится то, что вы там услышите, - Черный пожимает плечами, - пустыня большая, никто вас не держит.
Это правда – пустыня большая и удерживать кого-то из ее обитателей, не связав крепко-накрепко, почти невозможно. Но правда и в том, что это - ложь, ложь в квадрате, потому что Черному они нужны. И он наизнанку вывернется, лишь бы они не разбежались.
- Бесплатно в пустыне только песок бывает, - мрачно говорит Астор, - что, кормить и поить задаром будешь? Байки на дорогу тоже задаром дашь?
Черный фыркает.
- Может тебе еще торвы на дорожку накидать? Чтоб дальше летелось?
Ссылка на пустынный анекдот чуть ослабляет напряжение, заставляет, кого улыбнуться, кого хмыкнуть презрительно. Черный продолжает:
- Кормить и поить буду, пока есть чем. Байки не дам. Если кто из вас соображает по техническому или кузнечному делу – дело найдется. Сами определитесь, не вчера с озы вернулись.
- Да тебе то, что с этого? Что тебе блядь, надо? – Астор хмурясь, смотрит на Черного снизу вверх и первым получает его злую веселую усмешку. Черный обводит взглядом людей и с этой немного кривой и яростной улыбкой, с горящими глазами он выглядит немного сумасшедшим.
- Мне не нужно ничего, что вы может сделать. Мне нужны вы сами, - он находит взглядом Игни, тот коротко взмахивает рукой, словно салютуя.
- Мне нужны вы.
Так его людей стало больше.
- Живи, Лот. Давно не виделись.
Лот выдает дежурную шутку: «Да чтоб и дальше не видаться». Но тут же смущенно замолкает. В свете всего только что произошедшего и обговоренного, шутка звучит чересчур буквально. Саита только головой кивает.
- Тут один тип второго уложил. В смысле ранил. Хотя, по-моему, они оба с Перевалки. Не ваш в смысле?
- А хрен его знает, - отмахивается Лот, а Астор наоборот, настораживается.
- Какой тип? И какого… - уразумев, что проще посмотреть, чем объяснить, кивает парню с голым черепом.
- Всадник, оди, глянь кто.
Всадник, чуть помедлив, идет выполнять приказ, а Саита заходит внутрь. Черный невольно крутит головой во все стороны, потом вопросительно смотрит на соратника. Саита сохраняет невозмутимый вид, и Черному остается только теряться в догадках: ну и куда делся танагурский шпион? Саита его что, связал и пристегнул к байку?
Астор хмуро смотрит на Саита, кивает, цедя сквозь зубы:
- Живи, Саита.
Тот окидывает его оценивающим взглядом и тоже говорит не слишком охотно:
- Живи, Астор.
А Черный думает, что население Перевалки за зиму и весну довольно сильно изменилось. Не то, чтобы он знал все, почти двухсотсотенное население города в лицо, но все же многих. «Бугров» и «сынков» - всех, кто не занял место в этом году. Приближенных «бугров» - многих. Лекарей и техников знал всех. А вот теперь он стоит перед двадцатью людьми и в упор никого из них не помнит. А Саита знает.
Он постановляет расспросить как можно подробней, как только сможет выделить на это время, и тут же думает, что случится такая радость не скоро.
- Я обещал Игни отвезти всех его раненых. Будет лучше, если мы сразу будем держаться все вместе.
- А я тебе еще ничего не обещал, - бормочет Астор, неприязненно глядя на Саита. Тот сохраняет равнодушное лицо, и Черный думает, что разногласия между этими двумя, скорее всего, не носят смертельный характер, а значит – подождут.
- И никто еще ничего не обещал.
- Мне не нужны обещания, - качает головой Черный, - не надо ничего мне обещать. Но если вы поедете с нами, то проще сейчас собрать всех вместе. Хотя бы, чтобы я видел, сколько нужно байков.
- А может ты так нас угрохать собираешься? – вскидывает голову Астор, - собрать до кучи и вырезать на хрен.
Черный фыркает: последний всплеск сопротивления, вызванный появлением Саита, его не беспокоит. Это ощущение – мои люди, принадлежат мне, плещется внутри, веселится посреди горящей Перевалки, и он ничего не может с ним сделать. Ему хочется смеяться. Ему хочется обнять Астора, ему хочется снова вылезти на ящик и кричать на половину пустыни.
Мои люди! Хрен тебе, говнюк! Это мои люди!
- Если бы я сжег Перевалку и перестрелял всех «бугров», то на хрен мне надо было бы рисковать, разговаривать, собирать всех вместе?
Астор ничего не отвечает, отворачивается, машет рукой кому-то и начинает отдавать приказы.
- Мера, подбери, что там осталось в здании. Клюв, Старик, Креш – поднимайте байки, где батареи есть. Чан, возьми своих и снимите с машин все, что можно. Тащите все сразу к Игни.
- Та че? Мы идем? – уточняет кто-то, оставшийся без имени.
- Идем, блядь, куда нам деваться, - отмахивается Астор, направляясь навстречу вернувшемуся Всаднику.
- Кого там порезали? Наш?
- Не. Чувак какой-то. По-моему он у Лери тусовался.
Черный наклоняется к Саите и шипит на ухо:
- Никлас где? Он живой?
Саита едва слышно хмыкает и отвечает тоже шепотом:
- Та шо с ним сделается? Я велел ему за байком сидеть на всякий случай. Мол, я тут в большем доверии.
- Правильно, - одобряет Черный и, отвернувшись, не замечает чуть насмешливого взгляда Саита.
Когда люди по трое, по четверо, кто пешком, кто на байках, направляются к пристанищу Игни, последний подходит к Черному.
- А почему ты им ничего про планету не сказал? Врал все-таки?
- Нет. Просто ты готов был услышать такое, а они еще нет. Дай людям выгрести из дерьма.
- А мои что, не в том же дерьме? – в его голосе слышится даже некоторая обида на другую оценку его обстоятельств. Черный фыркает и говори так просто, как будто это обычнейшая вещь в пустыне.
- Ты готов услышать, потому что ты федерал, знаешь законы и летал через туннели. Ты знаешь, что такое колонизация, и знаешь, как это действует и как это можно сделать. А для всех остальных это просто сказка на ночь: планеты, космос, корабли.
- С чего ты взял, что я федерал? – тихо спрашивает Игни, а Черный откровенно смеется.
- С того, что ты только что спросил!
- Ты че? И его собираешься к себе тащить? Хиро на байках сидел, он половине пустыни с этой стороны машины делал, а его склад разнесли в пыль. С ним разговоры не прокатят.
Черный сгибается в неожиданном приступе кашля, выплевывает на бетонный пол розовую от крови слизь и слюну и, выпрямившись, усмехается – весело и зло.
- Тем более он нам нужен.
Астор смотрит на него с удивительно задумчивым выражением лица и спрашивает:
- Черный, ты знаешь, что ты псих?
- Да, - соглашается Черный, – ну и что?
Астор пожимает плечами:
- Да ничего.
Никлас тенью отделившийся от каких-то развалин, усаживается ему за спину, ничего не спрашивая и не уточняя, но судя по крепко стиснутым челюстям, сказать ему есть что. Черный нетерпеливо отмахивается и кричит Саиту.
- Возьми к себе Всадника, пусть показывает.
Они снова едут через город. То справа, то слева что-то рушится, изредка вспыхивает. Среди развалин и на улицах валяются трупы, обгорелые и целые, и уже никто не спешит снимать с них имущество, хотя пару раз они видели, как кого-то раздевали. Еще дважды они встретили несущиеся нагруженные машины, но водителям, с трудом маневрирующим между тлеющими развалинами, было не до двух таких же байков с такими же жителями пустыни, и Черный решил не обращать внимания на одиночек. Тут бы с группами разобраться.
Ему кажется, что времени у него опять очень немного. Потому что куда Сталлер или его Алеф, не суть важно, может отвести людей? Если станция больше не работает, какое-то время они смогут перекантоваться по шахтным поселкам, собрать там всех людей. Но рано или поздно им придется вернуться обратно и идти на Соленое Побережье. Он думает, что Сталлер покинул Перевалку в таком виде для того, чтобы он Черный, тоже рано или поздно добравшийся сюда, сначала встретил бы обозленных жителей Перевалки. а потом люди Сталлера вернулись бы и покончили с ним здесь, на практически своей территории. Да еще и с поддержкой всех обитателей Южных Гор.
План вполне реальный, и мог бы сработать, да частью он и сейчас может сработать. Но Сталлер не учел, не смог учесть того, что он, Черный, не узнает о том, что станция взорвана. А он не узнал, и потому разделил своих людей, и потому явился на Перевалку в одиночку, и вынужденный выкручиваться, играет роль то ли реального психа, то ли… пророка Песчаной Девы.
Он избегал этой роли, сколько себя помнил. Не честность даже, а какая-то форма брезгливости не позволяла ему присвоить регалии Голоса Бога и основать собственную веру. Что-то невообразимо мерзкое, ущербное чудилось ему за спинами священников и святых федеральских концессий, изредка появляющихся на улицах Цереса. Черный не хотел быть таким, не хотел и близко подходить к такому, но сейчас он думает: сделал бы и это, выступил бы в качестве миссии, заклял бы именем Песчаной Девы, лишь бы эти люди пошли за ним, а не против него.
Если подумать – возможность такая ему еще представится.
Всадник машет рукой куда-то в сторону окрестностей, они дружно поворачивают. За углом на редкость целого строения их встречает группа желающих пообщаться. Никлас без лишней осторожности прижимает голову Черного вниз, болтом с него самого сносит головную повязку, и она развевающимся шарфом падает ему на спину. Черный, выругавшись, разворачивает байк боком и отработанным усилием переворачивает дном к противнику. Саита повторяет маневр и еще пара болтов или гвоздей скользят по гравитационным подушкам.
С той стороны раздается привычного уровня мат, и Саита орет в ответ:
- Эй вы! Бляди недорезанные! Куда на хрен бьете! Совсем оборзели?
- Сам ты блядь недорезанная! Что, от своих отстал, сука! Только высунись, я тебе и без твоих блядских ружей прикончу!
Черный на миг теряется: неужели его смогли опознать даже в очках и повязке? И что только, получается, о нем не говорили, если люди Перевалки настолько его ненавидят? Но потом ему в голову приходит более правдоподобное объяснение. Их байки: с разгонниками, дополнительной броней, шестью гнездами для батарей или оружия, гравитационной подушкой – такие машины не часто встречаются по эту сторону пустыни, и обитали Перевалки наверняка привыкли видеть такие в руках тех же самых людей, после которых люди Черного их получили. У людей Сталлера, у бывших кочевников, а значит, и у тех, кто напал на Перевалку.
Саита, видимо, тоже успел добраться до разгадки, потому что кричит в ответ:
- Эй! Идиоты! Мы на Перевалку попали полчаса тому назад! Остынь!
- Давай, давай – рассказывай! Сука!
- Вот же блин, придурок! Мы эти байки отбили, понял?
- Ага. У самого Черного небось?
Черный мысленно качает головой, которую сейчас Никлас по-прежнему удерживает ладонью в положении мордой в пол. А неплохо потрудилась местная пропаганда, на совесть.
- Нет, - безмятежно, а главное, совершенно правдиво отвечает Саита, - у придурков каких-то.
- Да ну? – иронизирует разговорчивый стрелок, а Черный мотнув головой, таки скидывает руку Никласа и тычет ему пальцем в сторону той самой уцелевшей развалины. Никлас понятливо кивает и осторожно, укрываясь от противника за байками и возможного стрелка в здании, ползет к дверному проему.
- Какие придурки пошли… обеспеченные. На таких крутых байках ездют и бесплатно их раздают всем желающим.
-Мы отбили их у кочевников, - веско произносит Черный, шаря по поясу левой рукой. Где-то там должна быть такая штука, которая, если ее поджечь, горит цветным, очень ярим пламенем, но, практически не причиняя вреда. Хорек назвал их типа шашками или еще как-то, а идея с помощью цветных огней передавать сигналы о помощи или осторожности так понравилась Рагону, что тот долгое время носился с ней как с последней флягой воды. Идею, в конце концов, отвергли, но шашки с собой взяли – пригодится для сигналов друг другу.
- Чего?
- Да их полно. Таскаются по нескольку человек, кто с байками, кто с ружьями. Думают, если ружья есть, то все – вся пустыня ихняя.
С ответом медлят. Черный тут же испытывает душевный подъем: попал в больное место.
- Так и есть, - с ненавистью цедит сквозь зубы то-то другой, - у кого ружья – у тех и пустыня. Ну да ничего, найдется и на их жопу х** с винтом.
Черный отмечает это «их», и продолжает.
- Не сомневаюсь. Парочка так уже нашли, - Черный старается, чтобы звучало хвастливо и с горечью вспоминает правду: хрен знает какая куча людей ни за что, ни про что сгинула в песках. Здесь нечем хвастать.
- Ага. Я поверил, - возвращается первый беседующий, а из развалин раздается невнятный вопль, мат, а потом в бывшем дверном проеме появляется Никлас, толкающий впереди себя низкорослого кривоногого типа с поднятыми вверх руками. Тип орет:
- Не стреляйте. Они блядь ехать хотят к Хиро.
Как ни странно из-за байков противника не доносится ни мата, ни разочарованных возгласов. Черный невольно напрягается, но тут им отвечают.
- Смотрю, ты и впрямь мог байки отбить. Почем мне знать, что не пришьешь?
- Ну не пришил же,- резонно замечает Черный, - чего б я тогда с твоим стрелком возился?
- Блядь, - емко резюмируют с той стороны, возятся, а потом из-за байков появляются парни в обычной пустынной одежде и, помедлив, переворачивают машины.
Черный машет рукой Никласу и тот отпускает пленника. Они тоже возвращают байки на «колеса», и тут один из беседовавших внезапного стягивает респиратор и очки.
- Черный.
- Картон.
Черный мысленно плюется – опять все заново.
Они стоят друг против друга – четверо людей Черного и шестеро людей неизвестно кого. Просто жителей Перевалки, которым отныне придется искать другое место жизни. Они не враги, Черный готов встать на колени и кричать об этом. Они не враги, но как во имя Песчаной Девы это объяснить.
- Какого? – пораженно говорит первый беседующий, чей респиратор болтается на левой половине лица. Затем он хватает гвоздемет и стреляет, прежде чем второй – Картон, странное имя ему дали за легкомысленное отношение к жилищам, он картоном даже землянки прикрывал, успевает отвести дуло. Черному хватает выдержки шарахнуться в сторону, а не упасть, но зря он это делает, потому что тот самый стрелок, которого они только что отпустили, вскидывает винтовку и тоже начинает стрельбу.
Никлас прыгает, чуть ли не на шесть футов и падает на Черного. Черный опять изрядно прикладывается об утоптанную до железной крепости глины. Раненое на Острове плечо словно огнем окатывает, и он с полминуты хватает ртом воздух, стараясь вздохнуть нормально.
- Чтоб тебя, – хрипит он, пытаясь сбросить Никласа, - слезь, блядь, дышать нечем.
Подняв голову, он видит, как Саита, тщательно прицеливаясь, стреляет и на байке «противника» разлетается батарея.
- Чтоб тебя, - снова шепчет Черный и кричит, - прекратить стрельбу! Прекратить мать вашу!
Получается плохо, он никак не может толком вздохнуть, с той стороны чей-то голос. Кажется Картон, орет то же самое,
- Стоять, блядь! Не стрелять!
Черный садится на задницу, кашляет, крутит пальцем у виска, демонстрируя Никласу мнение о его поступке. Левая рука висит плетью, и боль пульсирует в плече в такт ударам сердца. Никлас не реагирует: тоже садится и медленно поправляет респиратор.
Черному кажется, что слишком медленно, и он бесцеремонно хватает своего шпиона за вторую руку. Никлас судорожно дергается, из-под респиратора слышен глубокий стон: пуля прошла по касательной по спине, выдрав кусок мяса в районе лопатки. Черный матерится сквозь зубы, роется в гнезде байка, где хранится хорошая армейская аптечка – подарок от блонди. Он кричит:
- Подождите! – и, выудив волшебный короб, ищет кровеостанавливающий пластырь. Никлас отпихивает его руку от аптечки и кивает головой в сторону неврагов. Черный снова крутит пальцем у виска, хотя по большому счету с ним согласен: договориться с неожиданными противниками сейчас важнее.
- Эй!
- Что ты здесь делаешь, Черный? – вопрошают с другой стороны, и Черный на миг застывает, удивленно вскинув брови. Вот как даже?
- Взрываю станцию? Сжигаю Перевалку? – и Никлас, занятый введением обезболивающего дергается всем телом и хватает Черного за руку здоровой рукой. Черный вскрикивает – плечо опять прошивает болью, но он тут же об этом забывает, услышав ответ:
- Станцию взорвали еще неделю назад. Перевалку сожгли еще ночью. Не такой ты идиот, чтобы снова вернутся и лазить здесь в одиночку. Даже если у тебя такие справные помощники.
Черный фыркает, ловит настороженный взгляд Саита и обводит пальцем основание сжатого кулака: смотри в оба. Саита понятливо кивает и отползает от байка. Всадник, усаживается так, чтобы видеть руины здания с другой стороны и кладет чанкер поперек колен.
- Картон, блядь, ты не представляешь, как приятно слышать нормального человека.
- От чего же, представляю. Хотя на счет не идиота, я погорячился.
- Почему? – Черный хмуро смотрит на то, как Никлас пытается стянуть плащ с плеча, отводит его руку и без особых церемоний режет рукав ножом. Отличная танагурская одежка не желает так быстро прийти в негодность и режется с превеликим трудом. Плечо начинает гореть постоянно.
- Потому что, какого хрена ты вообще сюда приперся? Покрысятничать? Так тогда ты припоздал.
- Нет, - Черный стискивает зубы, разрезая неподатливую ткань, пережидает боль, мимолетно думает что он и правда идиот, потому что в аптечке обезболивающего до фига, - я сюда с караваном пришел.
- И с товаром, - с иронией замечают с той стороны. Черный на миг прекращает экзекуцию, невольно прислушиваясь внимательнее и разыскивая взглядом Саита. Того не видно, а Всадник подымает вверх большой палец – все по плану.
- И с товаром, ясное дело. Только на с Мастерских до сюда бурей дважды накрывало. Так что о том, что станция взорвана, я был не в курсе.
- Ага. И на Перевалке тоже в упор пожар не видел.
- Утром, после бури. Потому и рванул в одиночку. Мало ли что здесь происходит.
Черный думает, что за время переговоров ему удается слышать только один голос, качает головой и вытаскивает из гнезда винтовку. Никлас понятливо кивает и, переложив свой пистолет в левую, садится на корточки. Рваная дыра на плаще подплывает свежей кровью и Черный, выругавшись, лепит пластырь сверху, прямо на ошметья ткани и кожи. Никлас резко выдыхает сквозь зубы, но не отшатывается.
- Напали, подожгли, всех перебили, - равнодушно сообщает Картон, - как обычно.
- Было бы обычно – по мне не стреляли бы. И уж точно не из винтовок,- Черный вздыхает и решается предпринять последнюю попытку, - Картон, явился два часа назад. Если бы это мои люди напали, то какого хрена я бы сейчас приперся, а? Потащится на трупы что ли? Вспомнил, что кого-то там не пристрелил?
С той стороны несколько натянуто удивляются:
- А я разве не то говорю?
- Нет, - качает головой Черный, - ты мне зубы заговариваешь. Верни, блядь, своих людей, слышишь? Не веришь мне – вали в свою сторону, а мы в свою.
- Да не куда валить-то, - мрачно отвечает Картон, и Черного начинает трясти от этой невозможности объясниться, всунуть в голову собеседника свое знание. Не какие-то там будущие возможности или обещания – нечто совсем простое, такое очевидное с точки зрения Черного.
- Блядь, парень!- орет он, - что, вся пустыня сошлась на этой станции? Вали в глубь, вали на Побережье. Да хоть до самого Старого Города! Какого хрена?! Что вам, блядь, здесь такого наплели? Да даже если это я решил всех уложить и завоевать, блядь, пустыню, все равно, какого хрена?! Просто вали отсюда! Тебя не тронут!
Всадник, обосновавшись за останками совсем разбитой машины, показывает два пальца. Черный кивает. Никлас сидит, опираясь спиной на байк, и не сводит взгляда с дымящихся развалин какой-то хибары.
Черный, безусловно одобряя выдержку своего шпиона, быстро говорит:
- Надо отползти отсюда.
Никлас отрицательно крутит головой.
- Тогда не снять второго стрелка, - он не смотрит на Черного, боясь и на секунду оторвать взгляд от опасного сектора. На миг Черному становится стыдно: Никлас не раз и не два указывал на свое приоритетное задание и сейчас понимание того, что даже ценой своей жизни он не сможет спасти подопечного, должно причинять ему немалую боль. Черный вздыхает про себя и вытаскивает из-за пояса «лягушку». На таком расстоянии использовать бомбу слишком опасно, а гранат элементарно жалко.
- Эй, - снова обращается он к Картону, - я еще не передумал. Забери тех, то остался и вали отсюда, понял? Иначе я бросаю гранату.
- А гранаты, значит, у тебя все-таки есть.
Черный скалится, неожиданно для самого себя, приходя чуть ли не в бешенство, и орет.
- Да, блядь! У меня есть гранаты! И есть винтовки. И даже патроны, блядь! Есть, потому что месяц назад хуева куча мудаков решила укатать нас в песок на Острове Кораблей. Да, блядь, не на тех напали, и мы закатали их в песок, вместе с ихними винтовками и пулеметами, понял! И да, все что осталось на трупах стало нашим. Понял, придурок!
- Понял, понял…
В этот момент Никлас опять вскидывает руку этим одним движением и стреляет. Раздается звук падающего тела, и Черный теперь видит чью-то руку из-за глиняной развалины. Никлас откидывается головой на байк, несколько раз крепко зажмуривается, а Черный, активировав запал, швыряет «лягушку» в сторону голоса.
Даже не смотрит особо, но видимо попадает в точку: «лягушка» свистит, раздается негромкий хлопок и наступает тишина. В этой тишине отчетливо слышны далекий рев байка и потрескивание перегретого абразивного картона. Черный тоскливо матерится, но ждет пока с той стороны, за спинами предполагаемых противников появляется Саита, двигающий уверенно, но аккуратно и винтовку все еще удерживающего в боеготовности.
Он чуть наклоняется над машиной, где сидел Картон и, выпрямившись, негромко говорит:
- Готов, - и закидывает винтовку за спину, - шестой по ходе сбег.
«Сбег так сбег» - равнодушно пожимает одним плечом Черный и встает на ноги. Всадник, подошедший к нему, не успевает и рта раскрыть, как Черный указывает ему на Никласа.
- Пластырь поменяй ему на спине. Задело.
Всадник на удивление послушно кивает и наклоняется над Никласом, а Черный двигается к байкам.
Картон еще не «готов», как заявил Саита, но выжить ему не удастся: острый кусок керамики распахал ему артерию на шее, и Картон, удерживающий рукой горло, истекает кровью.
Идиотская смерть. Даже модифицированная «лягушка» намного слабее осколочной гранаты. Черный опускается рядом с ним на корточки, убирает с лица разодранный в лохмотья респиратор.
Картон, булькает горлом, но чудом произносит:
- Ты… взр.. ты..взхх
Черный понимает,
- Нет, я не взрывал станцию. И не нападал на Перевалку. Я, блядь, пытаюсь помочь тем, кто остался.
Картон хрипит, кровь толчками выплескивается сквозь пальцы. Черному хочется отвернуться, но он заставляет себя смотреть до конца.
Нелепая идиотская смерть.
Картон вздыхает всей грудью, кровь выливается из открытого рта, из шеи, но Картон упорно выдыхает по слогам.
- Хо-ро-шо.
Черный смотрит на пять новых трупов, притащенных к развороченному «лягушкой» байку. Двоих он знает, это местные с Перевалки, и раньше кантовались с Бювалем, которого пришили в прошлом году. Двое с шахтных поселков, и Черный помнит только как их зовут. Картона он знает давно. И когда-то тот спас ему жизнь.
При ближайшем рассмотрении один из малознакомых оказывается не трупом, а тяжело раненным. Саита, горестно вздохнув, усаживается рядом с ним на корточки, сдирает плащ, еще раз горестно вздыхает и открывает аптечку. Раненый, расширенными глазами смотрит то на Черного, то на Саиту, но когда тот лепит ему на грудь кровеостанавливающую повязку, открывает рот, собираясь спросить.
Черный взмахивает рукой:
- Помолчи.
Раненый кивает, хрипит от боли, кашляет и снова хрипит. Черный подбирает его респиратор, напяливает тому на лицо. Оглядывается. Всадник торчит за их спинами, глядя по сторонам, Никлас сидит возле его байка. Выбора на самом деле у них нет.
- Так…
- Хрен тебе, - коротко кидает Саита, прилепливая повязку на спину раненого. Аптечка новая, новейшая, можно сказать. Повязка тут такая, что и крепится сама, и кровь останавливает сама, и песок глотает и еще и какую-то дрянь обезболивающую содержит. Чудное дело: прилепил на рану, а дальше оно само.
- Саита.
- Хрен тебе, - повторяет он, - один ты не пойдешь.
- У нас двое раненых.
- Перетерпят, - безапелляционно говорит Саита, - шпик твой вон посидит с парнем и с трупами, а Всадник сгоняет к своим.
План хороший, нео рассчитан на то, что новоявленный сотрудник, действительно послушается приказа и отправится его выполнять, а не устремится в дальние дали, завладев очень хорошим байком с полным запасом всего, что надо, и с бонусами в виде оружия и аптечки. И не пристрелил для надежности оставленных на его попечении раненых.
- Черный, нет, - голос Никласа еле слышен, он с трудом встает и ковыляет по направлению к дарту. Саита хмыкает, Черный смотрит на едва переставляющего ноги шпиона, и усталость обрушивается на него как обвал. Он представлял себе все иначе. Он думал, он предполагал что ему, им всем, придется драться, придется кричать о нежелании драться, придется искать своего противника, если Сталлер увел людей дальше или принимать бой тут же, немедленно, им опять с превосходящими силами, с людьми, прошедшими выучку, обеспеченными оружием и патронами пусть уже и хуже, но все равно лучше, чем они сами. Он думал, что ему придется опять выдумывать и выкручиваться, стараясь уменьшить потери, стараясь убедить «бугров» Перевалки в необходимости действовать вместе. Он представлял, как он будет говорить о новой планете, какие доказательства ему нужно будет предоставить, как вообще обо всем этом рассказать. Он думал, что в такую фантастическую вещь эти люди не поверят и что ему придется из шкуры вылезти, чтобы доказать это.
А ему пришлось доказывать, что он не взрывал станцию, что он не нападал на Перевалку, что не он убил ее обитателей и не он собирается завоевать пустыню и уничтожить все ее население. А это совсем другое.
- Черный,- Никлас останавливается рядом с ними, кашляет, сгибаясь пополам. Потом выпрямляется.
- Я вколол сиардин, минут через пять буду в порядке.
- Пока отходняк не срубит, - кивает Черный. Он чувствует усталость, тяжелую, оглушительную усталость, а ему нельзя раскисать. Ему еще чертовски много успеть надо сделать.
- Пять минут, - повторяет Никлас. Саита еле заметно качает головой, и Черный говорит.
- Ты останешься с раненым. Всадник едет за помощью. И приводит сюда моих, - он поворачивается к Всаднику, и тот делает неопределенный жест рукой, подтверждая согласие, - и тогда ты поедешь с ними, если сумеешь встать на ноги. А я с Саитом еду сейчас.
- Недопустимо, - хрипит Никлас, Черный опять испытывает мимолетный укол совести, а потом дергает Никласа за руку и резко хлопает по спине, как раз там, где должна быть рана. Никлас испускает короткий вопль и падает на колени.
Черный опускается рядом, вкладывает Никласу в руку гранату.
- Продержись тут, слышишь? Обещаю, что дальше буду чаще к тебе прислушиваться, понял?
Никлас , судя по тому как качает головой и пытается ухватить Черного руками, не согласен. Черный встает на ноги.
- Нам надо торопиться, - и продолжает, обращаясь к остальным, – Всадник, берешь наш байк, едешь к Игни и ведешь моих люей к Хиро... только тихо, возможно они и не понадобятся. И пусть Игни пришлет сюда кого-нибудь за ранеными. За обоими, - уточняет он на всякий случай, явно вызывая у того удивление.
- А мы с тобой двигаем к Хиро.
Саита сплевывает, ругается.
- Все равно дерьмо, дарт, - и топает к байку.
Им нельзя останавливаться.
Заведение Хиро расположено на окраине Перевалки, как того и следует ожидать: главному механику с этой стороны Южных гор требуется не только склад машин и запчастей, но и полигон для испытаний и откатки. Сейчас от второго по величине здания в Перевалке остались жалкие останки, каркасы зданий и машин, обгорелые трупы возле сплавленных в ком пары байков и торговых тележек – пожар бушевал здесь особенно сильно. Удивительно, что кто-то остался жив и до сих пор находится здесь.
Они останавливаются в самом начале бывшей улицы. Раньше здесь в ряд стояли картонные халабуды, где активно торговали деталями, батареями и мелкими машинными девайсами. Дальше пространство между зданиями было занято ожидающими разборки или ремонта машинами, снующими между ними людьми и проводами, на которых бесконечно сохли окрашенные и разрисованные детали тюнинга. Теперь все это сгорело в пепел, как и предупреждал Астор, и пространство перед бывшим обиталищем Хиро просматривается и простреливается с легкостью.
Саита фыркает и трогает Черного за плечо, явно имея в виду последнее обстоятельство. Добраться до предполагаемого место нахождения «бугра» тайно не получится. Черный кивает Саиту, указывая пальцем на индикатор разгонника, поправляет респиратор. Саита крепко обнимает Черного за туловище и пригибается.
Черный, рыкнув двигателем, не спеша разворачивает байк, демонстрируя намерение убраться подальше, утопляет кнопку срочной активации разгонников. Те несколько секунд, пока тихо подвывая, система готовится к старту, кажутся обоим бесконечными. Чем рагон не шутит, в здании могут быть вовсе не люди Хиро, а люди Сталлера, а даже если люди Хиро, то у них могут быть винтовки, и ничто им не мешает открыть пальбу в любую минуту. Но расчет на малое количество патронов, если они вообще есть. себя оправдывает: стрельбу не открывают до тех пор, пока Черный, не поворачивает руль обратно, а байк, подгоняемый импульсом разгонника, едва не взлетает в воздух.
А потом становится поздно. Байк летит вперед, Черный заставляет машину вильнуть, раскидывая одну из куч: остовы машин и куски разлетаются в стороны, хоть как-то, но это отвлекает стрелков из здания. Черный снова разворачивает машину настолько резко, что они едва не переворачиваются, возле оплавленных остатков каркаса, вообще поворачивает в обратную сторону, снова разворачивается и несется наискось к соседним развалинам, чтобы в последний момент совершить обратный маневр и, сопровождаемый фонтанчиками песка и глины, ровной строчкой прошивающими улицу, оказаться под стеной обиталища Хиро.
Черный сдирает респиратор и в который раз за этот день орет:
- Поговорим!?
- Кто вы на хрен такие и что вам надо?
Голос уверенный, холодный, хриплый: то ли его владелец курит много, то ли надышался гарью и дымом – голос человека хладнокровного и привыкшего отдавать приказы. Черный фыркает. Хиро и выглядит так, как будто не на краю пустыни собирает байки бродягам и нищим, а сидит посреди Танагуры и конструирует медицинских роботов: комбинезон чистенький, все тестеры развешаны на поясе по ранжиру и длине, ботинки начищены. Да, представьте себе, Хиро специально заказывает крысам воск и крем, блядь, для обуви, чтобы начищать ботинки до блеска.
Перевалку на памяти Черного сжигали шесть раз, но нечищеными ботинки Хиро он не видел ни разу.
Саита кивает в сторону второго оконного проема, Черный тоже кивает, соглашаясь, и берет под прицел второе окно. Говорит слегка невнятно.
- Если на хрен не знаешь, кто такие, так какого сразу стрельбу открываешь?
- В профилактических целях, - ответствует голос и Черный, мысленно пририсовав к комбинезону Хиро галстук, мысленно же хихикает. Хиро – мужик своеобразный, и «бугор» серьезный, свою разношерстную техническую кодлу он держит в железном кулаке. Черному он нравится, но отношения у них натянутые.
- Предусмотрительно, - бормочет он едва ли не себе под нос и спрашивает погромче, - ну раз мы профилактику прошли, то может, мы пойдем ?
Саита удивленно смотрит на Черного, а тот крутит пальцем возле своего рта и показывает на него, Саиту.
- Нет, - холодно сообщает голос. Подождав пару секунд объяснений и не дождавшись, Черный интересуется.
- А почему?
- Потому что вы добирались сюда с какой-то целью, о которой теперь предпочитаете молчать. Это подозрительно.
Весьма здравое замечание. Саита, стянув респиратор, громко надсадно кашляет и говорит:
- Живи, Хиро. Давно не виделись.
В здании замолкают. Ветер гоняет по глине пепел и рыхлые сгоревшие останки неизвестного чего, гудит в кусках железа, и если не обращать внимания на запах гари и сгоревшей человеческой плоти, можно представить, что город разрушен давным-давно, что всего жители умерли или ушли, и спустя сотню лет только ветер и песок обитают на его улицах.
Почти правда. За исключением того, что ветер и песок властвуют здесь всегда.
- Живи, Саита. Давно не виделись.
- Решил вот зайти… на огонек, - Саита невольно напрягается: не слишком ли грубый вышел намек. С ответом медлят, и Черный находит на поясе гранату.
- Знатно зашел, - отмечают с той стороны стены, - если тебе нужен байк, то ты опоздал. Байков больше нет.
Вряд ли это правда, на складе у Хиро всегда стояли наготове с десяток машин, а еще не меньше десятка находились на полигоне в почти собранном состоянии. Но голос Хиро звучит странно, твердо, но странно, так что может быть Астор и прав, и машины Хиро действительно уничтожили.
- Брось, - выражает сомнения Саита, - когда это у тебя байков не было?
- Тогда, когда их уничтожили.
С той стороны снова замолкают. Черный задумчиво крутит головой, пытаясь найти тему для беседы, и Саита, не мудрствуя лукаво, спрашивает:
- Слышь, Хиро. Может я чего-то не догоняю. Но ты тут не одни раз горел вместе с Перевалкой, и в жизни такого не было, чтобы ты без людей или машин оставался. Что, блядь, происходит здесь?
За стеной молчат. Черный кивает Саиту, и, сильно пригибаясь, добирается до соседнего провала в стене. Он успевает подобрать какую-то железку, но кинуть внутрь, проверить реакцию обитателей, не успевает.
- Ты с кем сюда пришел. Саита?
- С караваном, ясное дело.
- С каким?
Честность – лучшая политика. Саита вздыхает и говорит:
- С Черным.
Черный опускает железку на землю и вытаскивает из пояса гранату. Саита крепче прижимается к стене и удобней перехватывает винтовку. Гранату он тоже успел достать и готов выдернуть чеку зубами и швырнуть внутрь.
- Что ж тогда до сих пор тут бродишь? – задумчиво говорит голос, и Саита, вопросительно глянув на дарта, отвечает.
- А я, блядь, здесь ровно два часа брожу. Ага. И уже успел наслухаться столько хуйни, сколько за всю весну не слышал!
- Ваши люди сожгли мои байки, - сообщает голос, и на этот раз Саита понимает, почему голос Хиро показался ему таким странным: в нем звучала печаль, горе в нем было. Он невольно качает головой, стараясь избавиться от ощущения вины неизвестно за что, и кричит зло.
- Я не сжигал ничьих байков. Ни я, блядь, ни Черный. Мы приперлись сюда два часа назад.
- И до сих пор живы, – иронизирует голос, и Саите снова кажется что-то надрывное, печальное. Это не похоже на Хиро. Настолько не похоже на того самоуверенного, хладнокровного мудака, каким его помнит Саита, что он внезапно преисполняется недобрыми предчувствиями. Опасность сидит там за этими разваленными стенами, такая опасность, что лучше будет, если они прямо сейчас отсюда уберутся.
Вот только как убраться, если им в спину будут палить из штурмовых винтовок?
- Да, живы. Хотя пару придурков уже хотели что-то нам сообщить.
- И как?
- Сообщили. Что, мол, мы, караван Черного, то есть, подорвали станцию, за каким-то хреном сожгли Перевалку, а чего теперь назад приперлись, так вот это еще никто внятно объяснить не смог. Я тоже объяснить не могу. Но меня уже задолбало! Их, блядь, всех расстреляли, а виноват, блядь, Черный!
- У тебя тоже есть винтовка, - резонно замечает голос. Саита смотрит как Черный, крысой выкручивается между камнями, чтобы доползти от бывшего окна до бывшей двери или что там еще было, и орет в ответ.
- Так и у тебя винтовка есть. Ага. И у тех, кто ось там за поворотом стрелял в белый свет как в ясно солнышко, тоже винтовка была. Так может ты тогда тоже с каравана Черного, а?
За стенкой молчат. Черный почти добрался, и Саита судорожно думает, как продолжить поднятую тему, или какую новую предложить, чтобы отвлечь внимание Хиро. Нехорошо там внутри, совсем нехорошо, и другое предчувствие грызет его хуже всякого рагона.
- Слышь, Саита… скажи своему дружку, чтоб он почем зря по порогу-то не лазил. Мины там.
Саита едва не давится воздухом, и вместо того, чтобы кричать, шипит:
- Черный, блядь! Черный, замри на месте.
-Блядь, Хиро. Ты ебанулся!
Черный оглядывается, аккуратно отползает на шаг назад, потом снова оборачивается и показывает Саиту один палец. Что по идее должно означать, что Хиро внутри один. И мины по периметру.
- Ебанулся, - повторяет Саита, оглядываясь вокруг. Если внутри и впрямь мины, хоть сто раз самодельные, и спятивший от горя «бугор» там один, то попали они четко. Что с винтовки того не снять, что гранату не кинуть. И убраться почти нереально: во-первых, чертова винтовка, и не факт, что все патроны Хиро расстрелял, а во-вторых, мины взорвать тоже дело двух секунд.
- Может быть, - вполне серьезно отвечает голос, - а может и нет. Моих людей всех уничтожили, Саита. Всех, до последнего человека. И машины… обливали напалмом и поджигали. И тележки, и людей, и детали – все. А я вот… уцелел.
Черный медленно отползает еще на пару шагов, садится у стены. Что делать он тоже не представляет.
- И подумал, что если кто из ваших поймет, что клан положили, а «бугра» - нет, то вернется, чтобы убить. Вот я и решил сюрприз приготовить. И смотри-ка – дождался.
Саита засовывает гранату за пояс, от греха подальше. Снова повторяет с тоской:
- Ты ебанулся.
Саита с надеждой смотрит на противоположную сторону улицы, где более высокие развалины могут послужить укрытием для пришедших на помощь. Надежда безосновательна: если там покажутся люди Игни или, не дай Юпитер, Марина с рагоновцами, то он первый будет орать, чтобы они убрались обратно.
- Но сюрприз удался, - насмешливо говорит голос, и Саита едва удерживается от того, чтобы не вскочить и несмотря ни на что, не прикончить придурка.
- Хиро, блядь,… - Саита хочет сказать, что никому он придурок не нужен без своих людей и машин, что конечно, ерунда, и удерживается в последний момент. Черный подымает голову и говорит.
- Послушай, Хиро.
Он замолкает, ожидая реакции – от проклятий до взрыва. Внутри молчат, и Черный, зачем-то несколько раз сжав в ладони гранату, смотрит на нее, словно граната может дать ему совет.
- Давай помолчим.
Саита ошарашено смотрит на Черного. Тот по-прежнему внимательно рассматривает гранату на своей ладони, респиратор болтается у него на шее, и хотя Саита знает,. что у Черного фильтры образовались в носу, спасибо шпиону, все равно картинка впечатляет. Жаль, сбрендивший «бугор» этого не видит.
- О чем? – спрашивает последний. Черный пожимает плечами, как если бы его собеседник мог видеть это движение, щурится на очертания Южных гор, снова пожимает плечами.
- Да просто так. Знаешь, я сегодня уже трижды речи толкал – задолбался. Так это с нормальными людьми, у которых куча раненых на руках и они любой помощи рады. А у тебя раненых нет, так что пронять тебя нечем.
- Зачем тебе раненые?
- За тем же, зачем и все остальные. Отправлю на Мастерские – там работы до черта.
- Так тебе что, рабская сила нужна? – в голосе должен бы звучать сарказм, но не звучит. Нет ничего в голосе Хиро, кроме усталости.
Черный пытается это представить. Жил мужик, разбирался в технике. Ни мало не хуже Белка, если уж на то пошло. Собрал себе клан из таких же механиков, чинил байки, собирал всякие штуки по мелочи, наверняка, и из оружия делал всякое: не огнестрельное, но убойное. Да хоть те же чанкеры, которые кремниевыми пульками могут стрелять. И разместился в хорошем месте, и уважали его сильно, хоть и отбиваться приходилось чаще других. И дело делал честное. И вот на тебе: пришли ублюдки из пустыни с драным своим огнестрелом, и за полчаса уложили всю Перевалку, даром, что ружья и у последних были.
Чтобы он, Черный сделал? Если бы потерял всех? Вообще всех?
- Нет. На хрен? Столько работы нет ни у кого в пустыне. Но у меня, знаешь ли, нет оружия. Кое-что мы отбили у сталлеровсих ублюдков, но это – капля в море. Да и пули для винтовок, знаешь, раздобыть труднее, чем сами винтовки. Так что на Мастерских мы делаем всякие снаряды – типа гранат, бомб и мелкой взрывчатки. А этого добра надо много.
- Значит рабы нужны, – подводит итог Хиро. Черный фыркает:
- Ты и впрямь думаешь, что я доверю делать бомбы рабу? Человеку, который работает под угрозой смерти? Я не сумасшедший.
Черный вспоминает, что только за один сегодняшний день он уже раз десять удостоился вышеупомянутого титула, и хмыкает про себя. Может, так оно и есть?
- Звучит разумно, - соглашается голос. Черный вдруг представляет, что там, за стеной, нет никакого Хиро, только запись на наладоннике, программа, составленная кем-то шибко умным. И эта программа крутится, чтобы выиграть время. А выиграть время требуется, чтобы сюда подтянулось как можно больше людей?
Игра воображения внезапно кажется Черному настолько убедительной, что он приподымается, чтобы взглянуть, чтобы убедиться, что имеет дело с живым человеком, а не записью. Саита шипит и делает такое движение, как будто собирается одним прыжком преодолеть расстояние в десяток ярдов и заставить спятившего дарта улечься носом в землю. Черный садится, успокаивающе машет Саиту рукой, в ответ на его продолжающееся шипение: «Мать твою. Черный! Ты ебанулся! Что ж ты делаешь?!» - и пытается сообразить, действительно ли он уже спятил или и впрямь подобное гадство можно сделать?
Технически, как сказал бы Никлас, это вполне возможно. А не технически? И кому, как не главному механику Перевалки уметь делать подобные гадости? А софт вообще заказать можно.
- Слышь, Хиро? Я у тебя спросить хочу. Только ты просто ответь, без экивоков, лады?
- Спрашивай, - утомленно соглашается голос. Черный набирает в легкие воздуха и выдает:
- Ты в позапрошлом году Ершу два байка делал. Один обычный, а второй с разгонниками и типа с модулятором. Ерш потом говорил, что ты ему фуфло толкнул. А я вот что хочу спросить: что этот модулятор должен был делать?
Может и не самый лучший вопрос для определения кто есть кто, но Черный другого придумать не успевает. Дело такое и впрямь было, правда, не два, а три года назад, Ерш и впрямь жаловался,что Хиро его натянул и даже вроде как разбираться собирался, и что должен делать тот модулятор осталось неизвестным. Ерш что-то болтал на счет защиты от кочевников, но так и не пояснил в чем дело.
А если он, Черный, просто съехал с катушек, то ему уже все равно, что о нем люди подумают. Саита, судя по выражению лица, уже думает соответствующее.
Голос с ответом медлит, но наконец, произносит:
- Странный вопрос.
- А все же?
- Три года назад Ерш просил поставить на байк модулятор звуковых частот. Если слухи не лгали на счет тебя и танка, который сконструировал Белка, то ты должен знать, как работает звуковой модулятор.
Черный кивает сам себе: не, никакая программа с подборкой по словам так лихо столь сложную конструкцию не слепит. Значит внутри человек живой, только отчаявшийся сильно.
- Да, я понял. Танк потом пришлось разобрать, сильно уж старый, сломался. Белка его и так, и сяк крутил, но… сказал, что каких-то уникальных деталей не хватает.
- Белка любит… собирать уникальные детали. И машины...
Черный думает, показалась ему ирония и грусть в голосе или просто он услышал то, что сам ощущает.
- Любил, - поправляет он, - Белка умер в прошлом месяце.
Изнутри развалин раздается первый посторонний звук: шорох и звук чего-то покатившегося. Мгновенное выражение страха и отчаяния на лице Саита отражается, Черный уверен, и на его собственном лице. Если это запал, или чека, то жить им ровно пять секунд. Но после звука взрыва не следует, и напарники облегченно вздыхают.
- От чего? – сухо интересуется голос.
- От всего. Он больше года на «сегуне» сидел, пока без крови уже ни дышать, ни жрать не мог. Бросил. На ширку перешел, да видать поздно.
Черный закусывает губу и закрывает глаза. Да. Белка умер от того, что сильно долго сидел на разнообразных препаратах. Это правда. Но это подлая и гнилая правда не имеет никакого отношения к тому, что было на самом деле.
И Черный кричит:
- Слышь, Хиро!? Белка не от наркоты здесь помер! Ты понял!? Вся эта дрянь просто дожрала его! Он в песках мало не два десятка лет обитал, какую только воду не пил, что только не жрал, какого дерьма не хлебал! Да, блядь, этого всего на десяток человек хватило бы! А он все равно злобы ни на кого не держал, и подлянок не делал никогда. И мечтал, блядь, чтобы всем людям было нормально! А он чтобы делал умных роботов! Для всех! Блядь!
Черный так сжимает гранату в руке, что та едва не выскакивает из вспотевшей ладони. Смотрит на нее, засовывает в пояс, продолжает чуть более спокойным голосом.
- Пусть и сидел на сегуне, а все равно он тот танк смонтировал. И переезд на шахтах тоже Белка сделал. И на Мастерских он кузню сделал реальную! Там плавят железо, понятно! По-настоящему! И делают порох и все остальное. И бомбометы тоже Белка сделал. От моих уже б и воспоминания не осталось, если бы не Белка!
Черный думает, что Хиро здесь вообще не причем, и что ему говорить о Белке – изобретателе, мсечтателе и мастеру на все руки и мозги Белке. Это его, Черного, горе, его печаль сейчас кричали, потому что он раньше голоса им не давал. А горю надо выговориться. И обиде.
Он ловит взгляд Саита: сочувственный и слегка опасливый, словно тот боится показать Черному свое сочувствие. И думает, что вот Белка, тот бы отреагировал иначе, сказал бы: «Плачь парень. Без слез жизни не бывает. Херня она тогда, а не жизнь». И он бы действительно плакал: скупо и больно, как плачут все, кто не привык это делать. А Алек бы смотрел со всем сочувствием, и плевать ему было бы на то, хочет он, Черный его жалости или увидит в ней презрение. А Вуд…
Черный с усилием крутит головой: хватит на сегодня хватит мертвецов и горя. Иначе он не вытянет.
- Я не знал, что Белка погиб, - тихо произносит Хиро.
- Не знал, - подтверждает Черный, - он с Мастерских повел людей с оружием – меня выручать. Мы на Острове Кораблей встали, чтобы оборону держать, да оружия было - крысюк наплакал. Все равно драться бы пришлось, но если бы не Белка – было б нам совсем хреново. Ну а его люди до Острова дошли, а Белка – нет. Мертвым его привезли, и похоронить не успели. Суки эти из гранатометов по нам так гасили, что всю высотку распахали. Так что хоронить оказалось нечего.
Хиро молчит. Черный тоже молчит. Не ко времени и не по уму, а стало ему легче. Словно долг он, какой выполнил перед Белкой. Словно извинился перед старым другом за то, что похоронить по-людски не смог.
- Я не знал, - снова повторяет голос. Черный пожимает плечами, как если бы собеседник мог его видеть, смотрит на солнце, чей сверкающий диск все время исчезает за столбами дыма. И думает, что время заканчивается.
- Так вот, - Черный выпрямляет спину, хмурится и говорит четко и быстро, - я станцию не взрывал и Перевалку не жег. Мы с Острова месяц назад выбрались и весь месяц раненых по кускам собирали, и гранаты себе делали. И сюда я пришел сегодня, четыре часа назад. А на Перевалку напали с тех двух лагерей, который у вас под боком с весны ружьями балуются и патронов не считают. И вы о них прекрасно знаете, и не один ваш «бугор» с ними за руку держался. Может и ты держался, да надули они тебя, как и всех остальных. А веришь ты мне или нет – мне по хрен.
- Не держался, – холодно сообщает голос, - с теми, у кого винтовки торг не ведут. Но если бы это были люди из лагерей, я бы смог кого-нибудь узнать.
Черный фыркает.
- Да счас. Респираторы в пустыне у всех одинаковые. Очки и маски тоже. Или к тебе они в форменных комбезах приходили?
- Нет, - ровно отвечает голос и, помедлив, продолжает, - но и твоих, от других, кроме сказанных слов, тоже ничем не отличить.
Немалая доля правды в словах Хиро есть. Черный с рассеянным видом трет кончик носа, оглядывается по сторонам, словно выискивая что-то взглядом. Саита на неожиданные выпады Черного уже не реагирует – только наблюдает любопытственно. А Черный, ничего интересного вокруг себя не обнаружив, лезет по карманам и поясам, и наконец, вытаскивает на свет божий, ярко-красную нарукавную повязку. Повязка эта была на той девушке-пилоте, которая привела вертолет с Алеком и Келли. Он тогда ее снял, потому что очень уж жутко смотрелась она рядом с кровью на ее лице и блузе, сунул в карман, да и так и таскал за каким-то хреном. И вот – пригодилось.
Черный растягивает в стороны шнурки – хватит ли длины, потом завязывает повязку на голове, поверх намотанного черного тюрбана и встает. Саита успевает открыть рот, чтобы что-нибудь сказать, но Черный делает два шага вперед и встает в проеме двери.
- Мои люди носят повязки, чтобы их можно было отличить от всех остальных.
Он понятия не имеет, где он раздобудет столько красной материи. Но уверен, что решил правильно.
- На пол-ярда левее.
Черный окидывает задумчивым взглядом прибывшую компанию:
- Стойте на месте и не шевелитесь, - и аккуратно подцепляет обломком трубы остов чего-то сгоревшего.
- Чего? – спрашивает один из прибывших: человек Игни - явно «свои» уже ничего у Черного не спрашивают.
- Стоять на месте, – повторяет Мальт, выходя вперед и собираясь немедленно остановить любого, собравшегося не выполнить приказ дарта.
- Чего? – спрашивают теперь двое.
- Стоять на месте, - повторяет Никлас, тоже делая шаг вперед. А Мальт благодушно поясняет.
- Когда дарт говорит – надо слушаться.
- А он мне не дарт, - искренне возмущается первый. Мальт согласно кивает.
- Нет. Но когда говорит Черный – надо слушаться.
Саита, которому надоело молча покоряться судьбе, оборачивается:
- Всем стоять, потому что здесь блядь, растяжки. Мы их снимаем.
Черный стоит спиной к Никласу, так что выражения лица шпиона не видит, но некоторая часть его совести, хотя и явно не к месту, в Черном все еще шевелится, так что он, не поворачиваясь, добавляет.
- Растяжки активировались после того, как тут прошли. Так что стойте и не дергайтесь.
- Саита, тебе следует передвинуться вперед на полшага. Аккуратно.
Саита, критически осмотрев место, куда ему предположительно следует передвинуться, опускается на корточки и приподымает края выгнутой от жара крышки. Под ней отрывается контейнер, густо обмотанный скотчем и с нитью лески, тянущейся куда-то в сторону. Саита, хмыкает, перехватывает леску, натягивая ближе к бомбе, и осторожно перерезает ножом.
Впечатление найденная растяжка производит нешуточное. Кто-то ругается, кто-то призывает Песчаную Деву, кто-то орет Хиро:
- Блядь, Хиро, твоих рук дело? Ты вообще ебанулся?
У Черного напрягается спина и плечи, как если бы он сдерживал смех, Саита, вывинчивая запал из контейнера, несколько раз согласно качает головой.
Хиро оборачивается и смотрит на спрашивающего, слегка прищуриваясь:
- Это ты, Скерлик, сегодня такой любопытный?
Голос Хиро не повышает, лицо его – худое, со впалыми щеками, трудно назвать значительным или вызывающим страх, но Скерлик замолкает и делает попытку спрятаться за спинами других.
- Я тоже такой же любопытный, - говорит Игни, слезая с байка, - может помочь? А то вы тут втрех до ночи скакать будете.
Хиро окидывает того взглядом – таким же спокойным и ничего не выражающим, и пожевав губами, задумчиво тянет.
- Игни… ты не из наших. Тебя Патрик сюда привел, верно?
- Верно, - кивает Игни, - да только Патрика убили еще утром. И Уго тоже.
- Все равно ты слишком молод, - замечает Хиро и тут же негромко указывает Саиту, – вперед 12 шагов и левее на ярд.
Игни пожимает плечами.
- Какой есть, - он поворачивается к своим и приказывает, - Рог, Милеке, Терн и… Чак, остаетесь помогать. Лерг и Порт – остаетесь караулить.
- Меня устраивают мои помощники, - ровно произносит Хиро.
- Наверняка, - фыркает Игни, - вот только там его люди пришли и жаждут лицезреть своего дарта.
Черный, дернувшись всем телом, останавливается и чертыхается. Саита, тоже поднявшись на ноги, тревожно смотрит на Черного.
- Кто?
- А есть разные твои люди? – иронизирует Игни, но его перебивает Мальт, - Келли примчался.
О том, что последний должен был сюда попасть после посещения станции, а вернее после посещения развалин станции, Мальт благоразумно не сообщает. Черный мысленно благодарит того за сдержанность и говорит.
- Мальт, едь к ним, и вели сидеть на месте и не рыпаться.
Мальт представляет себе, как он это скажет Келли и что на это скажет Келли. Выражение его лица очень красноречивое, так что Черный внезапно передумывает.
- Нет, лучше пусть едет Никлас. С Корвином.
- Нет! – Никлас кашляет, от кашля в спине что-то хрупает и боль, несмотря ни на какие обезболивающие и транквилизаторы, заставляет сцепить зубы. Он мотает головой и упрямо повторяет, – нет, я должен ос…
- Никлас, пожалуйста.
Просьба звучит настолько неожиданно, что Никлас замолкает на полуслове. Черный, глядя ему прямо в глаза, твердо повторяет.
- Пожалуйста, отправляйся с Корвином. Объясни Келли, объясни Тереку. Здесь и так дерьма хватает выше головы, а нам нужно еще объяснить, чем мы отличаемся от других,- при последних словах, Черный проводит рукой по голове, вернее по красной повязке на голове и выжидающе смотрит на шпиона. Он видит как желваки ходят у того под кожей, как он крепко сжимает кулаки, всей душой желая придушить своего подопечного, но наконец, выдыхает и наклоняет голову в знак согласия.
- Да.
- Те двое, что стоят ко мне ближе всего, идут вперед до сгоревшей тележки. Те двое, что находятся дальше…
- Рог меня зовут, - задиристо сообщает один из указанных Игни людей. Хиро, чуть наклонив голову, окидывает взглядом наглеца, тот дергается всем телом назад, словно пытаясь спрятаться. В какой-то момент, Черный, наблюдающий эту сцену, с необыкновенной четкостью видит, как Хиро молниеносным отработанным жестом выдергивает из пояса пистолет и двумя точными выстрелами – корпус и голова, укладывает недалекого пустынника в песок. Видение такое ярое, что Черный застывает на месте, полусогнувшись, с нелепо вытянутой рукой и боится двинуться: а вдруг тогда он что-то разрушит и привидевшаяся жуть станет явью?
- Рог и второй, который стоит дальше, - меланхолично поправляет Хиро, - делают четыре шага вперед. Рог поворачивается к западу. А второй находит спрятанный под остовом люк.
Черный выпрямляется, ловит настороженный взгляд Никласа и кивает ему. А сам разворачивается спиной к толпе и громко спрашивает:
- А мне что делать?
Почему-то Саита начинает громко и обидно смеяться.
Когда Келли видит Никласа вместо Черного, он сначала хватается за руль своего байка, потом за руку кого-то, кто оказался рядом, потом несется к шпиону и хватает того за ворот плаща.
- Где? Где Черный, твою мать Юпитер?
Он орет во всю глотку, так что люди, наверное, жители Перевалки, Келли не соображает от страха, шарахаются от них обоих, а в Келли в свою очередь, вцепляется Олег. Никлас, спину, которого прошивает болью так, что перед глазами начинает сверкать невидимые днем звездочки, перехватывает Келли за запястье и шипит:
- Нормально, - а потом неожиданно для самого себя тоже орет как ненормальный,- нормально, блядь! Отвали!
Чужой гнев каким-то образом успокаивает Келли, или может отповедь Никласа он считает лучшим подтверждением определения «нормально», но он опускает руки, отступает на шаг и кивает:
- Хорошо, - отступает еще на шаг и окидывает Никласа цепким взглядом, - ты ранен?
- Да, - цедит Никлас, не считая зазорным признаваться.
- Извини, - Келли быстро кивает несколько раз, потом протягивает руку и гладит Никласа по плечу. Несмотря на то, что боль все еще не угасла, Никлас едва не подпрыгивает. Келли морщится с жалобным видом, Мальт выразительно крутит пальцем у виска.
- Извини, - вскидывает руки, демонстрируя благие намерения. У Никласа на лице выражение боли сменяется выражением зубной боли. Видимо, он считает, что только съехавшего с ума помощника дарта ему и не хватает.
Келли пытается пояснить:
- Мы едем со станции, Терек, – он машет рукой куда-то назад, где должен находиться упомянутый Терек, - сказал, что станции нет, еще когда мы туда добирались. Я не поверил… не поверил.
Он оглядывается на юг, там, где неделю назад была обогатительная станция, лицо у него становится растерянным и обиженным как у ребенка. Потом горький от дыма и пепла воздух заставляет его согнуться пополам от кашля и надеть респиратор обратно.
Никлас, наблюдая за ним, чувствует одновременно раздражение и жалость. Ему трудно представить значение кислородной станции для пустынника, но ведь и Келли – не пустынник. Он живет здесь меньше четырех лет. Потом думает, что злится от не на Келли, а на самого себя, и что, сколько бы времени не пришлось потратить на объяснения с Келли – это все равно не поможет ему добраться до сукиного сына и пересчитать ему все зубы. А потом приковать наручниками байку, завязать глаза и таким макаром конвоировать с места на место.
Остается решить только, кто из них двоих реализует свои намерения быстрее.
- Где Черный? - снова спрашивает Келли, делая такое движение головой, как если бы попытался заглянуть Никласу под очки.
- Черный занят, - отвечает Корвин, слезая, наконец, с байка, а Никлас переключается на выполнение порученного задания,- Келли, нам нужно найти красную ткань.
- Что найти?
Никлас отмечает, что Келли спрашивает не с удивлением, а скорее уточняет.
- Нам нужна красная ткань на головные повязки. Черный сказал, что теперь мы их все носим, чтобы отличаться от сталлеровских ублюдков.
На самом деле первым до Перевалки добирается Рагон. Как только он замечает столбы дыма над горизонтом, все рассуждения Черного о необходимости мирного решения конфликта почти целиком покидают его голову, и краснобородый разбойник, в лучших традициях своих терранских соплеменников, ведет свою орду на штурм. Перевалка горит, на Перевалку напали люди Сталлера, как он уверен, а чертов рассуждающий о мире идиот сейчас влезет в дерьмо по самое не могу.
По дороге он теряет с десяток людей, чьи байки не выдерживают бешеной гонки на разгонниках и вынуждены догонять группу на своих двоих. Успевает сообразить, что раз Перевалка уже горит, и давно горит, то людей Сталлера там, скорее всего, уже нет, а значит Черного не убьют сразу. Еще немного подумав, Рагон приходит выводу, что если он сейчас влетит в горящий город вооруженной группой, то оставшиеся на Перевалке люди рассуждать тоже не будут, а начнут стрелять сразу же. И даже при условии, что у него больше оружия, что сомнительно, и он всех положит, то, как он на хрен узнает, где Черный и не успел ли он сыграть в ящик?
Сомнения Рагона разрешаются сами собой: когда они, сбавив скорость, оказываются в радиусе видимости Перевалки, им навстречу выбирается одинокая машина, в водителе которой при приближении угадался Марина с дополнительным седоком за спиной. Седока Рагон не знает, явно из обитателей Перевалки. Марина преодолевает половину расстояния до них, останавливается, и поднимает руку в жесте приветствия или умиротворения. Когда-то так делали вожди нецивилизованных племен, что при встрече с цивилизованными племенами, надо заметить, не всегда помогало.
- Какого рагона? – орет Рагон, - где Черный?
Орет скорее для порядка, потому что и так понятно: если Марина жив и здоров, то Черный и подавно.
- У местного «бугра», Игни,- отвечает Марина, - Перевалку сожгли, многие погибли, не все, - Марина почему-то выделяет последнее голосом, - не все. Черный теперь договаривается с ними. Он считает, что ни тебе, ни Тихому не стоит подходить к Перевалке всей группой.
Рагон внимательно слушает, потом молчит, потом изысканно ругается. С его точки зрения Марина передал ему ни много, ни мало как зашифрованное послание и теперь его надо как-то расшифровать. Потому что если принимать слова прямо, то получается нормальная картина, как он ее себе и представлял: Перевалку сожгли, и теперь оставшиеся поселяне испытывают повышенное недоверие ко всем людям с оружием в руках. Но, во-первых, оружие в руках именно у людей Черного, то есть подавляющая сила, которой он почему-то не хочет воспользоваться. А во-вторых, если Черный о чем-то договаривается, то людей Сталлера там уже нет, а договариваться есть с кем. Но о чем?
Темнит Черный вместе со всеми своими мирными намерениями.
- И какую именно, блядь, группу… могут встретить те, с кем договаривается Черный?
Выдав эту вершину своего дипломатического искусства, Рагон сплевывает и ждет ответа. А вернее реакции соглядатая, сидящего за спиной Марина. Фискалов развелось по пустыне – не приведи Песчаная Дева.
Марина медлит с ответом, видимо тоже ждет рекомендации соглядатая. Тот молчит почему-то и Марина отвечает совсем витиевато.
- В пределах разумного.
Рагон осуждающе смотрит на Марина. За очками и респиратором осуждения не видно, но Рагона это не заботит. И так понятно, что Марина продолжает выполнять инструкции Черного. Учитывая, что сам дарт прибыл на Перевалку в сопровождении пяти человек, его помощникам нет смысла рассчитывать на большее. Так что Рагон занят раздумьем, кого он может взять с собой и какое количество оружия может на них навесить. О последнем он спрашивать не собирается, потому что выполнять такое распоряжение тоже не собирается.
- Шерхан, Маг, Турк, Спора – со мной. Дарен - группа. Услышишь взрывы – двигаешь сразу. Услышишь… еще чего-нибудь – высылаешь вначале пару ребят. Если ничего не услышишь – через час идешь выяснять.
Дарен кивает и вносит деловое предложение.
- Возьми дымовые палки.
Рагон кивает: Хорек специально добавлял красители, чтобы дым при возжигании был цветным. Красочная сигнализация так понравилась и караванщикам и кочевникам, что испытания новой системы неоправданно затянулись. Зато таким образом передавать информацию можно было куда успешней, чем с помощью клубов дыма.
Когда совместными стараниями Черного, Саита, Хиро и новых подручных улицу разминировали, возле поста, оставленного Игни, появились новые люди. Держались люди скромно, винтовками и чанкерами не размахивали. Хиро на их появление никак не отреагировал, Скерлик вскинул чанкер в предупреждающем жесте, а во второй руке издали показал гранату.
Люди приостанавливаются и низенький плотный их предводитель, кричит.
- Хей, хорошь гранатами махать, мы только спросить
- Подождете.
- Да мы по делу
- Вот с делом и подождете.
То ли оставленный присматривать Мальт выглядит так внушительно с гранатой, то ли впечатляющее хладнокровие Хиро заставляет пришельцев остановиться и терпеливо ждать, когда новоявленные саперы закончат свое дело. Сдержанность последних, в конце концов, начинает беспокоить Мальта, и тот раз от разу тревожнее рассматривает группу. Но не спрашивать же теперь самому, нарушая установленную договоренность.
Черный, добравшись до последней растяжки, устало опускается на землю, стаскивает респиратор и вытягивает флягу с водой. Первый же глоток напоминает ему, что он не только пить, но и есть хочет, так что живот сводит, и что делать и то, и другое ему пришлось аж утром, а времени с тех прошло много, а случилось и того больше. Вода исчезает в горле, словно в дыру утекает: ни удовольствия, ни облегчения, и Черный тут же забывает и о еде, и о воде.
- Это он, - торжественно говорит низенький и плотный, тыча пальцем в Черного. Мальт мгновенно напрягается, стискивая гранату, и нашаривая в гнезде байка винтовку.
Черный кивает головой.
- Да, это я. А вам что надо люди добрые?
«Люди добрые» переглядываются, явно колеблясь. И дело не в той одной гранате и винтовке, которую Мальт уже выудил, и уж точно не в людях Игни, которые тоже колеблются: переводят взгляд с Черного на прибывших и к схватке готовыми не выглядят.
- Я Шульц, - тычет пальцем себе в грудь низенький.
- И что? - безразлично спрашивает Черный. Потом имя связывается с утренней новостью и с двухгодичной давности историей о свадьбе на Лотосе. Он, щурясь, смотрит на низенького, удивляясь, что умудрился не узнать Шульца-картежника, и кивает еще раз.
- Я тебя тоже знаю. Ты позапрошлой зимой в Старом Городе чуть Шпрота с его кодлой по миру не пустил. А он на тебя Добрыню науськал.
- Ага, - расплывается в улыбке Шульц, ради такого дела, стянувший не только респиратор, но и очки, - было такое дело.
- А пару дней назад ты удрал от ублюдков, взорвавших станцию и сказал своим, что это я грохнул станцию.
- Ага,- ровно с такой же польщенной улыбой отвечает Шульц и машет кому-то из своих людей, и снова поворачивается к Черному, - ты зла не держи. Когда нас постреляли, оно, не до разборки было,. Услышал, как один из них похвалялся, типа, что теперь без станции под Черного здесь все лягут, потому как деваться некуда будет, вот и сказал.
Шульц разводит руками, словно бы извиняясь, и Черный едва удерживает от того, чтобы не покрутить головой. Похоже, что мужик действительно сожалеет.
- Я потом может и не вспомнил бы, да получилось, что тот, что похвалялся, зуб имеет специальный. А рот раскроет так сразу видно, где он его делал. Вот я его среди нападавших и просек.
Черный с трудом соображает о чем идет речь. В Старом Городе он встречался с любителями ставить какие-то там особенные зубы, да еще и маркировать их по-особому в зависимости от степени важности драки. В пустыне тоже такие бывали, но редко: специалисты-стоматологи, способные вставить, а не выбить зубы водились только в Цересе.
- Я понял, - кивает Черный. Перед глазами темнеет, он несколько раз напряженно моргает, снова смотрит на Шульца.
- Кто же это был?
Шульц пожимает плечами.
- А хрен их поймешь, какого народ с Цереса тут делает. И какого они станцию ебанули – тоже хрен поймешь. Вроде главный ихний против блонди выступал, вроде как Побережье за него, потому что блондяки хотят, мол, пустыню прижать, - Шульц снова пожимает плечами, – дерьмо кругом такое, что не поймешь, что к чему.
Черный закрывает глаза и согласно кивает. Все верно, дерьмо такое происходит, что не поймешь, что к чему. А хуже того, что как бы Сталлер или очередной его ставленник не врали, сказать хуже той правды, что есть, они не могут.
А потому и говорят правду. И крыть ему, Черному, эту правду нечем.
Ему страшно хочется лечь на землю и заснуть прямо здесь. И не просыпаться пока не настанет зима. И никому ничего не объяснять, и никуда не лететь, и никогда в жизни не встречать проклятого блонди.
Саита опускается на корточки рядом с Черным, трогает того за плечо.
- Черный? Слышь, Черный…
Черный открывает глаза, морщась, смотрит на тоже рядом сидящего Шульца. Он вяло удивляется тому, что Шульц так быстро передвигается, снова морщится, пытаясь сесть удобнее, и приходит в себя от тяжелой оплеухи.
- Блядь, Черный. Не отъезжай!
Черный садится прямо и резко выдыхает. Солнце действительно переехало в последний квадрант неба, а дел еще по горло. И что такое Шульц сказал о Сталлере? Сталлер против блонди?
- Да ты совсем плохой, Черный, - тянет Шульц, с любопытством глядя на человека, о котором говорят, что он пророк Песчаной девы. С его точки зрения мужик с серым от усталости, обезображенным лицом, на пророка не тянет. Но не зря ж люди треплются, что-то в этом должно быть.
- Погоди с отвали, - Черный оглядывается зачем-то назад, что-то прикидывая, потом снова поворачивается к Шульцу, - так ты что? Людей своих привел?
- Ну… типа того, - с довольным видом сообщает Шульц, взмахом руки обозначая стоящих позади него людей, как своих. Черный задумчивым взглядом окидывает «людей», узнавая двух человек – без сомнений, жителей Перевалки с чересчур выразительными приметами, чтобы их могла скрыть одежда или респиратор. Потом опять оглядывается назад и отодвигает рукой Саиту.
Вернее, делает такое движение рукой, словно отодвигает. Тот, с удивлением, слушается, а Черный, взводит винтовку и целится в голову ближайшего из «людей».
- Э-э… - Шульц так и застывает с открытым ртом, а Саита мгновенно вскакивает и поднимает свою винтовку и делает шаг назад, чтобы в случае угрозы, успеть напасть на Шульца.
- Какого рагона?
- Назад.
- Да ты что!?
- Назад, - Черный выуживает гранату из-за пояса, зубами вытаскивает чеку. Боковым зрением он видит, как Мальт повторяет его жест, но разворачивается лицом к Хиро и подручным Игни.
На миг все - Черный, Хиро, Шульц и все их люди, застывают в неустойчивом равновесии. Чанкеры, винтовки, ножи, гранаты - все приведено в последнюю стадию боеготовности и достаточно одного движения, звука, взмаха ресниц, чтобы равновесие рухнуло, и началась новая кровавая бойня.
Черный медленно поднимает руку с зажатой гранатой. Смерть в самом ее утилитарном виде выглядит сдержанно и весомо, и Черный видит, как взгляды всех присутствующих сосредоточены на его ладони.
- Хиро, что он тебе должен?
Он не оглядывается, ожидая ответ, и через некоторое время тот говорит.
- Ничего.
- А ты ему?
Теперь ответа приходится ждать дольше.
- Черный, ты блин…
Саита выразительно поднимает винтовку чуть выше, направляя в живот Шульца, и приказывает.
- Заткнись.
- Я должен не ему, а Лису.
Шульц дергается всем телом, но под прицелом винтовки остается на месте. Черный наклоняет голову с задумчивым видом, коротко кашляет и уточняет.
- Так что, ловушка была под него, что ли?
- Под Лиса, - отвечают сзади и Черный согласно кивает. Шульц с ненавистью смотрит на Хиро за его спиной и шипит.
- Лис с тобой еще разберется, придурок хренов, - он поворачивается к Черному, окатывает таким же, полным ненависти и страха взглядом, - и с тобой разберется.
Черный внимания на угрозы не обращает, его занимает другой соображение.
- Тогда почему у вас нет винтовок?
Шульц не понимая, молчит в ответ. А Черный, продолжая взвешивать гранату в руке, громко повторяет:
- Эй, люди недобрые, почему у вас нет винтовок? У городских винтовки точно есть.
Пятеро на байках переглядываются, а Черный снова кивает сам себе: винтовки у них есть. Им конспирация боком вышла: удерживая чанкеры в поле зрения, вытащить еще одно немаленькое по размерам оружие затруднительно.
Шульц сплевывает на песок.
- Пристрелить всех не успеете, - озвучивает он очевидное соображение. Саита фыркает:
- Ты, блядь, об этом не узнаешь. Я в тебя первого стрелять буду.
Шульц быстро облизывает губы: ему страшно, действительно страшно, но сдаваться он не намерен.
- Всех пристрелить не успеешь, - снова повторяет он. Черный на миг опустив веки, вспоминает то привидевшееся – Хиро с пистолетом, с безразличной меткостью уничтожающий мишени. Жаль, что рассчитывать на это не приходится. В реальности перед ними пятеро, а с Шульцом шестеро вооруженных людей против их трех винтовок и нескольких гранат. Люди Игни в лучшем случае будут сохранять нейтралитет. И стрельба начнется прямо сейчас. Они боялись Хиро, его ловушек - не зря. Но они сами только что все разминировали, и эти странные пришельцы получили возможность что-то получить с Хиро.
Он вздыхает, медленно поднимается на ноги. Пока в его руке граната без чеки - не найдется такого дурака, который выстрелил бы, но это лишь временное решение.
Он демонстративно крутит гранату в ладони, коротко кивает Саиту.
- Убирайтесь.
Шульц скалится. Угрожающую усмешку портит кашель, но откашлявшись, он с достоинством выпрямляется и снова злобно улыбается.
- Высоко мостишься, Черный. Смотри не свались, - он машет рукой своим людям, и те довольно быстро опускают чанкеры. Потом смотрит на Хиро и говорит, адресуясь знаменитому «бугру», - и ты смотри не свались. Электрический Лис вас обоих в клочья порвет.
Шульц разворачивается, не обращая больше внимания на Саиту, и на то, что тот провожает его спину дулом. Его люди заводят машины, разворачиваются, и убираются под грохот обрушившегося, сгоревшего каркаса.
Саита сплевывает на песок.
- Что, блядь, это было?
Они возвращаются на базу, как насмешливо говорит Мальт. Они – это Черный, Саита, Мальт, люди Игни, раненый пацан, которого нечаянно встретили по дороге и который при ближайшем рассмотрении был опознан как Милка, начинающий охотник, второй раз в жизни, добравшийся до Перевалки. И как тот оптимистично заявил - видать в последний, кому скажи, так и не поверят. Хиро тоже едет с ними. И едет на байке, которым ему поступился тот самый Рог: почему-то все присутствующие пришли к негласному выводу что «бугор»-механик, хоть и бывший, должен ехать с почетом. На него периодически внимательно посматривает Саита, чтобы потом с таким же вниманием посмотреть на Черного, сидящего за спиной Мальта.
Шульц в одном был прав: такое дерьмо вокруг происходит, что не понятно, что к чему.
«На базе» Игни крутится между своими людьми, и новыми людьми, и Астором, который что-то втолковывает последнему, активно размахивая руками. Черный, слезая с байка, догадывается в чем заключается проблема.
- Черный, - Астор недобро смотрит на него, за его спиной Всадник с некоторым удивлением кивает на Хиро и даже изображает что-то вроде почтительного наклона головой. Астор и еще пара человек следуют его примеру.
– Черный, какого хрена? Что блядь за сказки тут рассказывают?
- Не сказки, - Черный стаскивает респиратор и очки, щурясь, оглядывает помещение. Люди Игни и люди Астора держатся особняком, хотя ведь они все - жители Перевалки, хотя они все сегодня пережили нападение. Но у них разная информация, и это разделило одних тех же людей на две разные группы.
- Не сказки, - подтверждает Черный, - это долгая история, нео это чертова правда. Колония. Нет воздуха, есть вода, сотня людей живет в трех куполах. Пять куполов бездействуют. Танагура хочет заселить эти земли. Но где ты найдешь таких граждан, чтобы они согласились кинуть свое смачное место и отравиться на новую землю?
- Ага, а пустынники такие дурные найдутся, – со злой иронией говорит Астор и неожиданно замолкает. То, что он сказал – это правда. Простая и очевидная , пусть и с примесью горечи.
- Да, - кивает Черный, - именно так.
Последнее соображение ложится дополнительной тяжестью на сердце, и Черный, привычно иронизирует про себя: верит тот, кто хочет верить, а не тот, у кого есть для этого причина. Чертов блонди сказал ему ровно столько, сколько требовалось, чтобы он с радостью ухватился за предложенный кусок мяса, не заметив привязанных к нему проводочков. А теперь, когда кусок мяса сидит глубоко в желудке, вытаскивать проводочки уже поздно. И ведь ни слова лжи не сказал, сука белобрысая.
Он снова думает, что ни хрена не изменилось. Он, Черный, предполагает и надеется, а блонди располагает, как ему надо. Всех. И всегда так было, и ни хрена не изменилось с той первой гребанной встречи. И даже еще смешнее случилось, если разбираться: с той гребанной встречи действительно ничего не изменилось, потому что для блонди ничего не случилось.
- Дерьмо, - коротко выплевывает Астор, - дерьмо еще хуже, чем здесь говорили.
- Ага, – опять согласно кивает Черный, - а что здесь говорили? Что пустыня, блядь, свободная будет? Что Танагура уйдет под землю? Что мы, такие крутые, возьмем армейские ружья и армейские же консервы, и пойдем блядь базы воевать, чтобы пустыня была свободной?
Черный не замечает, что начинает кричать. Он двигается на Астора, он готов трясти за грудки возвышающегося над ним пустынника, он выкрикивает чужие слова-обещания, слова-обвинения и посреди разрушенного горящего города они звучат так, какие они и есть по природе. Ложью.
Слова эти – ложь, и Астор отодвигается, пятится от наступающего Черного, пока того от крика не скручивает кашлем, и он не сгибается пополам, и не останавливается, пережидая приступ.
Кашель чуть не наизнанку выворачивает, и Черный с трудом удерживается на ногах. Кто-то подхватывает его, придерживает, пока он не приходит в себя. Выпрямившись, Черный первым делом вытаскивает носовые фильтры и с минуту дышит через респиратор, включив усиленную подачу кислорода. Он слишком поздно сообразил, что фильтры отработали ресурс, и стоило их выбросить еще с полчаса тому назад.
- Эй, дарт… Черный? – Саита, а это именно он нарисовался рядом, когда его скрутило, и до сих пор придерживает его. В отличие от Тихого и Келли проявлять инициативу на «скрутить полоумного дарта и уложить силком», он еще не осмеливается. Так что его беспокойство выражается скорее в форме вопроса: куда и через сколько минут свалится неугомонный Черный.
- Нормально, - Черный поворачивает вентиль подачи на нормальный уровень, еще пару раз вдыхает, - фильтры ляпнулись.
- А, - Саита кивает, отступает на шаг, готовый, если что, опять поддержать или подхватить. Готовность эта приводит Черного к печальному заключению: он вымотался, и вымотался настолько очевидно, что уже никого не в состоянии обмануть. Но еще на какое-то время его хватит.
Он выпрямляется, идет на середину помещения, едва не печатая шаг. Его, не его и еще не его люди, следуют за ним взглядами, передвигаются, чтобы подобраться поближе, так что когда он добирается до центра, он оказывается в уже привычном для него месте: окруженный толпой людей, готовых внимать каждому его слову.
Он страшно устал так делать, но у него ни хрена нет другого выхода.
- Я не обещаю вам такой свободы, такой свободы на Амой не было, и нет. И вы не дураки какие, чтобы в такое верить. Все наши станции, все наши поселения, вся наша гребанная контрабанда – все видно со спутников. Блядь, да с них каждого, идущего по пескам видно.
Черный обводит толпу взглядом. Ему жаль говорить о своей мечте так, ему до сдохших рагонов жалко говорить о новой жизни, о новой настоящей планете вот так: как если бы она была не сокровенной мечтой, не единственным шансом стать кем-то, быть кем-то, а была чем-то вынужденном, шагом, который можно сделать только в отчаянии. Это отдается внутри болью, горечью. Он хотел рассказать о чуде, о настоящей жизни, а говорит об отчаянии.
- Трех заходов «конвертов» хватит на то, чтобы от всех станций не осталось и следа. А на нас так и тратиться не надо – сами передохнем.
- Не факт! – кричит кто-то позади толпы. Черный крутит головой, выискивая говорящего, не находит, а жаль, и продолжает.
- Да, мы можем отсюда уйти. На Побережье, в Старый Город, даже в Церес вернуться можем, - он ждет возражений, но не дождавшись, продолжает, - можем. Но я не хочу. Придется, если придавят. Но я не хочу. Лучше улететь на хрен отсюда. Пусть там воздуха еще меньше, чем здесь, но там мы сами будем решать, что и как делать.
- Как же сами, - снова говорит давешний голос, но теперь Черный его видит. Тот парень, Скерлик, что с Игни приехал и караулил их, пока они занимались саперными работами, - как же сами, если колония все равно будет танагурская. А значит все равно ею крутить будут блондяки или еще кто.
-Будут, кто ж спорит, - безмятежно пожимает плечами Черный, - а ты что думаешь, планету просто подарят? Типа, вот вам монгрелы новое жилье, а мы с боку постоим-посмотрим?
Смешок, прокатившийся по толпе, только чуть уменьшает напряжение, и Черный снова говорит.
- Вот в это я точно не поверю. Чтобы на новом месте жить, надо нехилые кредиты вбухать.
- То-то и оно. А чем отдавать?
- Освоенной территорией, - фыркает Черный, - там трудно жить. Те, кто привыкли жить легко и весело, там просто не выживут. Никак. И что до кредитов… на систему наблюдения, на ЛИНки и прочую хрень тратить их никто не будет. Дорого выйдет.
Толпа волнуется. Кто-то что-то спрашивает, кто-то отмахивается: «Отстань мол, дай послушать», кто-то возмущается. Основной оппонент Черного задумывается, потом машет рукой:
- Все равно, блядь под Танаругой, а значит - под блондями.
- Ага. А ты кого хочешь над собой? –интересуется Черный, – федералов, что ли? Та колония федеральская. И загибается, потому что федеральские там жить не хотят.
- Никого я не хочу над собой, - ворчит оппонент, и повторяет громче, - никого я блядь над собой не хочу. Ни Юпу, ни блондяков. Их тоже грохнуть можно.
Можно, Черный сам видел. Только от этого хуже не блонди, а всем остальным. Но говорить о своем знании он не может.
- А толку? Долго следующего сделать?
Это Черный тоже знает. И помнит, как все еще под действием отравы, с фильтрами во всех венах, он увидел по голо Ясона, который как ни в чем не бывало, рассуждал об успехах дипломатической миссии Сатраса. Плакал он помнится тогда, сидя перед экраном, орал, что это все глюки, что обман, а настоящий Ясон погиб, сгорел на хрен, и что кукла на экране обманет только федералов.
Но Ясон был настоящий. И это он тоже узнал в точности.
- Так что теперь? Смотреть на них?
- Зачем смотреть? Смотреть ты на своего парня будешь, если у тебя время найдется. А с блондями работать надо будет. Или не с блонядми, а кого там куратором назначат.
Толпа начинает шуметь гораздо сильнее. Мальт, стоящий рядом с Черным, вернее рядом с ящиком, на который тот взгромоздился, дергает его за полу плаща, пытаясь что-то подсказать в последний момент, что-то, чего Черный не знает. Черный уже понял, что задел тему болезненную, что чем-то эти люди заинтересованы в гибели элиты, но отступать уже поздно.
- На хрен нам это надо! Опять под блонди!
- Хрен Танагуре, а не новую планету.
- Блондяков к стенке!
Черный молчит. И странно, чем сильнее шумит толпа, чем более злобные выкрики он слышит, тем безмятежнее становится выражение его лица, тем большей уверенностью, спокойствием веет от его небольшого тела. И когда гневные вопли затихают, Черный улыбается легко и весело.
- Ну и че ты лыбишься? – интересуется тот самый оппонент, явно сбитый с толку этим неожиданным весельем. Черный улыбается еще откровеннее и, чуть наклонив голову, насмешливо говорит:
- Начнем все заново? Все станции, все поселения и всех людей в пустыне Юпитер видит со своих спутников, а значит, все это видят и все блонди, которые только хотят посмотреть. И от того, что кто-то из них помрет ни с того, ни сего – ничего не изменится. Изменится только, если вся Юпа взорвется, – Черный неожиданным легкомысленным жестом чешет кончик носа, - вот только если Юпа сдохнет, то все вообще сдохнут: и Танагура, и Церес, и пустыня. Так что никакого от этого проку.
- И что теперь? – спрашивает почему-то не оппонент, кто-то другой. Черный расстроенно взмахивает руками:
- Рагон вас затрахай люди, а я об чем вам толкую? О месте, где нет Юпитер и блондей, только один или парочка. О месте, где мы будет первыми, где сами сможем выбрать, надо нам или нет. Где всего этого дерьма просто нет!
Черный крутится вокруг оси, чтобы посмотреть сразу на всех. «Все» выглядит чертовски озадаченными, даже те, кто уже слышал о колонии. Черный с довольным видом кивает сам себе и продолжает.
- Когда сюда явились люди, они тоже с кем-то на загривке прилетели. Кто-то им кредиты дал, кто-то чего-то хотел с этой планеты. Ну и что? О них хоть кто-то что-то помнит? Все равно сбрендившие ученые сделали по-своему.
- Ага, сделали, - бормочет оказавшийся в первом ряду Астор, - на свою, блядь, голову, и на наши.
Черный величественно проводит рукой по воздуху, словно отметая что что-то от себя.
- Ну, так, а мы такого не сделаем, вот и все.
- А кто нас просит? – кричат из задних рядов. Черный фыркает:
- А кто нас спросит? – вопрос, повторенный с акцентом на «кто», внезапно меняет смысл, и Черный усмехается.
- Некому там спрашивать, понятно? Тому, кто мог бы спрашивать, придется лететь с нами и с нами впахивать. Дерьмовый человек на это не согласится, а со стоящим мы договоримся.
Черный еще раз окидывает взглядом толпу и говорит неожиданно негромко, но твердо.
- Разве не по этим законам мы здесь живем? Разве смотрим на то, какой цвет волос у кого, и кто где родился? Разве смотрим на то, кто что болтает? Мы смотрим на то, что человек делает. Потому что других людей пески не терпят.
Его люди молчат, только переглядываются. Он слышит чей-то шепот, негромкий голос. Смятение, сомнения, надежда и колебания, раздумье и недоверие – разные выражения на лицах людей, но в одном он уверен: эти люди думают. А это самое главное.
Он слазит с ящика, идет к выходу. Мальт и Саита следуют за ним на расстоянии шага с видом гордых оруженосцев. Но Черного этот вид не обманывает, и как только они добираются до байков - где-то его другие люди застряли, Никлас уже сто раз должен был привести группу Келли – он тихо спрашивает у Мальта.
- Что они говорили о блонди? Про убийство? Про свободу от блонди?
И Черный не уверен: показалась ему или нет то выражение сочувствия и вины на лице Мальта, когда тот ответил:
- Сталлер – убийца блонди. На Перевалке считают, что это он взорвал Дана Бан и убил блонди.
Ах , маладца, красавчек, как я его люблю. Настоящий лидер.
Просто любо дорого смотреть. Ну и как всегда описания шикарны, пожар в пустыне, трупы, лазарет - прекрасный отрывок.
и над всем этим неотвратимое присутствие Сталлера. Развязка все ближе
Спасибо!
Действительно, везет. И людям на него везет )))
Черный видит, как за горящей машиной кто-то более живой обирает менее живого.
Жутко...
- Сталлер – убийца блонди. На Перевалке считают, что это он взорвал Дана Бан и убил блонди.
И опять Черному как обухом по голове.
Все-таки нечеловечески сложная у Черного задача - убедить в сказке о новой планете людей, которые только что едва не погибли и винят в этом его. И никаких доказательств на руках, ничего, только личный авторитет, харизма, собственная вера.
Спасибо!
Черный, конечно красавчег и псих в одной упаковке. Вы мне вот что скажиет: не кажется ли он нечаянно капитаном Америка, который все победит и всех победит и максимум из-за чего будет переживать - так это об оставленном на дереве котенке. В смысле понятно, что он вкалывает изо всех сил, выкладывается по-черному?
Понятно, что выкладывается. Даже странно, как ему до сих пор сил хватает и тревожно - сколько он еще продержится.
Байкер, которого он выбрал, выглядит совершенно точно так же, как и все остальные: респиратор, очки, повязка на голове полуобгорела и черная от копоти. Машина ревет как раненый зверь, в гнездах видны дополнительные батареи, но огнестрельного оружия не замечается. «Лягушка» по крайней мере, есть точно. Потому что беглец из города, внезапно оказавшись в окружении целой пятерки караванщиков, хватается за нее, вместо чанкера. Вполне разумно.
- Отвалите, парни, - холодно предлагает будущий пленник, а Врон многозначительно подталкивает Тихого под локоть. В руке беглеца не «лягушка», а армейская граната. Не то, чтобы это означало что-то особенное, но все-таки.
- Может, сначала поговорим?
- Отвалите, парни, - повторяет пустынник мрачно. Чека из гранаты не выдернута, но сделать это можно одним движением, если уметь это делать.
Тихий выхватывает пистолет – свой пистолет, оружие, которое он успел протащить через орбиту и которое не имеет никакого отношения к амойским военным. Дуло смотрит пленнику в лоб, тот успевает положить вторую руку на гранату, но чеку выдернуть все-таки не успевает: выстрелом Тихий отстреливает ему палец и ранит по касательной бедро. Граната падает на песок, Врон так же мгновенно вытаскивает капроновый силок для крысюков и «ловит» гранату.
- Твою мать…сука, - шипит пленник, хватаясь за запястье и пытаясь приостановить кровь. Тихий кивает Врону и, продолжая удерживать пленника под дулом, говорит.
- Тебе окажут помощь, если ты не будешь хвататься за оружие.
- Мать твою!
- Тебе окажут помощь, если ты не будешь хвататься за оружие,- повторяет Тихий, внимательно следя за пленником. Тот корчится, удерживая руку, но Тихий все тем же неразговорчивым чутьем угадывает, что оружие есть еще. Если не винтовка, то граната точно и недалеко.
- Я просто хочу знать, что происходит на Перевалке. Это не тот вопрос, ради которого стоит устраивать аутодафе.
-Чего? – удивление в голосе пленника искреннее, он даже постанывать забывает. Тихий поясняет.
- Так называют публичное сожжение, - и, не давая пленнику отвлечься, говорит, - если кровь не остановить, ты не умрешь, но в рану попадет песок – придется резать.
- А то я, блядь, не знаю, - шипит раненый. Через минуту выпрямляется и говорит, - ладно. Спрашивай. Только быстрее, блядь.
Тихий кивает Шарику, тот соскакивает с байка, моментально оказавшись рядом с пленником, и прежде чем тот успевает что-то сказать или спросить, утапливает ему в бедро прямо сквозь ткань инъектор с обезболивающим и коагулянтом. Тихий тут же отмечает, что пленник наблюдает скорее внимательно, чем удивленно, но с вопросами решает повременить.
- Что происходит на Перевалке.
- А то не видно, что ли? – зло хмыкает пленник, - напали и сожгли, как обычно.
- Много изменилось, - ворчит тот. Шарик уже разворачивает надрезанный рукав, колет препарат в руку и натягивает биопластырь. Тихий согласно кивает.
- Да, многое. Поэтому я и спрашиваю. И ответом, что я должен знать лучше, потому что хожу с Черным, я не удовлетворюсь. Потому что вот я здесь, а Перевалка уже горит.
- Почем мне блядь, знать! – огрызается пленник, - если не Черный, то откуда мне вообще знать? Напали, порезали… постреляли, сожгли, все как обычно.
- И станцию взорвали тоже, как обычно, - комментирует Тихий, отмечая заминку перед словом «постреляли». Ирония в его голосе не слышна, но само предложение звучит достаточно дико, чтобы пленник вскинулся.
- Нет, блин! Не как обычно! - он коротко шипит, когда Шарик неласково дергает его за запястье, и продолжает, - нет, не как обычно. Гранаты и винтовки на Перевалку привозили. Сначала типа покупали в лежке Купера и на новой Флешке.
- Где? – отмечает Тихий новое название. Пленник хмыкает.
- Так назвали новую лежку. Гранаты оттуда. Да и винтовки оттуда.
- Хочешь сказать, они в открытую торговали оружием? И сколько стоит? – голос Тихого звучит деловито, как если бы никакой иронии в высказываниях не было. Пленник молчит, пытаясь, по-видимому, решить, что и как ему скрыть – в этом Тихий уверен, и наконец, говорит.
- Нет, через посредников. Хотя втихую тоже притаскивали.
- Каких посредников? – уточняет Тихий. Пленник открывает рот, коротко вскрикивает и ругается вместо того, чтобы что-то сказать: Шарик резко дергает ткань на бедре, и движение отдается болью.
- Блядь! Тише!
- Умолкни, - сухо бросает Шарик, продолжая неблагодарный труд медсестры. Пленник с минуту молчит, стискивая зубы. Потом замечает.
- Какое блядь… отношение к Перевалке имеют оружейники?
- Прямое. Лежка Купера пуста. Новая - тоже. Куда делись люди? Да еще и вооруженные до зубов?
- Блядь, почем мне знать?- пленник снова ругается, Шарик, не обращая внимания, стягивает края раны, накладывая клейкое месиво повязки чересчур туго. Пленник об этом узнает немного позже.
- Потому, что если ты знаешь кого-то из этих людей, из оруженийков, то мог бы опознать в нападавших кого-то из них.
- Ага. Счас, - фыркает пленник, – делать мне больше нечего было, как смотреть кто там под респираторами. Станцию взорвал Черный – это все знают. Значит, и напал он.
Шарик сдавливает рану, пленник шипит и пытается вырваться из его цепких рук. Тихий молчит, наблюдая за работой Шарика и за поведением пленника. Молчание затягивается и последний не выдерживает.
- Какого рагона? Что тебе еще от меня нужно?
Врон фыркает под маской, отворачивается, Петрис бросает короткое: «Придурок» и отходит. Тихий указывает на себя пальцем, словно дикарь в старых постановочных фильмах.
- Я- Тихий. Я помощник Черного. Я веду его караван, потому что дарт с пятью людьми отправился на разведку. Объясни мне, пожалуйста, каким чудом я мог сжечь Перевалку и уничтожить ее население, если я туда еще не добрался?
Черный не чувствует боли. Да вообще ничего не чувствует кроме усталости. Он кивает в ответ на слова Мальта, запускает тестер на быстрый старт, хмыкает, говорит, наконец:
- Отличная идея.
Мальт с некоторым беспокойством наблюдающий за дартом, расслабляется.
- Лучше не придумаешь. И Дана Бан на самом деле взорвали, и не докажешь ничего. Ублюдок, - цедит он от души, и Черный снова кивает.
- Ублюдок.
Далеко им отъехать не удается: из-за развалины появляются четверо байкеров, в одном из которых легко опознать Марина, а в другом, при большой фантазии можно угадать Рагона. Разбойник укутан полосатым куском ткани так, чтобы не было видно не только волосы, но и бороду. Они подъезжают ближе, и второй седок за спиной Марина тут же спрыгивает с машины.
- Игни там, – показывает рукой Мальт, - там еще Астор со своими и Хиро.
- Хиро? – изумляется парень, и тут же устремляется к «базе». Рагон отводит край респиратор, на всякий случай, придерживая ткань рукой. Осторожность отчаянного кочевника умиляет.
- Слышь, Черный я не очень понял, и если что, - он пододвигается ближе и старается говорить тише, - цветные оте дымы, что шпик сделал, у меня с собой. Если что, через пять минут все мои тут будут.
Черный испытывает сильное и необыкновенно ненужное желание обнять странного своего друга, почувствовать руками кого-то, кто остается на его стороне, не смотря ни на что. Видимо его молчание Рагон истолковывает по-своему, и, наклонившись еще ближе, говорит еще тише.
- Я своего фискала под присмотром оставил. Если что, при въезде по башке его торкнут – он ниче не увидит и ниче не передаст.
Желание обнять становится таким острым, что у Черного слезы на глазах выступают. Хорошо, что под очками не видно. Он улыбается под респиратором, так что хорошо, что он и респиратор не снимает, а Рагон, наконец, начинает проявлять признаки тревоги.
- Черный... что не так? Слышь?
Черный кивает: все нормально, промаргивается, чувствуя на коже соленую ядовитую влагу, и снова кивает.
- Нормально. Из всех «бугров» здешних Хиро уцелел и на западном Октан. Последнего я не видел, может и слинять уже успел. Эти люди, - он показывает рукой на здание, в дверном проеме которого появляются трое с чанкерами наперевес и с одной винтовкой без патронов, - эти люди поедут с нами. На Мастерские. Так что… не…
Черный делает неопределенный жест рукой, и Рагон понятливо кивает.
- Ага, не дергать и не светиться, - он оглядывается на «базу» и на троих в проеме, качает головой, - блядь. Не думал, что у тебя получится кого-то уговорить.
- Получилось, - удивительно безразличным голосом подтверждает Черный, - я на восточный край. Там Келли где-то застрял.
Рагон снова понятливо кивает и упирается в руль машины, собираясь подтащить ее поближе «базе». Черный, снова усевшись на байк, неожиданно спрашивает:
- А ты про станцию уже знаешь?
- А что со станцией?
Черный думает, что Рагон, наверное, последний человек в предгорьях Южных Гор, кто еще не знает о гибели обогатительной станции. Черт его знает, как ему не хочется об этом говорить, но Рагона нельзя оставлять в неведении.
- Станция взорвана, Рагон. Мы из-за бури не увидели. Станция взорвана, а меня обвиняют в ее уничтожении.
Почему-то Черный не может смотреть на разбойника. Ни смотреть, ни объяснить. Та, что он вдруг кивает Мальту и говорит.
- Расскажи все, что узнал, - и рвет с места так, как будто за ним внезапно погнались все голоса пустыни.
- Келли…
- Ага, - невпопад отвечает Келли куда-то в район ключицы и продолжает висеть на нем. Черный вздыхает и хлопает его по спине.
- Келли. Мне уже дышать нечем.
- Ага, – также информативно отвечает тот, но внимает голосу разума, или просто момент слабости окончился. Отцепляется от дарта, сдирает респиратор вместе с очками, вытирает лицо, улыбается растерянной несчастной улыбой, так не идущей к его острому подвижному лицу, и Черный замирает. Что-то случилось еще.
- Что случилось? На вас напали? Кто? Сколько людей? – Черный охватывает взглядом его группу, не в силах различить кто из них кто под масками, но пытаясь пересчитать. Келли мотает головой, напяливает очки обратно.
- Нет. Нас сильно много было. Ублюдки какие-то попытались, но быстро отстали. Димбу ранили и Троса. Горя чуть не убили, и не знаю… там блин все бедро разворочено, мы его еле везем.
Черный ждет. Это не все, наверняка не все. Келли пожимает плечами:
- Станция взорвана. Ты уже знаешь, да?
- Да.
Келли мнется, кривится, кашляет. Прикладывает респиратор, собираясь с духом, чтобы задать следующий вопрос.
- Черный, это наш Танагурец сделал? Его рук дело?
Черный молчит. Уничтожение станции представляет страшную угрозу для обитателей предгорья и Южных Гор. Вернее это не угроза, а приговор: здесь больше нельзя будет жить. Никому. И из Цереса начинают выгонять людей, а значит, пустынникам некуда будет деться кроме, как отправиться на новую планету. И это простое и смертельно эффективное решение настолько в духе блонди, что Черный почти уверен, что Ясон обманул его. Вернее использовал в своих целях – просто и эффективно.
Что странного, что это простое и эффективное решение пришло не только в его голову. Келли не глуп, Тихий тоже. Наверняка кто-то, еще подумав, поинтересуется тем же самым. Странен лишь выбор исполнителя.
- Не знаю, – с трудом говорит Черный. Приподымает край респиратора и повторяет, - не знаю. Может быть.
Келли кивает все с той же кривой усмешкой, нелепо взмахивает рукой, топчется, в конце концов, говорит:
- Черный. Ты на 400% прав, когда хочешь чтобы мы перестали воевать. На 400! Что пытаешься говорить, убедить - ты прав. Я с тобой.
Черный кивает.
- Где я тебе красную ткань посреди пустыни раздобуду. Покрасили, что было железняком, ну вот… то, что получилось.
Келли смущенно улыбается, но Черный только кивает.
- Годится. Потом разберемся, - поворачивается к Никласу, - мне нужны официальные сведения о взрыве Дана Бан.
Никлас удерживает удивленный возглас и, подумав, уточняет.
- Официальные?
- Да. Версия для сети. Не федеральской.
Уточнение на первый взгляд неважное, но на деле существенное. Внутренняя сеть Амой фильтруется с точностью до статуса конкретного пользователя, а значит версия, например, вполне официальная для пользователя Никласа, сильно отличается от версии для пользователя, руководящего борделем в центре Мидаса.
- Позднее, - уточняет Черный и поворачивается к Келли, - люди Рагона осталась на окраине. На складе Онагро собрались те, с кем я смог договориться. Там полно раненых, их всех надо везти на Мастерские, да и остальных надо отвести на Мастерские. Займись ними.
- А ты? – то, что нашлись люди, с которыми Черный уже успел договориться, Келли не удивляет: в конце концов, Черного не за красивые глаза Пророком Девы называют. Но с чего это он вспомнил ту древнюю историю со взрывом – вот это Келли непонятно. А поскольку никак не связано с происходящим на Перевалке, то и подозрение вызывает двойное.
- Хочу Октана увидеть. Если тот и, правда, жив, как говорят.
Октан и, правда жив, как и говорят. От клана у него осталось восемь человек, не считая, правда, тех, кто сумел вырваться из-под плотного огня. От их жилищ и складов не осталось ничего, и пожар здесь не причем: следы от взрывов гранат усеивают местность не хуже пресловутой лунной поверхности. А количество трупов и обгорелых останков свидетельствует, что нападавшие встретили здесь самое яростное сопротивление.
Черный останавливается возле остова сгоревшего байка. Почти под машиной лежит мертвец, чей - неизвестно. Черный с непонятной самому настойчивостью, старательно отделяет ткань повязки от лица погибшего, словно его опознание может дать ему какие-то решающие сведения. Ни к чему это, конечно, не приводит: погибший – это Мангуст, крыса, периодически перебивался толкачеством, в основном на Соленом Побережье и предгорье. И здесь он мог сражаться и на той, и на другой стороне.
Никлас, настороженно окидывающий взглядом территорию, взводит винтовку и коротко бросает:
- Внимание.
Саита следуя его примеру, тоже хватается за оружие и вытаскивает хорьковскую бомбу. Черный спокойно выпрямляется, смотрит вперед, где за останками машин угадывается какое-то шевеление и громко говорит:
- Эй. Я с миром пришел.
Отвечают с другой стороны, и Саита дергается всем телом, рыская взглядом по кучам железных и человеческих останков, и не может обнаружить источник звука.
- Тогда оружие брось.
Черный качает головой. Винтовку он небрежным движением вытаскивает из гнезда своего байка и держит дулом вниз.
- Прости. Но это все, что я могу сделать.
- Тогда не обессудь…
Черный вскидывает вверх открытую ладонь.
- Октан, подожди. Перебить друг друга мы успеем. Поговорить надо.
Пуля выбивает фонтан песка у ног Черного. Никлас замирает как зверь перед прыжком. И Саита выматерившись, поднимает на ладони бомбу, чтобы желающим увидеть было виднее.
- Если я швырну эту штуку, от вас на хрен ничего не останется. А если я ее уроню – тоже ничего не останется. Она не армейская.
- Инопланетная, - находит силы иронизировать бесплотный голос. Саита объясняет, откуда может быть бомба на том специфическом языке, который в переводе не нуждается, но при этом не дает информации. Черный делает шаг вперед.
- Я вижу, здесь уйму мертвых. Значит, отстреливались твои люди отчаянно. А значит и патронов у тебя, считай, что нет.
- На тебя хватит.
Черный кивает.
- Наверное. Только зачем? Людей твоих этим не вернуть, станцию не восстановить, Перевалку не отстроить. На хрена?
Второй фонтанчик взлетает так близко, что Черный чувствует как песок и куски глины впиваются в ногу. Никлас шипит что-то невнятное, но Черный продолжает.
- На хрена?
- Я не взрывал станцию. И не сжигал Перевалку.
- И на блонди ты не работаешь, - продолжает насмешливо голос, и Черный невольно вздрагивает. Обвинение, правдивое и несправедливое одновременно, плетью обжигает ему спину. Черный вздыхает.
- Октан, не я начал эту войну. Не я напал, не я привез сюда оружие. Но я – я буду тем, кто закончит эту проклятую бойню.
Черный разворачивается назад к машине, фиксирует винтовку в гнезде.
- Я собираюсь найти Сталлера, или как вы здесь его называете, и вызвать на бой. Он дважды посылала своих людей, чтобы уничтожить нас и дважды проиграл. Проиграет и в третий. Пойдешь со мной?
В ответ молчат довольно долго. Потом с другой стороны показывается человек в ободранной куртке затянутой изолентой, стягивает респиратор, являя известный всем пескам грубый ожог на лбу, где когда-то вытравили кислотой лишай.
- Как ты правильно заметил, патронов после такой бойни у меня мало осталось, а твои это люди были или нет – на них не написано. Они были с оружием, на лежках были с оружием, твои тоже с оружием. Так что с какой стороны не посмотри, а верить мне тебе не с руки.
- Я не собираюсь сражаться с тобой и твоими людьми. Мне казалось, что ты достаточно долго знаешь меня, чтобы верить моему слову.
Напоминание о статусе Черного – Голосе Севера, производит впечатление. Октан щурясь, всматривается в неподвижную фигуру Черного, качает головой.
- Нет, Черный. Слово твое всегда было твердым. Может и сейчас оно такое. Но с тобой я не пойду. Это не моя война.
Черный хотел было сказать, что поздно, что люди Октана уже погибли на этой войне, и что с привычного места жительства его тоже выгнала война, так что выбора у него нет. Но не говорит.
- Пойдешь с убийцей блонди?
Краем глаза Черный видит, как вздрагивает Никлас и дергает головой, в последний момент, передумав переводить взгляд с наблюдаемого сектора. Саита матерится под респиратором, и тоже продолжает наблюдать за выбранным сектором обзора. Октан качает головой.
- Нет, это не моя война. Я сказал.
Черный кивает, делает знак своим «телохранителям», садится на байк. Он видит, как напряжены руки Никласа, вцепившегося в руль машины, как Саита, установив винтовку в гнездо, неловко держит второй рукой бомбу, не собираясь ее прятать. Опасения кажутся Черному излишними: слову Октана он тоже верит. И понимает, что большего он от этого человека не получит.
Они направляются к центру Перевалки и собственные слова «пойдешь с убийцей блонди» все крутятся и крутятся у него в голове.
Они возвращаются с людьми Келли. Не доезжая до «базы» Черный орет во всю глотку: «Эй, это мы! Это Черный!» и когда с ответом медлят, Никлас, едва не наехав на него, заставляет притормозить. В проеме показывается Марина, орет в ответ: «Это тоже мы, Черный!» и они подъезжают, стараясь соблюдать хоть какой-то порядок. Маневрировать между развалинами, сгоревшими машинами, останками непонятно чего и так сложно, а в случае нападения разворачиваться и стартовать придется очень быстро.
Черный, впрочем, нападения уже не ждет. Келли повертев головой во все стороны, присвистывает, идет за дартом внутрь. Опять присвистывает, оценивая масштабы лазарета, и жизнерадостно орет по обыкновению:
- Хей люди! Служба спасения имени Песчаной Девы прибыла на место!
"Лазарет» в ответ молчит, не привыкший к специфическому стилю общения Келли. Всадник, знакомый с помощником Черного, хмыкает и тоже орет в ответ.
- Интересно от чего? Че? Вода будет в любом месте, где ткнешь лозой, а воздух из глубины планеты попрет?
Келли не знает, что именно эти слова говорил Тихий своему новообразовавшемуся контакту на Северной Базе. Но о том, что вообще болтают о пророке Девы, конечно, в курсе.
- И на хрен тебе воздух из глубины планеты? – театрально удивляется Келли, - Я его тебе поближе достану?
- Да ну? – так же нарочито реагирует Всадник.
- Ну да! На! – Келли вытаскивает из глубин плаща кислородный баллон, целый еще, с треугольным значком очень высокого давления. Баллон такой многоразовый, экономит место раз пять и стоит соответственно. Всадник уважительно присвистывает, а Келли, небрежно сунув баллон ему в руки, развинченной походкой властелина вселенной устремляется в глубь помещения.
- Сколько ж вас будет? И лежачих отдельно посчитайте, везти навесом придется.
Когда появляется Сиггел, отстоявший право искать дарта перед Тихим, дело транспортировки раненых и ходячих находится в самом разгаре. Черный кивает гонцу, требует немедленно вернуть и подогнать сюда все запасные байки, если что-то на ходу, и выбираться из города. На вопрос куда, Сиггел неожиданно получает в ответ молчание, долгое настолько, что начинает испытывать беспокойство. Черныймолчит, уткнувшись взглядом в одну точку, потом приказывает забрать всех людей с Перевалки, кто соглашается ехать и везти на Мастерские. На закономерный вопрос: «И дальше?» тоже долго молчит, наконец, выдает хмурое «Надо подумать», и отправляет Сиггела назад. Перед отъездом тот успевает перехватить Келли.
- Бля. Что здесь произошло?
- Станцию взорвали? Разве ты не знаешь? А может и...
- Знаю. Мы караван Барбры без Барбра встретили. Ну, блядь и что? Нам все равно надо искать ублюдков и мочить их пока они все станции на воздух не подняли.
- Надо, - кивает Келли, - но пока неизвестно как.
- И что?
- И то. Черный еще не придумал, понял? - Келли вспоминает разговор с Мальтом, коротко, но в красках описавшим и историю с Убийцей Блонди, и Шульца, который ни с того, ни с сего наехал на Черного, причем сначала вроде как без угроз и без обвинений. Рассказ Мальта Келли не удовлетворяет ни разу, Никлас оказывается не при делах, а Черный, с на редкость отмороженным для него лицом, поясняет, что все позже, когда все соберутся.
- Нам надо отсюда свалить, понимаешь? Всем, и как можно быстрее.
- Ты че? Думаешь после пожара, вот теперь кто-то нападет?- Сиггел искренне удивлен. Звучит действительно странно, но Келли, который не совсем точно представляет ситуацию, полагает, что это объяснение все же ближе к истине, а главное - прокатит для временной отмазки.
- Двигай Сиггел. И пусть Тихий сюда не рвется, ага. И рагоновцев, если встретишь, то тоже успокой. Все нормально, почти готовы.
- Ага, - кивает ошарашенный Сиггел. А Келли, вспомнив, шипит ему вслед, - и пусть не высовываются все на глаза, понял? Не хрен людей стремать.
Где-то посреди стонов, мата, носилок с лежачими и неходячими, воплей по поводу чего-то оставленного или взятого, Келли наблюдает занятную картинку: Хиро, усевшегося на неведомо откуда взявшийся здесь стул – деревянный стул, заметьте, и невозмутимо наблюдающего за суетой вокруг. Ни одно движение или вопль его не задевает, носилки, ящики, чанкеры огибают как по волшебству. Келли хмыкает, но задирать нового «союзника» Черного не спешит. Хиро он знает плохо, а из того, что он знает, следовало, что в хороших отношениях последние никогда не состояли.
- Эй, на оверштаге! Чем прятаться, двигай с нами. Мы на Мастерские.
«На оверштаге» молчат. Келли пожимает плечами.
-Не, ну если тебе прикольно топать одному через пустыню, то ради Песчаной Девы.
Черный замечается то в одном, то в другом месте, по обыкновению, стремящийся выполнить свои же приказы и просьбы. Никлас следует за ним уже совсем неловко, и Черный оглянувшись пару раз, пытается двигаться медленнее, но потом забывает и снова носится как угорелый.
А потом выполняется мечта Никласа: Черный усаживается на байк и валится с него, словно подкошенный. Поднятый на ноги он с трудом разлепляет глаза, морщится, ищет флягу с водой. Келли смотрит на его мучения, отбирает флягу, манит Рагона, и тот, понятливо кивнув, вытаскивает флягу с другим ценным содержимым.
Залитое в глотку ценное содержимое производит сокрушительный эффект.
- Блядь! Мать твою… рагон тебя… затрахай, - с трудом заканчивает Черный. Из глаз у него льются слезы, он еле переводит дух, но когда выпрямляется и перестает хватать ртом воздух, выглядит не в пример лучше.
- Чтобы тебя вместе с твоей медициной.
- Глянь-ка, ожил,- комментирует Рагон, отбирая ценную фляжку. Игни с любопытством наблюдая за процессом «лечения», понятливо кивает.
- Самогонка?
- Она родимая, - Рагон щурясь, смотрит на Черного, качает головой.
- Знаешь, дарт. Выглядишь ты лучше, конечно, но на байке не доедешь.
- Иди на хрен, - беззлобно посылает его Черный. Но Рагон продолжает, обращаясь исключительно к Келли.
- Давай-ка мы его привяжем.
- Иди на хрен, – повторяет Черный более выразительно. Никлас за его спиной, хмыкает и говорит:
- И рот заклеим. Для надежности.
Черный собирается что-то еще сказать, но и Келли, и Рагон, не раз слышавшие эту угрозу по отношению к шпиону, дружно хохочут, не давая дарту возможность вставить и слово. Черный фыркает со всем возможным высокомерием, садится на байк и стартует.
Привязать страховкой его понадобилось только через двадцать минут езды, когда выпитый на пустой желудок самогон оказывает свое второе, не менее целительное воздействие. Черный засыпал на ходу, и Келли с Рагоном деликатно отвезли дарта в сторонку, пропустив всех еще не своих людей вперед, привязали страховкой, и повезли, аккуратно соблюдая правила ведения объекта «на привязи».
Никлас этого не видел. Рана на спине заставила его самого перебраться за спину Мальта, так что увидеть воплощение своей мечты – привязанного к байку Черного, пусть и с незаклеенным ртом, он смог только на привале. И улыбался так счастливо, что даже Келли ничего ему не сказал.
От усталости, голода и жажды чертовски болит голова. Черный, уложенный на кусок пенопоры излишне заботливым Келли, которому одной рукой помогает страшно веселящийся Никлас, делает вид, что спит как убитый, только пару раз послав к рагонам и еще куда-то. Но как только оба уходят устраивать всех остальных, Черный перестает делать вид, и слушает.
Обычный шум лагеря, только очень большого, непривычно большого: громкая ругань и ругань потише: Оотвалите, люди спят», рев двигателей, все еще курсирующих между частями лагеря, байков, шорох брезента, песка, скрип лопаток, звяканье консервы, частей машин – все тоже, что и всегда. Но непривычно много.
Черный мысленно прикидывает, сколько сейчас здесь людей. Весь его караван – группы Рагона, Келли, Тихого, с которым они встретились перед выездом, люди Игни и Астора, плюс еще несколько найденышей. Всего получается больше сотни человек, у него еще никогда не было такого количества людей. Ирония заключается в том, что так много ему и не нужно. Собственно для задуманного ему вообще никто не нужен, кроме двух технических помощников.
Он думает, что к Электрическому Лису нужно будет ехать самому, пока остальные собираются к Мастерским и занимают оборону. Дело не в представительском посольстве – дело в том, что Тихий и Келли, оба, должны остаться с его людьми и разделиться, если будет нужда. Потому что вряд ли его план сработает так идеально, как ему хочется. И нечего рассчитывать на то, что противная сторона не догадается подстраховаться. И надо надеяться, что догадается, потому что в противном случае жертв бессмысленных, бездарных жертв будет намного больше. Имея дело с разрозненными группами, потерявшими и вожаков, и безусловную поддержку населения, будет намного проще договориться. Будет возможно переговорить, а не начинать каждую встречу с обстрела.
Черный думает, что добиться генерального сражения со Сталлером надо прежде, чем шахтеры начнут покидать свои поселки. Иначе количество жертв, безусловно, вырастет. А для этого Сталлеру надо подкинуть приманку, просто так он не ринется в драку. Неизвестно какие и сколько данных он получает от блонди, но приходится рассчитывать на то, что перемещения людей, большой массы людей, становится ему известным. Даже если действует только связь через Цирки, все равно такие данные будут переданы оперативно. И эта вторая причина, по которой к Электрическому Лису, Голосу Сталлера в предгорье, должен ехать он сам: никто другой не сможет вызвать у Сталлера должный уровень интереса.
Черный закрывает глаза и вяло удивляется занятной иронии ситуации: убийца блонди выполняет приказы блонди об организации исхода населения пустыни. Потом он думает, что обратная сторона еще более смешная, потому что именно этот блонди дает поручения убийце блонди и снабжает его оружием. И если блонди не в курсе с кем имеет дело, то Сталлер-то должен…
Дальше думать не получается. И ни головная боль, ни голод, ни усталость не спасает. Он с прошлой осени пытался разыскать и переговорить с этим типом, чтобы узнать кто это вообще такой. А тереть когда знает – не знает, что ему с этим знанием делать.