Боже, боже, какая зам-м-мечательная погодка!!! Снег валит, метель метет, лед под снегом гладкий как стекло и температура -15! Йой, что ж завтра будет!!!
Название: Дети-цветы. Кислота. Пейринг: отсутствует. Рейтинг: не помню. высокий. Смерть. насилие, ругань. Бета: нету. Предупреждение: AU. Предупреждение 2: Я сказала, что будет им счастье? Ловите.
читать дальшеУтро новой жизни. Первое утро свободы. Он просыпается не под звуки побудки, не по сигналу тревоги, не от хлесткого удара мокрым полотенцем, которым подымали заснувших в переодевалке курсантов. Не от тяжести стационарного шлема сканера, не от укола в вену, не от удара «белым шумом», впивающегося в мозг с визгом адской пилы. Он просыпается просто так. Потому что выспался, потому что есть охота, потому что надо в туалет. Очень подходящая причина для первого утра новой жизни. Но его это устраивает. Помимо неуловимой привлекательности некоторых, взятых отдельно от их смысла, слов, он думает, что у него до сих пор нет имени. У Эйр, впрочем, тоже нет. Но чуть подправленное звучание ее личного кода на удивление успешно играет роль собственного имени. А у него? QER - 12-11. Эйр называет его как угодно, но только не тем буквосочетанием, которое выдается инструкторами на время операции. Штерн называл его курсант или мелкий. С тех пор он сам, да и вся старшая группа, принялась называть младших любого возраста мелкими. Листер,.. да, похоже, Листер его никак не называл. А остальные? Обдумывая эту мысль со всех сторон, он приходит к выводу, что именно такие вот дурацкие мысли, на которые, однако, можно без опаски тратить время, и есть признак новой жизни. Куда более важный, чем пресловутые «глотки сладкого воздуха свободы», тем более, что воздух в подвале трудно назвать сладким: на одном из контейнеров явно нарушена герметичность, тянет старым железом, запахом ветхих тряпок и грязи, а возле входа чуть прикрытые лохмотьями благоухают два несвежих трупа. Пора от них избавиться. Он встает, потягивается, с удивлением отмечая хорошее, да что там! – отличное самочувствие. Как будто ничего не было: ни побега, ни выматывающего напряжения, ни драки, ни смерти – ничего. Он отлично себя чувствует, гораздо лучше, чем все остальные. Маар дрожит во сне, слабо шевелится и дышит открытым ртом. От мелкого тянет жаром, вонючим потом, температура не менее 39 – вмешиваться не стоит, это обычные признаки регенерации. Ашис гораздо спокойнее во сне, наверняка из-за травмы шеи. Нормально спит только Эйр, и будить ее просто жалко. Что он, двух мертвяков не отнесет самостоятельно? Собственно, это не утро, а вечер свободы: они проспали почти сутки. В сумерках территория завода напоминает декорацию к антиутопии: остовы разобранных машин, остатки шпал, поднятые неведомым ухищрением в гигантскую букву «Г», здание цеха зияет провалами и оконными дырами, и, наверное, эта антиутопия имеет мистический оттенок или фантастический, потому что из здания по раздолбанным дорожкам и стоячим лужам – дождь был четыре дня назад, какие лужи? – лениво ползет зеленоватый тяжелый туман и норовит свернуться в слабо опознаваемые фигуры сталкеров. Хм, интересная территория. Никакого энергетического наполнения у зеленоватой взвеси он не чувствует и признает ее безопасной. Взвесь, как для неживой, на диво шустро расползается из-под ног, но он решает оставить загадку на сладкое и закончить с делами: оттащить тела, Юпитер знает кого, к мусорной свалке. Вряд ли мертвецов будут разыскивать, раз до сих пор не пытались, но они собираются здесь жить некоторое время, а близость к гниющим останкам здоровья не прибавляет. Заводская территория оказывается не только живописно разрушенной, но и обжитой. Толком он так и не понял, когда пустые ободранные здания цехов, усеянные по периметру картонными будочками аборигенов, плавно перешли в относительно целые здания, где наличествовал электрический свет и многочисленные запахи. Сбросив труп в мусоросборник и чувствуя себя полезным членом общества – уборка - его призвание, да! - он наконец-то позволил себе оглянуться и посмотреть на троих наблюдателей, испепеляющих его взглядами последние 10 минут. Не то, чтобы здоровые, и не то, чтобы молодые, обкуренные чем-то невеселым, вроде тропановых алкалоидов, злые на что-то, привычно, тяжело злые, и готовые сорвать злость на ком угодно и по любому поводу. Неплохо, но можно сделать лучше. Он усмехается. Ему чертовски не хватает его привычной «одежды для миссий». Без нее он выглядит неопасно, вернее недостаточно опасно, поэтому эти трое не испытывают ни страха, ни тревоги, хотя наверняка видели трупы. Ему НЕ ХВАТАЕТ тряпки на голове и приличной одежды для того, чтобы безоговорочно включать в человеке механизм активации страха. Это смешно, но люди реагируют на образ, на соответствие своим представлениям об опасности, гораздо сильнее, чем на реальную опасность, если она не имеет шикарного внешнего вида. - Ты кто такой, падальщик? Он улыбается, разводит пустые руки в стороны. - Разве я что-то взял у вас? - Ты приперся на нашу территорию, - выкрикивает тот, что помоложе. Но, черт возьми, даже у него злость отдает тухлятиной, а не настоящей яростью. Старики. Он ненавидит пить стариков, от них никакого прока. - Ты нарушил правила, краса-авчик, – гнусаво тянет второй монгрел. Первый вытаскивает лазерный нож, пару раз взмахивает причудливым движением. Ему становится смешно и противно, да, блин, уборка – его призвание. - А за нарушение полагается наказание. - Серьезно? А я-то думал, что за нарушения полагается бонус. - Чего? Ты погляди, он еще рот разевает! - Ничего, сейчас закроет. Или может пошире откроешь, а красавчик? - Ножички у нас хорошие. Он слышит их недоумение, слабое, размытое, заторможенное, слышит, как усиливается злость. Они чувствуют вместе, как маленькая стая, это противно, и заставляет его брезгливо поморщится. - Тупые ублюдки, - слова оказывают нужное действие, и ближайший монгрел тоже выхватив нож, кидается к нему. - Ах ты сука ебанная! Уклониться не составляет труда. Он делает несколько шагов назад, так чтобы все трое оказались в поле его зрения, и выхватывает пульсатор. А вот теперь появляется то, что нужно: страх, неудержимый животный страх, ужас от которого ночью умирают в постели. Они останавливаются, все трое, как вкопанные. Они смотрят на пульсатор в его руке как на молнию Гнева Господнего в руках архангела, и сквозь страх и ужас он слышит что-то еще. - П-пульсатор, - шепотом произносит младший, - оружие… Точно, оружие. Он закрывает глаза от стыда и стонет. Черт! Так лохануться! В Церес нет оружия. Ни у кого, никогда, ни при каких обстоятельствах! Он подставился! В первую же минуту гребаной новой жизни он подставился. Выдал себя с головой. Самоуверенный мудак, идиот, безмозглый кретин! Они все еще стоят как загипнотизированные, но он знает – сейчас побегут. Без всякой надежды, подчиняясь инстинктам, и если он выстрелит - раны на трупах будут абсолютно однозначны. И если он утилизирует их – результаты вскрытия будут абсолютно однозначны. Юпитер,как же он облажался! Он не стреляет. Двоих утилизирует мгновенно, всем телом ощущая, как их жизни, их энергия, ставшая легкой и быстрой от страха, оказываются в нем. Его голод - вечный, неистребимый, издает поощрительный возглас, голод толкает его к новым жертвам, всегда. Голод не знает ни покоя, ни удовлетворения, поэтому он, никогда его не слушает. Третий успевает нырнуть в подворотню, когда он утилизирует его и за трупом приходится тащиться в эту подворотню - вонючую, грязную, вобравшую миллионы струй мочи и спермы. А потом ему приходится волокти всех троих домой. И он тащит и думает, что это справедливое наказание для такого идиота: решил избавиться от двух мертвяков, а получил на руки еще троих. Сбросив последнего под ноги проснувшейся Эйр, нравоучительно говорит: - За дурною головою и ногам горе. Эйр с недоумением смотрит на него, потом на трупы, вопросительно подымает бровь. Он качает головой и отворачивается. Ох, как стыдно. - Я лажанулся. Думал их напугать, вытащил пульсатор, - он вздыхает сокрушенно, - блин. Я даже убивать ведь их не собирался. Мне так стыдно. Эйр слабо улыбается. Ему не надо смотреть, чтобы видеть ее улыбку, и чтобы заметить какая же она усталая. Заодно ему становится стыдно еще и за то, что во вчерашней переделке он пострадал меньше всех. Но с другой стороны, это очень даже хорошо: функции обеспечения команды энергией ему придется взять на себя, а эту обязанность лучше выполнять в приличной физической форме. Голод, да, у всех остальных он такой же: неистребимый, безжалостный, едва управляемый. Их Дар. - Трупы расчленить? Ашис тоже проснулся, сидит в позе лотоса. Режим регенерации имеет свои пределы: мальчишка горбится, морщится, кожа на лице у него стала сухой и старой, глаза заплыли и блестят узкими щелками. Он вынужден смешно задирать голову, чтобы что-то увидеть. - Нет. У нас шесть контейнеров с кислотой. Растворятся. Ашис не реагирует. Он ищет глазами четвертого: Маар лежит в углу, закутанный в кучу тряпок, не иначе как Эйр озаботилась. Все трое даже под ментальной защитой ощущаются как болезненные, мелко подрагивающие комочки. Всем плохо. Все хотят есть. Он улыбается. - Ты первая. Эйр протягивает руку, гладит его по щеке, голос у нее хриплый и чуть дрожит: - Мама-коза пришла, молочка принесла.
Наверное, такой опыт проводится в любой школе. А может и нет. Мы проводили. Однажды у нас не было урока физкультуры, мы остались болтаться в малом гимнастическим зале и кто-то вспомнил об этом чертячьем заговоре. Слов я кстати, ни одного не помню, но мы, шестнадцатилетние дылды с удовольствием решили поиграть. Суть игры такая: желающая в количестве одна штука укладывается на мат, складывает руки на груди и не смеется. Глаза закрывать не обязательно. Остальные участники в количестве восьми штук, рассаживаются по схеме: три с одной стороны, три с другой, одна в головах, одна в ногах. Технически восьмерым девкам можно поднять одну, хотя и тяжеловато, но по условиям игры под тело лежащей можно подсунуть только по три пальца обеих рук соответственно. Рассевшись таким образом, участники начинают по очереди повторять набор слов: что-то об умершем черте. которого почему-то надо поднять в небеса. Повторив по восемь раз три фразы по одной, участницы пытаются поднять лежащую, удерживая ее тело шестью пальцами каждая. Что в принципе не очень возможно. На моей памяти не получилось только один раз, потому что лежачая участника панически боялась щекотки и стала дергаться. Меня, в те времена девицу, весящую чуть больше 100 кг, подняли на метр от пола. Больше мы никогда так не играли.
"Русские и американцы в Западной Африке очень похожи: те и другие мерзнут под кондиционерами — потому простужаются. Пьют только минеральную воду из запечатанных бутылок и травятся. " Дневник путешественника.
Название "Держаться за воздух" Пейринг: да сами вы все знаете. Бета: пока не бечено.
читать дальше Река представляет собой остатки древнего русла, которых полным-полно в пустыне. Разница между этим руслом и всеми остальными не только в его географическом расположении – русло примерно обозначат границу действия обогатительной установки – но и в том, что эта река имеет искусственное происхождение. Та самая попытка наводнить пустыню реками. Истоком ее служила система озер на северном плато бывшей гряды Конхитос. Река протекала через весь северо-западный район пустыни и впадала в море в районе будущего Старого Города. Предполагалось повторить успешный проект и проложить еще несколько рек, чтобы сделать весь прилегающий к побережью район годным для обитания. Однако глубинное бурение с применением ядерных зарядов на упомянутом выше плато, свело на нет полученные результаты. Взрывы вызвали тектонические подвижки такого масштаба, чтобы одно время стоял вопрос о переносе колонии на другой материк. Землетрясения в 5-7 баллов стали привычным делом, система горных озер была безвозвратно разрушена, а часть гряды Конхитос опустилась в море. Колонию, тогда еще просто разведывательно-геологические службы, далекие от социальных экспериментов, перенесли на юг, к невысокому горному массиву Айовы, и о проекте больше не вспоминали. Землетрясения продолжались еще несколько лет, но в конце концов обстановка стабилизировалась. А русло так с тех пор и осталось. Вернее, та его часть, что пролегала в глинистых породах: дно реки укрепляли в расчете на длительное пользование, и в районах, где землетрясения не были столь сильными, русло прекрасно сохранилось. Возможно поэтому именно это русло называют Рекой с большой буквы. Как ни странно, но практически все обитатели пустыни знают о его рукотворном происхождении. Гладкий «спеченный» камень дна– не местная глина, базальт и гранит, привезенный с Конхитос, кое-где потрескался, кое-где засыпан песками, но русло, шириной в четыре фарлонга и глубиной больше, чем в сотню ярдов, все равно производит впечатление. Караван приостанавливается на пологом берегу грандиозного искусственного сооружения. С того места, где они остановились, русло кажется бесконечным, вправо и влево, насколько хватает глаз, тянется бывшая река, ровную поверхность дна все еще не уничтожило время, и забитые песком трещины кажутся чем-то вроде орнамента, узора, созданного строителями. Те, кто уже не раз проходил этой дорогой, начинают спускаться вниз, практически не задерживаясь. Те, что идут в первый раз, обязательно помедлят, чтобы лучше рассмотреть и запомнить фантастическое зрелище. Некоторым из них, обязательно померещатся прозрачно-голубые воды, которые должны были бы течь по этому руслу и давать жизнь бесплодной земле. Потом они тоже спустятся вниз, отмечая, как легко шагать по бывшему дну, и надолго забудут о миражах. Черный относится к тем, кто глядя на реку, видит ее воды. Каждый раз, когда он проходит здесь, каждый раз ему хочется увидеть русло, полное воды. Но оно слишком глубокое, и трещины на его дне слишком велики, и поэтому даже когда весенний ливень, редкий и опасный, наполняет другие русла водой, эта Река всегда остается сухой. Это граница. Граница между районами, где еще можно дышать и районами. где дышать больше нельзя. Предполагается, что в последнем случае жизнь невозможна, но это ерунда. Жить можно везде. Во всяком случае, так считают люди.
Купол горел. Далеко, почти на самом горизонте вулкан Гротеро слабо подсвечивал небеса розовато-алым светом. Когда вспышки были особенно яркими, света хватало, чтобы обрисовать четкие ломаные линии вершины, осветить клубы дыма, вырывающиеся из жерла. По прогнозам, извержение было слабым, да и располагался действующий вулкан достаточно далеко – звук едва достигал лагеря спасателей, и землетрясений не наблюдалось. Глядя на нереальный, оранжево-желтый пузырь бушующего пламени, удерживаемого щитами внешней защиты, трудно было поверить, что это горит Купол, горит человеческий город, защищенный от катастроф космического масштаба. Когда два часа назад орбитальный спутник получил сигнал о пожаре, робот, согласно инструкции, продублировал сообщение всем спутникам и передал сообщение двум ближайшим к долине Мары станциям. К сожалению, анализировать сообщения робот не мог. - Иду, а как же. Слышь, Крис, задолбал ты нас своими проверками, понял? - Иду на помощь. Спешу и падаю. Но на твоем месте я бы все-таки сначала включил систему противопожарной безопасности. Оная система, имея несколько контуров управления, и Бог ведает сколько дублирующих, являлась и сейчас является одной из самых надежных систем безопасности в галактике. И шутки спасателей – после катастрофы всегда остается «черный ящик» и система тушения пожаров – имеют под собой реальную основу. Так что первой реакцией на сообщение было пожелание послать шутника куда подальше. Крис, уже упоминаемый нами особист, любитель тестировать людей на прочность, за последние полгода провел как минимум четыре ложные пожарные тревоги. Это не считая всех остальных: отказ системы воздухоснабжения, отказ электроники, гибель геологической партии – за это схлопотал таки по морде, и не смог ничего доказать, потому что решительно все присутствующие отказывались подтвердить факт нанесения побоев, а запись мистическим образом исчезла. Так что открытое недоверие, высказанное в прямом эфире – реакция закономерная и ожидаемая. Купол, официально именуемый как Купол Мары, по названию плутониевого рудника, а не официально – Ядерной Кибиткой за близость к последнему, был одним из самых старых жилых Куполов. Построенный еще в первую волну исследований, он располагается в живописнейшей долине между склонами трех недействующих вулканов и одним действующим. Долину орошает несколько десятков горячих и холодных гейзеров, склоны усеяны небольшими озерцами вулканического происхождения, и на фоне этого водного изобилия сообщение о пожаре выглядит, мягко говоря, неправдоподобно. Так что спасательные отряды не торопились. Отсутствия ядовитого или бессмысленно-официального ответа от особиста Купола обратило на себя внимание лишь спустя минут десять-пятнадцать. Решив, что это – признак помех в эфире, связист вышел на спутник и запросил подтверждение сообщения. Ответ заставил отряд мчаться сломя голову, но, увы, помочь они мало, чем могли. Купол горел. Купол горел так, как может гореть человеческий город – с криками обреченных, в безнадежных попытках вырваться из надвигающегося со всех сторон огня. Купол горел так, как может гореть космической корабль – без надежды на спасение, задыхаясь в безвоздушном пространстве, Купол умирал, как умирает человек, застигнутый яростью стихии врасплох, агонизирующий на ее пике. Спасать там было уже некого и не как. Немного позже, разбирая фонирующие останки и «черные ящики» спасатели узнают, что пожар начался сразу в десяти местах, но очаги были так невелики, что не вызвали никакой тревоги. Затем, так же в десятке мест неожиданно произошли сбои во внутренней связи, а пожар снова вспыхнул в нескольких лабораториях. Именно в этот момент компьютер Купола объявил общую тревогу и послал сигнал на спутник. Через 87 секунд после сигнала термоядерные реакторы Купола были взорваны. Попытка локализировать возникший пожар не принесла успеха, а еще через 121 секунду управляющий компьютер совершил недопустимую операцию и отключился. Пытающиеся спастись люди, поднятые по тревоге посреди ночи, оказались запертыми в ловушке: энергетические щиты Купола, обеспечивающие ему почти абсолютную внешнюю защиту, превратились в такие же несокрушимые стены. Выбраться удалось только тем, кто догадался воспользоваться водными коммуникациями Купола, связанными с гейзерами долины. Этим людям спасатели и оказывали помощь, вытаскивая обожженных, отравленных дымом, полузадохнувшихся в респираторах людей из горячей воды. Еще два десятка человек удалось спасти, проникнув тем же путем внутрь Купола. Но последняя такая экспедиция закончилась гибелью спасателей и инженер Мнишек, начальник партии спасателей, приказал оставить попытки. Подавить щиты и собственно термоядерный пожар можно было бы с помощью орбитальной базы-платформы, или корабля достаточной мощности. Проникнуть в Купол можно было бы с помощью танков высшей степени защиты. Подавить пожар можно было, наконец, использовав технологию «отрицательной энергии», небезопасный, но довольно дешевый и эффективный метод. Ничего из вышеперечисленного в колонии Земли Старра не было. Купол горел.
- У нас этот… заяц. - Какой заяц? - Ну… без разрешения который. Без билета или без пропуска. Объяснения Тихого только запутывают дело: не знакомый с ушастыми представителями отряда грызунов, дарт никак не может понять, о чем или о ком идет речь. Без билета? Без пропуска? В караване? - В смысле это не наш человек. Но тащится за нами. Про людей «Рагона» был не в курсе, вот и напоролся. Они сначала последили за ним, а теперь сюда притащили. Кочевники, как и предполагалось, следует на определенном расстоянии. Круги они, конечно, не наматывают, но некоторая избыточность в их движении присутствует. Поэтому периодически гонцы кочевников появляются то слева, то справа, то впереди каравана. Кто-то из них и выловил неизвестного соглядатая. Когда Тихий его приводит, дарт примерно понимает, что пытался втолковать ему помощник. Шутка это была такая. «Фискал» одет в подобие куртки, перевязанной изоляционными лентами. Этими же лентами привязано нехитрое имущество: фляга с водой, нагревательный стержень, несколько пакетов с концентратами. Респиратор у «фискала» есть, но кислородный баллон только один. Все вышеперечисленное указывало бы на явное сумасшествие соглядатая, если бы не еще одно: «фискалу» не больше 15-16 лет. А выглядит он еще младше из-за худобы и небольшого роста. Он стоит перед дартом, судорожно сжимая маску в руках и кусая губы, но на лице старается удержать выражение заносчивое и упрямое. И караванщики, идущие с полным грузом третьи сутки, пользуются представившимся случаем: присаживаются и собираются вовсю насладиться редким зрелищем. - Ты кто такой будешь? - Не твое дело, - огрызается пацан, еще выше вздергивая подбородок. Слова его вызывают негромкий дружный смех и подтрунивания. - Ты глянь-ка, еще до байка не дорос, а уже огрызается. - Ха, малой-малой, а шифруется. Не иначе как самый главный шпиен. - Когда дарт спрашивает, караванщик отвечает, - Тихий говорит негромко, но слова его как камнем придавливают. Пацан вздрагивает, прижимает маску к груди и хмурится. Черный повторяет: - Кто ты такой? Пацан крепко сжимает губы, словно решил больше не выпускать ни одного слова, потом встряхивает головой и громко отвечает: - Менг! Голос у пацана звонкий, совсем мальчишеский. Пожалуй, дарт ошибся в оценке возраста: ему не больше 15. а значит, пацан попал сюда, на Черную Слюду, чуть ли сразу после Гардиан. Это необычно. - Твое имя мне ничего не говорит. Кто ты такой и зачем идешь за караваном? Мальчишку трясет от волнения, он то смотрит в землю, то смотрит на дарта злыми и одновременно отчаянными глазами. -Я…я хочу идти с караваном! Караванщики дружно смеются: такое и впрямь редко случается. Пустыня слабых не любит, и парни младше 17 лет здесь редко встречаются. А если уж встречаются, то в поселениях, в паре с кем-то более взрослым и опытным, или в борделях. Но уж точно не в качестве самостоятельного охотника. - Чтобы идти с караваном нужна вода, еда, кислород и товар. Еда у тебя есть. Вода и кислород есть, но слишком мало. Товара нет. Ты не можешь идти. Голос дарта звучит непривычно мягко, печально. Это едва слышно сожаление действует гораздо сильнее насмешки или гнева: мальчишка горбится, опускает голову, чуть не плача, но через секунду выпрямляется, и в глазах появляется вызов: - Я все равно буду идти за вами! Черный терпеливо повторяет: - У тебя мало кислорода и нет товара. Ты слишком слаб. Пацан оглядывается вокруг и лицо у него такое отчаянное, что смешки затихают. Дарт тихо спрашивает: - Где твой друг? – хотя ответ он предполагает. Пацан зло кривится, отвечает, словно выплевывает: - Сдох. «Лавсы» обожрался. - А ты? - А я не идиот. Остальное и так понятно: то ли поддался пацан на уговоры болтливого краснобая. То ли россказни о пустынных достигли его ушей быстрее, чем слуха его одногодков. Может, помогал своему старшему партнеру, может, терся у карманов, да пока у него взрослый покровитель был, ничего страшнее трепки ему не грозило. Но партнер умер, и парень стал легкой добычей. Паршиво. - Я пойду с вами. - Ты уже еле идешь. Ты сдохнешь, раньше, чем у тебя закончится вода. - Не сдохну, я крепкий. Черный задумчиво смотрит на парня, почему-то опять, не понимая зачем, оглядывает караванщиков, чтобы найти среди них Никласа, хмурится и, наконец, говорит. - С караваном ты идти не можешь, - пацан успевает открыть рот, но дарт взмахом руки заставляет его замолчать, - с этим караваном ты идти не можешь. Но если я вернусь на Черную Слюду и найду тебя живым и достаточно сильным, я возьму тебя с собой. Без товара. Что означает: дарт возьмет его одним из помощников. Пацан вскидывает глаза на дарта, вглядывается в его лицо так, словно от этого зависит его жизнь, потом совсем по-детски шмыгает носом и переспрашивает: - Точняк возьмешь? Не врешь? - Нет. - А когда ты вернешься? - Через шесть месяцев. - Это долго, - хмурится пацан. Черный пожимает плечами: - Как есть. Парень кривится, словно горькое проглотил, но кивает: - Ладно. Ночью Черный думает, что становится старым идиотом. Какое ему дело до малолетки? Какого он такую ерунду обещал? У пацана этого шансов выжить на Черной слюде примерно столько же, сколько у его каравана вернуться в полном составе. И Черному не нравится, что он поставил мысленный знак равенства между этими событиями. «Трясучка» что ли опять начинается? Или просто мозги у него на солнце высохли?
На следующий день дарт имеет разговор с Никласом. После уничтожения банды Ромика, за странным монгрелом больше не следили: едет, так едет - черт с ним, останется, так останется – невелика печаль. Черный ожидал, что Никлас отправится с ранеными в «Серый Колодец», но последний не только не предпринимал никаких действия, чтобы покинуть караван, но вообще вел себя так, как будто был обычным торговцем, собирающимся на другую сторону пустыни. На Черной Слюде он точно так же, как и все остальные, менял ножи и платы с байков, доставшиеся ему при дележе, точно также ругался, продавая свою машину, но, правда, не напивался. Последнее с точки зрения дарта свидетельствовало об уме шпиона, но уж никак ни о степени его лояльности. Все три дня дороги, пока люди привыкали к режиму пешеходных переходов – и более чем неординарному соседству с кочевниками – Черный постоянно ожидал какого-то действия со стороны Никласа. Ну не может же нормальный человек в его положении считать, что обвинение с него снято волей дарта, и он внезапно превратился в обычного торговца? Тихий по собственной инициативе присматривал за ним, не столько для того, чтобы остановить возможный побег, сколько для того, чтобы предотвратить другие действия. Хотя опять таки, какие? Поведение шпиона оставалась загадкой, и Черный никак не мог ее решить. Возможно, именно это и заставляла дарта терпеть фискала в караване и ждать неизвестно чего? Появление «зайца» послужило чем-то вроде спускового крючка, и Черный решил определиться, что именно ему делать с бесхозным шпионом. Караван двигается нестройной колонной, люди идет не в ногу, то быстрее, то медленнее, временами колонна растягивается чуть ли не четверть лиги. Немного позже они будут передвигаться более компактной группой, но пока караван недалеко от Реки, и пока вокруг вертятся «свои» кочевники, можно чувствовать себя в относительной безопасности.
Респираторы работают с минимальной мощностью. Временами караванщики вообще их снимают: весна, ветер тихий, южный или западный, и работе воздухообаготительных установок ничего не мешает. И если не помнить о сражении, стоявшему каравану 11 жизней, то кажется, что в пустыне наступил мир и вечное благоденствие. - Поговорить надо, - бросает Черный. Никлас кивает согласно, и дарт ускоряет шаг, нагоняя голову колонны. Разговаривать на ходу неудобно, и если до полудня Никлас решит свалить, чтобы избежать лишних вопросов, никто его задерживать не будет. Шпион, однако, скрываться не собирается, и Черный, рассматривая своего собеседника, не знает, как реагировать. Странный парень этот Никлас, непонятный, и дарт уверен, что после беседы с ним ничего не прояснится. - Ты в караване ходил когда-нибудь? Судя по выражению лица Никласа, этого вопроса он не ожидал. - Нет. - А в абрах? - Два раза. Значит, опыт у парня есть, но не слишком большой, с нехваткой воздуха – самым страшным проклятием пустыни – он не сталкивался, и что будет делать, когда нечем станет дышать, не знает. - Под бурю попадал? - Нет. И за Реку не выходил. Без воды не сидел. Без кислорода не шел. Зато подставлять умеет, стрелять наверняка умеет и лапшу на уши вешать умеет. Ну и какая каравану польза с этого человека? - С кочевниками сталкивался? - Да, - в голосе Никласа чувствуется вызов, как если бы он, ни с того, ни с сего, нуждался в одобрении дарта, в высокой оценке своих способностей, и ему было в этом несправедливо отказано. Но вызов исчезает, когда звучит объяснение, - я бывал в Старом Городе, разговаривал там кое с кем. Оговорка шпиона ничуть не трогает Черного. И хотя в Старом Городе в этом году действительно можно было увидеть кочевников и поговорить с ними, он уверен, что парень лжет. - Врешь, - равнодушно говорит Черный и жестом прерывает возражения, - мне без разницы. Мне главное, чтобы стрелять не начал сдуру, если тебе в руки оружие попадется. – У меня нет оружия. Замечание справедливое, кроме пары ножей у парня ничего нет. Но если он тот, что думает о нем дарт, то, во-первых, он и с ножами может наделать много беды, а во-вторых, раздобыть оружие ему будет нетрудно. Так что Черный не обращает внимания на уточнение и продолжает: - С техникой работать умеешь? Несколько секунд Никлас колеблется. Именно этот момент - обдумывание ответа - заставляет дарта сомневаться в правильности своего решения, но он же позволяют ему считать парня не просто чьим-то фискалом. Никлас решается. - Нет… разобрать могу, байк починить, если не сильно поюзали, но не больше. Черный слабо улыбается. Он пытается представить себя на месте Никласа: чтобы он делал, как бы он выкручивался. Получается не слишком хорошо. При всей скрытности, сдержанности характера Черный слишком прямолинеен, слишком дорого ценит независимость. Но люди бывают разные, многие из них считают важными совсем другие вещи, а договариваться все равно надо. Улыбка дарта удивляет и настораживает Никласа, похоже, весь разговор он представлял совсем иначе. Он невольно подымает взгляд на собеседника, и несколько мгновений Черный видит его глаза. Потом дарт фыркает и говорит откровенно насмешливо: - Если ты не знаком с техникой, тебе в караване вообще нет места. Ты мне не нужен. А вечером выслушивает ответ шпиона: - Я могу работать с транспортом любого рода, с роботами до четвертого уровня, с автоматами до четвертого уровня, информационными системами, если есть адаптированный интерфейс. Последнее уточнение немало развеселило Черного, хотя причина его веселья остается Никласу неизвестной. Сам Никлас считает, что бездарно воспользовался подсказанной ему лазейкой, и именно это и позабавило Черного.
Есть вещи, которые можно сделать только своими руками. Ясон не помнит, что говорил об этом Раулю. Знает, что говорил, как и о многом другом. Помнит о нескольких подобных случаях. Последний из них оставил неизгладимое впечатление, хотя, как иронизирует про себя Ясон, за неизгладимость этого впечатления он поручиться не сможет. К сожалению, коррекция - полное, физическое уничтожение памяти, не оставляет надежды на восстановление впечатлений. Информацию можно восстановить: считав данные с носителя, получив сведения от свидетелей, при необходимости фактический материал можно получить косвенным путем, анализируя информацию, оставленную в лакунах собственной памяти и связи с сохранившимися паттернами. Но не один из этих способов не возвращает наиболее ценный параметр усвоенной, а не полученной информации – впечатления, результат работы мысли и чувства, итог взаимодействия внешнего и внутреннего мира разумного существа. И перенести это драгоценное, единственное в своем роде знание на другой носитель, продублировать по сути, часть собственной уникальной личности, не представляется возможным. Легальным путем во всяком случае. Нелегальный, не гарантирует надежного результата и требует усилий. Что с другой стороны, опять-таки обеспечивает разумное существо дополнительными впечатлениями. Мысль, бесплодная как прошлогодний орех. Так, во всяком случае, выражаются некоторые федералы. Ясон не может позволить себе такой риск: ни сейчас, ни тогда, когда выполнение задуманного потребует максимума усилий, максимума внимания. Он полагает, что в случае успеха, его память, его личность останутся неприкосновенными и тогда вопрос о сохранении памяти исчезнет сам собой. В случае неудачи… он сумеет выделить время и деньги для срочного решения. На голографическом панно вместо нескольких каналов новостей, крутятся заставки развлекательно-игрового шоу, рассчитанного на широкую аудиторию зрителей. Есть здесь и многосерийные мелодрамы, снятые профессиональными актерами и режиссерами, есть короткие фильмы любителей, снятые с применением всех возможностей сенсорной техники, есть фильмы-слайды – ВСВ-флешки с добровольных операторов, представляющие собой «слепки» памяти о настоящих событиях или разыгранных ситуациях. Последнее вполне может быть фильмом о путешествии через пустыню, снятом в режиме он-лайн.