Сказки вообще бывают очень интересные.
Жила, значит, старушка Аленушка и был у нее сыночек. Ишо неженатый. но собрался. На пленной царевне. И послал, значит, матушку свататься. А до дворца царя Ирода сто верст по лесам и болотам - добрый мальчик.
Так вот старушка Аленушка. которой по прикидкам никак не больше 40, пробежала эти сто верст туда и обратно за один день. А потом пробежала по хрустальному мосту уже. И на третий день тот же марафон преодолела. Во блин старушка! Я тоже хочу так бегать.

---

Еще раз с Рождеством и наступившим Новым Годом!!!

Подарок небольшой

Когда Барбра приходит в себя, первое, что он видит – низкий потолок пещеры. То ли заполз в беспамятстве обратно, то ли таки не приснилось ему и кто-то его куда-то волок. Понять это никак невозможно, поскольку свет в пещере гаснет и через короткое время не видно уже ровным счетом ничего. Барбра глухо стонет от бессилия и тоски и пытается встать.
Не получается не то, что встать – даже приподняться. Потолок опрокидывается на голову, в пустом желудке словно граната взрывается, и он тут же теряет сознание.
Во второй раз он успевает рассмотреть потолок внимательнее и заметить, что освещается он с другой стороны. Или может он перевернулся?
Памятуя предыдущий «взрыв гранаты» Барбра осторожно поворачивает голову, стараясь рассмотреть побольше. Входа в пещеру он не видит, хотя вроде как должен, а отсвет на полоток ложится откуда-то сбоку. Да и цвет у него другой – белый, как от фонаря, а, значит, здесь таки люди и не сложно понять кто.
Барбра пытается повернуть голову в другую сторону, понимает, что ему что-то мешает, а потом понимает, что именно: на нем респиратор, потому и дышать так хорошо и потолок больше на голову не падает.
Барбра наслаждается возможностью вздохнуть воздух полной грудью еще несколько минут, словно старается надышаться впрок. Надежда, что нашли его какие-то другие люди, не знакомые со сбрендившим Алефом, то появляется, то исчезает. Если другие, если просто шахтеры всегда можно отбрехаться, что проводник попался гнилой и товар упер, и его самого кинул невесть где. Тем более, что это недалеко от истины.
Бродить по горам ночью – дело безнадежное. Вознеся к небу и горам множество затейливых проклятий, Барбра таки вернулся в знакомую пещеру и просидел там до утра. Несмотря на холод, жажду и нехватку кислорода пару раз он даже задремывал, всякий раз вскидываясь от почудившегося шороха. Утром с трудом встал на ноги и стал карабкаться вниз.
Надежды добраться самостоятельно до Перевалки не было. Барбра был в горах лишь пару раз и не дальше Кремниевой Шахты, а с проводником они шли южнее и явно дальше забрались. Но и сидеть и ждать, пока вернуться Сталлеровские ублюдки, тоже смысла не было. Надежда же повстречать кого по дороге была, хотя и слабая.
Спустя пару часов, чудом удержавшись на склоне, Барбра понял – не дойдет. По голове словно кто молотом бил, в глазах мутилось, ноги подкашивались. А когда в груди заколотило и забилось, Барбра впервые понял, что означает – сердце из груди выпрыгивает.
Кое-как поднявшись на ноги, он упрямо потащился вниз. Найдет он кого или нет, а оставаться здесь было нельзя. Ушлый мерзавец не зря завел его наверх: непривычному человеку, да еще и без воды, горной болезни не вынести. А значит, надо спускаться вниз, хоть как. И Барбра брел вниз, карабкаясь через валуны, съезжая по осыпавшейся каменной крошке и проклиная и Сталлера, и Черного, и Песчаную Деву, и Юпитер.
Свалившись в очередной раз, он скатился в трещину между камнями и едва не застрял, а когда попытался подняться – не смог встать. Оставалось только ползти на карачках.
Барбра подумал, что можно еще устроить обвал: подкопать вон тот нехилый камушек на краю, чтоб тот рухнул погромче, и подождать – авось кто берет по тропе навстречу, если это тропа, и решит прибить ублюдка, устроившего обвал. Однако сделать этого не смог: когда Барбра дополз до камня, сил не осталось даже на то, чтобы вытащить лопатку, и он то ли заснул от слабости, то ли сознание потерял.
А теперь вот лежит опять в пещере с респиратором на морде. И кажется, что даже помнит, как его куда-то волокли.
Вопрос этот выяснился немедленно: кто-то подошел, на миг закрыв собой свет, наклонился и стянул с него респиратор. Барбра решил было сделать вид, что он еще в несознанке, но мужик видать его шевеления заметил:
- Живи, - и, не дождавшись ответа, вытащил из-за пояса флягу с водой, а потом отвинтил с нее пробку и приложил к губам.
Вода – теплая, несвежая, благословенная и святая вода, полилась ему в рот. И Барбра, зажмурившись от удовольствия, едва не глотнул, но мужик отнял флягу, а Барбра тщательно прополоскал рот и выплюнул драгоценную влагу. Вернее слил со рта, чтобы размазать по лицу.
Руки оказались несвязанными. Мужик кивнул сам себе и приложил флягу снова. Барбра сделал два маленьких глотка, долго удерживая воду во рту и глотая так осторожно, словно давешняя граната таки разорвала ему желудок.
Желудок был на месте, но Барбре показалось, что вода до него не добралась, полностью впитавшись в гортань. Третий глоток, однако, точно оказался в нужном месте, потому что тошнота тут же поднялась до горла, но стихла и Барбра, наконец, смог сделать несколько полноценных глотков.
Мужик флагу убрал, завинтил крышкой и оставил возле его руки.
- Ну-ну, - и ушел к свету.
Барбра смотрел в потолок и ничего не думал. Вода омывала его изнутри, а рядом с ним лежала початая фляга, и он мог в любую секунду выпить еще. Что он и сделал через пару минут, а потом еще и еще, пока не почувствовал настоящий вкус воды – теплой и несвежей.
Мужик шел не с Перевалки, значит, по идее, шахтер или кто из торговой братии. Если последний, то его, Барбру должен знать. А он, Барбра, водит караваны по пустыне, а не в горы, так что врать надо аккуратно.
Барбар приподнялся. Ребра и правую руку тут же обдало болью, а голова закружилась. Выматерившись про себя, он все-таки сел и осмотрелся.
Смотреть было не на что: он лежал в закутке за крупным камнем, а в центре маленькой пещерки горел фонарь. И мужик грел на стержне консервы, от которой шел охранительный запах и который он почему-то почуял только сейчас. И от запаха в желудке снова все скрутилось, но теперь уже от голода.
- Давно идешь? – поинтересовался мужик.
Барбра хмуро посмотрел ему в спину – повернуться мужик, так и не повернулся, но отвечал вежливо: как–никак тот ему жизнь спас.
- Живи, хозяин, - Барбра решил повременить с представлением себя не зная кому и ответить только на заданный вопрос, - нет. Без харча только 2 суток.
Мужик кивнул:
- Тогда садись.
Приглашать дважды Барбру не пришлось. Осторожно встав и убедившись, что отделался только ребрами и рукой, он не спеша подошел к мужику – а тот все равно не повернулся, и, обойдя его слева, уселся перед контейнером.
На шахтера мужик похож не был. Хуже того, он и на пустынника похож не был: не обветренная и не сожженная кожа, только загорелая до черноты, стриженные недавно волосы, мягкие как у малолетки, да и говор нездешний. Однако ж пить ему давал правильно, консервы греть умеет и здоровается правильно.
Одежда на мужике тоже была правильная, да толку-то с этого. Барбра принял предложенную ложку, аккуратно черпнул густого варева а, положив в рот, чуть не застонал от удовольствия. Хороша похлебка, видать из офицерского пайка.
Мужик сделал жест рукой, вроде как предлагая не стесняться, и Барбра налегает на еду. Приветливый «хозяин» ел, однако, без особой охоты, из чего следовало, что делать большие перерывы между обедом и следующим обедом ему не приходилось.
Утолив первый голод, Барбра огляделся повнимательнее: оружия в поле видимости не было, перед мужиком только фонарь и лежал. И под фуфайкой ничего объемного у него не было. Барбра невольно оглянулся назад, чтобы убедиться: кислорода в пещере не было.
Мужик вроде как внимания не обратил, даже позу не переменил, и от этого Барбре и еда стала не в радость. Он стал прислушиваться: не слышно ли за пещерой каких звуков, однако и тут не обломилось: тишь стояла как в великую сушь.
В какой-то момент Барбре до смерти захотелось проверить на месте ли его амулет из заговоренной кости: по всем прикидкам выходило что попал он в гости не к кому-нибудь, а к Черному Горцу, а последний за то что путников от жажды спасал, требовал от них крови. И вроде как немного, да только жили потом все равно недолго. Однако подумав, Барбра решил, что респиратор Черному Горцу точно не нужен, а, значит, столкнулся он с кем-то еще – пореальней и поопасней.
- Наелся? – равнодушно спросил мужик, и Барбра кивнул, усмехнувшись как можно шире.
- Не то слово. Прям как родился заново, - в подтверждении своих слов, Барбра потянулся и невзначай накинул полу фуфайки на валяющийся рядом острый осколок.
- Чтобы родиться заново, сначала надо умереть, - мужик аккуратно наливает воду в контейнер, полоскает его и выпивает. Барбра плюется про себя: вот же ж, по всему виду не наш, а повадки нашенские.
- Спать будем.
- Да я и так уже продрых хрен знает сколько. С утра иду, не помню ни куда, ни как. Где мы хоть?
Мужик хмыкнул, но ответил:
- В ущелье навигаторов. До поселка Второго Завода три дня пути.
Как и следовало ожидать, географические данные ничего полезного Барбре дать не смогли.
- Рагон задери, а до Перевалки-то это сколько?
Мужик снова хмыкнул.
- Далеко же тебя носило, что ты не знаешь.
- О чем?
- О том, что Перевалку сожгли.
Столбы огненные он как раз видел, с этого все дерьмо и началось. Но говорить все, что знаешь, всегда глупо.
- Не знаю. Вот дерьмо!
Барбра сел, размахивая руками, выматерился. Осколок ощущался совсем рядом с бедром и прикинув, Барбра решил, что успеет его вытащить и применить, если что, а пока продолжил изображать убитую горем крысу.
- Вот дерьмо! Да кому на хрен это теперь-то надо!!!
Мужик, как ни странно ответил сразу:
- Черному.
- Чего? – от неожиданности Барбра сел чересчур прямо и камень стал виден. – Черному? Да на хрен?
- Чтобы стать единственным Голосом в пустыне.
Барбра открыл рот, выругался и решил спрашивать дальше поосторожнее.
- На фиг? Где тот Черный, а где Перевалка.
- И тем не менее, - видимо, сообразив, что собеседник такого изысканного оборота не поймет, мужик стал объяснять, - Черный начал войну еще весной. Подмял старый город, Белую Базу. А теперь и сюда добрался.
- Э-э-э... рагон тебя затрахай!
Барбра неожиданно понял, что нежданно-негаданно набрел на кого-то из крупных шишек в Сталлеровском лагере. Хрен его знает, что это за мужик, однако ж говорит круче, чем то, что он на Перевалке слышал.
- Быть того не может.
- Почему? - интонация у мужика заинтересованная, как если бы ему и впрямь было интересно, с чего так Барбра решил. А так как сам Барбра еще не определился о чем врать, а о чем правду говорить, пришлось выкручиваться.
- Да на хрен? Это пустыня. Ничего не растет и никто не живет. И воздух есть только по милости Юпитер. На хрен? С этого кредиты не получишь.
Мужик неопределенно хмыкает, глядя на него с явным интересом. Барбра отчетливо понимает, что выдал себя. Обычный пустынник кредиты редко видит и жизнь свою привык мерять по менной торговле. Да и к тому что на местах бугры управляют и сынком или бугром заделаться, значит, жизнь свою улучшить, тоже привыкли. А вот о том, что связаны все эти поселения, озы, лежки и контрабандисты кредитами, и на выгоде последних и существует пустыня, задумываются немногие. Так что если мужик не дурак, а не похож, он понял, что имеет дело с бывалой крысой или купцом.
- Кредиты, знаешь, можно разными способами получить.
Барбра сплевывает со всем презрением:
- Здесь только с того можно кредиты получить, что караван назад принесет. Нет караванов - ни хрена нет.
Мужик кивает, будто бы соглашаясь, а потом говорит:
- Здесь еще люди есть. За них тоже можно получить кредиты.
- Тю! Люди! Кому мы на хрен надо?
Бабра удивлен вполне искренне. Баечки про желание Юпитер вернуть пустынников в Церес и превратить в роботов, популярны среди молодого пополнения. Остальные быстро убеждаются в совершенном равнодушии официальной и неофициальной Танагуры к собственному существованию.
- Юпитер, - спокойно говорит мужик, и Барбра аж головой крутит от возмущения. Он что, так на малолетку похож?
- Мужик, слышь, ты мне кончено жизнь спас, но в такую байду я перестал верить лет так 15 назад.
Мужика недоверие Барбры не трогает.
- И зря, - он молча ждет, пока Барбра цветисто объясняет, что и как он думает о таких идеях, и продолжает таким же спокойным размеренным голосом.
- В Цересе сейчас ой какие веселые дела идут. Пацанов прям в Гардин программируют, а тех что повзрослее, приглашают на работу. Но чтобы получить работу, надо согласиться на программирование.
- Да какой придурок на это клюнет? - Барбра недоверчиво щурится, чувствуя как начинает сосать под ложечкой. Такую байку он слышит постоянно, однако в отличие от сказки о великом песчаном Царстве, в нее он верит. Тем более, что весной что-то такое слышал.
- Такой, какой сидит в городе и получает жратву по соцпайкам, а на выпивку зарабатывает, таская карточки?
Барбра сплевывает, выражая общее для всех пустынников презрение к жителям Цереса, однако соглашаться не спешит.
- Одно дело - соцпаек получать, а другое - в гребенного андроида превратиться.
- Согласен, - неожиданно говорит мужик и добавляет, - да только сначала приглашали, а теперь уже в шею гонят.
- Дерьмо, - Барбра покинул Танагуру больше 4 месяца назад, но среди массы слухов и баек, бродящих тогда по Цересу самой известной была байка об космодромах в пустыне, на строительство которых и собираются загонять тех, кто сдуру согласится. Про «гнать в шею» на великую стройку века неграждан Амой речь не шла.
- А ты в Цересе давно был?
- Весной, - Барбра решает не морочить себе голову лишней ложью, - с караваном ушел и больше ничего не слыхал.
Мужик кивает, вытаскивает фляжку из пояса - маленькую, не для воды, и отпивает глоток.
- Будешь?
Барбра догадывается, что во фляжке самогон и кивает: какой ж пустынник откажется. Во фляжке оказалась даже что-то получше: огненная чистая влага, чуть пахнущая свежим хлебом. Отпив, Барбра зажмуривается, мотает головой, крякает - знатное угощение.
- Крепка родимая.
Мужик забирает флягу и продолжает:
- Программа действует уже месяцев 5. А с месяц назад тех, кто на пункты не идет, стали выгонять из района. На Соленом Побережье сейчас народу в 2 раза больше, потому что с Цереса туда сначала бегут.
- Гонишь, - недоверчиво тянет Барбра. На самом деле на правду очень даже похоже. До Соленого Побережья в смысле районов, где люди живут, добраться можно и по пустыне, и по берегу, а еще лучше и быстрее - по морю. А в старую Танагуру добираться только пехом и только с караваном можно. Отчего с той стороны моря Юпитер бдит за перемещением, а с другой не бдит, знает только сама кремниевая сука.
Однако ж добрые люди этим пользуются. Другое дело, что не от Юпитер туда бегут.
- Гонишь, - повторяет Барбра, - кому на хрен это надо.
Мужик усмехается. Усмешка у него не танагурская, аж ни разу - оскал как у рагона, с каким на серьезное дело ходят, а не туфту неведомому пустыннику гонят. И Барбра снова поправляет полу фуфайки, чтобы скрыть поблескивающий осколок.
- Юпитер. Может ты в Цересе давно был или слухи мимо ушей пропускал, однако про федеральских да космодромы в пустыне должен был слышать.
- Тю! - Барбра взмахивает рукой с некоторой расслабленностью, чтобы показать как сильно воздействовала на него хорошая водка, - Тю! Да такую байду каждый год кто-то гонит.
- Точняк. Да только не всегда это гониво.
- Гониво, - убежденно произносит Барбра, как на грех вспомнивший, как пять лет назад в Цересе завелась какая-то верующая миссия от кого-то там и типа продолжения Гардиан пыталась устроить для малолеток выпустившихся. И федеральские их поддерживали, знамо дело. Миссию ту разнесли через какое-то время, даркмены вылавливали банду Битюга всерьез, немало народу побили, но такие нашли всех. И слушок тогда шел от людей верных, что оружие на руках у битюговцев было и было оно федеральское, и взяли они его не на Танагуре, а в самой же миссии.
Темное короче дело было, но с сильным федеральским душком.
- Гониво, говоришь, - задумчиво повторяет мужик, - тогда вот над чем покумекай. В позапрошлом годе военные прижали чуть ли не всех кочевников, пустыню на 10 ярдов вглубь перелопатили. Если бы было здесь хоть что-то - все сожгли бы без следа.
Барбра кивает. Было бы - сожгли бы, правда, в пустыне ничего и не было. В горах, да у Электрического Лиса - что-то и сейчас есть.
- А теперь снова слухи про космодромы гонят. И про то, что их строят.
- Ну и че?
- Это не слухи. Первые рабочие отряды туда уже собрали. Так что вопрос с Цересом решен кардинально.
- Чего?
- Оставят тех, кто Гардиан обслуживает, а остальных отправят в пустыню. Они ж теперь типа полуграждане.
- На хрен, - Барбра едва рот не открывает от изумления. Мало с него того, что в Старой Танагуре зимой наслушался, так еще и здесь байки одна другой краше.
- На хрен?! Здесь же чтоб построить что-то над под землю ползти. Здесь же все песок жрет!
- Точняк, - подтверждает мужик, - все песок жрет, кроме людей. Потому и нужны люди, а не дроиды или машины. Стоят люди дешево. А те что с Цереса да пустынники так вообще бесплатно.
- Гониво, - отрезает Барбра, чувствуя как по груди бежит холодок. Потому что вот это уже на правду похоже. Потому что в картинку той х****и что сейчас творится, эта правда очень даже хорошо укладывается.
Сначала вояки зачищают пустыню от кочевников, чтоб не париться с нападениями. Потом соцслужбы чего-то там такое делают с монгрелами в Цересе. А потом кто-то в пустыне становится главным и следит за стройками.
А что делать дальше со строителями - не вопрос, в пустыне долго не живут.
Другое дело, что Черный на такое дерьмо не подпишется, это уж Барбра точно знает.
- Как знаешь.
Барбра, уже и рот открывший противоречить и спорить, так с открытым ртом и застывает. Мужик же задумчиво покрутив фляжку в руке, прячет под фуфайку и говорит.
- Ладно. Спать давай, - и, не ожидая ответа от Барбары, стелет нанапору. А улегшись, удивляется:
- А ты что? Всю ночь на стреме будешь?
- А че? Так и ляжем без дозорных? Надо ж следить.
Мужик зевает безмятежно.
- Не надо. «Сторож» на входе, а если кто по тропе пойдет - услышим.
Барбра, плюнув в сердцах, топает к своему куску нанопоры и ругается про себя. Узнал, блядь, называется, расспросил. Даже имени не спросил.
- Слышь, мужик, а ты кто? И откуда вообще знаешь?
В ответ гаснет фонарь, и Барбра, выругавшись, закутывается поплотнее. Но ответ все же слышит.
- Я убийца блонди.
- Чего?
- Убийца блонди.

@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги"

---

Сколько раз я видела "Вечера на хуторе близ Дикалньки" - не знаю. Но вот только сейчас заметила. что на подоконнике в хате кузнеца Вакулы стоит кактус.
Кактус, народ! Правдивый кактус!!! Продвинутый. однако, кузнец.

---

Гмм...
Я, конечно, сама написала. что буду работать с 3 числа, но это ж не означает, что я буду работать 7 января. Пусть я неверующая. но у меня тоже культурные традиции.

---

С Рождеством!!!

---

Получила первую спортивную травму: на ножном браслете треснуло крепление, а так как выжимала с верхнего блока карабины пролетели по лицу. Чуть не заработала шрам имени Катце. Кровоподтек на скуле, немножко над верхней губой, но глаза и зубы целы, а это главное.

У нас сегодня потом: то дождь лупил, то снег падал. Все тает. Не улица, а каток, садись на задницу и езжай, потому как на ногах все равно не удержишься.
А в Москве -35 С сегодня. То есть, послезавтра у нас будет что-то близкое. Ужас.

---

Все, операцию сделали. Живая.
Сама операция прошла хорошо. Наташка сама звонила.
Посдавали все на анализы, теперь буем ждать результата.
Можно пореветь.

---

Газ кончился.
Судя по удивлению аварийной службы, такая радость только с нами случилась.
По-моему этот дом решил любой ценой развалиться и выгнать нас.

---

Выяснилось, что тренер вчера пришел только ради своих, которые возжаждали спорта прям со 2 января. И таких набралось 5 штук. А зал вообще вчера как бы не работал. Так что мы компактно притопали на 1 и к 4 все убрались.
Утренировалась так, что ноги отваливаются. Черт, комбинация выпадов с провисанием и отводки на верхнем блоке - это убийство. Болит все сразу.
Зато не суставы.

@темы: Я блондинка, мне можно.

---

Держаться за воздух. 4 часть

Надо, наверное, собрать сюда ссылки.

Начало vinny1.diary.ru/p200820261.htm

продолжение vinny1.diary.ru/p201917767.htm

продолжение vinny1.diary.ru/p211536374.htm

читаем и пишем отзывы, читаем и пишем отзывы.

Суд собрали тем же вечером. Шива, привычно выразив свое мнение в цветистых выражениях, пояснил, что ночью они будут лить стволы и ему будет не до суда. Сиггел не менее цветисто ответил, что если тот и дальше будет нос воротить, то пусть потом не ждет от него решения, что делать с лишними ртами. Так что божественному кузнецу пришлось согласиться.
Восемь «виновников торжества» поставили в центре импровизированной агоры. Сиггел, опасаясь, что с доставкой участников будут проблемы, раз десять сослался на незыблемый кодекс караванов и бугров: разбирать вину должен местный бугор, а дарт, если не может доказать невиновность подопечного, обязан его назвать с удовлетворяющей обе стороны жестокостью. С другой стороны, он же велел присматривать за сложенным боезапасами и оружием, на что новоявленная звезда бомбометания - Врон, заявил, что и без него есть кому соображать.
Про себя Сиггел уверен, что хрен бы его разговоры прошли так гладко, если бы не нагрянувшие с полигона люди Мастерских. И не торчавшая возле каждого склада хоть чего-нибудь группа как бы незаметно собравшихся «своих».
Дело осложняется и тем, что двое участников и оба из людей Астора лежат в лазарете. И как шепнул ему Шарик вечером раненый в живот вряд ли выживет.
Сиггел - не бугор, своих «сынков» у него отродясь не было. Вместо этого за ним сидят Шива, Врон и его «шпик». Что здесь делает последний не знает никто, даже сам Сиггел - глянулось ему так. Все трое на «сынков» не похожи, но сам Сиггел - монгрел ростом чуть ниже 6 футов, вполне собой «сынков» заменяет. Та, вечно потешающаяся зараза, что у дарта вместо помощника, сказал бы, что все солидно.
Сиггел встает со своего места, делает лишь пару шагов к обвиняемым - тяжелых, медленных, словно и впрямь скала идет, а не человек, обводит смурным взглядом собравшихся. Собравшиеся поневоле подбираются, садятся пристойнее, гасят окурки у кого есть. Сиггел кивает и говорит:
- Живите, люди.
По собравшимся пробегает гомон, как если бы кто-то попытался поздороваться, кто-то только начал, а на кого-то зашипели «заткнись». Сиггела такая форма приветствия вполне удовлетворяет.
- Все вы знаете зачем мы остались на Мастерских: если что, Сталлер сюда своих ублюдков погонит сюда, потому как мы оружие делаем. Потому и осталось нас здесь больше всего.
Снова по толпе прокатывается ропот, но тихий, так что Сиггел продолжает.
- Вы все знаете, какое дело мы затеяли. Здесь на этом месте мы о нем и говорили.
Сиггел замолкает специально, ожидая, что вот сейчас Астор или Игни или еще кто-то с Перевалки кто позубастее, обязательно свои три кредита вставит. Не дождавшись такого смельчака, он продолжает:
- И все вы своими ушами слышали, что говорил нам дарт: нам нужны все люди, какие есть в пустыне. Нужны все и ходячие своими ногами.
Вот терпеть ропот куда громче и можно прекрасно слышать отдельные возгласы: «Ага, и тех, кто Сталлеру продался?», «Они армейскими ружьями торговали, а мы теперь их еще и защищать должны?», «Да, кому нужны эти подстилки сталлеровские?», «Да, сам ты, блядь, подстилка танагурская!». Высказывания становятся громче, особенно на границе, где собрались люди с Перевалки, но тут встает Шива и своим воистину божественным голосом ревет:
- А ну ша, замолкли. Слушайте, что говорит Бугор!
Голос кузнеца за это время слышали многие, но бугром он Сиггела еще никогда не называл. А Сиггел раньше и представить себе не мог, что когда-нибудь об этом попросит. Однако ж, вот оно как дело повернулось.
- Это я к тому что, драки сразу были запрещены: все и всякие, и все вы это знаете, так?
Судя по лицам сказать, есть много у кого что, но это правда: Черный безжалостно преследовал разборки, лично разбираясь с каждым участником и назначая вину каждому лично. Но так говорить и убеждать как Черный не всякий способен, так что Сиггел решил обратиться к привычному кодексу пустыни - суду бугра над зарвавшимися караванщиками.
- А раз так, то какого рагона вы взялись лезвиями махать? - последнее Сиггел чуть ли не проорал, невольно сжав кулаки. Вот чего захотелось ему сразу, так это накостылять каждому болвану, чтоб мало не показалось. Были бы это только свои, тем дело и закончилось бы. Но и сейчас он невольно обращается не ко всем драчунам, а только к «своим».
- Потому что они переть стали, что, мол, хуйню несет Черный, а сам подставит нас решил. Под стелларовеских ублюдков, - заявляет Железный Гвоздь.
- Ты гляди какой справедливый. Дарта он блядь, защищает, - вмешивается кто-то из асторовских. - а то, что ты тут гнал, что, мол, все с Перевалки суки сталлеровские и пусть пески жрут, а не консервы, это не ты что ль сказал? Песчаная Дева нашептала? Или может не ты Кристи в песок тыкал?
- Да пошел ты со своим Кристи! - дернувшегося было Железного Гвоздя благоразумно придерживает Ольх.
Сиггел мысленно вздыхает: от же ж не было печали.
- Было? - может одного каменного взгляда от Сиггела и маловато было, чтоб рагоновский человек выпендриваться перестал, да только взгляд такой здесь не один.
- А ни хуя, что они здесь без ничего живут. Жрут, словно мы ради них здесь дрались?
- Я спрашиваю, было?
- Да было, блядь! - сказать, что остальные - тот же Ольх и Веревка там же стояли и если не издевались над этим неведомым Сталлеру Кристи, то и не окорачивали своего, Железный Гвоздь не говорит, но это так и понятно. И не только такому опытному караванщику как Сиггел. Дерьмо, если появляется, то всегда одинаковое.
- А вы стояли и смотрели, - уточняет он, глядя на двух других. И если он правильно судит по лицам, то не двое, а трое там было.
- А вы, значит, прибегли спасать товарища?
Почему-то этот вопрос заставляет людей Астора опустить глаза и молчать. Видать не выручать пришли, а подраться повод нашли.
- Кто лезвие взял? - мрачно спрашивает Сиггел, уже подозревая расклад. Железный Гвоздь сплевывает, выражая свое презрение, и подтверждает его догадку:
- Да Кристи этот больной и взял. Он первым лезвие вынул.
- А ты сразу в ответ и выхватил, - уточняет Второй Тони. Кочевник взглядом обещает ему весь рагновский ад в придачу и презрительно пожимает плечами:
- А мне че? Ждать, пока этот недоебыш меня порежет?
Гул со стороны людей с Перевалки становится куда громче:
- Ты гляди какой крутой. С пацанами в ножики играть!
- Сука рагоновская, только и может, что раненых резать.
- Дерьмо кочевнивье! Мало вас положили в том году!
Последний возглас заставляет очень бурно отреагировать присутствующих: в результате ротации кадров внутри бывшего каравана, племени Красного Рагона и Мастерских здесь сейчас остались одни рагоновцы. Причем половина - из тех, что пришли с обозом и в войне поучаствовать пока не успели.
- Замолкли! Ша! - трубный рев Шивы вновь перекрывает шум и толпа, наконец, затихает.
Сиггел чуть помолчав, продолжает:
- Значит, ты лезвие вытащил?
- Не первый, - бурчит Железный Гвоздь.
- Ты лезвие вытащил? - повторяет Сиггел.
- Да. Да, блядь, вытащил!
- А приказ знаешь.
- Да, блядь, знаю.
- Кто еще? - Сиггел дает еще один шанс обвиняемым. Возвышаясь, воздвигаясь над ними всеми, как скала, повторяет. - Кто еще?
- Я вынул, - неохотно говорит Веревка, - не хрен языком дерьмо молоть.
- А из вас кто приказ дарта нарушил?
- У нас свой бугор есть, - тихо возражает Второй Тони.
- У него ты наказание свое спрашивать будешь, коли я решу, что смогу такое простить. А сейчас ты ответ передо мной держишь, потому что я здесь бугор.
- Я вынул, - громче и увереннее ответ тот, зло и с вызовом глядя на Сиггела, - а раз ты тут бугор, так пусть твои люди и не лезут к нам с дерьмом своим.
- А раз я тут бугор, так какого рагона, ты ножом у меня машешь, вместо того, чтоб как нормальный пустынник к бугру прийти?
Справедливости ради, такое в пустыне случается нечасто, хоть и верное это дело. К бугру и впрямь обращаются для защиты и суда, но почти все такие «дела» касаются только торговли, а расправы и убийства, если кто живой остался, расследуются позднее. Однако возразить на эти слова нечего, так что молчит и Второй Тони, и Астор.
Сиггел делает шаг назад и громогласно заявляет:
- Приказ дарта был и все его знаете. Никаких разборок, никаких ножей между собой. Это одинаковые условия для всех.
В ответ люди молчат, и Сиггел продолжает:
- А теперь скажу еще. Всех людей мы с собой зовем. Всех, даже тех, кто со Сталлером воевал, потому что говнюк этот такой обман учинил, в котором еще не скоро люди разберутся. И дело наше такое - не только тут сидеть и оружие нашим делать, а про обман объяснять всем, даже когда не слушают. А теперь скажи мне, как ты будешь про обман объяснять, если из тебя самого дерьмо лезет? Кто тебя слушать-то будет?
Молчание повисает буквально гробовое. Люди переглядываются, кто-то пожимает плечами, кто-то смотрит неверяще, кго-то только головой крутит. А Железный Гвоздь дважды открывает рот впустую, прежде чем выдавить из себя:
- А какого… чего это я обязанность должен… у нас вон, дарт есть.
Сиггел кивает, согласно, но смотрит чуть ли не с сочувствием, как на малолетку с Гардиан, который только что мало не обделался от страха, увидев рагона.
- Дарт у нас один есть, его на всех пустынников не хватит. И меня не хватит, и Келли, потому и говорить надо всем. Всем. И говорить так, чтоб люди тебе поверить могли, а не думали как от тебя ножом отмахаться.
Они снова молчат - его люди. Сиггел их понимает: это нелегко, это словно всю свою жизнь прежнюю перелопатить и заново скроить. Словно те вагонки, что по хребту до сих пор ездят, со старых путей свернуть, да не оставить как есть, хламом на камнях, а на новые пути поставить.
- Так, все подравшиеся будут в кузне пахать по 3 смены.
- Не выстоят, - пренебрежительно говорит Шива, снова сложив руки на пузе на манер древнего божка, - это не ножиком махать, там работать надо, как в рагоновом аду черти пашут.
- Вот и научатся, - грозно отвечает Сиггел, - и гонору малехо потеряют.
- Меня спросить не забыл?? - мрачно запоминает Астор. Вид у него злобный и решительный, но Сиггел и не таких видел.
- Не забыл. Если предложишь достойное наказание взамен моей каре, говори.
На это сказать Астору конечно нечего, но у него и другой резон есть.
- У меня двое раненых.
- Из всех остальных раненых, - ехидно вставляет Врон. Астор гневно смотрит на него и повторяет:
- У меня двое раненых. Кто за них виру платить будет?
Гомон, пробежавший по толпе, и оживленные напоминания о том, что кое-кто вместе с ранеными тут вообще за просто так сидит, Сиггел немедленно пресекает: этак вся его работа опять насмарку пойдет.
- Раненых мы лечим. И не костями рагона и песком.
- Это Черный и так обещал.
- Обещал, да только раненым на Перевале, а не тем, кто по дурости своей законов не соблюдает и уважения к городу не имеет.
Гомон меняет тональность на одобрительный, и Астор лишь челюсти сцепляет. На его счет Сиггел не обольщается: если раненый в живот не выживет, недоделанный этот вожак опять попытается бучу поднять.
Сиггел думает, что рагонов дарт оставил ему самую сложную работу.

Повод составить «добрую славу» подворачивается Тихому какой-то неубедительный. До привала - а он теперь поздний, потому как жара начинает потихоньку сдавать и днем идти все сподручней, остается не больше часа, когда они слышат выстрелы. Вполне внятные и довольно частые.
Верет - впереди идущий, сразу вскидывает тряпку, рисует ею круг - остановка. К Тихому подскакивает Ванджек, и, получив кивок головы, машет рукой двум дежурным дозорным. Те просто выбираются на дюну, но аккуратно, так чтобы не засветиться, остальные вытаскивают ружья и чанкеры. А четверо дозорных быстро забирает у сегодняшних носильщиков части бомбомета. У малого «ручного» варианта вес не так чтобы и велик, да не для дальнего похода. Тихий велел носить стволы и треноги по очереди.
Ванджек, глядя вслед дозорным, нетерпеливо переминается.
- Для Цирка вроде рано.
Тихий молча кивает, по сведениям этого лета, Цирк здесь курсировал часто, на далеко за Озу Луны не уходил, а до нее еще один переход.
Выстрелы раздаются основа, словно ружья переговоры ведут, и Тихий думает, что больше всего это похоже на бой между двумя примерно одинаково вооруженными группами. Ну и откуда им здесь взяться?
- Сталлеровские может?
Тихий не отвечает. Разбитая Сталлеровская армия, тихо растворившаяся после битвы на Острове Кораблей, могла либо вернуться под начало Сталлера, если знала куда, либо разбиться на кучку мелких банд, двигавшихся в разные стороны в силу своего разумения. Скорее всего, произошло второе, но проверить это соображение у Тихого возможности нет. Они двигались слишком крупными отрядами, чтобы мелкая банда, даже загоревшись идеей мести, могла бы напасть.
Но учитывать приходится и ту историю с геологическим постом, которую так талантилво нашел Черный, и историю с Цирком, уже заваленным трупами. В пустыне помимо остатков армии действуют и группы куда более профессиональные. На них нарваться тоже когда-нибудь придется, но не хотелось бы. Тихий отдает себе отчет в том что с профессиональными наемниками они могут воевать только с большим численным перевесом и в очень выгодной позиции.
Один из дозорных остается наверху наблюдать лазерный прицельник. Второй скатывается по склону вниз.
- Хрен его знает. Там та ущелье. Один сверху сидят. А кто-то внизу в ущелье. Стреляют и те, и другие.
Тихий вздыхает про себя. Задача у него в отличие от той, что была весной, куда хитрее: не сикать правого и виноватого, а всех скопом завербовать. «Божественная» задача, как выразился Келли.
- Че делать будем, Тихий?
- Вразумлять, - он едва не добавляет «братьев наших заблудших» и думает, что идея Келли слишком уж сильно ему нравится своей простотой и эффективностью. Дозорный, покрутив головой с интересом смотрит на Тихого, Верет, уточняет:
- И как?
- Силой слова и дела. Ручные бомбы тащи.
Очередность, правда. Пришлось поменять. Ваджек на правах отменного бомбометателя подполз поближе к шумному ущелью и метнул бомбу поближе. Но так, чтоб по прикидкам люди в ущелье остались живы. Когда грохнуло, тряхнуло и доспалось песком и глиной, Тихий встал во весь рост и заорал в наступившей гробовой тишине:
- Эй, мужики? Что делите?
Неизвестно, что собирались ответить мужики. Песчаная Дева рассудила иначе: то ли и впрямь взрывной волной затронуло склон. То ил время ему пришло, но стена ущелья зашевелилась и поползла вниз. Снизу раздались истошные вопли, а с ближайшего края выскочили и ринулись внизу по целому склону трое парней.
Тихий махнул дозорному и не успели трое спасающихся спуститься вниз, как оказались окружены, сопротивляться, правда и не пытались. Выматерившись бросили на песок две винтовки и чанкер и руки подняли.
- Кто такие?
Одного. Впрочем, Тихий узнает сам: на Перевалке встречались, хотя живет Фунт больше на Соленом Побережье. Остальные, судя по всему тоже с Перевалки.
- С Перевалки, - сплевывает тот, что помоложе.
- и что делите? И с кем?
- А на хрен тебе надо? - мужик постарше отвечает одновременно с ним, - а не с кем уже? Вы всех грохнули.
- Еще нет, - Тихий поворачиваемся к своим, - лопаты, быстро. И этим троим тоже.
Спасшиеся явно такого поворота событий не ожидающие, только растерянно смотрели как их оружие аккуратно уносят к байкам, а через пару минут вручают им лопаты. Причем вручавшие тут же оставляют пленников на произвол судьбы и бегут спасать засыпанных.
- Какого рагона? - интересуется в пустоту Фунт. Тихий оглядывается.
- Твои же люди. Вытащить их нужно.
Спустя час и семеро откопанных, причем трое из них сумели выбраться самостоятельно, Тихий получает полную картину произошедшего. Четверо сбежавших с Перевалки направляются на Соленое Побережье. А, так как с припасами не ахти совсем, решили по дороге разжиться у кого-нибудь более удачливого. «Удачливыми» оказались охотники, возвращающиеся с озы. Делиться она не захотели и затеяли перестрелку. Тихого Вов сей это истории больше всего заинтересовало оружие.
- Ну, дык вон у тебя тоже винтовки есть, - кивнул на людей Тихого Фунт, - и не только винтовки, судя по тому что грохнуло. И гранаты, и припасы, да? Не зря значит, про вас говорят, что под блонди ходишь.
Рот свой поганый закрой, - негромко советует Варджек. Но Тихий жестом останавливает его. А сам кладет перед парнем две винтовки.
- Это - твоя. Это - моя. Найди разницу.
Разницы. Конечно, никакой нет. И то и другое - продукт вполне промышленности Амой, причем вполне возможно, что даже писанный со складов в одни и тот же день. Фунт хмуро косит взглядом на оружие, сплевывает и молчит, глядя в сторону. Четвертый из перевальщиков, баюкающий руку после сильного вывиха поднимается на Тихого глаза и тихо говорит:
- Я свою на лежке выменял 2 месяца назад. Когда там Алеф с людьми стоял.
- А я свою в бою отнял 2 месяца назад, когда на нас напали люди Алефа, а мы из в песок уложили.
- Сказать че угодно может, - ворчит Фунт, не поднимая впрочем, взгляда на Тихого. Тот пожимает плечами.
- Вот именно.
Смысл сказанного до «пленников» доходит по очереди. Фунт помалкивает. Четвертый. Который видимо и вел группу, кивает головой и тоже молчит. Перевальщик помоложе вспыхивает гневным румянцем.
- Я за свои слова отвечаю, понял?
Тихий медлит пару секунд. Ожидая, что скажут охотники, но те тоже молчат.
- А за чужие? - интересуется Тихий. Парень недоуменно смотрит на Тихого и тот поясняет, - можешь отвечать за слова, которые сказал о тебе кто-то другой? Которого ты даже не знаешь?
- Нет, - пожимает плечами парень, - мало ли кто что наплетет.
Фунт сердито сплевывает. Но молчит. Тихий кивает.
- Вот и я не могу ничего делать с чужими словами. Что Черный под блонди ходит. Что оружие от блонди получил, и что станцию сжег.
- А что, это не так? - у четвертого на редкость мягкий глубокий голос для пустынника, и креме скептичности слышно в нем и то-то еще.
- Это не так. Мы подошли в Перевалке, когда город почти сгорел. Мы вывезли оттуда всех, кол нашли. Они до сих пор в Мастерских живут, потому что у них много раненых.
- И как это можно проверить? - уточняет четвертый. Тихий мельком смотрит на охотников: взгляда все трое не поднимают, но, судя по напрягшимся плечам, разговор их тоже интересует.
- Они живут на Мастерских. Мастерские открыты.
- Ага. Только это земля Черного. Пришлешь проверять, а тебе под белы руки и того.
Тихий пожимает плечами:
- А я человек Черного. И под песком вас не оставил. И сейчас с миром отпущу. Если бы был так как чужие о нас говорят, вы бы были уже мертвы.
Заявление о спасении выглядит, конечно, несколько сомнительно: песок-то ущелье завалил после его вмешательства. А вот обещание отпустить звучит куда привлекательнее.
- И куда мы пойдем дальше без оружия? Вон, по пустыне не пройдешь, у каждого какая-никакая пукалка есть, - Фунт обвиняющее тыкает пальме в охотников, хотя грешен тем же грехом, если рассудить.
- А кто сказал, что я отберу у вас оружие? Идите куда хотите.
«И пусть благословит вас Песчаная Дева» - голос Келли звучит в мыслях так явственно, что Тихий снова едва не проговаривается. Однако по мыслям Тихого похож он сейчас не столько на священнослужителя, сколько на Дон Кихота, и требовать ему нужно не веры в пророка. А славы для Дульсинеи Тобосской.
- Идите куда хотите. И знайте, что Черный станцию не взрывал и Перевалку не жег. И людей с Перевалки и Побережья мы не убиваем.
- А кто тогда взорвал? - спрашивает охотник, а не перевальщик, и тихий испытывает жгучее желание отделить охотников от «овец» и поговорит с ними в обстановке более уединенной. Сделать то однако, не получится. Иначе вся воспитательная беседа пойдет прахом.
- А кому нужно было, чтобы люди с Перевалки и Гор ушил? И куда эти люди пошли?
- куда пошли? - недоуменно переспрашивает перевальщик, - да кто куда и пошел. Станцию не понять, кто ж там останется? Че он говорит. Яне понял.
Вопрос го остается без ответа. Парень продолжает бормотать, пока четвертый не шикает на него. Тихий уходит к байкам, словно бы сказав все самое главное, и лишь искоса наблюдает как дозорные возвращают оружие всем семерым и вручают перевальщикам по фляге с водой и баллону с кислородом. Последнее похоже ввергло пустынников в состояние близкое к полному обалдению: они долго ощупывают фляги, и проверяют баллоны. Ища какой-то подвох, потом быстро прячут врученное и не менее быстро стараются убраться. Охотники отходят в другую сторону и куда медленнее.
Тихий подзывает Верет.
- Ну что?
- Да ничего особого. Две винтовки, обычные, пользуются ими недавно, батареи даже не меняли. Гранаты по 2 у каждого армейские. Мобил каких или коммуникаторы не нашли. Может у кого-то глубоко захованы. Но так нету. Все с Побережья. Одни - Белый. Тот с что с космами седыми, 4 года назад у Сверено базы раньше терся. Припасы все тоже обычные.
Рагон его знает, чем должны отличаться «неправильные» припасы и вооружение от «правильных», однако Тихий считает, что через какое-то время он это поймет. Пока что все деяния укалывается в уже известную схему: оружие на Побережье подает через Цирк, а их там несколько.
Когда «пленник» исчезают за дюной к Тихому подходит Варджек.
- Слышь, Тихий? И мы че теперь все время такой херней страдать будем?
- Да.
- Рагон тебя затрахай!

Нужно ехать.
Это решение очевидное в своей простоте и практически в такой же степени невыполнимое в какой-то момент оказывается единственным. Рауль бьется над задачей с момента получения последнего рапорта, но все другие способы оказываются чреваты самыми разнообразными и откровенно неприятными последствиями. Впору в очередной раз посетовать на собственное любопытство, но качество это Рауль ценит и в себе,и в других, так что сожаления приходится оставить и отправиться на поклон к сомнительному другу своему.
Нежданному развлечению - прогулке по Мидас двух высокопоставленных блонди, Ясон явно обрадовался. Цель прогулки - неожиданная ревизия нескольких родовспомогательных заведений, то есть, хранилищ с инкубаторами, тоже в немалой степени повеселила консула, в основном за счет будущей пикировки с главой Мидаса.
Когда же Рауль виртуозно вывел его ко входу в увеселительный парк, Ясон слегка замедлил шаги, придавая им чисто прогулочный характер, и с интересом посмотрел на своего друга:
- Мне кажется мы прибыли на место.
- Да, - Рауль, слабо морщится, незаметно оглядывается. Парк здесь появился недавно и проект его плохо продуман. Благодаря разнообразным недоработкам и площадь перед входом, и аллеи парка слабо просматриваются камерами.
- Мне нужно в пустыню.
Ясон не останавливается, но на лице его проступает явственное удивление. Отвечает он лишь пару секунд спустя.
- В литературе я встречал такое выражение: от удивления ему захотелось присесть. Сейчас я испытывают именно это ощущение. Моему окружению редко когда удается так меня огорошить.
На миг Рауль испытывает что-то вроде удовлетворения: огорошивать свое окружение Ясон умеет отменно. И что-то вроде благодарности за то, что Ясон не стал демонстрировать невозмутимость.
- Полагаю у тебя очень серьезные причины для подобного шага.
Рауль едва заметно вздыхает: к сожалению, очень серьезные. Иначе он никогда не ввязался бы в подобную авантюру.
- Да.
Ясон с интересом смотрит на него. И улыбается - Рауль мог бы поклясться в этом.
- Пустыня сейчас куда более опасна, чем 3 года назад. Чтобы обеспечить тебе охрану, придется обращаться к военным.
- Нет. Это неприемлемо.
Рауль ощущает желание набрать побольше воздуха, чтобы произнести то, что собрался. Такую неловкость и растерянность он не испытывал с тех пор, как в бытность свою неопытным лаборантом зарезал крысу вместо того, чтобы вживить ей электрод.
Ясон делает такое движение, как будто собрался ухватить его за руку, удерживается, но когда спрашивает, глаза его откровенно смеются.
- Ты хочешь посетить пустыню инкогнито?
Теперь Раулю становится еще и стыдно. Как будто в его стремлении держать под контролем очень непростое дело есть нечто постыдное и даже в какой-то степени личное. Как если бы он, Рауль, решился на столь нелепый шаг ради встречи с кем-то.
То, что целью визита именно такая встреча и является лишь усиливает неловкость и смущение. И незачем смотреть на Ясона, чтобы понять, настолько того забавляет ситуация.
- Да, Ясон.
Ясон медлит с ответом: не ради отказа, Рауль уверен - ради удовольствия. Потом говорит:
- Это сложно сделать. Ты хочешь попасть в пустыню втайне от Юпитер?
Рауль снова мысленно вздыхает.

Выяснилось, что пока они искали рубку в спальном корпусе снаружи уже наступил закат. Красно-золотое зарево отражалось от блестящих скальных пород и поверхностей вышек, корпуса сверкали как огонь, но света этого становилось все меньше. В горах закат заканчивается гораздо раньше, и тени, залегающие в долине, были совершенно непроглядные.
- Блядь. Через 20 минут будет темно как в жопе рагона.
- Так может обратно полезем. Там хоть ветра нет.
- А пожрать?
Кто его знает, как отреагирует пожарная сигнализация. Может она и горелку на полу будет пеной поливать?
- Поедим здесь, а ночевать будем на борту.
Сам Черный внимания на свои слова не обратил. А вот переглянувшиеся Марат и Марина тут же разулыбались и принялись за дело: подожгли сразу 2 горелки, вскрыли консервы и закипятили воду во флягах.
От психоделической картины "Монгрелы на отдыхе" Никласа отвлек Черный.
- Что скажешь на счет завода?
Никлас с некоторым удивлением глядит на дарта, затем на простирающееся перед ним пространство, заполненное неопознаваемой в сгущающихся тенях техникой, и пытается уточнить.
- Что имеете в виду?
- Все, - невнятно выражается Черный, - что из этого может двигаться, что может управляться из центра, может ли вообще управляться с одного пульта, сможешь ли ты эту махину запустить - все.
Нетерпение Черного кажется Никласу странным.
- Я не могу сейчас ответить ни на один вопрос. Ничего кроме бытового корпуса я не видел. Последний , несмотря на необычную систему оповещения, ничем примечательным не выделятся. Что касается движения, то неуверен, что корпуса вообще можно сдвинуть с места. Выглядят они как стационарные.
- Завод передвигался. Иначе в нем нет смысла.
- Есть смысл. Если он рассчитан на многолетнее использование на богатом месторождении.
Не обнадеживающее умозаключение, впрочем, быстро корректируется самим же Никласом.
- Хотя нет, геологическая разведка могла дать достаточный анализ содержания пород, но хотя бы вдоль залегания руды завод должен перемещаться.
Черный смотрит вниз - на песок, камни и поблескивающие осколки чего-то. В отличие от остальных он сумрачен и неуверен.
- Есть вероятность, что корпуса стационарные, а остальные комбайны и что-то еще ездят сами?
- Да.
Черный кивает, хмурится, но снова спрашивает:
- От чего это зависит?
- Мобильность? - уточняет Никлас и задумывается. Знание геологии у него поверхностное, лишь чуть больше уровня обычного пустынника, способного отличить железную слюду от обманки, но кое-какие соображения у него имеются.
-Зависит от того, что они добывали. Если распространенные металлы, то конструкция стабильна. Если редкоземельные элементы, то должна перемещаться.
- Ага, - Черный кивает и машет Хорьку, - планшет работает?
Хорек, благостно наблюдающий за суетой привала, вздрагивает и невольно прижимает драгоценное устройство к груди.
- Нет. Здесь песка много.
Черный озадаченно хмыкает, оглядывается вокруг:
- А в пустыне что, меньше что ли?
Марина хихикает Марат откровенно смеется, Никлас замечает, что улыбается во весь рот. Да, пожалуй, на Кузнице песка было больше.
Планшет, в конце концов, включили: когда поели, убедились, что в горах ночью еще холоднее и собрались идти спать в спальный корпус. Жилой отсек, правда, вскрывать не хотелось: мало ли какие еще фантазии приходили в голову странным их предкам, а поспать и на полу коридора можно было - покрытие оказалось теплым.
На планшете Хорька оказалась вся приемная документация завода: планы, объемные решения, характеристик конструкционных материалов и акты промышленной безопасности. Что отсутствовало, так это описание управляющих модулей.
- Здесь нет не только инструкций по управлению, но даже сведений о нем.
- Ну да, - кивает Черный.
- И описания функционала нет.
- Ну да.
- Это все равно, что управлять звездолетом, не зная, где находится командный мостик.
- Ну да, - Черный хлопает Никласа по плечу, - если бы было, на фига ты мне был бы нужен?
Никласу хочется объяснить тупому монгрелу до какой степени невозможно то, что он хочет. Хочется потрясти его, чтобы поместить какое-то соображение в пустую голову, хочется плюнуть, послать подальше спятившего дарта и отправиться пешком в Танагуру. Но еще Никлас знает, что вместо этого он будет изучать чертовы документы, взламывать программу обслуживающего компьютера, вручную перепаивать схемы, а если Черному взбредет в голову, то и летать на этой махине будет, а не только ездить.
Волшебный автобус.
Через полтора часа Никлас безжалостно трясет заснувшего Черного.
- Они добывали цезий, платиновые металлы и лантаноиды. Завод перемещается.
Хорек, которого никто не будит, ноо который тоже сразу проснулся, хмыкает:
- Это я тебе и так мог сказать.
- Мог, - соглашается Черный отчаянно зевая, - но мне же надо проверить своего шпиона на лояльность и грамотность.

@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики

---

В чем несправедливость жизни, знаете? Это когда ты откладываешь шоколадку, чтобы целиком ее сожрать на праздники, покупаешь кучу молока и долго их ждешь, а на праздник выясняется, что тебе не хочется. Не лезет.
Я так отработала на тренажерах, а все равно не лезет.

---

Да что ж ни до кого не дозвонишься. Спят все что ли? Я с мамой легла в полшестого и подорвалась уже в 11.
Но зато дозвонилась тренеру, и ура! - завтра занятие!!!

---

Новый Год начался с отключения телевизора на фоне отсутствия связи и наличия интернета. Учитывая, что перед этим родители умудрились как-то заблокировать пульт и я все перезагружала, ощущение было... было в общем . Не дозвонившись до оператора , я позвонила подруге. Она мне посоветовала сделать как она: включить комп, выключить телек и найти сайт с онлайн каналами, что я и сделала. Телек потом правда включился, но это уже не существенно, потому что все равно зависал все время.
Дружба помогает творить нам настоящие чудеса. Даже если у вас 10 друзей, а не 100, вы все равно в порядке.
Полбутылки мадеры тоже способствует вере во всемогущество меня и дружбы.

Ну... за дружбу!!!

---

С Новым Годом Украина!!! Пусть будет счастье!

---

Мои вспомнили, что старый год нужно провожать. В пол двенадцатого. Ну-ну.

С Новым Годом!!!

---

читать

Первое, что они обнаруживают внутри, не слишком отличается от того, что есть снаружи. Песок - он везде песок, а здесь этого добра навалом. Видно дрянь эта еще более могущественная, чем сделанная на тысячелетия керамлитовая броня. К тому же песок здесь особый, самый мелкий: то облако песка, вылетевшее в первый момент было «цветочками».
- Ма-а-ать твою, - высказывается Марина и поспешно лезет за респиратором.
Остальные делают то же самое, как только поднимаются вверх: песок висит в воздухе как туман и лезет, кажется не в глаза и рот, а прямо в кровь.
Плеваться и откашливаться приходится, придерживая на лице маску.
- Вот же дрянь!
- И сюда просочился.
- Ты б хоть предупредил, Черный!
Черный, судя по тому что откашливался как бы не дольше других, об особенностях внутреннего заводского климата тоже не знает.
- Мы сюда с Белкой… не добирались.
Отдышавшись «первопроходцы» оглядываются по сторонам, оценивая эргономичные овальные контуры, малость не подходящие для мест с тяготением больше 0,5 g. Никлас с сомнением рассматривает цветные полоски под ногами, пересыпанные песочными ручейками, Черный тыкает ногой в плавные обводы, словно пробуя на прочность.
Снизу вопит Марат:
- Эй, че там у вас? И второй канат кидайте!
Марина появляется в проеме люка в облаках все того же песка, и орет:
- Песок, бля! Респиратор одевай.
- Че?
То же самое Марина говорил и Черному, поднимавшемуся за ним, но тот тоже не понял в чем дело.
Зато Хорек вся понял, и на борт был поднят во всеоружии: пока его транспортировали на его стульчике, новый Великий механик все хорошо расслышал.
- Куда идти-то?
Черный, насмотревшись на линии и стрелочки, приходит к логическому выводу, что самая красная и самая толстая линия должна вести на главный пункт. Правда, есть сомнения на счет того, что главным пунктом этого корпуса является зал управления, а не самая крупная камера утилизации, но выбирать не из чего.
- А по красной линии.
- А куда? – уточняет Марина. На линии стрелок нет и направления указать некому.
Черный пожимает плечами.
- А рагон его… Хорек, а в схемах ничего не было?
Хорек, успевший закутать бесценный планшет в собственную головную повязку, отрицательно качает головой. Черный только хмыкает: в пещере Хорька вентиляторы работали непрерывно, да и в дороге включенным он планшет раза два видел. Пока песок не сядет, Хорек работать не сможет.
- Тогда туда, - Черный машет правой рукой и первым направляется в указанную сторону.
Никлас даже не пытается спросить почему. Похоже, он тоже перестает нуждаться в аргументах.
Коридор ведет их в обход корпуса, не углубляясь внутрь. Фонари приходится зажечь почти сразу и светить на пол, так как песок, поднятый уже не ворвавшимся воздухом, а их собственными ногами, взлетает и висит серыми расползающимися столбами.
На первом же ответвлении красная линия распадается на два отрезка. Респираторы остаются на лицах, так что степень возмущения выражается невразумительными возгласами и размахиванием рук. Черный крутит головой и решительно направляется в боковой коридор.
Через несколько минут они встречают разветвления в обе стороны. Красная линия тут же распадется на три отрезка. Теперь возмущение выразительнее.
Марат сдвигает респиратор, выплевывает тут же попавший в горло песок и спрашивает:
- И че делать будем?
Черный молчит, Хорек тоже тоже только головой крутит. А Никласу в голову приходит одна любопытная мысль: за все время, пока шли по коридорам, они ни разу не видели ни одной двери.
Никлас подходит ближе к закругленной стене, освещая ее фонарем. Странно, но в пределах светового конуса на стене ни видно ни одной щелки. Он оглядывается, замечает как фонарь «гуляет» вдоль противоположной стены: видимо Чермную пришла в голову та же светлая мысль. Вдвоем они осматривают и с десяток футов перпендикулярного коридора, но и там на первый взгляд никаких признаков дверей нет.
Быть этого не может.
- Чего вы ищите? – интересуется Марина. Хорек оглушительно кашляет и сообщает.
- Дверей нет.
- В смысле? – Марина оглядывает коридор насколько хватает света, пробивающегося сквозь песочный туман.
- А должны быть, - поясняет Черный, - это завод, здесь полно должно быть контроллерских, инженерных, технических и прочих.
Марат и Марина тоже шарят фонарями по стене, убеждаясь в правильности наблюдения.
- И что делать?
- Искать, - пожимает плечами Черный. Он вновь достает Белкину гусеницу-отмычку и пускает ее по стене. Гусеница несколько секунд остается неподвижной , потом вскидывается и бодро ползет вперед. Футов через 7 она останавливается, шустро меряет одной ей видимую щель, наконец скручивается и начинает мигать головкой.
Черный хмыкает: ничего себе конспирация для рудодобывного комбината – двери без отмычки не найдешь. Как же здесь люди работали?
Отмычка мигает не меньше пятнадцати минут, за которые Марина, утыкаясь носом насколько это позволяет респиратор, проходит вдоль стены, чтобы заметить хоть какую-то щель с помощью фонаря и возвращается ни с чем. Хорек, вытаскивает планшет, потом решительно запихивает его обратно в футляр, и достает из мешка пластиковые листы с какими-то схемами. На вопрос Черного, что, мол, это такое, только головой крутит. Никлас пытается вспомнить, что он читал об устройстве заводов времен третьей волны и убеждается, что недостаточно. Вернее, почти ничего.
Марат, рискнувшей пройти вдоль другого коридора, возвращается ни с чем.
- Херня. Такая же развилка и такие же красные стрелочки.
Черный мысленно проклинает непонятную логику неведомых предков и интересуется вслух:
- Ну и как так может быть, чтобы все указатели указывали на одинаково важные пункты?
Никак. Но если предположить, что действует, вернее действовала какая-то еще система указателей, то понятно почему стрелки были одинаковыми. А зачем они вообще нужны? А для простейших машин, которые, тут, например, убирались.
Черный чуть не сплевывает в респиратор и жестом подзывает Никласа.
- Здесь же уборщики были? Ну, роботы там всякие.
- Должны были, – осторожно соглашается Никлас. Песок в пустыне вездесущ, хотя в горах его намного меньше. Впрочем если здесь работали люди, то мусор появляйся другого происхождения и гораздо активнее.
- По идее да, - потом смотрит под ноги на красные стрелки и качает головой, - это не указатели. Это направляющие для пылесосов.
- Ага, - соглашается Черный, - а где ж тут тогда сигнализация для людей.
- Обесточена, – грустно резюмирует Никлас, поднимая голову. Конечно, светящиеся указатели могли быть и на полу, но на стенах привычнее и удобнее.
Внезапно предполагаемая дверь освещается молочным неярким светом, отмычка сдавленно пищит, а сияющий проем говорит человеческим голосом:
- Модуль необитаем. Если выхотите занять модуль, предъявите ваше удостоверение.
Рагон тебя забодай, они влезли в жилой сектор.

Буря стихает раньше утра, но в глубокой безлунной темноте Тихий начинать поиск не решается. Да и ветер, хоть после бури тише стал, а все ж гудит ощутимо, и за его шумом не услышишь ни нечаянного шороха, ни движения. Но как только горизонт стал набирать пронзительного розового золота, Тихий собрал две тройки из тех, что оставались в лагере, и направил на поиски.
Ванджека, попытавшегося пойти с ними Тихий только взглядом окинул. Пустынник набычился, но проявлять инициативу перестал.
- Нас возле третьего уступа стало засыпать. Вряд ли парни сами дальше сунулись.
Тихий кивает: парни – вряд ли, не первый раз ходят по пескам. А вот инопланетянка – та, небось, бури в лагере пережидала, и если кто из каравана ее в свою лежку не затащил, то сгинула она навеки.
Тихий не чувствует должного сожаления, но полагает, что считать проблему решенной пока рано. Да и Карен-Ольга - профессиональный солдат удачи, а не простая поселянка.
Песком ущелье завалило как фьорд снегом – концов не найдешь, но когда обе тройки добрались до третьего уступа, один из заблудившегося нашелся сам. Деон как раз добрался до поверхности, так что был вытащен под белы ручки в одно мгновенье. Отплевавшись от песка, он говорит:
- Лежак внизу. Осторожней, - и беззлобно толкает Марджра, обрушившегося в его «нору» песок. Получив в ответ стандартное ругательство с пожеланием так жить всегда, добавляет:
- Со мной рядом Шепелявый был. Рагоновский, небось, где-то прикопался.
Тройка во главе с Марджрой начинает расковыривать полузасыпанную лежку, чтобы спасти имущество и обнаружить кочевника, а Тихий, окинув опытным глазом уступ, направляется к подобию козырька. Если б его здесь буря застала, то он бы таким удобным выступом воспользовался, а, значит, кто-то наверняка сделал тоже самое.
Расчет оказался верным, примерно на середине песок под лопатами стал шевелиться неестественным образом, а затем из-под него показалась закутанная в нанопору фигура: Один выкапывался вместе с имуществом.
- Чтоб тебя рагон сожрал, – приветствует его Верет, - вы какого поперлись без связки? Мозги на солнце спекли?
- Да иди ты сам к нему в задницу. Ветер навстречку был. А мы как раз в ущелье зашли и вот бегли как могли, чтоб, значит, успеть до обвалов. Назад-то уже хрен вылезешь.
- А трос ухватить не судьба?
- Да не повезло просто. Ветер сменился, и справа все сразу рухнуло, я сразу под скалу полез – проще переждать было, чем переть.
- Переждать ему было проще, а теперь вон ищи вас.
- Да че ты бесишься? – уже откровенно удивляется Один, - ну засыпало, ну и че? Первый раз что ли?
Верет беспокоится о Карен-Ольге, неожиданно понимает Тихий и мысленно вздыхает. Кто еще успел запасть на наемницу? И до какой степени?
Со стороны второй тройки раздаются дружные приветственные ругательства, когда на свет Гланн выкарабкивается третий «засыпанец». Осталось двое: неудачливый ухажер, влюбленный то ли в Келли, то ли в Карен-Ольгу, и сама Карен-Ольга.
На их поиски Тихий тратит еще около двух часов, однако никаких следов они не обнаруживают.

Что дальше делать с Хиро – вопрос на засыпку. Понятно, что с него глаз спускать нельзя, но им терпеть из-за него что? Снова возвращаться в Мастерские? И что он вообще здесь шарился?
Как только последнее приходит Рагону на ум, вопрос что делать оказывается менее интересным. Хиро ушел с первой же ночевки, только кислород и воду прихватил. И сейчас он пустой идет, так что для него то, что его Рагон отловил – невиданная удача. Если, конечно, тут где-нибудь его не ждали. Рагон мысленно проклинает свою глупость: вместо того, чтобы сразу уйти или вытрясти из Хиро, что он тут делал, он его за байком катал да так, что на всю пустыню слышно было. С одной стороны, это значит, что если ждали, то слишком мало людей, чтобы вылезти им навстречу. С другой стороны, если не жали, то куда он шел?
Хиро сидит возле байка на песке. Руки у него все еще связаны, песком набита вся одежда и респиратор, а ободранная кожа на половине лица останется вечной меткой. Жалеть Хиро в голову Рагону не приходит, да и не верит он ушлому мудаку, но Черный сказал – привести живым и здоровым.
- Руки развяжите. Да морду залепите чем есть.
- А как же, – кивает Дарен и вместе с Тонгом начинает «обихаживать» пострадавшего. Настроение у Дарена самое лучшее, потому что поставив на выдержку Хиро, он выиграл больше всех.
Хиро покорно дает осуществить над собой все медицинские «процедуры»: протереть самогонкой и залепить пол-лица пластырем, но когда Рагон подходит к нему, смотрит на него так, что и последнему пету ясно: хрен из этого мужика что вытрясешь, коли он не хочет.
- Ну и че ты ушел с лагеря.
Хиро молчит пару секунд, но на удивление все же отвечает – вежливым тихим голосом.
- Были основания.
- Ага, - кивает Рагон, ощущая вновь появившееся желание отходить умника по самое не могу. Вместо этого он спрашивает:
- А куда ты по пескам сейчас топал, друг мой ситный.? Без воды и почти без кислорода? Далеко собирался?
Теперь Хиро молчит, но от усмешки воздерживается и даже глаза опускает. С неожиданной для себя ясностью Рагон понимает, что и впрямь топал Хиро через пески, надеясь на случайную помощь, потому как туда, куда он сходил, ему ее не оказали. И выпендриваться побаивается, потому что и впрямь идти ему некуда, и никто его здесь не встречает.
Это куда ж он так попасть хотел, что не побоялся без воды идти и так обломался? И что это может быть такое? И кто ж это его так обломал?
Рагон хмыкает и наклоняется к Хиро недвусмысленно нависая над сидящим пустынником.
- Вот что мужик. К кому ты шел и че собирался, не мне – Черному рассказывать будешь. Но ты мне жизнью обязан. Потому как если бы не я и не мои ребята, сдохнул бы ты через пару деньков. А раз так, то вот тебе мои слова: мы по делам своим едем, и ради тебя я гонять своих никуда не буду – не велика шишка. А за мои кислород и воду будешь сидеть тихо, жрать молча и делать, что я скажу, понял?
Хиро снова молчит пару секунд, потом таки усмехается, но не так паскудно, чтоб сразу в морду дать, и кивает.
- Слово давай, - требует Рагон.
Хиро подымает голову и хрипит из-под повязки:
- Слово.

Столб ярко-красного дыма, внезапно выросший за спиной, заставляет всю караванную процессию застопориться. Впереди идущие останавливаются, сзади идущие начинают суетиться, стараясь немедленно воссоединиться с первыми перед лицом неведомой опасности. На пару секунд Песчаная Дева оказывается в опасном соседстве со спешащими людьми, и даже слегка покачивается. Келли едва за сердце не хватается: развалят скульптуру и хана, придется ему каким-то образом кару богов призывать, а это совсем не то, что требуется.
С другой стороны, красный огонь означает приближение сталлеровских отморозков, о чем договорено было еще в лагере. Хорошая сигнализация, действенная, но как же она здесь не по делу – сил нет. Однако киноварный дым продолжает подниматься вверх, опасность наличествует реальная, а новоявленному жрецу Песчаной Девы нужно немедленно приступить к своим обязанностям.
- Братья мои! – громогласно провозглашает Келли и тут же давится кашлем. Поднятая вверх для привлечения внимания рука дергается. Келли подавляет естественное желание перехватить горло и снова выпрямляется – братья мои. Песчаная Дева предупреждает нас об опасности!
Столпившиеся в первой части каравана люди Грека и без того уже достали чанкеры и винтовки и теперь лишь выбирают позицию. А о том, что перевернутые байки и железный лист, на котором стоит Песчаная Дева, послужат отличным защитным экраном, догадаться несложно.
Келли прыгает к статуте, возводит к ней обе руки и орет:
- Спасибо, мудрейшая, мы сделаем все, чтобы спасти наши жизни и послужить тебе!
Рискуя проколоться, он рычит ближайшему – Милке, «Повторяйте все!» и ждет, пока растерявшиеся его спутники передадут слова друг другу. Милка не дожидаясь, пока приказ доберется до каждого, шагает к Деве, тянет руки и повторяет замогильным голосом:
- Спасибо, Дева… и мы все выживем и послужим тебе!
Хрипло и нестройно, но новорожденную молитву повторяют все. После чего Келли очень бодро приказывает:
- Карта и Вики бомбомет приготовить, остальные – достать гранаты.
Дальнейшее действо протекает куда более организованно: из гнезд двух байков, служащих транспортом для Песчаной Девы, Карта и Вики достают стойку и ствол бомбомета, споро соединяют. Двое других караванщиков – Милка и Жестянка, вытаскивают бомбы и укладывают рядом с орудием. Из недр тех же байков появляется армейский лазерный прицельник, с которым Вики и Милка взбираются на ближайший холм. Лезут аккуратно, как на учениях: столб, конечно, далеко, вторая часть их отряда не зря пьют свою воду, но здесь важна воспитательная часть процесса. Остальные участники культа быстро разбегаются по периметру, прячась за холмиками песка или в трещинах. На виду остается только Песчаная Дева.
Грек и его люди, зачарованно глядящие на разворачивающееся действо, наконец, отмирают.
- И че теперь?
- А теперь братья мои, вы тоже спрячетесь, и мы вместе отразим врага.
Поскольку совет Келли очень сильно совпадает с мнением людей Грека и с его собственным, тот тоже начинает раздавать команды, и вскоре весь караван занимает позиции вокруг статуи божества. Келли не рискует оставить Грека в его сомнениях и оказывается совсем рядом с главарем.
Тот, предсказуемо оценив возвышающуюся скульптуру неизвестного художника, говорит:
- Она внимание привлекает. Только что пальцем в нас не тычет.
Келли поднимает респиратор и благостно улыбается.
- И защищает, брат мой, и защищает.
Слова его явно недостаточно действуют на Грека, но сказать что-то более внятное, Келли не рискует: если сейчас кто-то расстреляет это произведение искусства, нужно говорить одно, а если Песчаная Дева останется нетронутой – то другое. Так что придется богине позаботиться о себе самой.
Когда вдали появляются несколько байков, Келли задумчиво произносит:
- Может это мирные люди, как мы с тобой, брат? Может не несут они зла?
- Ага, как же, - сплевывает Грек, - тут с разборки на Стекле прям каждый второй зла не несет. Только винтовки или гранаты.
- И это верно, брат мой, - соглашается Келли, - однако ж мы – люди, не несущие зла, должны об этом знать точно.
Грек настолько удивляется, что даже выматерится забывает. А Келли кричит своим:
- Вики, что там видно?
С заминкой на пару секунд, ответ приходит:
- Пять байков, у 4 винтовки. У типа впереди армейский комбез и прицельник болтается. Пугнуть их может от греха подальше?
Келли на миг задумывается: главная его цель – привлечь к Черному как можно больше людей. Но начинать с вербовки людей Сталлера ему не с руки, сначала нужно заручиться поддержкой народа попроще. Но и убивать не следует, так как им нужны все.
- Пугни, брат мой. Не по пути нам сейчас с этими братьями.
Респираторы не позволяют видеть выражение лиц Грека и его людей, но, судя по тому, как они крутят головами, глядя на переговаривающихся жрецов Песчаной Девы, диалог поразил их до глубины души.
Милка кричит:
- Пугнем во благо Песчаной Девы!
Это не совсем то, что нужно, но Келли только кивает: потом разработает условные реплики, жаль, что он раньше не подумал.
Вики негромко диктует параметры, Карта и Жестянка споро заряжают бомбомет и по взмаху руки наводящего стреляют.
Бомба попадает точнехонько куда надо: за пол фарлонга до ведущего отряда. Ударная волна воздуха, песка и глины опрокидывает первый байк, а заставляет резко затормозить остальные. Вики удовлетворенно хмыкает и вновь протяжным голосом, который мгновенно образуется у всех наводящих, командует:
- Прицел 120, угол 20, гото-о-овьс! Давай!
Вторая бомба ложится на 10 футов в сторону и на такое же расстояние. Каша из песка временно закрывает отряд от наблюдения, но для третьего выстрела визуальный ориентир уже не нужен:
- Прицел 120, угол 25, гото-о-овсь! Давай!
Третья бомба ложится хуже – отлетает футов на 40, и взрывается с задержкой. Но когда поднятый в воздух песок, наконец, рассеивается, потенциальные нападающие уже почти скрываются за холмами.
Келли спокойно встает, неторопливо снимает респиратор:
- Вот и все, брат мой, - а потом поворачивается и кланяется Песчаной Деве – нет, не дело это все время к собеседнику задом поворачиваться. Надо что-то придумать.
- Спасибо, мудрейшая.
Грек, тоже встав и нарочито неторопливо поправив колбы с водой, хмыкает:
- Помогал бы она тебе, если б не эти твои... – он машет в сторону бомбомета, не зная как назвать странное орудие, – Чем бы отмахивался?
Улыбка Келли достойна Будды.
- Песчаная Дева заботиться о своих детях.
Грек насмешливо хмыкает, но не возражает. Келли улыбается.

Когда чуть в стороне за такыром поднялся красный столб дыма, Тоно цветисто выматерился в респиратор и подъехал к Глеру.
- Видал, че творится?
- Видал.
И хотя это не напоминает те самые «тревожные огни», что, как знает Глер, жгли по пустыне для ведома Черного, однако природа сигнала явная. Кто-то их засек и хочет предупредить. Издалека засекли, по-умному, сами не подпалились.
- Может наши? – однако безнадежности в голосе Тоно столько, что и пету понятно – сам он в такое не верит. Глер качает головой:
- Не было у нас таких сигналов.
Тоно матерится. К ним подъезжают остальные байки:
- Что делать командир?
Глер раздумывает не более пяти секунд: да и думать-то особо не с чего и так все ясно.
- Растянулись в цепочку и едем зигзагами.
Объезжать нет смысла, потому что они не знают, что именно нужно объезжать. На них не написано, с какого они лагеря, так что есть шанс договориться. Смыться они всегда успеют.
Вперед выезжает Беспамятный, вторым едет Глер, Тоно замыкает отряд. Когда спустя 15 минут ничего не происходит, Тоно вновь подтягивается к Глеру:
- Слышь, командир, а это не местный Цирк выпендривается?
- Для Цирка рано. До озы далеко, да и…
Дальше поговорить не удается, Беспамятный внезапно останавливается и что-то кричит, а потом воздух раздирает пронзительный свист и меньше чем за фарлонг от ведущего влезает куча песка и камня. Горячая тяжелая волна волочет машины, а Беспамятный переворачивается вместе с байком.
- Рагон тебя задери! Черный!
Кто кричит, Глер не услышал. Он машет рукой, приказывая разворачиваться, сам подбегает к Беспамятному, помогает перевернуть машину. Снова раздается душераздирающий звук вспарываемого снарядом воздуха и Глер с криком «Ложись» падает сам на песок и закрывает голову руками.
Что это такое он знает, на Острове они все познакомились с продукцией рагоновых Мастерских. Но лежа на песке и чувствуя как по спине колотят мелкие куски глины, Глер пытается прикинуть в уме как сюда могли попасть пустынники Черного. По всему должны были они идти дальше, к Перевалке, Южным Горам, какой рагон занес их сюда?
Разгадывать загадку, однако, времени нет. Как только воздух замирает,. Глер вскакивает и бежит к байку. Рядом притормаживает Беспамятный, но Глер только рукой машет – быстрей, и сам стартует на полной мощности.
Третий взрыв раздается совсем в стороне, но Глер использует его как ориентир, и перегнав отряд, направляет их по дуге, чтобы обойти людей Черного с юга.
Останавливаются они только через час, чтобы выпить воды и посовещаться.
- Командир, и че теперь? Черный на Соленом Побережье? Куда нам теперь?
- Оставить панику. Если его люди здесь,не значит, что он Соленое Побережье подмял. Только собирается.
Тоно стягивает респиратор, остатком фильтра протирает лицо, сплевывает:
- Пупок у него развяжется, Соленое Побережье подмять.
Глет думает, что светлая идея искать покровительство у боссов Соленого Побережья пришла ему в голову несколько позже, чем нужно, но другого выхода у них нет.
- И че? Снова воевать с его бешеными? И с кем вообще? Думаешь, он соврал, про то пятно от первого отряда? Никого же не осталось.
- Оставить панику, – повторяет Глер, - мы не воевать идем на Побережье, а предлагать свои услуги. Кто заплатит, тот и босс.
Почему-то это простое соображение удивительным образом действует на его людей. Тоно расплывается в счастливой улыбке и даже по колену себя хлопает.
- А, правда, кто заплатит, тот и босс. На хрен нам ихние непонятные дела.
- Ну, так вона Алеф тогда говорил, что Черный с Танагурой стакнулся и теперь и тут будет главным. А если он будет главным, нас всем хана, - напоминает Капур.
Тоно фыркает:
- А Алеф с кем блядь стакнулся, чтобы оружие всем купить? А Сталлер с кем стакнулся, чтоб ему армейское оружие давали?
Молчание вполне красноречиво. Разборки идут непонятные, и чем дальше, тем непонятней. А своя шкура все же дороже.
- Пусть сами и разбираются, - продолжает Тоно, – а нам о себе подумать надо. И крепко.
Глер завершает дискуссию командой:
- По байкам. Двигаем дальше. Доберемся до места, там и разберемся, кто с кем стакнулся.
Как бы правильно не звучали рассуждения Тоно, Глера не оставляет то воспоминание о гифе для компа, который сносит мозги любой машины. Может это Черному для Мастерских надо: туда всякое железо таскали, еще когда сам Глер в караване ходил. А может для чего другого. И от мысли об этом другом становится страшно и тошно.

- И че теперь?
Вопрос в исполнении Марина звучит исключительно философски. «Взломав» таким же образом еще один модуль, они подтвердили свою догадку. Открыть, как ни смешно, отсеки не удалось: система, требующая удостоверения, стояла насмерть и на заигрывания отмычки почему-то не реагировала. То ли это означало, что личные квартиры колонисты защищали лучше, чем все общежитие, то ли, что больше похоже на правду, какая-то запитка на внуцтернних системах все же была, в отличие от внешних замков.
Черный молчит, с трудом подавляя желание крепко вцепиться в волосы. С Белкой они не успели осмотреть весь комплекс, но оба сошлись на том, что наиболее мощные сооружения в наименьшей степени пострадавшие должны заключать в себе самую большую ценность завода – двигатели, систему управления и реактор. И вот на тебе: корпуса в керамлитовой броне оказались «модулями личного пользования».
- Будем искать по внешнему сходству, - заявляет Хорек. И когда все поворачивают к нему головы, снисходительно поясняет, - в плане есть схемы всех узлов и указания на материал обшивки. Вот по этим признакам и будем искать. Но только мне нужно пространства без песка, я здесь ничего включать не буду.
В доказательство он демонстративно размахивает рукой, гоняя облако тончайшей серой пыли.
- Че ж ты сразу не сказал? – вырывается у Черного, на что Хорек виновато отвечает:
- Я решил, что ты знаешь.
Дарт возводит очи горе, чтобы ответить, что-то вроде «Все знает только Песчаная Дева», но вместо этого орет:
- Бля! Гляньте на это!
На потолке медленно зажигается искомая цветовая иллюминация, по поверхности медленно расползаются пятна, неприятно напоминающие лишайники, но затем насыщаются цветом и приобретают какую-то форму. Форма, правда, не держится, пятна переползают друг через друга, меняя очертания, истончаясь и набухая и эта странная цветовая какофония разделяется, сползается к предполагаемым дверям модулей обитания и тихо гаснет, чтобы начать все заново.
- Не было же ни хрена, - убежденно говорит Марат, стянув респиратор и сжимая его в руках, - Рагон тебя раздери, да не было же ни хрена на потолке!
- Не было, - с не меньшей убежденностью подтверждает Хорек, зачарованно глядя на иллюминацию – явственную, однако ж не создающую бликов, - а теперь есть.
Черный вздыхает, поворачивается к Никласу и печально говорит:
- Скажи что-нибудь.
Никлас только отрицательно качает головой, с не меньшим удивлением рассматривая потолок.
- Даже представления не имею.
Когда цветовая пляска пошла на третий круг, Хорек говорит:
- А ведь она повторяется. Первый блок вообще одинаковый.
Марина решительно углубляется в ближайший коридор и оттуда кричат:
- А здесь ничего нету!
Черный, осененный внезапной догадкой предлагает:
- А ты постой подольше.
- В смысле?
- В смысле минут 10. Она, похоже, не сразу реагирует.
Никлас встряхивается и решительно говорит:
- Это данные о состоянии модулей: вместимость, коммуникации, какие-то особенности. Только почему-то в цветовом коде.
- Ага, и на потолке, - с сарказмом произносит Марат, - чтоб удобней было с пола видно.
Они переглядываются. И кому удобней смотреть не на пол и стенки, а на потолок?
- Это не инопланетное сооружение, - убеждено говорит Никлас, - узлы, составляющие рабочие станции, типовые, хотя и устаревшие, и явно терранского или альтаирского происхождения.
Есть, конечно, еще одно объяснение, связанное с достижениями амойской генетики и биоконструирования, однако во времени совместить их с колонизацией третьей волны не удается.
Марина кричит из-за угла:
- Ага, и здесь появились. Но только два.
Посмотреть на второй иллюминированный коридор отправляются все. И попривыкнув к смене красок, убеждаются: сигналы те же, вернее, похожие.
Черный оценивает взглядом расстояние до потолка и обращается к Никласу.
- Подсади-ка меня.
- Куда?
- Чтобы к потолку дотянуться.
- Это обычный цифровой пластик, - сообщает Никлас, становясь возле стены и крепко упираясь ногами и руками.
- Ага, - Черный вылазит ему на спину и плечи и усаживает отмычку на потолок.
- И что? - «Гусеница» неуверенно бредет по поверхности и теперь кажется, что цветные пятна от нее убегают.
- Сейчас посмотрим.
«Сейчас» растягивается минут на пять, так что Черный, в конце концов, говорит.
- Должны же там быть какие-то технические люки для осмотра.
- Зачем? – Марина с новым любопытством смотрит на блуждание аппарата.
- Посмотрим, - неопределенно пожмите плечами Черный.
Почему-то, он совершено не чувствует ни разочарования, ни страха, ни даже досады. Словно эта нелепая и ненужная загадка – игра, квест из его детства. И не тот страшный поход в подвал Гардиан, а побег со спального часа, когда они вместе с Гаем сумели взломать сенсорный замок на служебном люке и выбрались на крышу. Тогда он впервые видел Церес сверху, и высоченные здания Мидаса и совсем далеко на горизонте – блистающую иглу Эоса.
Это тоже игра: кто-то же придумал этот затейливый информаторий, значит, ее можно разгадать.
Отмычка, наконец, сворачивается узлом и начинает попискивать. Марина и Хорек облегченно вздыхают, Никлас даже головой крутит – до какой же степени все ждали, что произойдет предсказанное дартом действо. Только Черный фыркает и продолжает насмешливо щуриться на мигающее устройство.
Пожалуй, он не удивился дежке, когда ближайший модуль вновь осветился белым светом, а голос, говорящий со странным акцентом, произнес:
- Ваш статус подтвержден. Добро пожаловать в ваш новый дом.
- Тю! – поражается Марат, - так у них, что замки на потолке?
- Похоже на то, - хмыкает Черный и хлопает ладонью по проему. Свет словно отделается, а часть стены разворачивается мембраной входа.
- Придурки какие-то, - произносит Марианн и устремляется за Черным, едва не опережая Никласа. После чего все разом останавливаются на пороге.
За проемом их ждет черная безлунная ночь и кровавая пылающая лава.

О том, что это иллюзия, догадаться было не так уж сложно, но в первый момент Никлас судорожно хватает Черного за плечо, чтобы немедленно вытягивать его черт знает откуда, Марина с придушенным воплем шарахается в коридор, Марат с воплем вполне внятным выскакивает туда же.
Эффекта добавляет низкий протяжный рокот и странный шелестящий звук, который издает медленно ползущая к проему лава.
- Рагон тебя задери – шепчет Марина, удерживаясь руками за стенку, словно боясь, что поток лавы смоет его отсюда невесть куда. Хорек, вытягивая шею, смотрит внутрь, но ничего кроме черно-красных пятен не видит, а потому сохраняет спокойствие:
- Что вы там увидели?
- Рагоново жилье, - сплевывает Марат, утирая респиратором мокрый лоб, - бля-я-я, что это за хрень.
- Иллюзия, - поясняет Никлас. Руку он убрал, но остался стоять вплотную к Черному. Рагон его знает, чем еще их порадуют давно успокоившиеся обитатели этих мест – голограмма, скорее всего.
В этот момент с подсвеченного пламенем откоса падает камень. Сочный громкий звук всплеска и веер огненных брызг настолько убедителен, что теперь к проему шарахается и Черный с Никласом.
- Вот же х***! Какого рагона эта фигня здесь делает?
Вопль Марата остается без ответа: пустынники с увлечением рассматривают невиданное и не совсем понятное зрелище. Потом Черный поворачивается к Никласу, и тот отступает на шаг в удивлении: настолько взволнованное, восторженное лицо у Черного.
- Это вулкан, так ведь? Это когда с вулкана идет магма?
- Извержение вулкана, - поправляет Никлас, и Черный расплывается в счастливой улыбке и отворачивается. Он почти шепчет, но Никлас слышит:
- Там тоже вулканы. У нас будут такие же вулканы.

Когда восторги от иллюзии несколько поутихли, и даже Хорек успел налюбоваться на огненные мрачные реки, Марина вновь обратился к Черному:
- И что теперь делать?
Черный, все это время простоявший возле проема со странной глупой улыбкой, трет лицо и неожиданно зевает во весь рот. Марат и Хорек тут же подхватывают, и Никлас тоже едва удерживается от громкого и протяжного зевка.
- А сколько мы вообще лазим уже? – вопрошает Марат, но отвечать никто не спешит: Никласу не по чину, Хорек ради такой мелкой надобности планшет доставать не будет, а остальные ориентируются таким же образом, что и в пустыне – по естественным надобностям.
- Поищем еще?
- Проще искать по плану. Наобум мы и дальше будет, как петы в каждую щель тыкаться, - Хорек с надеждой смотрит на Черного: то ли не терпится показать класс, то ли, наоборот, хочет избавиться от демонстрации, если Черный найдет другой способ.
- Спиртовки давайте, - приказывает Черный. Глядя на недоуменные лица соратников, только хмыкает, - устроим маленький пожар.
- И что?
- Точняк.
Марина и Хорек произносят это одновременно. Никлас ощущает на редкость сильный приступ досады: кому-кому, а ему следовало догадаться раньше всех.
- А на пожар, - менторским тоном сообщает Черный, – здесь должна отреагировать система пожаротушения. А это значит, что где-то должна появиться схема эвакуации.
- Чего? – Марат протягивает свою спиртовку. Черный устанавливает ее в ряд со своей и Марининой.
- А ты что, когда в Гардиан жил, сдачу норм по пожаробезопасности не проходил?
Черный выпрямляется, хмурится и даже пальцем в Марата тычет. Это так похоже на расхожий плакат по упомянутой науке, что спутники прыскают и хлопают Марата по плечам.
- Эх ты, безграмотный монгрел.
- Шантрапа ты цересская, спасаться не научился.
- И сейчас не научишься,- подымает палец Хорек, – потому что мы по схеме будет внутрь идти.
- Если она появится, – замечает Никлас. С другой стороны, на стенах действительно ничего подобного нет, а схема эвакуации, да еще и на добывающем горном заводе должна находиться буквально везде.
- Вот сейчас и узнаем.
Черный поджигает горелки. Пламя спиртовки небольшое, однако, на разогрев консервы и кипячение воды ее хватает. Но не покажется ли комплексу, пролетевшему миллионы парсеков, такая угроза слишком малой?
- Нужно их поднять к потолку, – говорит Никлас и Черный согласно кивает. Они разбирают свои горелки и теперь тянут их вверх, поближе к блистающей разноцветьем сигнализации и на сей раз расчет оправдывается: меньше чем через пять минут, иллюминация гаснет, а громогласный голос вместе с уливающейся сиреной сообщает:
- Обнаружена угроза пожара, все обитателям жилого сектора АМ-14 немедленно покинуть сектор. Повторяю, обнаружена угроза пожара, всем обитателям сектора АМ-14 покинуть сектор. Придерживайтесь плана эвакуации.
И когда на стене проявляется разрисованная красным и желтым внутренняя схема пустынники разом издают победный вопль. Вот она, рубка управления, не так уж и далеко - всего-то в другом корпусе.

Черный полагал, что Игни и Астору, особенно первому, понадобится пара недель, чтобы определиться с кем они и что делать будут. Сиггел надеялся, что меньше, потому как появление 30 лишних ртов, из которых половина с трудом ходили на своих ногах, Мастерские не обрадовало. О чем Шива не замедлил сказать прямо на следующий день.
- Какого рагона мы их кормить и поить будем? Да еще и ждать, пока они там то-то решат?
- Черный так сказал.
- А Черный не сказал, чем их кормить и поить за просто так? Как на счет того, что этим чертовым летом по тракту не больше десятка караванов прошло?
- А ты типа с Северной Базой ничего не менял.
Шива не краснеет от гнева: продубленная песком и огнем кожа цвет изменить уже не в состоянии. Гнев у него закипает где-то внизу, в животе еще, а потом медленно поднимается: грудь выкатывается, щеки надуваются, ноздри расширяются, а дальше божество начинает метать молнии, так что даже пригнуться хочется.
- Да нечего с ними нам менять!!! Ты, рагон хренов!!! Что я теперь отливаю?!!! Только бомбометы да бомбы!!! И все нашим!!! А жрить что!!! А воду на что покупать!!! Чем ты со своим Черным думал, когда сюда хрен знает кого присылал!!! Я что, всеблагая, блядь, Юпитер, всех напоить-накормить могу!!!
- Да притихни ты, – с трудом вклинивается в монолог Сиггел. Шива, кажется, не слышит, а если слышит, то игнорирует, потому что расставляет ноги пошире, складывает руки на животе и орет еще громче:
- Рагон вас затрахай вместе со своими дартами и планетами!!! Где я на всех воду найду?!!! Своим не хватает, а еще, чтоб всяких пройдох кормить-поить, да еще и на другую планету тащить?!!!
Вопли Шивы слышны точно по всем Мастерским, так что Сиггел только плюется и орет ничуть не тише:
- Да притихни ты, в конце концов! До самой Юпитер решил добраться?!!!
- До х*** мне твоя Юпитер!!! Мне своих людей девать некуда, а вы еще приперли!!!
Сиггел мысленно посылает проклятие Черному, навесившему на него руководство лагерем и со всей дури бьет Шиву в челюсть. То ли сноровку потерял Большой Кузнец, то ли сам нарывался, а только не уклониться, ни закрыться Шива не успевает и кулем падает на песок.
Сиггел сплевывает, ищет в небесах песчаную Деву и трогает внезапно замолчавшего Шиву за плечо.
- Слышь, мужик, ну что ты взбесился? Это же все свои, все с Перевалки. Ну че ты?
И замолкает на полуслове, когда Шива поднимает голову. Фингал в половину лица – это ладно, но Шива плачет: по разбитой губе, по вздувшейся щеке ползут слезы.
Сиггел думает, что там, на Перевалке, или даже на самой станции был кто-то ему нужный.

Первая разборка случилась спустя пять дней. С чего началось Сиггел не увидел, а когда характерные звуки драки стали слышны за тяжкими вздохами во всю работающей кузни, разборка была в самом разгаре.
Куча мала, образовавшаяся на месте малого полигона, состояла не меньше, чем из десятка людей и Сиггелу не пришлось даже задумываться, кто ее составляет: кто-то с Перевалки и свои не с Мастерской, потому как последним сейчас некогда вгору глянуть. Идти разбираться смерть как не хотелось, но когда на воздухе пару раз блеснуло лезвие, Сиггел рванул к месту драки так быстро, как и не представлял.
Правда, на его вопли: «Разошлись, рагоновы дети, а что бы вас ***!» сцепившиеся мужики не отреагировали, а стрелять в воздух казалось сильно затратным. Сиггел выматерился, выдернул двух к себе ближайших дерущихся и со всей дури приложил лбами друг о друга. Помогло не слишком, но один потерял сознание, а другой сел на песок и только хмуро матерился, сплевывая кровь и сопли. Сиггел обернулся к прибежавшим - стоят гады как по линеечке, ну спасибо хоть сами в драку не лезут, и проорал:
- Дым запускай!
- Шо? - удивился Шарик, оказавшийся среди прибежавших.
- Дым давай!
Сиггел махнул рукой в центр драки, сам выдернул двух следующих. Эти, однако, были настроены серьезнее, так что Сиггел сразу получил под дых, с трудом увернулся от кастета второго и так разозлился, что похоже, руку-то этому второму и сломал. Потом швырнул вопящего от боли кочевника - таки свой, хоть и рагоновский, в первого и повалил обоих на песок.
- А ну расползись уебки рагоновы!!! Кому сказано!
- Да пошел сам уебок рагонов! - плюется первый, вытирая текущую со лба кровь, - сам пошел!
Шарик, примчавшись назад в сопровождении Кумана, машет дымовой шашкой:
- И че?
- Да бросай ее туда! - вопит Сиггел, наподдав собравшему встать самому первому контуженному. Шарик, потратив еще пару секунд, наконец, решается: поджигает шашку и швыряет ее прямо в середину драки.
Когда спустя минуту ничего не происходит, Сиггел окончательно выходит из себя:
- Да какого рагона *****?!! - потом поворачивается к стоящей кучке людей и орет, - а ну немедленно развести придурков! Толин, Диск взяли двух крайних и оглушили, Шарик, Куман, мать твою, чего рты разинули!
Однако выполнить распоряжение нового коменданта Мастерских названные не успевают: шашка таки начинает обильно дымить и драка сама разваливается, когда из под ног дерущихся начинает лезть ярчайший пурпурный дым, за которым не видно ни черта.
- А что тебя!! Что за ***!! Блядь, химическое оружие!
Далеко дерущиеся уйти не могут, хотя толпа, которая их окружила, и состоит всего из 10 человек, но со стороны кузни сюда уже направляются кажущиеся куда более грозными хозяева мастерских: в асбестовых фартуках, прокопченные пламенем и с расклеенными щипцами в руках.
- Ебанулись? - свистящим от злости голосом говорит Сиггел, - мало вас по пескам бьют, так вы решили дело Сталлеру облегчить, да? Сами себя порезать?!
На месте драки остаются лежать двое. Один стонет, зажимая рану на боку, второй, кажется и не шевелится. Шарик, метнувшись к нему, падает на колени и щупает пульс. Потом, не церемонясь, задирает фуфайку, обнажая глубокую рану в животе.
- По ходе, печень, - констатирует самозваный доктор и поворачивается к толпе:
- Куман, Ксан - носилки быстро и приготовьте аптечку.
Сиггел окидывает взглядом участников драки: грязных, заляпанных кровью, с разбитыми лицами и кулаками. Веревка, Ольх, Железный Гвоздь - с рагновских, с тех, что на Острове были. Двое - с тех, что позже пришли, а Второй Тони и Старик - это Асторовские. И ещё один тоже с Перевалки.
Сиггел мысленно проклинает тот день, когда согласился на слова дарта и хмуро спрашивает:
- У кого ножи? - В ответ ожидаемое молчание, и Сиггел спрашивает громче, - у кого ножи, рагоновы дети? Кто, блядь, я спрашиваю, наплевал на мой приказ не лезть друг к другу с ножами?
Сквозь ряд прибывших пробивается Астор. Сиггел едва удостаивает его взглядом.
- Здесь, блядь, вам не бордель цересский, и не арена, и не какое еще сборище, где можно резать друг друга, как кому в голову влезет. Здесь, мать вашу, Мастерские Черного, и я здесь главный. И я говорил, что резни не потерплю.
- И че теперь? - вскидывается Ольх, - ждать пока они за ножи возьмутся? Молчать, чтоб какая-то рожа с Перевалки на меня случайно не обиделась?
Веревка, так тот вообще сплевывает и говорит, слегка отвернувшись:
- А мне Рагон - вожак, а не ты.
На это обижается тут же стоящий Куман:
- Ах, ты ж говно ходячее! Рагон под Черным ходит и вас под Черного привел, так что пасть свою заткни.
- А он не Черный. Он просто прыщ с Цереса. Да мы таких по дюжине в день мочили и…
Договорить Веревке не удается, так как Куман шагнув вперед, от души бьет кочевника в морду. Хук у Кумана слева, весьма внушительный, так что кочевник валится на песок и драка грозится начать по новой. Сиггел, послав в очередное мысленное путешествие Черного и Песчаную Деву, хватает Кумана за грудки и толкает в толпу. Поднявшегося было Веревку, хватает за шиворот и сотрясает как нашкодившую кошку:
- А ну заткнулись! Все заткнулись, мать вашу! Все, кто дрался на суд пойдут! И кто с места отсюда двинется - пристрелю на хрен и не посмотрю чей!
Оружия с собой у Сиггела нет, но очевидно, что прибежавшие кузнецы захватили не только раскаленное железо.
Из толпы появляется, наконец-то Астор:
- За моих людей я отвечаю, так что к ним не лезь!
Больше всего Сиггелу хочется заткнуть недоделанного этого вожака, а еще лучше - прикопать в песке где-нибудь. И если бы было у него сейчас время, то он сам бы удивился, до чего крепко засела ему в голову, та мысль дарта - об общем жилье на другой планете, куда полетят все, кто дотянет до конца войны. И надо, чтобы дотянуло больше.
А, значит, по-любому, придурка убивать нельзя.
- Твои люди гостят у моего клана, - неожиданно спокойным, хотя и очень зычным голосом говорит Сиггел, - и дерутся с моими людьми. Коль закон пустыни для тебя не пустые слова, то обычай наш знаешь. Получишь своих людей тогда, коль я решу, что так можно.
По собравшейся толпе пробегает одобрительный говор и затихает. Астор хмуро молчит, потом наклонив голову, говорит:
- Ну, раз ты тут бугор, а не Черный, то с чего тогда я с дартом договоры договаривал, а не с тобой?
Очень вовремя вопит Шарик:
- А ну с дороги отвали, иначе твой человек до твоего суда не доживет.
По толпе опять пробегает гомон, Сиггел вскидывает руку, призывая к молчанию. Говорит тяжело, как будто камни передвигает:
- С дартом ты договор заключал, и я его выполняю. А со мной ты или еще один заключать будешь, как вожак с бугром Мастерских, или выметаешься отсюда
- О другом разговор был…, - о чем именно Астор сказать не успевает, с дальней скалы что-то вопит часовой, весть добирается до кузни, и разбегается по лагерю.
- С полигона едут! Быстро едут! Беда!
Половина собравшихся немедленно разбегается: дела у всех найдется, если бела надвигается. Железный Гвоздь тоже вскидывается, делает шаг и останавливается, глядя на Сиггела. Тот окатывает драчунов тяжелым взглядом, чуть ли не к земле придавливая, говорит:
- Марш по места, чего встали! Позже будете мне на суде говорить, - потом поверчивается к Астору и, глядя таким же тяжким взглядом, произносит:
- А ты своих можешь собрать и отсидеться где. Пещер много.
Астор не краснеет - белеет от злости и унижения, и, сжав кулаки, едва не кидается на Сиггела. Хватает его Куман и кто-то из его людей.
- Ты!!! Бугор не ждет***! Ты сука рагоновская! И ты с кем блядь говоришь?!
- Не знаю! - рявкает в ответ Сиггел, - может с перевальщиком, может с крысой какой, может с бугром. Некогда мне разговоры разговаривать, да договоры пересматривать - мне драться надо.
Астор продолжает покрывать его цветистым матом, но Сиггелу и впрямь не до перевальщиков. Если они сейчас скопом слиняют с Мастерских, чтобы в войну не лезть - это, конечно, будет плохо, и Черному не подойдет, но Сиггел вздохнет куда как свободней: ему и рагоновских кочевников хватает.
С чего ж полигонщики вернулись? Что случилось? Неужто Сталлер прям на Мастерские попер?

Оказалось, что это свои. На полигоне народу осталось много, так что вместе со всеми шпионами Шива и Сиггел отправили туда всех, кого могли, чтобы научить стрелять из бомбометов. И когда этот народ увидел столб пурпурного дыма над «родными» Мастерскими, то очень быстро собрался и рванул на плато.
Рванули не прямиком, а грамотно. Разделились на три группы: два побольше в обход пошли, чтобы с двух сторон на Мастерские выйти, а третья на лучших байках двинулась напрямую, но так, чтобы барханов и скал на видимой части пути было как можно больше.
Часовой, поднявший тревогу, потом сам же первый и стал орать, что свои. Получив разгон от Сиггела за то, что сначала орать начал, а потом в прицельник правильно посмотрел, пустынник только посокрушался.
- Дык, пока далеко, хрен же разглядишь, что рожу, что байк.,- и Сиггел некстати вспомнил о чертовых красных повязках, которые надо с чего-то делать, и которые, как видно Черный все-таки не с большого ума придумал, а по делу.
Но так как на Мастерские вернулись оба шпиона и пришлый гражданин, Сиггел решил, что хоть эту задачку дартовскую они решат.
- Да легко, - не разочаровывает его Мартин. Шаэль - обгоревший и пестрый от пятен слезшей и восстанавливаемой кожи, трогает зажившую корочку темно-красного цвета, фыркает и говорит с о шпионом в один голос:
- Фукорцином.
- Чем?
- Фукорцином, - поясняет Мартин, - антисептическое, антигрибковое в аптечках привезли. Вон на лице у Шаэля вся цветовая гамма.
Пятна у него действительно разноцветные: коричневые, зеленые, пурпурные, красные. Жизнь в пустыне дается пацану нелегко, но в город он возвращаться боится. Сиггел как-то мимолетно думает, что не место здесь все-таки бывшему геологу, и надо его как-то переправить хотя б на Побережье. Потом думает, что особого смыла и в этом нет, потому как здесь он уже хоть к людям привык, да и шпик тутошний Танагуркий за ним присмотрит. А в Старой Танагуре только бугры цересские, и будет там пацану хуже.





Не хочу никому портить новогоднее настроение. но лучшее , чего я смогла достигнуть - мне без разницы. По картинкой продолжение 4 части, может кому не лень на праздниках почитать.

Может еще разгонюсь до Нового Года. Счас вот пойду зарядку сделаю. мне полегчает.

@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги"

---

---

---

Ты истощил свою душу в поисках скрытого смысла. Возможно то, что тебе нужно, всегда находится в тебе

---

"Затем следует нанести клей, воспользовавшись либо гвоздем, либо длинным карандашом, и после того, как клея будет достаточно, вставить дюбель. Необходимо подождать около суток, чтобы клей схватился вокруг крепления." - здрасьте, моя радость. А в чем же тогда преимущество дюбеля? Че, для каждой полочки и светильника сутки ждать пока клей схватится, чтобы гвоздик забить?

@темы: Пристрелите пианиста, потому что так играть нельзя.