Следующий фрагмент, который прошел бетирование. Кому лень читать длинный текст - придется подождать. Я завершу нарезку, когда выложу цельную версию.
Бета: Рысь.
Военный консультант: Рысин муж.
Исключительно сильно буду рада комментариям, содержащим информацию о пустыне и войне в пустыне.
Начало: vinny1.diary.ru/p191958762.htm
Поехали
Винт появляется буквально через полчаса. Внушительных размеров кар, явившийся первым, оказывается охраной. Едва машина останавливается, как из нее выпрыгивают шестеро такого же внушительного вида, как и тачка, телохранителей и выстраиваются едва ли не церемониальным коридором. Келли пробивает на смех – нервное, не иначе, он кивает в сторону мелкой неприметной «Тойоты», откуда выбирается Винт и торопливо топает к двери.
Пожар, конечно, уже потушили, но внутри наверняка все покрыто пеплом и изрядно воняет. Винт не обращает на это внимания – беспокоится за свое более ценное имущество, и направляется внутрь здания. Келли тушит сигарету о стенку, окурок по привычке пустынной крысы тщательно прячет в специальный карман на поясе. Даже если окурок раскрошится, из него всегда можно сделать самокрутку.
Они добираются до своих байков, оставленных за два квартала. Келли отсылает двоих дальше по улице, еще одного оставляет на перекрестке, а сам, усевшись за спиной рыжего с челкой парня, напяливает зеркальный пижонский шлем. Заметить такой нетрудно, но как бы ни была мала вероятность, что Винт сможет опознать давнего беглеца, рисковать он не желает.
Как и рассчитывает Келли, босс, убедившись, что материальный ущерб минимален и легко списывается по статье «хулиганские действия», оставляет бордель на попечение верного помощника-бармена, а сам направляется выяснять личности своих посетителей и прочие сопутствующие обстоятельства. Бармен наверняка указал, что по меньшей мере один из посетителей – «шестерка» Курта, так что куда именно направится Винт, представить было не трудно.
Они по очереди следуют за каром Винта и машиной охраны – гроб на колесиках, как иронизирует про себя Келли. Мнение его о бывшем «хозяине» падает ниже плинтуса: они тащатся за машинами уже полчаса, и никто из этих самых охранников не обращает внимания на это примечательное обстоятельство. Парни меняются, пару раз вообще ехали по соседним переулкам, один раз чуть не потеряли, нашли на очередном перекрестке и уже без дополнительных указаний разделились, чтобы подождать свою цель и определить ее дальнейший маршрут – в общем, весело проводят время, воображая себя не меньше чем шпионами Звездного Креста.
Келли вдруг думает, что по возрасту эти его подручные, которые полчаса назад держали на прицелах других людей и были готовы их убить, лишь чуть старше или даже не старше тех школьников, что играли в первых космонавтов на окраине города и воображали себя страшно крутыми, отчаянно смелыми, потому что нарушили немало инструкций и лгали, чтобы добиться цели. И на миг ему становится грустно.
К Курту Винт не доехал: кары остановились возле бара, тоже, по-видимому, совмещающегося с борделем, побыли там минут пять, и поехали дальше.
А еще через десять минут кары разделились, и машина с охраной безмятежно отправилась к старому Цирку, а машина Винта – по направлению к Лайд-стрит, границе Цереса.
- Двигаем за Винтом?
Келли пожимает плечами: странное поведение для охраны и странное поведение для босса. Типа на границе его охранять не надо? Логично продолжить слежку за Винтом, и то, что тот отослал охрану к Цирку, вроде бы должно свидетельствовать, что Винт наживку заглотал – необыкновенная удача. Но вот если бы он был Винтом, старым пройдохой, работающим на все кланы сразу, клюнул бы он на такую откровенную провокацию?
Келли думает, что если бы он не знал Винта сам, если бы не крутился в этом городе последние три года, то может быть, и поверил бы. Но он не верит, и рассчитывал на совершенно другую реакцию.
- Звони парням, чтобы четверо продолжали ехать за каром Винта, а мы и тот русый…
- Беня.
- А мы и Беня поедем обратно. К тому борделю, где они останавливались.
-Зачем?
- Винт там.
- Где?
- А борделе том.
- Но он же выходил!
- Выходил, но не уехал. Давай, двигай быстрее.
Они даже не останавливаются перед главным входом в бордель, просто проезжают мимо, позволяя Келли убедиться в своей догадке. Старый как мир трюк: на месте, где останавливалась машина Винта, на дороге расположен канализационный люк – отсюда видно, как блестят смазанные пазы и петли.
- Ну ни фига себе,- тянет рыжий, с восхищением глядя на Келли, - умный, гад.
- Еще бы, - без энтузиазма соглашается он и машет рукой, - езжай дальше.
В проулке они останавливаются и поджидают Беню.
- И че делаем?
- Ждем. Слежку он заметил, охрану отослал для вида. Скорее всего, у него здесь есть и охрана, и выходы. Если решится уходить через них – нам его не найти, и надо будет придумывать что-то другое. Да только вряд ли он будет бегать хрен знает от кого в собственном районе. А будет он сейчас потрошить свои базы, чтобы узнать, кого он сдал в аренду и кому, и как так получилось, что этот кто-то не вернулся, а его жертва пришла предъявлять претензии. Так что будет ждать гостя.
- Хе, это бордель, тута этих гостей как собак нерезаных.
- Нет, - Келли качает головой, - этот «гость», если явится, выглядеть будет иначе.
Прогноз Келли сбылся только наполовину. Винт действительно отсиживался у себя и что-то активно узнавал. Но гость в бордель не явился: вместо этого сам хозяин покинул заведение через черный ход и укатил в завалящем фургончике мобильной сети Цереса.
Вот же умный, гад!
- Так. Бросайте охрану, двигайте на Чайн-стрит и ждите в районе Шахрани. Смотрите за фургоном мобильников, голо я сейчас сброшу. Осторожней, наверняка внутри есть охранники. Посмотрим, куда он двинет в конце концов.
Келли стаскивает шлем, напяливает свою маску, хлопает рыжего по спине: двигаем. Если бы ставкой в игре была только его собственная жизнь, эта игра в кошки-мышки ему бы чертовски нравилась. Но ставка другая, и сдохнуть здесь, не узнав ответа, он просто не имеет права.
Черный хорошо помнит это место. Когда-то, на заре времен или на заре колонизации, здесь тоже была горная гряда, вернее – горное плато. То ли естественным путем, то ли в результате многочисленных искусственных землетрясений плато было почти целиком разрушено. Пески, ветер, странные войны между механизмами и ненастоящие войны между существами, которых трудно было назвать людьми, но гораздо легче – роботами, проносились сквозь развалины, то погребая их под собой, то вновь вытаскивая на поверхность. Сколько охотников и караванов погубил этот блуждающий остров? Сколько новых аномалий породил, искажая земли и воздух?
В пустыне немало таких кусков земли: старых скал, позабытых воздушных колодцев, шахт, прорубленных так давно, что сведений о них не сохранилось ни в памяти людей, ни в памяти машин. Караваны, завидев вновь появившиеся развалины, поминают рагонов и Песчаную Деву, обходя проклятое место стороной. Кочевники равнодушно игнорируют бродячие скалы: надо будет укрыться сейчас – воспользуются, не надо – забудут о них. Охотники чаще других пытаются узнать, что внутри. Чаще всего – ничего, кроме камней и песка, но если кто-то из крыс случайно погибнет под обвалом, слухи о гиблом месте поползут вдоль тракта.
Плато, о котором думает Черный, весной было на месте. Зима заперла Черного в Южных Горах, и в Танагуру он добирался извилистым путем. Зимние ураганы изрядно изменили рельеф от Белых Дотов до бывшей Озы Нептуна, и Черный решил дальнейший путь тоже держать не по тракту. Это заняло больше времени, но Белка всучил ему байк с усовершенствованным фильтром, так что на самом деле до тракта он добрался даже быстрее, чем рассчитывал.
Остров Кораблей был на месте. В прошлом году Черный ничего не слышал о нем, а вот три года назад, он точно помнит, острова видно не было: в тот год летние бури настойчиво разоряли каньоны на юге, и необыкновенное количество песка превратило в эрры районы, традиционно считающиеся глинистыми. Остров был погребен под их толщей, и его тогдашний спутник так и не увидел этого грандиозного зрелища.
На самом деле непонятно, почему останки плато носят такое гордое название. Черный, знакомый с различными видами космического транспорта, и в давней, очень давней юности летавший на катерах и малых ботах, никакого сходства с теми монстрообразными громадинами, которые называют кораблями, и этими развалинами не видел. На хищные обводы яхт и военных флуггеров скалы тем более не походили. Впрочем, Белый Дот тоже ни разу не похож на армейские склады, однако называется именно так. Да и не белый он ни разу.
Весной Черный объехал Остров по периметру, убедился, что никаких посторонних следов, запахов и маскировки нет, заглянул внутрь. Обточенные ветром камни громоздились в живописном беспорядке, образуя несколько относительно ровных площадок, окруженных с одной или двух сторон вертикально стоящими стелами и узкими коридорами, заваленными беспорядочными грудами камней, песком и пылью. Площадки находились довольно далеко друг от друга – он тут же отметил про себя, что с чанкера не достать, да и гранатой хрен добросишь. Крайняя восточная площадка, к тому же, отгораживалась от ближайших соседок двумя вертикальными обрывистыми скалами. Черный объехал площадку еще раз и прочно запечатлел в памяти мелькнувшую картинку: волшебный замок космической принцессы и ее клыкастые охранники, поливающие нападавших зеленым огнем. Огня было так много, что в какой-то момент замок оказался как бы на острове посреди зеленого горячего озера, в котором все враги благополучно сгинули.
Именно туда он сейчас и идет. И ведет своих людей.
Иногда, правда, не идет, а ползет. Вот как сейчас, например: порыв ветра сбивает Черного с ног, канат на поясе натягивается, больно впиваясь в ребра. Черный хрипит, распластывается на склоне, чтобы не катиться дальше и не удавиться чертовым тросом. Скольжение останавливается, он приподымается и на четвереньках выбирается обратно на вершину, где следующий порыв воздуха пытается проделать с ним то же самое. Черный упрямо встряхивает головой и топает на четвереньках. Ладно, там дальше спуск, все равно где-то будет спуск, и ты хрен меня достанешь!
Не видно ни черта, или ни рагона – один хрен. Он не забыл надеть респиратор – первый по этому поводу величественно пожал плечом, мол, друг, ты сильно беспокоишься о бренной жизни; второй, пользуясь преимуществом здравого смысла, перехватил управление и напялил респиратор на общую голову. Проверил фильтры, дозатор, батарею, кислородный баллон и приготовил второй на всякий экстренный случай. Кто-то из них, кажется, засмеялся, Черный не может отчетливо вспомнить, кто, но искренне надеется, что Тихий или еще кто-нибудь – никакой не кто-нибудь, а именно Тихий – не заметил его попытки беседовать с самим собой. Тихий не все остальные, он на байку о беседах с Песчаной Девой не купится.
Его люди смотрели на него как на безумца. Его люди смотрели на него как на героя. Его люди заразились его безумием и пошли за ним, не спрашивая и не сомневаясь. Черный не знал, чего в этом было больше: веры в какого-то посланца Девы, ее любовника, ее воителя, или знания о том, что легендарный охотник девять лет таскается по пустыне и ни разу не ошибался.
Ошибался, конечно, и не один раз, просто ему всегда удавалось выжить после своей ошибки и не повторять ее. Но его люди сейчас этого не помнили, его люди просто выслушали то, что он сказал, и стали собираться. А он смотрел на них и думал, что любит их всех больше всего на свете, и что никогда и никто ему не был так дорог.
Чертов приход!
Спуск начинается чуть раньше, чем он ожидает. Черный на миг останавливается, анализируя ощущения: они идут по более крутой дуге, чем тогда, когда он был здесь весной, а значит, той древней солончаковой проплешины еще не достигли. Так откуда спуск? Ураган успел расколоть солончак? Песок намело? Скорее последнее, потому что его руки и ноги при дальнейшем движении погружаются в движущееся месиво чуть ли не на треть, и вниз он спускается, как на салазках. Трос опять впивается в тело, пытаясь перерезать его пополам, Черный тормозит и быстро возвращается на пару шагов назад. Ждет, пока следующий за ним караванщик, Шарик – вторым он идет по жребию, хотя Черный так и не понял, почему вообще возник этот вопрос, кто идет за дартом – подойдет поближе, и дергает канат: спуск, передать дальше.
Если Белка их не найдет, придется обойтись собственным боезапасом. Это не много, вернее говоря, это абсолютно, совершенно не достаточно. Им не выжить, не выиграть, не победить, если Белка и Рагон не успеют. Но в том месте, куда они идут, можно держать оборону – час, два, три, целый день. Он уверен, что они продержатся не менее суток, потому что напалма у них предостаточно. Сгущенный чуть ли не до твердого состояния, запакованный в контейнеры, легкий смертоносный груз проделал с ними путь частью от Танагуры, частью от Серых Камней, и последней частью – с торжища у Белой Базы. То, что хранил для Черного его «бугор», и о чем Никлас не мог передать никаких сведений – просто не успел бы. Он понятия не имеет, важно ли то, что шпион-наблюдатель не успел передать эту информацию, или не важно, но надеется, что да. Они очистят коридоры вокруг той восточной площадки, выроют канавы в песке и заполнят напалмом. На сутки его хватит.
Зальют врагов зеленым бушующим огнем, и принцесса будет спасена. Черный замечает, что шепчет это вслух, мотает головой, встает на ноги – уже можно, здесь можно идти в полный рост и не заботиться о том, что ветер сорвет с тебя груз или одежду, засыплет песком или камнями – идет, сильно припадая на давным-давно покалеченную ногу, и не замечает этого. Боли он не чувствует, усталости тоже, только пить хочется. Но сейчас этого делать нельзя, так же, как и снять респиратор и заговорить вслух – второй крутит мысленным пальцем у мысленного виска, и первый снисходительно соглашается.
Рагон со своими людьми прорвется через людей Сталлера, сколько бы у них не было оружия – Черный в этом не сомневается. Людям Белки придется куда хуже – их меньше, и драться им приходилось намного реже. Как бы низко не ценилась жизнь в пустыне, принадлежность к технократам песков защищала Мастерские и их обитателей куда сильнее, чем реальная сила чанкеров и «лягушек». Но зато теперь, он уверен, оружия у Белки намного больше, чем у него самого и у Рагона. Те бомбометы, или как там их называл Тихий – Белка наверняка сделал что-то подобное, он еще зимой показывал ему схемы. А значит, ему тоже будет чем «порадовать» сталлеровских наемников.
Ничего. Прорвутся. Дайте только добраться, дайте хоть один-единственный шанс – и мы выдерем победу! А не дадут шанса – сами возьмем!
Какое-то время Алек тупо пялится на мерцающий, уже пустой голоэкран, где медленно, как долбаные рыбки в аквариуме, плавают слоганы рекламы. Он отстраненно удивляется, какого хрена у Казанка на компе делает реклама, да еще и муниципальная. Потом вспоминает, что вообще-то это никакой не комп Казанка, а сервер технической службы филиала Департамента туризма, и ясное дело, на нем крутиться будет все, чему положено крутиться в туристической конторе. Потом Алек думает, а на хрена на серваке вообще сидит монитор, да еще и голо, но тут на запястье срабатывает вибросигнал браслета, и он с трудом отводит глаза от экрана.
В этот момент один из слоганов переворачивается вверх ногами и задом наперед, выяснятся, что его можно прочесть туда и обратно, и Алека беспощадно выворачивает прямо себе на ноги.
И на ботинки. И на пол, разумеется. Твою мать!
Он распрямляется, прижимая руку к животу в попытке облегчить или остановить спазмы. Слепо шарит ладонью по столу, по карманам, намертво забыв, где же должен быть мобильник. Или не мобильник. Блин, вот о чем он договаривался? Вибросигнал превращается в серию коротких импульсов, и спустя еще минуту Алек наконец вспоминает: нет никаких мобильников или «уоки-токи», какие на хрен мобильники могут быть у предметов, идентифицированных как роботы-уборщики? А вам здесь не Глаз Юпитер, в здании камеры смонтированы по старинке: сначала пишут, потом передают сигнал, а уж потом сервак обрабатывает и в зависимости от сигнатуры выдает то или иное изображение диспетчерам. Так что разговоры в пустом помещении между двумя роботами будут выглядеть несколько экзотично.
А с Казанком они решили использовать простой, как булыжник, код Морзе.
«Ответ. Время».
«Сделано. Уборка».
Алек с трудом встает, шарит по ящикам стола, где наверняка валяется что-нибудь из бумаг или упаковок, или даже тряпок, которые обязательно кто-нибудь не донес до утилизационного люка – странно, нет ничего. Он морщится. Браслет дергается.
«Уборка».
«Выблевал».
А такого рода мусор уборщику лучше не давать. Алек, проклиная собственную глупость – вот на хрен он съел этот несчастный пончик, не мог до утра потерпеть? – топает в туалет. Слава Юпитер, задницы еще не научились вытирать пластиком или виртуально-ионной хренью. Он буквально опорожняет бумагодержатель, обтирается, тщательно собирая использованную бумагу в вонючий ком, и возвращается обратно.
Казанок напоминает: «Время». Алек не отвечает. Казанку стремно, ага-ага, привык к удаленной работе, задницу-то теперь бережет получше, чем когда только явился в Нил Дартс. С другой стороны, за столько-то времени пацан должен был понять, на кого они там работают в своем элитном и типа независимом киберпитомнике, так что его беспокойство понятно: то, что они сейчас делают, ни под каким видом к легальной и нелегальной деятельности мамы-Юпитер не привязать. Поймают – вывернут наизнанку мозги.
Алек протирает пол, пока не убеждается, что точно, совершенно точно стер следы, и потом выпускает приторможенных настоящих уборщиков. Эти ребята моют полы с помощью массы дезинфицирующих средств, так что, по идее, слабые следы чужеродной органики их не смутят.
«Время», передает он Казанку. Не торопится: роботы не торопятся, до активации сигнала оставленных в техническом центре уборщиков не менее пятнадцати минут, а роботы бегать по коридорам не обучены. Так что – спокойствие и выдержка.
Казанок молча кивает – охраны не было, камеры отключены. И теперь уже вдвоем, не торопясь, спокойно и с выдержкой, они направляются вниз, к главным утилизационным камерам, где легко взобравшись по стеллажу наверх – ах молодость, молодость, ностальгически вздыхает про себя Алек – Казанок осторожно снимает модуль-транслятор, тем самым освобождая камеры слежения от часовой «спячки». Все.
На выходе камера не работает: неправильно припаркованный садовый робот, почти двухметровый короб с садовым оборудованием и гигантским пылесосом, притерся к стене и свернул камеру набок. Техник слинял домой еще в шесть, ночной охранник возиться с камерой или андроидом поленился. Да здравствует человеческая лень, никакая техника не сможет победить эту великую силу.
Пройти полтора квартала, выбросить чипы в первый же люк и прикрепить псевдо-ЛИНки. Они топают молча: Алек мучается болью в пустом желудке, Казанок о чем-то думает.
- Нормально?
- Да. Лицензия «Аркады», разрешение на использование раритетной техники.
Казанок удивленно вскидывает брови: катер – раритетная техника?
- Выглядит убедительно, - безмятежно сообщает Алек и чуть не складывается пополам от спазмов.
- Блядь. Сколько ж можно.
Казанок подхватывает его за талию, подтягивает в переулок, подальше от глаз случайных прохожих. Алек впустую давится спазмами, плюет желчью – слишком много за один вечер, чертовски много за один вечер, выпрямляется и, опираясь на плечо Казанка, топает дальше.
Раньше чем через три квартала такси они вызвать не рискуют, а в метрополитене еще полчаса надо в прятки играть, пока доберутся до нужной станции и в нужном месте.
Все это время Казанок изображает заботливого приятеля, чей партнер или просто друг перепил или ширнулся – обычное дело. А Алек все пытается сообразить сквозь муть после сверхнагрузки: а почему он, собственно, не сказал Казанку, что летит не катер? Какая ему, Казанку, разница?
Фургон крутится по Файритхи без всякой конкретной цели еще где-то полчаса. Келли отмечает, что назначенная им встреча уже явно не состоится. И скорее всего Винт, болтаясь в машине, просто ждет доклада своей крутой охраны, которая заявилась в Старый Цирк два часа назад. И если бы он и впрямь был безмозглым хулиганом с чужими «шестерками», там бы всех их и положили за милую душу. Впрочем, сначала эту душу долго-долго вытрясали бы.
Наконец, машина разворачивается по направлению к Солнечной, проскакивает громадину старинного киноцентра и останавливается у чистенькой конторы «Роботс Лтд» – одной из немногих официально действующих компаний в Цересе.
Келли делает стойку.
- Чейн и Тот, к заднему входу, следить издалека. Рыжий, останешься здесь, Фанк, двигаешь за фургоном, если он все-таки еще куда-то поедет.
- Куда уж дальше, - ворчит кто-то по общей связи, но Келли обрывает звонок. Выследить они его выследили, но вот дальше что? Не цветочки же ему в здание нести?
Винт тем временем выбирается из фургона, шустро следует в здание, махнув кому-то при входе, а фургон едет дальше. Ну да, привлекает внимание.
Келли сползает с байка, толкая рыжего в спину – пошел, а сам неторопливой походочкой направляется вниз по улице. Паранойя или нет, но будь он таким уж умным ублюдком, он бы, конечно, поставил где-нибудь камеру наблюдения, а над входом в здание она точно есть: в конце концов, контора – предприятие официальное и полноправное, хоть в Цересе, хоть в Танагуре. Что, вообще-то говоря, дикий юридический казус, нэ? Так что лучше подстраховаться.
Он сворачивает где-то за два квартала, сверяется с картой на телефоне – ценная вещь, особенно после того, как над ней поколдует кто из знатоков канализационных и коммуникативных систем. Увы, в этом телефоне таких полезных дополнительных опций нет, но Келли не особо по этому поводу расстраивается.
К черному входу он подходит аккурат когда охранник выбирается покурить. Келли подгребает к нему тяжелой специфической походкой нарка-доходяги и в лучшей манере сирых и нищих начинает монотонно стонать:
- Мелочь есть? На сигарету…
- Отвали, - морщится охранник. Келли тянется ближе, чуть не вешается на мужчину.
- Ну да-ай мелочь. Не жлобись…
- Отвали, я сказал…
- Ну дай… жалко, что ли….
Охранник отталкивает назойливого попрошайку, выбрасывает недокуренную сигарету и поворачивается спиной. Келли неслышной тенью встает за ним и коротко, сильно бьет зажатым в руке кастетом между шеей и спиной. Мужик валится на асфальт, Келли успевает подхватить тяжелое тело и отволочь к череде мусорных баков: «Поспи, дружок».
Он сдирает браслет с опознавательным чипом – здесь вам не тут, ЛИНк здесь не работает, но вообще смешно, когда в Церес являются граждане считай что другой страны и носят специальные опознавательные знаки для местной системы безопасности. Натянув браслет, Келли машет ручкой его хозяину, прикрывает того крышкой от контейнера и двигает в здание.
Первый пошел, переход на второй уровень.
Куда направился «большой босс» Винт, узнать можно несколькими способами. Самый незатейливый: взять чанкер наперевес и спросить на ресепшене. Увы, для таких решительных действий нужна компания, а всех «шестерок» Мацуто Келли оставил на улице. Так что он поступает проще: подымается по внутренней лестнице – просто удивительно, насколько употребление лифтов облегчило жизнь ворам и шпионам – и, вскрыв коробку интерфейса, за пару минут считывает данные о перемещениях людей и техники с помощью упомянутого транспортного средства.
Винт обнаруживается на третьем снимке и, согласно данным, поднялся на третий этаж и двинулся влево по коридору. Келли закрывает модуль, посылает его крышке воздушный поцелуй и, перепрыгивая через ступеньки, несется на третий этаж. Влево от лифта у них, правда, аж четыре кабинета, но Келли это не смущает. Он дергает ручку первого, дверь распахивается почти сразу, недовольный мужской голос басит о закрытии приема на сегодня, Келли виновато улыбается, просительным голосом извиняется и поясняет, что он-де нечаянно, что он тут случайно.
Вторая дверь не открывается вообще. За третьей обнаруживается крошечный холл ожидания, секретарь-андроид и два охранника с лицами не знакомыми, но узнаваемыми. Келли влетает в холл с обворожительной улыбкой и криком: «Я приглашен, приглашен!», и пока оба охранника пытаются оценить степень угрозы темпераментного посетителя, вжаривает ближайшего шокером, а второго берет на прицел гвоздемета. Собственно, не успевает взять: тот оказывается сообразительнее коллеги и успевает перехватить руку с гвоздеметом. Келли послушно роняет оружие на пол, пинком ноги отправляет его куда подальше и прикладывает к ребрам тесно прижавшегося охранника шокер. Ощущает под своими ребрами такой же.
Вот блядь!
- Остановитесь.
Голос звучит негромко, но повелительно: нажим на ребра уменьшается, и Келли, тоже решив подчиниться приказу неведомого голоса, так же медленно уменьшает давление. Они оба выпрямляются, являя взору трогательную синхронность действий и ощущений. Охранник не отрывает взгляда от Келли, последний крутит головой, желая увидеть обладателя повелительного голоса.
Обладатель на первый взгляд не впечатляет: невысокий, щуплый мужичок, инопланетянин – и к Оракулу не ходи, но в костюме крайне приличном и с той особенной холодной цепкостью во взоре, которая сразу выдает человека, привыкшего к власти. Что у Винта может быть с таким человеком?
Работа у Винта с этим человеком. Работает он на него, как Добрыня, например, работает на Доктора, которого тоже никто в глаза не видел. А он, Келли, только что вписался на их стрелку в надежде найти информацию о загадочном покушении на его жизнь, из чего следует неоднозначный, но вполне вероятный вывод, что вот заказчика собственной персоной он как раз и видит.
- Если вы обещаете не делать лишних движений, вас отпустят.
Келли хмыкает, но согласно кивает головой. Охранник без удовольствия отпускает его руку, отходит на шаг, глаз с Келли не сводит, даже искоса не смотрит на своего поверженного коллегу – лестно, не то слово. В проеме внутренней двери тем временем появляется еще один коллега по ремеслу, молча ожидая приказания.
Как ни странно, Келли не испытывает страха: убить его здесь не составляет труда – наверняка контора только выглядит обыкновенной, а на самом деле и звуконепроницаемые стены, и собственные камеры, и утилизаторы – все наличествует. И надеться на то, что тип, уже один раз пытавшийся его убить по неизвестным причинам, при личной встрече откажется это сделать, тоже обстоятельства не позволяют. Логично было бы предположить, что из него попытаются вытрясти информацию. Но какую? Шантажировать – чем? Вербовать – куда? Но это уже интересней. Так что Келли не собирается сдаваться. Здесь что-то происходит, с точки зрения внешнего наблюдателя – что-то удивительно нелепое, но происходит.
- С кем имею дело?
Ну, хоть не честь. Келли сердито фыркает:
- Думаю, вы прекрасно осведомлены, с кем. Я представился, назначил встречу, даже выдвинул предварительные требования.
За тот короткий миг, пока предполагаемый куратор Винта молчит, обдумывая ответ, Келли успевает много всего почувствовать. Досаду за свою ошибку и страх за собственную жизнь, обиду за то, что так и не узнал ничего толком и ничем не смог помочь своим, злость и ярость, и твердое решение дорого продать свою жизнь и не уступить ни грамма информации. И еще одно короткое отчаяние от мысли, что это может быть сам Сталлер и есть, которого он никогда в глаза не видел, и что теперь тот сможет покуражиться над помощником Черного и опозорить его в глазах всего Старого Города.
- Вы – Келли, - произносит неведомый босс. Келли усмехается самой паскудной улыбкой, которая только у него получается, охранник в дверях напрягается, а босс кивает.
- Хорошо. Я – Нейман. У меня к вам есть дело.
Валяясь на диване и меланхолично рассматривая потолок, Алек пытается сообразить, где взять катер. То есть не катер даже, а вертолет. Учитывая, что и тот, и другой вид транспорта не продается на блошином рынке Цереса или Танагуры, разницы особой нет. Это для армейской системы сканирования разница есть.
Эта информация промелькнула в технической записке, сопровождающей лицензию на использование воздушного аппарата нестандартного класса. В связи с тем, что амойская армия использует самые передовые дециметровые сканеры, позволяющие проследить блуждание иголки в стоге засушенной растительности, полет вражеской техники любого класса над территорией пустыни и прилегающего водного пространства становился чистейшей абстракцией. Абстракция, однако, не включала в себя полеты на сверхмалых высотах, каковые на Амой, как и на любой другой планете, могли осуществлять воздушные аппараты конструкции устаревшей и неэффективной: например, винтовые вертолеты и воздушные платформы. На платформах над пустыней летать нельзя было вообще: аномальность воздушных потоков и резкая смена ветра превращали подобный полет в гарантированный вид самоубийства, а «вертушки» – усовершенствованный индивидуальный транспорт на гравиплатформе – успешно на этих самых малых высотах перемещались.
Вертолет, однако, будучи прямым предком этого летательного аппарата и обладая множеством недостатков по сравнению с потомком, обладал и несомненным преимуществом. Отсутствие гравиплатформы и возможность использовать самые завалящие и устаревшие системы подачи топлива превращали раритет в объект неустановимого класса – а в реестре такого рода объектов Алек, к собственному восхищению, обнаружил их аж десять штук. И объекты эти обязывались иметь специальные опознавательные знаки и специальную передающую аппаратуру, чтобы быть опознанными сканерами по радиосигналам. Дециметровка элементарно не брала на низких высотах.
Помнится, он тащился от этого факта почти пять минут виртуального времени и не поленился порыться в договорах, чтобы найти, какая контора услаждает своих клиентов полетами на таких изысканных средствах. Так что Казанку он солгал дважды: когда сказал, что использовал лицензию «Аркады» лишь в качестве прикрытия, и когда не сказал, на чем именно собирается лететь.
А теперь вот мучается отходняком, стыдом и необходимостью оторвать задницу от жесткого старого дивана и двигать в Старый Город. Потому что если заявка, вместе с разрешением на использование, полет и прочее завтра будет благополучно активирована – а почему бы и нет? – и менеджер «Аркады» вручит ему ключи от вертолета с пожеланием успешного полета, то, спрашивается, как он полетит?
Можно, в принципе, сосватать пилота самой «Аркады», но тогда бедолаге придется грозить, бить, заставлять лететь хрен знает куда и рисковать жизнью за то, что его не касается. Как-то совести не хватает. И, может, не так уж и жалко бывшему террористу какого-то сытого благополучного гражданина, но вот то, что этот сытый благополучный специалист по полетам обведет его и Крона за милую душу, и полетят они прямиком к армейцам, на станцию или вообще никуда не полетят, а успеет пилот предупредить полицию – это он прекрасно понимает. Так что пилота надо где-то искать.
А где? Где водятся такие глюкнутые фрики, которые согласятся лететь через всю пустыню под прицелом трех армейских баз, всех спутников вместе взятых и хрен знает кого еще?
Алек тихонько подымается с дивана, натягивает ботинки и, не застегивая, выскальзывает из квартиры. Амой – это такое место, где можно найти кого угодно. Буквально.
Дерм отваливается сам. Белка с отсутствующим видом скатывает и сбрасывает теплый, мятый кусок биопластика, и с таким же отсутствующим видом лепит новый. Хорек, мельтеша лицом, как дорожным указателем, и умудряясь даже сидя каким-то образом перемещаться то влево, то вправо, осторожным взглядом провожает стимулятор и продолжает докладывать:
- … разместили, а второй за скалой оставили. Сигналку поставил, но, - Хорек быстро пожимает плечами, оглядывается назад, словно желает убедиться, что таки поставил, и что таки за скалой, собирает рот в жалобную гримасу больного клоуна, при этом ухитряясь озабоченно хмурится и тыкать пальцем в воображаемую стену, - ее все равно ни хрена слышно не будет.
Белка кивает, слышно не будет. Слышно будет, только если какой умник, навроде засланного «спящего» шпиона, который вот теперь решит превратиться в добровольного камикадзе, попытается взлететь на воздух вместе со всем их грузом или сдохнуть чуть позже, погребенный песком и пылью. Ну тогда, конечно, слышно будет. Правда, недолго, в том смысле, что некому будет долго наслаждаться какофонией. А если и первая партия бомб взлетит на воздух по той же умозрительной причине – тогда и говорить не о чем.
Когда и как начинает работать препарат, Белка не ощущает и не понимает, но в какой-то момент замечает, что совершенно потерял нить разговора и собственную мысль тоже. О чем он там, бишь, думал? О шпионах? О взрывах? О Хорьке? Вот человек, по лицу которого никогда не понять, что и как он думает. Ни по лицу, ни по голосу, ни вообще. Идеальный шпион.
- Что Золь говорит?
Хорек снова оглядывается, наклоняется к боссу с таким выражением лица, словно собирается прошептать на ухо что-то адски подозрительное, потом его лицо явственно перекашивает на одну сторону, словно от зубной боли, и он вполне нормальным голосом, с некоторой озабоченностью сообщает:
- Да ничего толком не говорит. Саймон идет на северо-восток. Это он клянется. А как долго, - вместо того чтобы пожать плечами или поднять брови в знак согласия с судьбой, Хорек подпрыгивает на месте и делает отталкивающий жест обеими руками, - не уверен. Но сутки точно здесь проторчим.
- Ага, - Белка закрывает глаза. Вовсе не от усталости и не от желания отгородиться от причудливой мимики собеседника: раздумывать он предпочитает с закрытыми глазами. Да и отвыкший от постоянного ношения респиратора, он теперь страдает от специфического синдрома черепахи: вместо того, чтобы ощущать вполне понятное неудобство от затрудненного дыхания, у него чешутся и раздражены глаза. Как если бы стекла в респираторе чем-то отличались от очков.
Они двигались наугад почти неделю: не успел гонец Барбра исчезнуть за горизонтом, как караван, а вернее говоря – обоз, нагруженный взрывчаткой, снарядами, бомбометами и напалмом двинулся с плато вниз. С обозом ушла половина людей – оставшиеся продолжили изготовление снарядов – и почти все машины. За главного Белка оставил на Мастерских Шиву – после того, как Хорек отказался даже рассматривать предложение остаться. Он несколько раз заставил Шиву повторить инструкции, пока тот не взбеленился и не обозвал босса обдолбанным придурком и давно потерявшим мозги старым идиотом. Удовлетворенный, Белка погрузил вторую копию инструкций на свой байк, и со спокойной душой отправился воевать.
Третью копию за горизонт увез гонец Барбра – не слишком-то он надеялся на это послание, но жизнь, как он успел убедиться, вообще штука загадочная, и почти никогда нельзя угадать, что из сделанного тобой будет иметь значение, а что не будет. Так что пусть еще и третья схема гуляет по пустыне – авось Черный или еще кто сообразительный сумеет использовать ее по назначению.
Они шли на тракт по дуге. Знает ли Черный о том, что происходит на тех лежках, или не знает, но Белка уверен: игра в караван, попытка оттянуть время, подготовиться к будущей неминуемой резне провалилась. А значит, Черный поведет своих кратчайшей дорогой к нему, Белке – за оружием и людьми. А значит, идти тоже будет не по тракту. И будет спешить.
Вечером, отхаркивая очередной кусок своих легких, Белка пытается решить: они тоже спешат или ему так кажется? Он очень давно не ходил в караване или абрах, давно не путешествовал по поселениям или лежкам: все, что ему могло понадобиться, все, что требовалось для дела, ему и так несли и везли со всей пустыни. Особенно, когда Черный отбил это плато с разрушенной буровой установкой у кочевников и помог организовать Мастерские. Он сидел на одном месте, ковырял старое железо, глотал ширку и «сегун», имел гешефт с охотниками, толкачами, пустынниками и кочевниками, и обдумывал планы на будущее тысячелетие. А теперь вот лежит и думает, что до следующего тысячелетия он не доживет, и еще вопрос, сумеет ли он дотянуть до конца месяца, успеет ли переговорить с Черным?
Хорек инструкцию передаст и объяснит, конечно: в интерфейсе контроллера он разбирается не хуже Белки, а может и лучше – как-никак, водил все те старые развалины, которые им удавалось поднять из мертвых. А практический опыт тут важнее теоретического. Но все-таки… все-таки, идея пришла в голову именно ему, Белке, сумасшедшая нелепая идея, которой он и поделился с Черным после хорошей дозы «сегуна» с его стороны и бутылки самогона с другой. И Черный, вместо того, чтобы высмеять его или обозвать идиотом, выслушал и покивал с глубокомысленным видом, а утром потребовал, чтобы Белка все это ему повторил на трезвую голову. Надо было видеть, как сверкали глаза Черного, когда он раскусил идею.
А ведь никто больше и не верил. Не то чтобы Белка распространялся обо всем этом, но и те, кому довелось узнать, или считали его спятившим идиотом, или сомневались, или посматривали с жалостью. Да на него, на его людей всегда так посматривали: и когда они кузню затевали, и когда бур восстанавливали, и когда бомбометы монтировали – не в обычае пустынников увлекаться фантастическими идеями. Черный… Черный не такой. Он верит. Во что-то такое огромное, что туда все идеи вмещаются.
Поэтому он лепит очередной дерм, как только заканчивается предыдущий, поэтому держит инъекторы со стимулятором поближе, чтобы как только так сразу и использовать. Он знает, он чертовски хорошо знает, что не доживет ни до конца войны, ни до конца лета. И люди его это знают, и нет нужды видеть их взгляды или подслушивать разговоры – Белке не страшно. То ли и впрямь перестал бояться смерти, то ли ждать надоело, то ли не верит он в смерть по большому счету – Белке разбираться не хочется. Он хочет, желает только одного: добраться до Черного, рассказать все ему самому, чтобы увидеть восхищение в глазах друга, чтобы увидеть в них будущее, чтобы знать точно, что все получится, и они победят.
А может, просто увидеться напоследок.
Алек просто идет из клуба в клуб и спрашивает: а не знает ли кто такого крутого геймера, который стреляет из виртуальных пушек, как из настоящих? Из клуба в клуб его провожают удивленными взглядами, специфическими жестами, замечаниями, комментариями и, иногда, попытками оказать более сильное физическое воздействие. Любители попинать более слабого или чужака не переведутся никогда. Алек не сопротивляется: висит кулем, сворачивается на асфальте со стоном и картинно выплевывает комки крови. И так как любители – обычные, не сумевшие за день сбросить агрессию молодые идиоты, то запала их надолго не хватает, а кровавая картинка быстро отбивает охоту продолжать травлю. А он, дождавшись ухода гонителей, выплевывает очередной пакетик с кетчупом, прячет в рукав следующий и направляется в очередной бар.
Найти самостоятельно того гражданского типа, который уделал отряд Ромика, Алек и не надеется. Вероятность такой удачи плавно исчезает за горизонтом нулевого лимита, а Алек, как-никак, относит себя к славному племени материалистов. Так что он надеется на прямо противоположное: на дружбу и цеховую солидарность геймеров, которые в некоторых плоскостях своей работы ничем не отличаются от хакеров, а рискуют даже больше. Так что кто-то должен поднять задницу и хотя бы предупредить того пацана. А поскольку он шляется в одиночку, был не раз бит и не производит впечатления угрозы обществу, то, по идее, этот пацан со товарищи решит в конце концов узнать, что за мудак его ищет и на фига.
Но вот он уже два часа так шляется, утро уже скоро, и непонятно, куда еще идти, а неизвестный геймер-артиллерист все никак не хочет узнать о подозрительном топляке.
Алек усаживается на край тротуара, подпирает голову руками и задумывается. Он устал, голова трещит, перед глазами прыгают звездочки, и больше всего на свете хочется послать опостылевший мир куда подальше и наширяться. Он мысленно прикидывает, где и к кому он мог бы сейчас толкнуться. Понятно, что никого из старых толкачей он уже не найдет, но где искать и как, он знает прекрасно. Проблема в том, что у него нет кредитов, а ни один нормальный толкач не даст топляку-хакеру товар без материального воплощения денег. А значит, надо будет сломать что-нибудь кому-нибудь, чтобы перекинуть на виртуальную кредитку, а потом уже паять с нее хоть на телефонную карту.
Алек резко вздергивает голову и напряженно смотрит пред собой: он что, серьезно? Это вот он сидит на тротуаре и думает о том, где ему раздобыть лавса или чего покруче, потому что мир ему, видите ли, опостылел? Это и правда он?
- Во бля! - говорит он вслух и вскакивает. И тут же натыкается на трех пацанов, не слишком серьезного вида, но со вполне серьезными выражениями лиц и с кастетами по крайней мере у одного из них. Впрочем, носить его пацан не умеет.
- Слышь, любопытный, - с угрозой в голосе говорит тот, что с кастетом, и затыкается, глядя на расплывающуюся в счастливой улыбке физиономию Алека. Остальные два переглядываются с удивленным видом и на всякий случай отступают на шаг: уж больно странно, на их взгляд, реагирует подозреваемый.
А Алек и впрямь расцеловать их готов. Кто из них Кайл, и есть ли он здесь вообще, Алек не знает, но в том, что план наконец-то сработал, уверен.
- Эй, ты чего?
Алек делает шаг к говорящему – уже чисто из мести, удовлетворенно отмечает, что тот сразу же делает шаг назад, удерживая дистанцию, и произносит:
- Народ, мне чертовски нужна помощь.
- А мы тут при чем? - сердито спрашивает второй пацан, пониже, с короткими темными кудряшками.
- При том, что вы пришли, - Алек хватает того, что с кудряшками, за руку, прежде чем пацан успевает отодвинуться, трясет чуть ли не со всей силы.
- Какого рагона?
- Вы пришли. Услышали, что кто-то кого-то ищет, и пришли узнать, в чем дело. Остальным было все равно.
Пацан с кудряшками резко вырывает руку, глаза его презрительно щурятся, но сказать он ничего не успевает: первый пацан дергает его за рукав и коротко кидает:
-Линяем, - после чего троица пытается «слинять». Алек горестно взмахивает руками и хватается за куртку последнего, третьего пацана.
- Подождите, ради… - с секунду он пытается найти какие-то слова, ради которых столь нужные ему люди согласятся его выслушать, а не исчезнут в дальних далях и кричит, - Нона! Ты работал с Ноной. С Черным! Ему нужна помощь!
Третий пацан все еще выкручивается из его хватки, но второй останавливается.
- Откуда ты знаешь Черного?
- Я с ним! Работаю с ним!
- Вранье. Тебя не было в… не было, - пацан едва удерживается от того, чтобы не проговориться и хмурится еще сильнее. Алек кивает:
- Конечно. Меня там не было. Но я все знаю, потому что Черный мне сам все и рассказал, - часть он, собственно, даже «видел». Но уточнять это сейчас явно лишнее.
- Докажи, - отрывисто приказывает первый, и Алек успевает удивиться: получается, что первый – тот геймер? Или его друг? В общем-то, не имеет значения, и Алек начинает говорить, стараясь быть максимально убедительным:
- Нона – миномет, раритетный. Черному его… ну неважно кто достал. А снаряды пришлось делать самим. И оптика была с метеозонда, я представляю, сколько вы ее выставляли. И первый раз чуть по своим не попали. И в конце полетел навигатор, так что стреляли вообще «на глаз», и если бы не ты – фиг бы кто оттуда живой ушел.
На лице второго неописуемая игра чувств: страх и гордость, и удовлетворение, и тревога, и то особенное выражение, которое появляется, когда человек вспоминает какое-то большое рисковое дело, когда пришлось сражаться изо всех сил и победить.
И Алек понимает, что выиграл. И говорит:
- Если я не найду пилота, то все, что вы уже сделали – будет зря, понимаешь? Нельзя, чтоб так случилось.
Кресло мягкое, удобное, что называется – многофункциональное. То бишь, может принять строгую офисную форму и напомнить, что такой классно выделанной, практически настоящей кожей покрывать мебель может позволить себе только очень богатый Пиноккио. Или раскрыться в подобие ложа, где такой богатый Пиноккио может вкусить земных услад от своей секретарши. Или секретаря. Или еще кого, вне зависимости от происхождения.
На самом деле богатенькому Пиноккио после рабочего дня, а уж тем более по ходу рабочего дня, не до услад аж ни разу. И если раз в неделю у него еще на кого-то или что-то стоит, то в большинстве случаев это не показатель хорошего сексуального самочувствия, а успехи химии на практике. Потому, в естественном виде деловой альфа-самец хуже всякого блонди: те хотя б на пет-шоу отрываются, а он, болезный, в процессе поступательно-вращательных движений видит только колебания рынка деловых бумаг.
Увы, увы, ничто так не обманывает юные умы, как порнография!
Келли закидывает руки за голову, ноги на стол – переживания владельца или арендатора по этому поводу его не волнуют. Хотя вопрос интересный: за каким хреном офис в задрипанной конторе – в Цересе! – оформили в лучших традициях якудзы на его давно оставленной родине? Винт что, приезжает сюда покайфовать в кресле за пятнадцать тысяч кредитов? Или держит для представительских целей? Потянувшись, Келли нащупывает за подлокотником панель управления, ну конечно: массаж, ионный душ, ароматическое масло, музыка, что там еще – и по застарелой дурной привычке что-то там нажимает. Кресло утробно гудит, сиденье под ним начинает активно шевелиться, хватать за задницу, толкать, так что вызывающе-пофигистская поза становится совершенно невозможной, и Келли скатывается из кресла, едва успевая сдернуть ноги со стола и не хлопнуться мордой о стол или пол. Приземляется, правда, на колени и – о позор его сединам! – вынужден упереться ладонями в пол.
Винт истерично хихикает, но тут же замолкает. Нейман не реагирует, глядя на «молодого человека», как он выразился пару минут назад, серьезно и с некоторой долей благожелательности. Охранники безмолвствуют, и, кажется, даже не пошевельнулись.
Серьезный мужик. Ну ладно!
Келли выключает мелко подрагивающее кресло и снова усаживается. Взгляд, мельком брошенный на давнего, очень давнего своего хозяина, оптимизма не внушает: Винт явно жаждет оказаться как можно дальше от этого места и как можно меньше услышать из того, что здесь собираются обсуждать. Поговорка «меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае должна звучать иначе: «меньше знаешь – можешь спать». Келли становится любопытно, как старый ублюдок будет выкручиваться.
Винт встает, не торопясь, даже как-то торжественно, придает лицу почтительное и даже немного возвышенное выражение, кланяется большому Боссу – хорошо кланяется, усердно, но с достоинством, и говорит, не торопясь и соблюдая церемониальность:
- Господа, полагаю, вам надо обсудить множество важнейших дел. Я не могу позволить себе отвлекать вас и тратить ваше время. Позвольте откланяться.
Келли заинтересованно смотрит на Босса – лицо последнего не изменяется ни на йоту. Ровно с тем же выражением тот может и отослать неудачно выполнившего поручение сотрудника, и приказать ему совершить харакири. Перспектива последнего заставляет Келли задуматься: что ему тогда делать? Посмотреть и сочинить хайку? Заступиться за ублюдка? Помочь другим ублюдкам?
- Сядь и не отсвечивай, - коротко кидает Босс. Мягкая интонация и выражение лица так сильно не совпадают со словами, что Келли едва удерживается от желания захлопать в ладоши, а Винт, бледнея на глазах, садится обратно в кресло и боится пошевелиться.
- А можно, амбалы тоже сядут… ну на пол, что ли, и не будут отсвечивать? А то у меня уже спина болит.
- Не юродствуйте, молодой человек, - указывает Босс таким же мягким голосом, - вам это к лицу, не спорю. Но нам нужно обсудить действительно важное дело, и мы оба, как я понимаю, не обладаем таким уж большим запасом времени.
Келли приходит в восторг: вау, бандюки Сталлера – хотя с чего он решил, что на уважаемого бизнесмена работают только криминально-неустойчивые личности – знают такие длинные умные слова и умеют их употреблять. С другой стороны, он ведь уже понял, что дядя совсем не простой. И сам по себе факт наличия образования не имеет особого значения, так что клоуна корчить действительно хватит. Все, что нужно, он уже увидел.
- Да, времени нет, - в противовес словам Келли легкомысленно улыбается, откидываясь на спинку многофункционального кресла и снова укладывая ноги на стол, - ваши предложения?
Снова вау! Дядя даже бровью не пошевелил. Может, это вовсе не живой дядя, а андроид-удаленка? Или вообще голо? За все время разговора он ведь ни к чему не прикоснулся – сидит, как палку проглотил.
- И кстати, если бы ваше поручение было выполнено, то кого вы ожидали? Если не секрет, конечно?
- Все равно, - Келли хмыкает и впервые на лице Босса появляется отражение каких-то эмоций, - это было послание. Рано или поздно, но появился бы человек, кто захотел бы узнать, в чем дело.
Рано или поздно не совсем согласуется с предыдущим заявлением о времени, но Келли решает не заострять на этом внимание.
- Ничего личного.
Келли согласно кивает: дело есть дело, и личные мотивы в такого рода операциях используются только в качестве факторов влияния. Но если даже для организации столь своеобразного приглашения потратили столько времени и кредитов, то, понятное дело, что предложение тоже дорого стоит.
- Я бы хотел передать вам и вашему… предводителю, - Келли с интересом отмечает новое обозначение для статуса Черного, - некоторую информацию.
Занимательную беседу прерывает тихий всхлип Винта. На того жалко смотреть: весь мокрый, лицо серое, глаза выпучены. Келли испытывает прилив невольного сочувствия: стоило всю жизнь горбатиться, чтобы на склоне лет, когда можно просто пользоваться плодами своего неправедного труда, влипнуть в такую историю. Не жилец его бывший хозяин, совсем не жилец.
- Господа, - с трудом произносит Винт, - господа прошу вас…прошу вас, разрешите мне удалиться… я ни в коей мере… - голос у него неожиданно срывается и он чуть ли не визжит, - дайте мне уйти!
Босс равнодушно смотрит на старого, действительно старого, монгрела. По лицу того текут слезы, он всхлипывает и плачет, не стесняясь, и просит едва слышным шепотом. Наконец, Босс коротко взмахивает пальцами и цедит, обращаясь к охранникам:
- Убрать, - и Винта, то слабо сопротивляющегося, то кулем висящего на охраннике, под сорванный лихорадочный шепот и стоны, уводят.
Келли его жалко, правда. Наверное, он тоже стареет и становится сентиментальным. Но потом Келли думает, что как-то сильно рано, а значит, не считается, и требовательно вздергивает подбородок.
- Ну, так что там за информация? И откуда, позвольте спросить? И если вы уж так восхитительно любезны, что собираетесь передать ее мне, то как, по-вашему, ее передам я?
- По воздуху, скорее всего, - спокойно отвечает Босс на последний, как на самый простой вопрос, и продолжает, - источник информации я позволю себе скрыть, поверьте, молодой человек, при всем вашем желании у вас нет возможности проверить его. А вот в соответствии этих данных реальности вы сможете убедиться в любой момент. Как только окажетесь на месте.
- По воздуху, - уточняет Келли, прикидывая в уме, не означает ли это, что Сталлер абонировал катера и теперь его бандиты могут спокойно летать над пустыней, куда им вздумается. Хорошая это была бы информация, кто ж спорит, только бесполезная – против катеров им не выстоять.
- Да, - подтверждает большой Босс, которого зовут Нейман. Келли, конечно, знает это имя, хотя самого помощника Сталлера никогда в лицо не видел, да и нет уверенности, что лицо, которое он сейчас видит, и есть лицо Неймана. Проверить, как было указано, возможности нет.
- Ну, давайте свою информацию. Я передам ее, куда следует.
Это случается почти одновременно, словно нарочно, словно специально для того, чтобы показать, насколько сильным может быть человеческое желание. Поэтому, когда Черный поворачивается назад, чтобы показать, куда они идут и куда дошли, чтобы посмотреть на своих людей – он видит их всех, стоящих длинной цепью, связанных друг с другом чем-то покрепче троса, и на какой-то миг сам удивляется, что так ясно видит их лица.
Потом второй напоминает, что никаких лиц он видеть не может: респираторы, очки и головные повязки превращают людей в одинаковые застывшие фигуры, пешки на шахматной доске – неотличимые и равнозначные, так что это не более чем галлюцинация. Первый не возражает, как мог бы, потому что это видение – фигур на доске, очереди, где ждут своего участия и своей участи, заставляет первого наполниться гневом, и он снова видит лица, все до единого, и на каждом из них – благоговение и удивление.
Они дошли. Они шли через бурю и дошли. Победили Саймон.
Первый удовлетворенно улыбается и, отвернувшись, решительно направляется к самой южной площадке плато. Той самой, на которой небесная принцесса Сзунь-Чжао могла бы выстроить свой волшебный замок.
Остров Кораблей виден, как на ладони: словно по волшебству, как только они достигли первых скальных отрогов, ураган прекратился. Не затих, а ушел в сторону, на северо-запад, и люди, бредущие наощупь, слепые и глухие в месиве песка и грохоте ветра, внезапно оказались на чистом, спокойном месте, как на ладошке. Все видно, почти слышно и цель четырехчасового страшного похода перед глазами. Как по волшебству. И пусть Черный не видел на самом деле благоговения, восторга и удивления на их лицах, но оно там было.
Пыль еще висит в воздухе, облекая людей и предметы размытым молочным ореолом, искажая рельеф почвы под ногами так, что трудно идти, и превращая небо в такой же молочный плохо сваренный кисель. Гул ветра перекрывает большинство звуков, и чтобы говорить, надо кричать, но все равно – после урагана, после всемогущего Саймона, эти чистота и тишина кажутся поразительными, подарком Песчаной Девы. А целенаправленно двигающийся к скалам дарт, несмотря на хромоту и явную усталость – Ее посланцем, Ее легендарным возлюбленным. И они следуют за ним без вопросов и сомнений.
Черный слышит, как кто-то догоняет его – Тихий, конечно. Голоса первого и второго все сильнее смешиваются, он уже не уверен, что знает, кому принадлежит догадка, а кому – очередное глючное видение, но это уже не важно. Они дошли. Обогнали бурю, обогнали людей Сталлера, и теперь приложат все усилия для того, чтобы одержать победу.
- Черный, - Тихий сразу же кашляет и надевает респиратор. Дышать нет никакой возможности: пыль, почти невидимая, тончайшая, мгновенно забивает носоглотку, горло, трахею, и кажется, можно почувствовать, как она наполняет легкие. Черный делает успокаивающий жест рукой: «Я все понял, со мной все в порядке». Тихий мотает головой и снова пытается снять респиратор, чтобы спросить. Черный останавливается, кладет руку тому на плечо, смотрит. Сквозь стекла очков ничего увидеть нельзя, но он легко представляет выражение лица друга. Тихий внимателен и умен, и отлично его знает, на стоянке Черный просто не дал ему времени на возражения или вопросы, но это не значит, что их не было. Он тянется рукой к своему респиратору, чтобы сказать, чтобы улыбкой ободрить того и подтвердить, что все в порядке, но в последний момент останавливается. Вряд ли Тихий посчитает этот поступок доказательством его адекватности.
Вместо этого Черный показывает на облюбованную еще весной площадку и жестами поясняет: дойдем, поднимемся, все расскажу. Тихий кивает и идет поблизости, отставая всего на пару шагов. Видимо, опасается, что он, Черный, все-таки свалится.
А он, уже позабыв о первом и втором, прикидывает про себя последствия. Кажется, именно кажется, что он еще с десяток миль пройдет и не запыхается. Но стимулятор - на то и стимулятор, чтобы, взвинтив на полсуток тело, потом затребовать все обратно. Так что казаться ему может все что угодно, а на самом деле Тихий вон уже примчался приглядывать за ним. Наверное, со стороны он выглядит совсем не так замечательно, как он себя ощущает.
Потом Черный еще раз оглядывается. Караван по-прежнему двигается длинной цепью, и кроме Тихого никто от троса не отвязывается – не до того. Но теперь они вовсе не выглядят пешками: несмотря на маски и почти одинаковую одежду, они разные, и Черный это видит. Разные люди, но с одной целью, преодолели бурю и идут дальше. И буря там, за их спинами, грохочет и буйствует, серая клочковатая стена, фронт бури закрывает горизонт, но они уже вышли из-под ее власти, словно оказались в другой стране, они победители. И это чертовски удивительное и завораживающее зрелище. Так что Черный толкает Тихого, указывая рукой – посмотри, мол, и тот оглядывается и смотрит, замерев на месте.
Они видели, как идет буря, как надвигается вал пыли и камня. Много раз видели. Но мало кто может похвастаться тем, что они видят сейчас: как люди прошли сквозь бурю, и как буря проиграла.
А когда они добираются до площадки, с двух сторон прикрытой вертикальными стелами никому не известных здесь парусов, можно уже говорить.
- Здесь мы остановимся, и будем обороняться.
Тихий задумчиво оглядывает диспозицию, Черный мысленно хихикает, представляя, как щелкает в голове Тихого счетчик: одна сторона защищена, весь комплекс просматривается как на ладони. С северо-востока, откуда они ожидают как друзей, так и врагов, тоже прекрасный обзор. Высота площадки небольшая, но вполне достаточная, чтобы выстрелами из чанкеров или гвоздеметов их было не достать. Склоны площадки тоже достаточно крутые, а те пологие, что остались, легко разрушить. Если бы не наличие огнестрельного оружия у противников, их позиция здесь была бы неприступна.
Черный указывает на россыпи мелких камней и песка вокруг площадки.
- Мы пророем здесь каналы, наполним напалмом и подожжем, когда они ринутся на штурм. Атаки тоже будем отбивать огнем. Это даст нам возможность дождаться Белки.
В отличие от Алека, Келли прекрасно знает, как зовут великого амойского геймера и где примерно его искать. И решение обратиться за помощью к великому и единственному же на Амой артиллеристу приходит ему в голову сразу. Пользоваться возможностями Неймана в организации полетов над пустыней Келли полагает плохой идеей. Несмотря на предоставленную информацию, которая так похожа на гранату с выдернутой чекой, что непонятно, как это у него руки еще не горят, Келли все равно предпочитает изыскать возможности самостоятельно. Как ни странно, идея полета на подходящей летающей штуковине вовсе не кажется ему такой уж невозможной, как Алеку.
Во-первых, и самых главных, туристы. Во-вторых, контрабандисты. Последние, правда, над пустыней не летают, но никому не запрещается арендовать чей-нибудь катер и отправиться в любой полет, не сказав хозяину посудины. В том, что посудину возвращать не придется, Келли уверен. В-третьих, встреченные им давеча юные космонавты заставляют его всерьез обдумывать и этот вариант: не с участием детей, конечно, Боже упаси, но вот подбить на пробный полет клуб дельтапланеристов, имитируя потом сбои управления, испуг, неудачную посадку и так далее – задача вполне реальная. Более того, Келли приходит к выводу, что и самая перспективная – не будут армейцы гасить по студентам.
Окрыленный именно этой идей, Келли покидает многостаночное здание «Роботс и Ко», созывает своих орлов и, поблагодарив за доблестную службу, отправляет к боссу. Попутно реквизировав, в счет будущих услуг, один их байков. Водитель байка, рыжий с челочкой, чье имя теряется в памяти Келли с упорством куклы-неваляшки, пытается тоже сдаться в аренду, но Келли, чувствуя, что не только идеи, но и подозрения плотно поселились в его голове, упорно отказывает.
Подумав еще немного, Келли приходит к выводу, что надо искать большой гейм-клуб. Хотя бы потому, что при большем количестве участников шансов найти нужного человека тоже должно быть больше. Вроде бы математика такие расчеты одобряет. Так что, приспособив на ухо изделие местных кудесников, успешно и не раз имитирующее ЛИНк, Келли направляется в Мидас. Крупное заведение он ищет и с другой целью: в большой тусовке затеряться или сгинуть из-под чьего-то пристального наблюдения тоже значительно легче.
Как там пацана звали? Кайл? Блин, а вот ник у пацана он так и не удосужился спросить.
«стрелок нужен»
«по-тихому или громко»
«по мишеням косм-опера по капитанам»
«...»
«что значит... не понял»
«...»
Келли, оторопев, еще с минуту смотрит на экран, отключается и уходит искать другой клуб. Понятное дело, что игровые форумы, как и гейм-клубы – самое удобное и безопасное место для заключения определенного рода сделок. Тех самых, за которые предусмотрено уголовное наказание. Но чтобы так сразу, без предварительных ритуалов вписаться в чей-то контакт по убийству – это как-то чересчур для его трепетной души. Так что лучше поменять дислокацию, дабы договаривающиеся стороны не решили разыскать лишнего третьего и примерно наказать за чрезмерное любопытство.
На этот раз Келли проявляет осторожность и предусмотрительность: лезет на чат только после ознакомления с присутствующими, предлагает направо и налево конфиденциальную информацию о гейм-премьере компании «Маас би», разбрасывает заявления о призах и наводках – в общем, создает много шума. На шум отзываются в большинстве своем ретивые новички, пользующиеся таким замысловатым языком, что Келли понимает их с пятого на десятое и, соответственно, связываться с ними опасается. Эти моментально просекут, что в игре он просто лох, а собеседники не такие ретивые поймут, что он пользуется форумом как местом встречи и задумаются, а откуда тогда такая инфа, и если это неправда, то какого рагона он тут выступает. Келли дает себе пять баллов за осторожность и ждет.
Продолжение от 11.11.2013
Продолжение от 13.11.2013
Продолжение от 14.11.2013
Окончание от 17.11.2013
Бета: Рысь.
Военный консультант: Рысин муж.
Исключительно сильно буду рада комментариям, содержащим информацию о пустыне и войне в пустыне.
Начало: vinny1.diary.ru/p191958762.htm
Поехали
Винт появляется буквально через полчаса. Внушительных размеров кар, явившийся первым, оказывается охраной. Едва машина останавливается, как из нее выпрыгивают шестеро такого же внушительного вида, как и тачка, телохранителей и выстраиваются едва ли не церемониальным коридором. Келли пробивает на смех – нервное, не иначе, он кивает в сторону мелкой неприметной «Тойоты», откуда выбирается Винт и торопливо топает к двери.
Пожар, конечно, уже потушили, но внутри наверняка все покрыто пеплом и изрядно воняет. Винт не обращает на это внимания – беспокоится за свое более ценное имущество, и направляется внутрь здания. Келли тушит сигарету о стенку, окурок по привычке пустынной крысы тщательно прячет в специальный карман на поясе. Даже если окурок раскрошится, из него всегда можно сделать самокрутку.
Они добираются до своих байков, оставленных за два квартала. Келли отсылает двоих дальше по улице, еще одного оставляет на перекрестке, а сам, усевшись за спиной рыжего с челкой парня, напяливает зеркальный пижонский шлем. Заметить такой нетрудно, но как бы ни была мала вероятность, что Винт сможет опознать давнего беглеца, рисковать он не желает.
Как и рассчитывает Келли, босс, убедившись, что материальный ущерб минимален и легко списывается по статье «хулиганские действия», оставляет бордель на попечение верного помощника-бармена, а сам направляется выяснять личности своих посетителей и прочие сопутствующие обстоятельства. Бармен наверняка указал, что по меньшей мере один из посетителей – «шестерка» Курта, так что куда именно направится Винт, представить было не трудно.
Они по очереди следуют за каром Винта и машиной охраны – гроб на колесиках, как иронизирует про себя Келли. Мнение его о бывшем «хозяине» падает ниже плинтуса: они тащатся за машинами уже полчаса, и никто из этих самых охранников не обращает внимания на это примечательное обстоятельство. Парни меняются, пару раз вообще ехали по соседним переулкам, один раз чуть не потеряли, нашли на очередном перекрестке и уже без дополнительных указаний разделились, чтобы подождать свою цель и определить ее дальнейший маршрут – в общем, весело проводят время, воображая себя не меньше чем шпионами Звездного Креста.
Келли вдруг думает, что по возрасту эти его подручные, которые полчаса назад держали на прицелах других людей и были готовы их убить, лишь чуть старше или даже не старше тех школьников, что играли в первых космонавтов на окраине города и воображали себя страшно крутыми, отчаянно смелыми, потому что нарушили немало инструкций и лгали, чтобы добиться цели. И на миг ему становится грустно.
К Курту Винт не доехал: кары остановились возле бара, тоже, по-видимому, совмещающегося с борделем, побыли там минут пять, и поехали дальше.
А еще через десять минут кары разделились, и машина с охраной безмятежно отправилась к старому Цирку, а машина Винта – по направлению к Лайд-стрит, границе Цереса.
- Двигаем за Винтом?
Келли пожимает плечами: странное поведение для охраны и странное поведение для босса. Типа на границе его охранять не надо? Логично продолжить слежку за Винтом, и то, что тот отослал охрану к Цирку, вроде бы должно свидетельствовать, что Винт наживку заглотал – необыкновенная удача. Но вот если бы он был Винтом, старым пройдохой, работающим на все кланы сразу, клюнул бы он на такую откровенную провокацию?
Келли думает, что если бы он не знал Винта сам, если бы не крутился в этом городе последние три года, то может быть, и поверил бы. Но он не верит, и рассчитывал на совершенно другую реакцию.
- Звони парням, чтобы четверо продолжали ехать за каром Винта, а мы и тот русый…
- Беня.
- А мы и Беня поедем обратно. К тому борделю, где они останавливались.
-Зачем?
- Винт там.
- Где?
- А борделе том.
- Но он же выходил!
- Выходил, но не уехал. Давай, двигай быстрее.
Они даже не останавливаются перед главным входом в бордель, просто проезжают мимо, позволяя Келли убедиться в своей догадке. Старый как мир трюк: на месте, где останавливалась машина Винта, на дороге расположен канализационный люк – отсюда видно, как блестят смазанные пазы и петли.
- Ну ни фига себе,- тянет рыжий, с восхищением глядя на Келли, - умный, гад.
- Еще бы, - без энтузиазма соглашается он и машет рукой, - езжай дальше.
В проулке они останавливаются и поджидают Беню.
- И че делаем?
- Ждем. Слежку он заметил, охрану отослал для вида. Скорее всего, у него здесь есть и охрана, и выходы. Если решится уходить через них – нам его не найти, и надо будет придумывать что-то другое. Да только вряд ли он будет бегать хрен знает от кого в собственном районе. А будет он сейчас потрошить свои базы, чтобы узнать, кого он сдал в аренду и кому, и как так получилось, что этот кто-то не вернулся, а его жертва пришла предъявлять претензии. Так что будет ждать гостя.
- Хе, это бордель, тута этих гостей как собак нерезаных.
- Нет, - Келли качает головой, - этот «гость», если явится, выглядеть будет иначе.
Прогноз Келли сбылся только наполовину. Винт действительно отсиживался у себя и что-то активно узнавал. Но гость в бордель не явился: вместо этого сам хозяин покинул заведение через черный ход и укатил в завалящем фургончике мобильной сети Цереса.
Вот же умный, гад!
- Так. Бросайте охрану, двигайте на Чайн-стрит и ждите в районе Шахрани. Смотрите за фургоном мобильников, голо я сейчас сброшу. Осторожней, наверняка внутри есть охранники. Посмотрим, куда он двинет в конце концов.
Келли стаскивает шлем, напяливает свою маску, хлопает рыжего по спине: двигаем. Если бы ставкой в игре была только его собственная жизнь, эта игра в кошки-мышки ему бы чертовски нравилась. Но ставка другая, и сдохнуть здесь, не узнав ответа, он просто не имеет права.
Черный хорошо помнит это место. Когда-то, на заре времен или на заре колонизации, здесь тоже была горная гряда, вернее – горное плато. То ли естественным путем, то ли в результате многочисленных искусственных землетрясений плато было почти целиком разрушено. Пески, ветер, странные войны между механизмами и ненастоящие войны между существами, которых трудно было назвать людьми, но гораздо легче – роботами, проносились сквозь развалины, то погребая их под собой, то вновь вытаскивая на поверхность. Сколько охотников и караванов погубил этот блуждающий остров? Сколько новых аномалий породил, искажая земли и воздух?
В пустыне немало таких кусков земли: старых скал, позабытых воздушных колодцев, шахт, прорубленных так давно, что сведений о них не сохранилось ни в памяти людей, ни в памяти машин. Караваны, завидев вновь появившиеся развалины, поминают рагонов и Песчаную Деву, обходя проклятое место стороной. Кочевники равнодушно игнорируют бродячие скалы: надо будет укрыться сейчас – воспользуются, не надо – забудут о них. Охотники чаще других пытаются узнать, что внутри. Чаще всего – ничего, кроме камней и песка, но если кто-то из крыс случайно погибнет под обвалом, слухи о гиблом месте поползут вдоль тракта.
Плато, о котором думает Черный, весной было на месте. Зима заперла Черного в Южных Горах, и в Танагуру он добирался извилистым путем. Зимние ураганы изрядно изменили рельеф от Белых Дотов до бывшей Озы Нептуна, и Черный решил дальнейший путь тоже держать не по тракту. Это заняло больше времени, но Белка всучил ему байк с усовершенствованным фильтром, так что на самом деле до тракта он добрался даже быстрее, чем рассчитывал.
Остров Кораблей был на месте. В прошлом году Черный ничего не слышал о нем, а вот три года назад, он точно помнит, острова видно не было: в тот год летние бури настойчиво разоряли каньоны на юге, и необыкновенное количество песка превратило в эрры районы, традиционно считающиеся глинистыми. Остров был погребен под их толщей, и его тогдашний спутник так и не увидел этого грандиозного зрелища.
На самом деле непонятно, почему останки плато носят такое гордое название. Черный, знакомый с различными видами космического транспорта, и в давней, очень давней юности летавший на катерах и малых ботах, никакого сходства с теми монстрообразными громадинами, которые называют кораблями, и этими развалинами не видел. На хищные обводы яхт и военных флуггеров скалы тем более не походили. Впрочем, Белый Дот тоже ни разу не похож на армейские склады, однако называется именно так. Да и не белый он ни разу.
Весной Черный объехал Остров по периметру, убедился, что никаких посторонних следов, запахов и маскировки нет, заглянул внутрь. Обточенные ветром камни громоздились в живописном беспорядке, образуя несколько относительно ровных площадок, окруженных с одной или двух сторон вертикально стоящими стелами и узкими коридорами, заваленными беспорядочными грудами камней, песком и пылью. Площадки находились довольно далеко друг от друга – он тут же отметил про себя, что с чанкера не достать, да и гранатой хрен добросишь. Крайняя восточная площадка, к тому же, отгораживалась от ближайших соседок двумя вертикальными обрывистыми скалами. Черный объехал площадку еще раз и прочно запечатлел в памяти мелькнувшую картинку: волшебный замок космической принцессы и ее клыкастые охранники, поливающие нападавших зеленым огнем. Огня было так много, что в какой-то момент замок оказался как бы на острове посреди зеленого горячего озера, в котором все враги благополучно сгинули.
Именно туда он сейчас и идет. И ведет своих людей.
Иногда, правда, не идет, а ползет. Вот как сейчас, например: порыв ветра сбивает Черного с ног, канат на поясе натягивается, больно впиваясь в ребра. Черный хрипит, распластывается на склоне, чтобы не катиться дальше и не удавиться чертовым тросом. Скольжение останавливается, он приподымается и на четвереньках выбирается обратно на вершину, где следующий порыв воздуха пытается проделать с ним то же самое. Черный упрямо встряхивает головой и топает на четвереньках. Ладно, там дальше спуск, все равно где-то будет спуск, и ты хрен меня достанешь!
Не видно ни черта, или ни рагона – один хрен. Он не забыл надеть респиратор – первый по этому поводу величественно пожал плечом, мол, друг, ты сильно беспокоишься о бренной жизни; второй, пользуясь преимуществом здравого смысла, перехватил управление и напялил респиратор на общую голову. Проверил фильтры, дозатор, батарею, кислородный баллон и приготовил второй на всякий экстренный случай. Кто-то из них, кажется, засмеялся, Черный не может отчетливо вспомнить, кто, но искренне надеется, что Тихий или еще кто-нибудь – никакой не кто-нибудь, а именно Тихий – не заметил его попытки беседовать с самим собой. Тихий не все остальные, он на байку о беседах с Песчаной Девой не купится.
Его люди смотрели на него как на безумца. Его люди смотрели на него как на героя. Его люди заразились его безумием и пошли за ним, не спрашивая и не сомневаясь. Черный не знал, чего в этом было больше: веры в какого-то посланца Девы, ее любовника, ее воителя, или знания о том, что легендарный охотник девять лет таскается по пустыне и ни разу не ошибался.
Ошибался, конечно, и не один раз, просто ему всегда удавалось выжить после своей ошибки и не повторять ее. Но его люди сейчас этого не помнили, его люди просто выслушали то, что он сказал, и стали собираться. А он смотрел на них и думал, что любит их всех больше всего на свете, и что никогда и никто ему не был так дорог.
Чертов приход!
Спуск начинается чуть раньше, чем он ожидает. Черный на миг останавливается, анализируя ощущения: они идут по более крутой дуге, чем тогда, когда он был здесь весной, а значит, той древней солончаковой проплешины еще не достигли. Так откуда спуск? Ураган успел расколоть солончак? Песок намело? Скорее последнее, потому что его руки и ноги при дальнейшем движении погружаются в движущееся месиво чуть ли не на треть, и вниз он спускается, как на салазках. Трос опять впивается в тело, пытаясь перерезать его пополам, Черный тормозит и быстро возвращается на пару шагов назад. Ждет, пока следующий за ним караванщик, Шарик – вторым он идет по жребию, хотя Черный так и не понял, почему вообще возник этот вопрос, кто идет за дартом – подойдет поближе, и дергает канат: спуск, передать дальше.
Если Белка их не найдет, придется обойтись собственным боезапасом. Это не много, вернее говоря, это абсолютно, совершенно не достаточно. Им не выжить, не выиграть, не победить, если Белка и Рагон не успеют. Но в том месте, куда они идут, можно держать оборону – час, два, три, целый день. Он уверен, что они продержатся не менее суток, потому что напалма у них предостаточно. Сгущенный чуть ли не до твердого состояния, запакованный в контейнеры, легкий смертоносный груз проделал с ними путь частью от Танагуры, частью от Серых Камней, и последней частью – с торжища у Белой Базы. То, что хранил для Черного его «бугор», и о чем Никлас не мог передать никаких сведений – просто не успел бы. Он понятия не имеет, важно ли то, что шпион-наблюдатель не успел передать эту информацию, или не важно, но надеется, что да. Они очистят коридоры вокруг той восточной площадки, выроют канавы в песке и заполнят напалмом. На сутки его хватит.
Зальют врагов зеленым бушующим огнем, и принцесса будет спасена. Черный замечает, что шепчет это вслух, мотает головой, встает на ноги – уже можно, здесь можно идти в полный рост и не заботиться о том, что ветер сорвет с тебя груз или одежду, засыплет песком или камнями – идет, сильно припадая на давным-давно покалеченную ногу, и не замечает этого. Боли он не чувствует, усталости тоже, только пить хочется. Но сейчас этого делать нельзя, так же, как и снять респиратор и заговорить вслух – второй крутит мысленным пальцем у мысленного виска, и первый снисходительно соглашается.
Рагон со своими людьми прорвется через людей Сталлера, сколько бы у них не было оружия – Черный в этом не сомневается. Людям Белки придется куда хуже – их меньше, и драться им приходилось намного реже. Как бы низко не ценилась жизнь в пустыне, принадлежность к технократам песков защищала Мастерские и их обитателей куда сильнее, чем реальная сила чанкеров и «лягушек». Но зато теперь, он уверен, оружия у Белки намного больше, чем у него самого и у Рагона. Те бомбометы, или как там их называл Тихий – Белка наверняка сделал что-то подобное, он еще зимой показывал ему схемы. А значит, ему тоже будет чем «порадовать» сталлеровских наемников.
Ничего. Прорвутся. Дайте только добраться, дайте хоть один-единственный шанс – и мы выдерем победу! А не дадут шанса – сами возьмем!
Какое-то время Алек тупо пялится на мерцающий, уже пустой голоэкран, где медленно, как долбаные рыбки в аквариуме, плавают слоганы рекламы. Он отстраненно удивляется, какого хрена у Казанка на компе делает реклама, да еще и муниципальная. Потом вспоминает, что вообще-то это никакой не комп Казанка, а сервер технической службы филиала Департамента туризма, и ясное дело, на нем крутиться будет все, чему положено крутиться в туристической конторе. Потом Алек думает, а на хрена на серваке вообще сидит монитор, да еще и голо, но тут на запястье срабатывает вибросигнал браслета, и он с трудом отводит глаза от экрана.
В этот момент один из слоганов переворачивается вверх ногами и задом наперед, выяснятся, что его можно прочесть туда и обратно, и Алека беспощадно выворачивает прямо себе на ноги.
И на ботинки. И на пол, разумеется. Твою мать!
Он распрямляется, прижимая руку к животу в попытке облегчить или остановить спазмы. Слепо шарит ладонью по столу, по карманам, намертво забыв, где же должен быть мобильник. Или не мобильник. Блин, вот о чем он договаривался? Вибросигнал превращается в серию коротких импульсов, и спустя еще минуту Алек наконец вспоминает: нет никаких мобильников или «уоки-токи», какие на хрен мобильники могут быть у предметов, идентифицированных как роботы-уборщики? А вам здесь не Глаз Юпитер, в здании камеры смонтированы по старинке: сначала пишут, потом передают сигнал, а уж потом сервак обрабатывает и в зависимости от сигнатуры выдает то или иное изображение диспетчерам. Так что разговоры в пустом помещении между двумя роботами будут выглядеть несколько экзотично.
А с Казанком они решили использовать простой, как булыжник, код Морзе.
«Ответ. Время».
«Сделано. Уборка».
Алек с трудом встает, шарит по ящикам стола, где наверняка валяется что-нибудь из бумаг или упаковок, или даже тряпок, которые обязательно кто-нибудь не донес до утилизационного люка – странно, нет ничего. Он морщится. Браслет дергается.
«Уборка».
«Выблевал».
А такого рода мусор уборщику лучше не давать. Алек, проклиная собственную глупость – вот на хрен он съел этот несчастный пончик, не мог до утра потерпеть? – топает в туалет. Слава Юпитер, задницы еще не научились вытирать пластиком или виртуально-ионной хренью. Он буквально опорожняет бумагодержатель, обтирается, тщательно собирая использованную бумагу в вонючий ком, и возвращается обратно.
Казанок напоминает: «Время». Алек не отвечает. Казанку стремно, ага-ага, привык к удаленной работе, задницу-то теперь бережет получше, чем когда только явился в Нил Дартс. С другой стороны, за столько-то времени пацан должен был понять, на кого они там работают в своем элитном и типа независимом киберпитомнике, так что его беспокойство понятно: то, что они сейчас делают, ни под каким видом к легальной и нелегальной деятельности мамы-Юпитер не привязать. Поймают – вывернут наизнанку мозги.
Алек протирает пол, пока не убеждается, что точно, совершенно точно стер следы, и потом выпускает приторможенных настоящих уборщиков. Эти ребята моют полы с помощью массы дезинфицирующих средств, так что, по идее, слабые следы чужеродной органики их не смутят.
«Время», передает он Казанку. Не торопится: роботы не торопятся, до активации сигнала оставленных в техническом центре уборщиков не менее пятнадцати минут, а роботы бегать по коридорам не обучены. Так что – спокойствие и выдержка.
Казанок молча кивает – охраны не было, камеры отключены. И теперь уже вдвоем, не торопясь, спокойно и с выдержкой, они направляются вниз, к главным утилизационным камерам, где легко взобравшись по стеллажу наверх – ах молодость, молодость, ностальгически вздыхает про себя Алек – Казанок осторожно снимает модуль-транслятор, тем самым освобождая камеры слежения от часовой «спячки». Все.
На выходе камера не работает: неправильно припаркованный садовый робот, почти двухметровый короб с садовым оборудованием и гигантским пылесосом, притерся к стене и свернул камеру набок. Техник слинял домой еще в шесть, ночной охранник возиться с камерой или андроидом поленился. Да здравствует человеческая лень, никакая техника не сможет победить эту великую силу.
Пройти полтора квартала, выбросить чипы в первый же люк и прикрепить псевдо-ЛИНки. Они топают молча: Алек мучается болью в пустом желудке, Казанок о чем-то думает.
- Нормально?
- Да. Лицензия «Аркады», разрешение на использование раритетной техники.
Казанок удивленно вскидывает брови: катер – раритетная техника?
- Выглядит убедительно, - безмятежно сообщает Алек и чуть не складывается пополам от спазмов.
- Блядь. Сколько ж можно.
Казанок подхватывает его за талию, подтягивает в переулок, подальше от глаз случайных прохожих. Алек впустую давится спазмами, плюет желчью – слишком много за один вечер, чертовски много за один вечер, выпрямляется и, опираясь на плечо Казанка, топает дальше.
Раньше чем через три квартала такси они вызвать не рискуют, а в метрополитене еще полчаса надо в прятки играть, пока доберутся до нужной станции и в нужном месте.
Все это время Казанок изображает заботливого приятеля, чей партнер или просто друг перепил или ширнулся – обычное дело. А Алек все пытается сообразить сквозь муть после сверхнагрузки: а почему он, собственно, не сказал Казанку, что летит не катер? Какая ему, Казанку, разница?
Фургон крутится по Файритхи без всякой конкретной цели еще где-то полчаса. Келли отмечает, что назначенная им встреча уже явно не состоится. И скорее всего Винт, болтаясь в машине, просто ждет доклада своей крутой охраны, которая заявилась в Старый Цирк два часа назад. И если бы он и впрямь был безмозглым хулиганом с чужими «шестерками», там бы всех их и положили за милую душу. Впрочем, сначала эту душу долго-долго вытрясали бы.
Наконец, машина разворачивается по направлению к Солнечной, проскакивает громадину старинного киноцентра и останавливается у чистенькой конторы «Роботс Лтд» – одной из немногих официально действующих компаний в Цересе.
Келли делает стойку.
- Чейн и Тот, к заднему входу, следить издалека. Рыжий, останешься здесь, Фанк, двигаешь за фургоном, если он все-таки еще куда-то поедет.
- Куда уж дальше, - ворчит кто-то по общей связи, но Келли обрывает звонок. Выследить они его выследили, но вот дальше что? Не цветочки же ему в здание нести?
Винт тем временем выбирается из фургона, шустро следует в здание, махнув кому-то при входе, а фургон едет дальше. Ну да, привлекает внимание.
Келли сползает с байка, толкая рыжего в спину – пошел, а сам неторопливой походочкой направляется вниз по улице. Паранойя или нет, но будь он таким уж умным ублюдком, он бы, конечно, поставил где-нибудь камеру наблюдения, а над входом в здание она точно есть: в конце концов, контора – предприятие официальное и полноправное, хоть в Цересе, хоть в Танагуре. Что, вообще-то говоря, дикий юридический казус, нэ? Так что лучше подстраховаться.
Он сворачивает где-то за два квартала, сверяется с картой на телефоне – ценная вещь, особенно после того, как над ней поколдует кто из знатоков канализационных и коммуникативных систем. Увы, в этом телефоне таких полезных дополнительных опций нет, но Келли не особо по этому поводу расстраивается.
К черному входу он подходит аккурат когда охранник выбирается покурить. Келли подгребает к нему тяжелой специфической походкой нарка-доходяги и в лучшей манере сирых и нищих начинает монотонно стонать:
- Мелочь есть? На сигарету…
- Отвали, - морщится охранник. Келли тянется ближе, чуть не вешается на мужчину.
- Ну да-ай мелочь. Не жлобись…
- Отвали, я сказал…
- Ну дай… жалко, что ли….
Охранник отталкивает назойливого попрошайку, выбрасывает недокуренную сигарету и поворачивается спиной. Келли неслышной тенью встает за ним и коротко, сильно бьет зажатым в руке кастетом между шеей и спиной. Мужик валится на асфальт, Келли успевает подхватить тяжелое тело и отволочь к череде мусорных баков: «Поспи, дружок».
Он сдирает браслет с опознавательным чипом – здесь вам не тут, ЛИНк здесь не работает, но вообще смешно, когда в Церес являются граждане считай что другой страны и носят специальные опознавательные знаки для местной системы безопасности. Натянув браслет, Келли машет ручкой его хозяину, прикрывает того крышкой от контейнера и двигает в здание.
Первый пошел, переход на второй уровень.
Куда направился «большой босс» Винт, узнать можно несколькими способами. Самый незатейливый: взять чанкер наперевес и спросить на ресепшене. Увы, для таких решительных действий нужна компания, а всех «шестерок» Мацуто Келли оставил на улице. Так что он поступает проще: подымается по внутренней лестнице – просто удивительно, насколько употребление лифтов облегчило жизнь ворам и шпионам – и, вскрыв коробку интерфейса, за пару минут считывает данные о перемещениях людей и техники с помощью упомянутого транспортного средства.
Винт обнаруживается на третьем снимке и, согласно данным, поднялся на третий этаж и двинулся влево по коридору. Келли закрывает модуль, посылает его крышке воздушный поцелуй и, перепрыгивая через ступеньки, несется на третий этаж. Влево от лифта у них, правда, аж четыре кабинета, но Келли это не смущает. Он дергает ручку первого, дверь распахивается почти сразу, недовольный мужской голос басит о закрытии приема на сегодня, Келли виновато улыбается, просительным голосом извиняется и поясняет, что он-де нечаянно, что он тут случайно.
Вторая дверь не открывается вообще. За третьей обнаруживается крошечный холл ожидания, секретарь-андроид и два охранника с лицами не знакомыми, но узнаваемыми. Келли влетает в холл с обворожительной улыбкой и криком: «Я приглашен, приглашен!», и пока оба охранника пытаются оценить степень угрозы темпераментного посетителя, вжаривает ближайшего шокером, а второго берет на прицел гвоздемета. Собственно, не успевает взять: тот оказывается сообразительнее коллеги и успевает перехватить руку с гвоздеметом. Келли послушно роняет оружие на пол, пинком ноги отправляет его куда подальше и прикладывает к ребрам тесно прижавшегося охранника шокер. Ощущает под своими ребрами такой же.
Вот блядь!
- Остановитесь.
Голос звучит негромко, но повелительно: нажим на ребра уменьшается, и Келли, тоже решив подчиниться приказу неведомого голоса, так же медленно уменьшает давление. Они оба выпрямляются, являя взору трогательную синхронность действий и ощущений. Охранник не отрывает взгляда от Келли, последний крутит головой, желая увидеть обладателя повелительного голоса.
Обладатель на первый взгляд не впечатляет: невысокий, щуплый мужичок, инопланетянин – и к Оракулу не ходи, но в костюме крайне приличном и с той особенной холодной цепкостью во взоре, которая сразу выдает человека, привыкшего к власти. Что у Винта может быть с таким человеком?
Работа у Винта с этим человеком. Работает он на него, как Добрыня, например, работает на Доктора, которого тоже никто в глаза не видел. А он, Келли, только что вписался на их стрелку в надежде найти информацию о загадочном покушении на его жизнь, из чего следует неоднозначный, но вполне вероятный вывод, что вот заказчика собственной персоной он как раз и видит.
- Если вы обещаете не делать лишних движений, вас отпустят.
Келли хмыкает, но согласно кивает головой. Охранник без удовольствия отпускает его руку, отходит на шаг, глаз с Келли не сводит, даже искоса не смотрит на своего поверженного коллегу – лестно, не то слово. В проеме внутренней двери тем временем появляется еще один коллега по ремеслу, молча ожидая приказания.
Как ни странно, Келли не испытывает страха: убить его здесь не составляет труда – наверняка контора только выглядит обыкновенной, а на самом деле и звуконепроницаемые стены, и собственные камеры, и утилизаторы – все наличествует. И надеться на то, что тип, уже один раз пытавшийся его убить по неизвестным причинам, при личной встрече откажется это сделать, тоже обстоятельства не позволяют. Логично было бы предположить, что из него попытаются вытрясти информацию. Но какую? Шантажировать – чем? Вербовать – куда? Но это уже интересней. Так что Келли не собирается сдаваться. Здесь что-то происходит, с точки зрения внешнего наблюдателя – что-то удивительно нелепое, но происходит.
- С кем имею дело?
Ну, хоть не честь. Келли сердито фыркает:
- Думаю, вы прекрасно осведомлены, с кем. Я представился, назначил встречу, даже выдвинул предварительные требования.
За тот короткий миг, пока предполагаемый куратор Винта молчит, обдумывая ответ, Келли успевает много всего почувствовать. Досаду за свою ошибку и страх за собственную жизнь, обиду за то, что так и не узнал ничего толком и ничем не смог помочь своим, злость и ярость, и твердое решение дорого продать свою жизнь и не уступить ни грамма информации. И еще одно короткое отчаяние от мысли, что это может быть сам Сталлер и есть, которого он никогда в глаза не видел, и что теперь тот сможет покуражиться над помощником Черного и опозорить его в глазах всего Старого Города.
- Вы – Келли, - произносит неведомый босс. Келли усмехается самой паскудной улыбкой, которая только у него получается, охранник в дверях напрягается, а босс кивает.
- Хорошо. Я – Нейман. У меня к вам есть дело.
Валяясь на диване и меланхолично рассматривая потолок, Алек пытается сообразить, где взять катер. То есть не катер даже, а вертолет. Учитывая, что и тот, и другой вид транспорта не продается на блошином рынке Цереса или Танагуры, разницы особой нет. Это для армейской системы сканирования разница есть.
Эта информация промелькнула в технической записке, сопровождающей лицензию на использование воздушного аппарата нестандартного класса. В связи с тем, что амойская армия использует самые передовые дециметровые сканеры, позволяющие проследить блуждание иголки в стоге засушенной растительности, полет вражеской техники любого класса над территорией пустыни и прилегающего водного пространства становился чистейшей абстракцией. Абстракция, однако, не включала в себя полеты на сверхмалых высотах, каковые на Амой, как и на любой другой планете, могли осуществлять воздушные аппараты конструкции устаревшей и неэффективной: например, винтовые вертолеты и воздушные платформы. На платформах над пустыней летать нельзя было вообще: аномальность воздушных потоков и резкая смена ветра превращали подобный полет в гарантированный вид самоубийства, а «вертушки» – усовершенствованный индивидуальный транспорт на гравиплатформе – успешно на этих самых малых высотах перемещались.
Вертолет, однако, будучи прямым предком этого летательного аппарата и обладая множеством недостатков по сравнению с потомком, обладал и несомненным преимуществом. Отсутствие гравиплатформы и возможность использовать самые завалящие и устаревшие системы подачи топлива превращали раритет в объект неустановимого класса – а в реестре такого рода объектов Алек, к собственному восхищению, обнаружил их аж десять штук. И объекты эти обязывались иметь специальные опознавательные знаки и специальную передающую аппаратуру, чтобы быть опознанными сканерами по радиосигналам. Дециметровка элементарно не брала на низких высотах.
Помнится, он тащился от этого факта почти пять минут виртуального времени и не поленился порыться в договорах, чтобы найти, какая контора услаждает своих клиентов полетами на таких изысканных средствах. Так что Казанку он солгал дважды: когда сказал, что использовал лицензию «Аркады» лишь в качестве прикрытия, и когда не сказал, на чем именно собирается лететь.
А теперь вот мучается отходняком, стыдом и необходимостью оторвать задницу от жесткого старого дивана и двигать в Старый Город. Потому что если заявка, вместе с разрешением на использование, полет и прочее завтра будет благополучно активирована – а почему бы и нет? – и менеджер «Аркады» вручит ему ключи от вертолета с пожеланием успешного полета, то, спрашивается, как он полетит?
Можно, в принципе, сосватать пилота самой «Аркады», но тогда бедолаге придется грозить, бить, заставлять лететь хрен знает куда и рисковать жизнью за то, что его не касается. Как-то совести не хватает. И, может, не так уж и жалко бывшему террористу какого-то сытого благополучного гражданина, но вот то, что этот сытый благополучный специалист по полетам обведет его и Крона за милую душу, и полетят они прямиком к армейцам, на станцию или вообще никуда не полетят, а успеет пилот предупредить полицию – это он прекрасно понимает. Так что пилота надо где-то искать.
А где? Где водятся такие глюкнутые фрики, которые согласятся лететь через всю пустыню под прицелом трех армейских баз, всех спутников вместе взятых и хрен знает кого еще?
Алек тихонько подымается с дивана, натягивает ботинки и, не застегивая, выскальзывает из квартиры. Амой – это такое место, где можно найти кого угодно. Буквально.
Дерм отваливается сам. Белка с отсутствующим видом скатывает и сбрасывает теплый, мятый кусок биопластика, и с таким же отсутствующим видом лепит новый. Хорек, мельтеша лицом, как дорожным указателем, и умудряясь даже сидя каким-то образом перемещаться то влево, то вправо, осторожным взглядом провожает стимулятор и продолжает докладывать:
- … разместили, а второй за скалой оставили. Сигналку поставил, но, - Хорек быстро пожимает плечами, оглядывается назад, словно желает убедиться, что таки поставил, и что таки за скалой, собирает рот в жалобную гримасу больного клоуна, при этом ухитряясь озабоченно хмурится и тыкать пальцем в воображаемую стену, - ее все равно ни хрена слышно не будет.
Белка кивает, слышно не будет. Слышно будет, только если какой умник, навроде засланного «спящего» шпиона, который вот теперь решит превратиться в добровольного камикадзе, попытается взлететь на воздух вместе со всем их грузом или сдохнуть чуть позже, погребенный песком и пылью. Ну тогда, конечно, слышно будет. Правда, недолго, в том смысле, что некому будет долго наслаждаться какофонией. А если и первая партия бомб взлетит на воздух по той же умозрительной причине – тогда и говорить не о чем.
Когда и как начинает работать препарат, Белка не ощущает и не понимает, но в какой-то момент замечает, что совершенно потерял нить разговора и собственную мысль тоже. О чем он там, бишь, думал? О шпионах? О взрывах? О Хорьке? Вот человек, по лицу которого никогда не понять, что и как он думает. Ни по лицу, ни по голосу, ни вообще. Идеальный шпион.
- Что Золь говорит?
Хорек снова оглядывается, наклоняется к боссу с таким выражением лица, словно собирается прошептать на ухо что-то адски подозрительное, потом его лицо явственно перекашивает на одну сторону, словно от зубной боли, и он вполне нормальным голосом, с некоторой озабоченностью сообщает:
- Да ничего толком не говорит. Саймон идет на северо-восток. Это он клянется. А как долго, - вместо того чтобы пожать плечами или поднять брови в знак согласия с судьбой, Хорек подпрыгивает на месте и делает отталкивающий жест обеими руками, - не уверен. Но сутки точно здесь проторчим.
- Ага, - Белка закрывает глаза. Вовсе не от усталости и не от желания отгородиться от причудливой мимики собеседника: раздумывать он предпочитает с закрытыми глазами. Да и отвыкший от постоянного ношения респиратора, он теперь страдает от специфического синдрома черепахи: вместо того, чтобы ощущать вполне понятное неудобство от затрудненного дыхания, у него чешутся и раздражены глаза. Как если бы стекла в респираторе чем-то отличались от очков.
Они двигались наугад почти неделю: не успел гонец Барбра исчезнуть за горизонтом, как караван, а вернее говоря – обоз, нагруженный взрывчаткой, снарядами, бомбометами и напалмом двинулся с плато вниз. С обозом ушла половина людей – оставшиеся продолжили изготовление снарядов – и почти все машины. За главного Белка оставил на Мастерских Шиву – после того, как Хорек отказался даже рассматривать предложение остаться. Он несколько раз заставил Шиву повторить инструкции, пока тот не взбеленился и не обозвал босса обдолбанным придурком и давно потерявшим мозги старым идиотом. Удовлетворенный, Белка погрузил вторую копию инструкций на свой байк, и со спокойной душой отправился воевать.
Третью копию за горизонт увез гонец Барбра – не слишком-то он надеялся на это послание, но жизнь, как он успел убедиться, вообще штука загадочная, и почти никогда нельзя угадать, что из сделанного тобой будет иметь значение, а что не будет. Так что пусть еще и третья схема гуляет по пустыне – авось Черный или еще кто сообразительный сумеет использовать ее по назначению.
Они шли на тракт по дуге. Знает ли Черный о том, что происходит на тех лежках, или не знает, но Белка уверен: игра в караван, попытка оттянуть время, подготовиться к будущей неминуемой резне провалилась. А значит, Черный поведет своих кратчайшей дорогой к нему, Белке – за оружием и людьми. А значит, идти тоже будет не по тракту. И будет спешить.
Вечером, отхаркивая очередной кусок своих легких, Белка пытается решить: они тоже спешат или ему так кажется? Он очень давно не ходил в караване или абрах, давно не путешествовал по поселениям или лежкам: все, что ему могло понадобиться, все, что требовалось для дела, ему и так несли и везли со всей пустыни. Особенно, когда Черный отбил это плато с разрушенной буровой установкой у кочевников и помог организовать Мастерские. Он сидел на одном месте, ковырял старое железо, глотал ширку и «сегун», имел гешефт с охотниками, толкачами, пустынниками и кочевниками, и обдумывал планы на будущее тысячелетие. А теперь вот лежит и думает, что до следующего тысячелетия он не доживет, и еще вопрос, сумеет ли он дотянуть до конца месяца, успеет ли переговорить с Черным?
Хорек инструкцию передаст и объяснит, конечно: в интерфейсе контроллера он разбирается не хуже Белки, а может и лучше – как-никак, водил все те старые развалины, которые им удавалось поднять из мертвых. А практический опыт тут важнее теоретического. Но все-таки… все-таки, идея пришла в голову именно ему, Белке, сумасшедшая нелепая идея, которой он и поделился с Черным после хорошей дозы «сегуна» с его стороны и бутылки самогона с другой. И Черный, вместо того, чтобы высмеять его или обозвать идиотом, выслушал и покивал с глубокомысленным видом, а утром потребовал, чтобы Белка все это ему повторил на трезвую голову. Надо было видеть, как сверкали глаза Черного, когда он раскусил идею.
А ведь никто больше и не верил. Не то чтобы Белка распространялся обо всем этом, но и те, кому довелось узнать, или считали его спятившим идиотом, или сомневались, или посматривали с жалостью. Да на него, на его людей всегда так посматривали: и когда они кузню затевали, и когда бур восстанавливали, и когда бомбометы монтировали – не в обычае пустынников увлекаться фантастическими идеями. Черный… Черный не такой. Он верит. Во что-то такое огромное, что туда все идеи вмещаются.
Поэтому он лепит очередной дерм, как только заканчивается предыдущий, поэтому держит инъекторы со стимулятором поближе, чтобы как только так сразу и использовать. Он знает, он чертовски хорошо знает, что не доживет ни до конца войны, ни до конца лета. И люди его это знают, и нет нужды видеть их взгляды или подслушивать разговоры – Белке не страшно. То ли и впрямь перестал бояться смерти, то ли ждать надоело, то ли не верит он в смерть по большому счету – Белке разбираться не хочется. Он хочет, желает только одного: добраться до Черного, рассказать все ему самому, чтобы увидеть восхищение в глазах друга, чтобы увидеть в них будущее, чтобы знать точно, что все получится, и они победят.
А может, просто увидеться напоследок.
Алек просто идет из клуба в клуб и спрашивает: а не знает ли кто такого крутого геймера, который стреляет из виртуальных пушек, как из настоящих? Из клуба в клуб его провожают удивленными взглядами, специфическими жестами, замечаниями, комментариями и, иногда, попытками оказать более сильное физическое воздействие. Любители попинать более слабого или чужака не переведутся никогда. Алек не сопротивляется: висит кулем, сворачивается на асфальте со стоном и картинно выплевывает комки крови. И так как любители – обычные, не сумевшие за день сбросить агрессию молодые идиоты, то запала их надолго не хватает, а кровавая картинка быстро отбивает охоту продолжать травлю. А он, дождавшись ухода гонителей, выплевывает очередной пакетик с кетчупом, прячет в рукав следующий и направляется в очередной бар.
Найти самостоятельно того гражданского типа, который уделал отряд Ромика, Алек и не надеется. Вероятность такой удачи плавно исчезает за горизонтом нулевого лимита, а Алек, как-никак, относит себя к славному племени материалистов. Так что он надеется на прямо противоположное: на дружбу и цеховую солидарность геймеров, которые в некоторых плоскостях своей работы ничем не отличаются от хакеров, а рискуют даже больше. Так что кто-то должен поднять задницу и хотя бы предупредить того пацана. А поскольку он шляется в одиночку, был не раз бит и не производит впечатления угрозы обществу, то, по идее, этот пацан со товарищи решит в конце концов узнать, что за мудак его ищет и на фига.
Но вот он уже два часа так шляется, утро уже скоро, и непонятно, куда еще идти, а неизвестный геймер-артиллерист все никак не хочет узнать о подозрительном топляке.
Алек усаживается на край тротуара, подпирает голову руками и задумывается. Он устал, голова трещит, перед глазами прыгают звездочки, и больше всего на свете хочется послать опостылевший мир куда подальше и наширяться. Он мысленно прикидывает, где и к кому он мог бы сейчас толкнуться. Понятно, что никого из старых толкачей он уже не найдет, но где искать и как, он знает прекрасно. Проблема в том, что у него нет кредитов, а ни один нормальный толкач не даст топляку-хакеру товар без материального воплощения денег. А значит, надо будет сломать что-нибудь кому-нибудь, чтобы перекинуть на виртуальную кредитку, а потом уже паять с нее хоть на телефонную карту.
Алек резко вздергивает голову и напряженно смотрит пред собой: он что, серьезно? Это вот он сидит на тротуаре и думает о том, где ему раздобыть лавса или чего покруче, потому что мир ему, видите ли, опостылел? Это и правда он?
- Во бля! - говорит он вслух и вскакивает. И тут же натыкается на трех пацанов, не слишком серьезного вида, но со вполне серьезными выражениями лиц и с кастетами по крайней мере у одного из них. Впрочем, носить его пацан не умеет.
- Слышь, любопытный, - с угрозой в голосе говорит тот, что с кастетом, и затыкается, глядя на расплывающуюся в счастливой улыбке физиономию Алека. Остальные два переглядываются с удивленным видом и на всякий случай отступают на шаг: уж больно странно, на их взгляд, реагирует подозреваемый.
А Алек и впрямь расцеловать их готов. Кто из них Кайл, и есть ли он здесь вообще, Алек не знает, но в том, что план наконец-то сработал, уверен.
- Эй, ты чего?
Алек делает шаг к говорящему – уже чисто из мести, удовлетворенно отмечает, что тот сразу же делает шаг назад, удерживая дистанцию, и произносит:
- Народ, мне чертовски нужна помощь.
- А мы тут при чем? - сердито спрашивает второй пацан, пониже, с короткими темными кудряшками.
- При том, что вы пришли, - Алек хватает того, что с кудряшками, за руку, прежде чем пацан успевает отодвинуться, трясет чуть ли не со всей силы.
- Какого рагона?
- Вы пришли. Услышали, что кто-то кого-то ищет, и пришли узнать, в чем дело. Остальным было все равно.
Пацан с кудряшками резко вырывает руку, глаза его презрительно щурятся, но сказать он ничего не успевает: первый пацан дергает его за рукав и коротко кидает:
-Линяем, - после чего троица пытается «слинять». Алек горестно взмахивает руками и хватается за куртку последнего, третьего пацана.
- Подождите, ради… - с секунду он пытается найти какие-то слова, ради которых столь нужные ему люди согласятся его выслушать, а не исчезнут в дальних далях и кричит, - Нона! Ты работал с Ноной. С Черным! Ему нужна помощь!
Третий пацан все еще выкручивается из его хватки, но второй останавливается.
- Откуда ты знаешь Черного?
- Я с ним! Работаю с ним!
- Вранье. Тебя не было в… не было, - пацан едва удерживается от того, чтобы не проговориться и хмурится еще сильнее. Алек кивает:
- Конечно. Меня там не было. Но я все знаю, потому что Черный мне сам все и рассказал, - часть он, собственно, даже «видел». Но уточнять это сейчас явно лишнее.
- Докажи, - отрывисто приказывает первый, и Алек успевает удивиться: получается, что первый – тот геймер? Или его друг? В общем-то, не имеет значения, и Алек начинает говорить, стараясь быть максимально убедительным:
- Нона – миномет, раритетный. Черному его… ну неважно кто достал. А снаряды пришлось делать самим. И оптика была с метеозонда, я представляю, сколько вы ее выставляли. И первый раз чуть по своим не попали. И в конце полетел навигатор, так что стреляли вообще «на глаз», и если бы не ты – фиг бы кто оттуда живой ушел.
На лице второго неописуемая игра чувств: страх и гордость, и удовлетворение, и тревога, и то особенное выражение, которое появляется, когда человек вспоминает какое-то большое рисковое дело, когда пришлось сражаться изо всех сил и победить.
И Алек понимает, что выиграл. И говорит:
- Если я не найду пилота, то все, что вы уже сделали – будет зря, понимаешь? Нельзя, чтоб так случилось.
Кресло мягкое, удобное, что называется – многофункциональное. То бишь, может принять строгую офисную форму и напомнить, что такой классно выделанной, практически настоящей кожей покрывать мебель может позволить себе только очень богатый Пиноккио. Или раскрыться в подобие ложа, где такой богатый Пиноккио может вкусить земных услад от своей секретарши. Или секретаря. Или еще кого, вне зависимости от происхождения.
На самом деле богатенькому Пиноккио после рабочего дня, а уж тем более по ходу рабочего дня, не до услад аж ни разу. И если раз в неделю у него еще на кого-то или что-то стоит, то в большинстве случаев это не показатель хорошего сексуального самочувствия, а успехи химии на практике. Потому, в естественном виде деловой альфа-самец хуже всякого блонди: те хотя б на пет-шоу отрываются, а он, болезный, в процессе поступательно-вращательных движений видит только колебания рынка деловых бумаг.
Увы, увы, ничто так не обманывает юные умы, как порнография!
Келли закидывает руки за голову, ноги на стол – переживания владельца или арендатора по этому поводу его не волнуют. Хотя вопрос интересный: за каким хреном офис в задрипанной конторе – в Цересе! – оформили в лучших традициях якудзы на его давно оставленной родине? Винт что, приезжает сюда покайфовать в кресле за пятнадцать тысяч кредитов? Или держит для представительских целей? Потянувшись, Келли нащупывает за подлокотником панель управления, ну конечно: массаж, ионный душ, ароматическое масло, музыка, что там еще – и по застарелой дурной привычке что-то там нажимает. Кресло утробно гудит, сиденье под ним начинает активно шевелиться, хватать за задницу, толкать, так что вызывающе-пофигистская поза становится совершенно невозможной, и Келли скатывается из кресла, едва успевая сдернуть ноги со стола и не хлопнуться мордой о стол или пол. Приземляется, правда, на колени и – о позор его сединам! – вынужден упереться ладонями в пол.
Винт истерично хихикает, но тут же замолкает. Нейман не реагирует, глядя на «молодого человека», как он выразился пару минут назад, серьезно и с некоторой долей благожелательности. Охранники безмолвствуют, и, кажется, даже не пошевельнулись.
Серьезный мужик. Ну ладно!
Келли выключает мелко подрагивающее кресло и снова усаживается. Взгляд, мельком брошенный на давнего, очень давнего своего хозяина, оптимизма не внушает: Винт явно жаждет оказаться как можно дальше от этого места и как можно меньше услышать из того, что здесь собираются обсуждать. Поговорка «меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае должна звучать иначе: «меньше знаешь – можешь спать». Келли становится любопытно, как старый ублюдок будет выкручиваться.
Винт встает, не торопясь, даже как-то торжественно, придает лицу почтительное и даже немного возвышенное выражение, кланяется большому Боссу – хорошо кланяется, усердно, но с достоинством, и говорит, не торопясь и соблюдая церемониальность:
- Господа, полагаю, вам надо обсудить множество важнейших дел. Я не могу позволить себе отвлекать вас и тратить ваше время. Позвольте откланяться.
Келли заинтересованно смотрит на Босса – лицо последнего не изменяется ни на йоту. Ровно с тем же выражением тот может и отослать неудачно выполнившего поручение сотрудника, и приказать ему совершить харакири. Перспектива последнего заставляет Келли задуматься: что ему тогда делать? Посмотреть и сочинить хайку? Заступиться за ублюдка? Помочь другим ублюдкам?
- Сядь и не отсвечивай, - коротко кидает Босс. Мягкая интонация и выражение лица так сильно не совпадают со словами, что Келли едва удерживается от желания захлопать в ладоши, а Винт, бледнея на глазах, садится обратно в кресло и боится пошевелиться.
- А можно, амбалы тоже сядут… ну на пол, что ли, и не будут отсвечивать? А то у меня уже спина болит.
- Не юродствуйте, молодой человек, - указывает Босс таким же мягким голосом, - вам это к лицу, не спорю. Но нам нужно обсудить действительно важное дело, и мы оба, как я понимаю, не обладаем таким уж большим запасом времени.
Келли приходит в восторг: вау, бандюки Сталлера – хотя с чего он решил, что на уважаемого бизнесмена работают только криминально-неустойчивые личности – знают такие длинные умные слова и умеют их употреблять. С другой стороны, он ведь уже понял, что дядя совсем не простой. И сам по себе факт наличия образования не имеет особого значения, так что клоуна корчить действительно хватит. Все, что нужно, он уже увидел.
- Да, времени нет, - в противовес словам Келли легкомысленно улыбается, откидываясь на спинку многофункционального кресла и снова укладывая ноги на стол, - ваши предложения?
Снова вау! Дядя даже бровью не пошевелил. Может, это вовсе не живой дядя, а андроид-удаленка? Или вообще голо? За все время разговора он ведь ни к чему не прикоснулся – сидит, как палку проглотил.
- И кстати, если бы ваше поручение было выполнено, то кого вы ожидали? Если не секрет, конечно?
- Все равно, - Келли хмыкает и впервые на лице Босса появляется отражение каких-то эмоций, - это было послание. Рано или поздно, но появился бы человек, кто захотел бы узнать, в чем дело.
Рано или поздно не совсем согласуется с предыдущим заявлением о времени, но Келли решает не заострять на этом внимание.
- Ничего личного.
Келли согласно кивает: дело есть дело, и личные мотивы в такого рода операциях используются только в качестве факторов влияния. Но если даже для организации столь своеобразного приглашения потратили столько времени и кредитов, то, понятное дело, что предложение тоже дорого стоит.
- Я бы хотел передать вам и вашему… предводителю, - Келли с интересом отмечает новое обозначение для статуса Черного, - некоторую информацию.
Занимательную беседу прерывает тихий всхлип Винта. На того жалко смотреть: весь мокрый, лицо серое, глаза выпучены. Келли испытывает прилив невольного сочувствия: стоило всю жизнь горбатиться, чтобы на склоне лет, когда можно просто пользоваться плодами своего неправедного труда, влипнуть в такую историю. Не жилец его бывший хозяин, совсем не жилец.
- Господа, - с трудом произносит Винт, - господа прошу вас…прошу вас, разрешите мне удалиться… я ни в коей мере… - голос у него неожиданно срывается и он чуть ли не визжит, - дайте мне уйти!
Босс равнодушно смотрит на старого, действительно старого, монгрела. По лицу того текут слезы, он всхлипывает и плачет, не стесняясь, и просит едва слышным шепотом. Наконец, Босс коротко взмахивает пальцами и цедит, обращаясь к охранникам:
- Убрать, - и Винта, то слабо сопротивляющегося, то кулем висящего на охраннике, под сорванный лихорадочный шепот и стоны, уводят.
Келли его жалко, правда. Наверное, он тоже стареет и становится сентиментальным. Но потом Келли думает, что как-то сильно рано, а значит, не считается, и требовательно вздергивает подбородок.
- Ну, так что там за информация? И откуда, позвольте спросить? И если вы уж так восхитительно любезны, что собираетесь передать ее мне, то как, по-вашему, ее передам я?
- По воздуху, скорее всего, - спокойно отвечает Босс на последний, как на самый простой вопрос, и продолжает, - источник информации я позволю себе скрыть, поверьте, молодой человек, при всем вашем желании у вас нет возможности проверить его. А вот в соответствии этих данных реальности вы сможете убедиться в любой момент. Как только окажетесь на месте.
- По воздуху, - уточняет Келли, прикидывая в уме, не означает ли это, что Сталлер абонировал катера и теперь его бандиты могут спокойно летать над пустыней, куда им вздумается. Хорошая это была бы информация, кто ж спорит, только бесполезная – против катеров им не выстоять.
- Да, - подтверждает большой Босс, которого зовут Нейман. Келли, конечно, знает это имя, хотя самого помощника Сталлера никогда в лицо не видел, да и нет уверенности, что лицо, которое он сейчас видит, и есть лицо Неймана. Проверить, как было указано, возможности нет.
- Ну, давайте свою информацию. Я передам ее, куда следует.
Это случается почти одновременно, словно нарочно, словно специально для того, чтобы показать, насколько сильным может быть человеческое желание. Поэтому, когда Черный поворачивается назад, чтобы показать, куда они идут и куда дошли, чтобы посмотреть на своих людей – он видит их всех, стоящих длинной цепью, связанных друг с другом чем-то покрепче троса, и на какой-то миг сам удивляется, что так ясно видит их лица.
Потом второй напоминает, что никаких лиц он видеть не может: респираторы, очки и головные повязки превращают людей в одинаковые застывшие фигуры, пешки на шахматной доске – неотличимые и равнозначные, так что это не более чем галлюцинация. Первый не возражает, как мог бы, потому что это видение – фигур на доске, очереди, где ждут своего участия и своей участи, заставляет первого наполниться гневом, и он снова видит лица, все до единого, и на каждом из них – благоговение и удивление.
Они дошли. Они шли через бурю и дошли. Победили Саймон.
Первый удовлетворенно улыбается и, отвернувшись, решительно направляется к самой южной площадке плато. Той самой, на которой небесная принцесса Сзунь-Чжао могла бы выстроить свой волшебный замок.
Остров Кораблей виден, как на ладони: словно по волшебству, как только они достигли первых скальных отрогов, ураган прекратился. Не затих, а ушел в сторону, на северо-запад, и люди, бредущие наощупь, слепые и глухие в месиве песка и грохоте ветра, внезапно оказались на чистом, спокойном месте, как на ладошке. Все видно, почти слышно и цель четырехчасового страшного похода перед глазами. Как по волшебству. И пусть Черный не видел на самом деле благоговения, восторга и удивления на их лицах, но оно там было.
Пыль еще висит в воздухе, облекая людей и предметы размытым молочным ореолом, искажая рельеф почвы под ногами так, что трудно идти, и превращая небо в такой же молочный плохо сваренный кисель. Гул ветра перекрывает большинство звуков, и чтобы говорить, надо кричать, но все равно – после урагана, после всемогущего Саймона, эти чистота и тишина кажутся поразительными, подарком Песчаной Девы. А целенаправленно двигающийся к скалам дарт, несмотря на хромоту и явную усталость – Ее посланцем, Ее легендарным возлюбленным. И они следуют за ним без вопросов и сомнений.
Черный слышит, как кто-то догоняет его – Тихий, конечно. Голоса первого и второго все сильнее смешиваются, он уже не уверен, что знает, кому принадлежит догадка, а кому – очередное глючное видение, но это уже не важно. Они дошли. Обогнали бурю, обогнали людей Сталлера, и теперь приложат все усилия для того, чтобы одержать победу.
- Черный, - Тихий сразу же кашляет и надевает респиратор. Дышать нет никакой возможности: пыль, почти невидимая, тончайшая, мгновенно забивает носоглотку, горло, трахею, и кажется, можно почувствовать, как она наполняет легкие. Черный делает успокаивающий жест рукой: «Я все понял, со мной все в порядке». Тихий мотает головой и снова пытается снять респиратор, чтобы спросить. Черный останавливается, кладет руку тому на плечо, смотрит. Сквозь стекла очков ничего увидеть нельзя, но он легко представляет выражение лица друга. Тихий внимателен и умен, и отлично его знает, на стоянке Черный просто не дал ему времени на возражения или вопросы, но это не значит, что их не было. Он тянется рукой к своему респиратору, чтобы сказать, чтобы улыбкой ободрить того и подтвердить, что все в порядке, но в последний момент останавливается. Вряд ли Тихий посчитает этот поступок доказательством его адекватности.
Вместо этого Черный показывает на облюбованную еще весной площадку и жестами поясняет: дойдем, поднимемся, все расскажу. Тихий кивает и идет поблизости, отставая всего на пару шагов. Видимо, опасается, что он, Черный, все-таки свалится.
А он, уже позабыв о первом и втором, прикидывает про себя последствия. Кажется, именно кажется, что он еще с десяток миль пройдет и не запыхается. Но стимулятор - на то и стимулятор, чтобы, взвинтив на полсуток тело, потом затребовать все обратно. Так что казаться ему может все что угодно, а на самом деле Тихий вон уже примчался приглядывать за ним. Наверное, со стороны он выглядит совсем не так замечательно, как он себя ощущает.
Потом Черный еще раз оглядывается. Караван по-прежнему двигается длинной цепью, и кроме Тихого никто от троса не отвязывается – не до того. Но теперь они вовсе не выглядят пешками: несмотря на маски и почти одинаковую одежду, они разные, и Черный это видит. Разные люди, но с одной целью, преодолели бурю и идут дальше. И буря там, за их спинами, грохочет и буйствует, серая клочковатая стена, фронт бури закрывает горизонт, но они уже вышли из-под ее власти, словно оказались в другой стране, они победители. И это чертовски удивительное и завораживающее зрелище. Так что Черный толкает Тихого, указывая рукой – посмотри, мол, и тот оглядывается и смотрит, замерев на месте.
Они видели, как идет буря, как надвигается вал пыли и камня. Много раз видели. Но мало кто может похвастаться тем, что они видят сейчас: как люди прошли сквозь бурю, и как буря проиграла.
А когда они добираются до площадки, с двух сторон прикрытой вертикальными стелами никому не известных здесь парусов, можно уже говорить.
- Здесь мы остановимся, и будем обороняться.
Тихий задумчиво оглядывает диспозицию, Черный мысленно хихикает, представляя, как щелкает в голове Тихого счетчик: одна сторона защищена, весь комплекс просматривается как на ладони. С северо-востока, откуда они ожидают как друзей, так и врагов, тоже прекрасный обзор. Высота площадки небольшая, но вполне достаточная, чтобы выстрелами из чанкеров или гвоздеметов их было не достать. Склоны площадки тоже достаточно крутые, а те пологие, что остались, легко разрушить. Если бы не наличие огнестрельного оружия у противников, их позиция здесь была бы неприступна.
Черный указывает на россыпи мелких камней и песка вокруг площадки.
- Мы пророем здесь каналы, наполним напалмом и подожжем, когда они ринутся на штурм. Атаки тоже будем отбивать огнем. Это даст нам возможность дождаться Белки.
В отличие от Алека, Келли прекрасно знает, как зовут великого амойского геймера и где примерно его искать. И решение обратиться за помощью к великому и единственному же на Амой артиллеристу приходит ему в голову сразу. Пользоваться возможностями Неймана в организации полетов над пустыней Келли полагает плохой идеей. Несмотря на предоставленную информацию, которая так похожа на гранату с выдернутой чекой, что непонятно, как это у него руки еще не горят, Келли все равно предпочитает изыскать возможности самостоятельно. Как ни странно, идея полета на подходящей летающей штуковине вовсе не кажется ему такой уж невозможной, как Алеку.
Во-первых, и самых главных, туристы. Во-вторых, контрабандисты. Последние, правда, над пустыней не летают, но никому не запрещается арендовать чей-нибудь катер и отправиться в любой полет, не сказав хозяину посудины. В том, что посудину возвращать не придется, Келли уверен. В-третьих, встреченные им давеча юные космонавты заставляют его всерьез обдумывать и этот вариант: не с участием детей, конечно, Боже упаси, но вот подбить на пробный полет клуб дельтапланеристов, имитируя потом сбои управления, испуг, неудачную посадку и так далее – задача вполне реальная. Более того, Келли приходит к выводу, что и самая перспективная – не будут армейцы гасить по студентам.
Окрыленный именно этой идей, Келли покидает многостаночное здание «Роботс и Ко», созывает своих орлов и, поблагодарив за доблестную службу, отправляет к боссу. Попутно реквизировав, в счет будущих услуг, один их байков. Водитель байка, рыжий с челочкой, чье имя теряется в памяти Келли с упорством куклы-неваляшки, пытается тоже сдаться в аренду, но Келли, чувствуя, что не только идеи, но и подозрения плотно поселились в его голове, упорно отказывает.
Подумав еще немного, Келли приходит к выводу, что надо искать большой гейм-клуб. Хотя бы потому, что при большем количестве участников шансов найти нужного человека тоже должно быть больше. Вроде бы математика такие расчеты одобряет. Так что, приспособив на ухо изделие местных кудесников, успешно и не раз имитирующее ЛИНк, Келли направляется в Мидас. Крупное заведение он ищет и с другой целью: в большой тусовке затеряться или сгинуть из-под чьего-то пристального наблюдения тоже значительно легче.
Как там пацана звали? Кайл? Блин, а вот ник у пацана он так и не удосужился спросить.
«стрелок нужен»
«по-тихому или громко»
«по мишеням косм-опера по капитанам»
«...»
«что значит... не понял»
«...»
Келли, оторопев, еще с минуту смотрит на экран, отключается и уходит искать другой клуб. Понятное дело, что игровые форумы, как и гейм-клубы – самое удобное и безопасное место для заключения определенного рода сделок. Тех самых, за которые предусмотрено уголовное наказание. Но чтобы так сразу, без предварительных ритуалов вписаться в чей-то контакт по убийству – это как-то чересчур для его трепетной души. Так что лучше поменять дислокацию, дабы договаривающиеся стороны не решили разыскать лишнего третьего и примерно наказать за чрезмерное любопытство.
На этот раз Келли проявляет осторожность и предусмотрительность: лезет на чат только после ознакомления с присутствующими, предлагает направо и налево конфиденциальную информацию о гейм-премьере компании «Маас би», разбрасывает заявления о призах и наводках – в общем, создает много шума. На шум отзываются в большинстве своем ретивые новички, пользующиеся таким замысловатым языком, что Келли понимает их с пятого на десятое и, соответственно, связываться с ними опасается. Эти моментально просекут, что в игре он просто лох, а собеседники не такие ретивые поймут, что он пользуется форумом как местом встречи и задумаются, а откуда тогда такая инфа, и если это неправда, то какого рагона он тут выступает. Келли дает себе пять баллов за осторожность и ждет.
Продолжение от 11.11.2013
Продолжение от 13.11.2013
Продолжение от 14.11.2013
Окончание от 17.11.2013
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
-
-
14.11.2013 в 22:10Там внизу ад. И если кто-то их этой преисподней выскочит – ад начнется здесь, наверху.
Черный тыкается носом в бинокль, биноклем в бруствер. Бомбомет раскален так, что пышет жаром на наводчика, только что оставившего на стволе очередной кусок ткани. Брезентовые рукавицы проходили не одну пробу, но и они такой адской стрельбы не выдерживают. Так что у расчета Хорька перерыв, и Черный пытается посмотреть, что происходит внизу.
Там ад. И все происходит медленно, так медленно, словно специально снимали отдельными кадрами, а теперь показывают по очереди. Черный уже видел такое, он знает, что на самом деле все быстро: три взрыва одновременно, один снаряд ложится слишком далеко, веер осколков практически никого не задевает из живых. Только загорается перевернутый ранее байк, а второй и третий попадают прямо в гущу столкнувшихся людей, и Черный видит, как медленно, постепенно, разлетаются в стороны тончайшие штрихи. Их и не видно совсем, но видно, как из-за них дрожит серый от пыли воздух, как содрогаются машины, как расползается, рассекается под их действием железо и человеческая плоть, и вслед за осколками в воздухе повисают кровавый туман и мелкие ошметки. А потом эти куски становятся больше, падают, вспыхивает огонь, и все заканчивается.
Свист пули над головой Черный не слышит, но ощущает толчок воздуха. Прошва, ухватив дарта за плечо, сдергивает того вниз, жестом показывает, что можно стрелять, и Черный, кивнув, манит к себе Хорька.
В их план надо внести коррективы. Часть отряда уже покинула обстреливаемый район и рвется вперед к площадке. Одна группа уже добралась до канала, остановилась и сооружает из байков укрытие. Стрельбу открыли именно оттуда, и через минуту они начнут целенаправленно снимать наблюдателей и наводящих. А если гранатометы есть и у этой группы, то бомбометчикам придется туго.
- До канала добрались. Надо их снять.
- Ага, - кивает Хорек и закашливается так, что сгибается крючком и падает к ногам Черного. Тот с трудом успевает его подхватить и придерживает, пока приступ не пройдет. Хорек обтирает мокрое лицо, из носа у него течет кровь напополам с соплями, он показывает язык, но говорит разумно.
- Мы считали. Счас наведем. Где они?
Черный отрицательно качает головой.
- Справа, до первой растяжки.
- Ага, - кивает Хорек, - значит на четверть. Заряжай.
Бомбомет вздрагивает, плюется огнем и дымом, снаряд с воем уходит вверх. Они делают три выстрела, когда Черный рискует снова ухватить бинокль. В последний момент Прошва успевает выдернуть у него прибор и выглянуть из-за бруствера, и сразу падает.
Пуля по касательной срывает половину скальп, кровь мгновенно заливает ему лицо и грудь, он успевает сказать «левее на два» и тут же теряет сознание. Черный устремляется в левую часть окопа, вытаскивает кого-то из караванщиков и, сунув тому в руки фильтры и свою флягу с водой, указывает на раненого.
Сам хватает следующий снаряд и, плюхнувшись пузом на площадку, кричит Хорьку:
- Левее на два!
Тот кивает и крутит угломер.
- Готов. Огонь!
Алек тащится за Тихим, испытывая необыкновенно сильное желание вцепиться в плащ Тихого или вообще повеситься ему на спину, и пусть его несут на ручках, как невесту. Где-то на краю сознания вспыхивает эта сцена: невеста, вся в красном, покрывало спускается с головы алым туманом, вьется по полу, когда жених подхватывает ее на руки и несет через комнату, всю в красных длинных полотнищах и рассыпанных везде золотых цветах – мелькает и исчезает, оставляя недоумение. Разве невеста не должна быть в белом?
Когда он приходит в себя, его и впрямь почти несут, не на руках, конечно, просто тащат на плече. Алек пытается определиться: а правильно ли его тащат, в нужную ли сторону. Оказывается, что не совсем в нужную, и он дергает того, кто его тащит, за рукав.
- Не туда.
- Что?
- Не туда. Правее.
- Ага.
Алек тащится на ком-то, и все никак не может сообразить, на ком. Потом его вешают на веревку и спускают вниз, и он снова говорит, куда двигаться. Алек смутно ощущает этот… как бы фрагмент посреди пустоты, так же смутно ощущает еще один, совсем близко, и еще два, в таком виде, который означает, что они далеко. Он ощущает своих спутников, как нечто, спрятанное в самом себе, но которое можно открыть, если постучаться или просто открыть дверь. У Алека не часто возникает желание открывать такие «двери» – человеческие лабиринты опасны, и если в молодости он мог позволить себе любопытствовать, то сейчас от одной такой мысли становится тошно.
Он снова на секунду видит невесту в красном: покрывало скользит по полу, кружится, собирается фалдами – черт, откуда он это выцепил, чья больная фантазия породила женщину в красном? – потом открывает глаза, пытается проморгаться. Небо, пески, камни, сумрачная физиономия помощника Дарка – все окрашено пылающим закатным светом. Свет настолько ярок, что глаза начинают слезиться, и Алек снова закрывает их.
Два навигатора, две чертовы группы. И которая из них с гранатометами? Или обе?
- Они здесь, параллельно с нами. Идут туда, - Алек машет рукой, судя по ворчанию Саиты – в небесные дали. Он старается сосредоточиться, чтобы опередить направление поточнее, и снова показывает, - туда.
Саита переспрашивает:
- Ты уверен?
Тихий молчит, Алек утвердительно кивает головой, и его снова тащат, теперь поддерживая с двух сторон. Он чувствует, вернее, видит, что его спутники изменились, хотя и не может уловить, как, и оставляет это занятие. Ему приходит в голову еще одно соображение: с чего он взял, что групп только две? Ну, то есть, два навигатора и, может быть, два отряда гранатометчиков, но ведь и другие есть? И где эти другие?
Алек открывает глаза, сбивается с шага, Тихий, поддерживая его за плечо, вопросительно заглядывает в глаза.
- Ничего. Они там, - Алек снова указывает рукой туда, где четко слышит аппарат. Наверное, он работает, и поэтому сигнал уловить легче. Лицо у Тихого по-прежнему ничего не выражает, а Саита отворачивается и плюет под ноги. Алек закрывает глаза и пытается определиться, где еще есть люди.
Когда он понимает, что там, куда он указывал, наверное, были люди Тихого, то есть были наши, потому что раз там теперь люди Сталлера, значит, наших убили, он снова сбивается с шага и говорит:
- Простите.
Тихий не отвечает, возможно, просто не слышит. Тишина давно сменилась глухими раскатами взрывов, они то удаляются, то кажутся совсем близкими, скорее всего из-за всех этих ущелий, где звук то глохнет, то усиливается. Алек с ужасом понимает, что это идет бой, там, возле высотки, где засел Черный, а он здесь вообще ничего не слышал и ничего не понял. Потом в его голове словно тоже происходит взрыв, и он видит сразу все.
Это «все», короткое и чрезвычайно большое, словно раздувает его голову во все стороны, делает одновременно очень большим и очень маленьким. Это чертовски похоже на матричные глюки под «сегуном», так что Алек успевает засомневаться: а правда ли он видит, или все-таки глючит, но видение в его распухших мозгах совпадает по направлению с пятнами крошечных простеньких компов, и он начинает говорить. Медленно и старательно, потому что опухший язык его плохо слушается.
- Четыре группы. Одна на западе. Они снаружи, ждут сигнала. Вторая там, где я сказал, там гранатометы. У них свои разведчики. Третья позади нас. Гранатометы тоже. Они там, на север. Четвертая еще севернее. Там где скала, как гриб. Они будут искать и отвлекать.
Кажется, он теряет сознание, пока пытается все это сказать. Когда приходит в себя – чувствует, что лежит, и песок под спиной кажется страшно холодным. Ну да, уже ведь закат, песок быстро остывает.
Саита говорит.
- … толку?
- Один знаем где.
- А остальные? Пока найдем своих и приведем… блядь, да нас перестреляют, как паршивых крысюков. И свернуть они могут, куда угодно, и…
- Твои в засаде возле Белого Камня? Иди туда через наш лагерь, возьмешь там постовых, и топайте к Белому Камню. Когда зайдут далеко, все зайдут, взрывай. Постарайся по бомбе с обеих сторон.
- Не учи рагона трупы жрать, - сердито отвечает Саита и неслышно исчезает. Тихий наклоняется над Алеком.
-
-
14.11.2013 в 22:10Алеку становится смешно: вода, аптечка – тут бы мозги в кучку собрать. Он снова чувствует «все» как разряд тока через тело, и блеском молнии – вторая группа идет к Белому Камню и никуда не сворачивает. Идет к Белому Камню и никуда не сворачивает. Он повторяет это дважды, на всякий случай, и спрашивает:
- Куда тебе дойти быстрее?
- Что?
- Где завалить группу легче? Где люди?
- Возле второго лагеря ущелье поворачивает, если они туда попадут – всех одним взрывом накрыть можно.
Алек ни черта не понимает из того, что говорит Тихий, но место он видит. Молния прошивает его снова, через все тело, как будто он думает, блин, не мозгами, а легкими, печенкой своей сдохшей, костями, и он снова повторяет дважды: идти к лагерю, идти к лагерю, нашаривает руку Тихого и, сжав, отталкивает от себя.
- Поспеши.
- Ты...
- Найдешь меня потом. Мне надо лежать.
- Я пришлю Врона,- обещает Тихий и срывается с места. Алек удовлетворенно улыбается: Тихий не дурак, понимает, что с полутрупом на плече никуда не доберется, и не строит из себя благородного идиота. Выкурят отсюда людей Сталлера – вернутся и подберут его, не выкурят – подбирать будет нечего и некому.
Вдалеке непрерывно грохочет, правда теперь он слышит намного хуже. Лежать холодно, но двигаться просто нет сил. Молния бьет его еще пару раз, он повторяет свое внушение, уже не уверенный, что это он сам вызывает состояние «все». Похоже, это «все» находит его само, по собственной воле, так что к тому времени, когда впереди него, где-то на юг, грохочет взрыв, действительно близкий и сильный, и ему на лицо опускается пыль, а земля под ним сотрясается от силы взрыва, его уже непрерывно колотит короткими острыми молниями. И под эти вспышки он чувствует или видит, как пропадают из «все» некоторые части. Потом раздаются еще взрывы, и части пропадают гораздо быстрее.
Когда Алек открывает глаза, закат почти погас. Это странно, не могло за такое короткое время так сильно потемнеть. Алек недолго смотрит в быстро темнеющее небо, чувствует, каким холодным, просто ледяным становится песок, и понимает, что умирает.
А еще он понимает, что чертовски счастлив.
Тихий до самого конца не верил, что получится. Какой-то парень, явно ослабленный физически, явно наркоман или бывший наркоман, обещает обнаружить противника. Обещает, что противник будет двигаться по удобному для него, Тихого, маршруту, обещает, что его собственные люди услышат его приказ на удалении и поступят именно так, как требуется для операции. Звучит неубедительно.
А потом сработало то, что Тихий про себя назвал эффектом волшебного автобуса. Скажи это ему кто-нибудь другой, все равно кто – не поверил бы: бред, глюки, в пустыне люди легко сходят с ума. Но этого человека привел Черный, Черный сказал, что это Оракул, не вдаваясь подробности, Черный сказал, что ему можно верить, и поэтому все то бредовое лепетание, которое он услышал от топляка, превратилось в убедительную реальность.
Тихий, перескакивая через каменистые завалы, успевает попасть в ущелье как раз тогда, когда туда спускаются его люди: Врон со своей четверкой, которые должны были выбирать подходящие позиции для обстрела левее их последнего лагеря.
Тихий останавливается, глядя на них. Врон, спустившись почти на дно, задирает голову и неуверенно спрашивает:
- Ты звал? Или… ты звал?
Волшебный автобус. Тихий подавляет желание покрутить головой: ну да, почему бы Черному не найти среди своих бесчисленных знакомых еще и каринезца. Собственно, почему бы и действительно не найти? Помнится, Черный его спас, он рассказывал, но Тихий, слушая тогда, информацию о нечеловеческих способностях как-то не уловил: говорили-то в основном о связи и возможности воровать данные со спутников. Так что все, тогда упомянутое, прошло мимо, как чья-то дальняя сказочная реальность: жили-были в лесу волшебные звери и умели говорить.
Кто же знал, что с волшебными зверями говорить придется и ему самому?
- Да, - твердо говорит Тихий, - да, я вас звал. Здесь пройдет группа гранатометчиков. Мы организуем здесь засаду. Как только пройдут разведчики – завалим ущелье бомбами.
- У нас только три,- напоминает Врон. Тихий обводит ущелье взглядом: узкое, идти можно только по одному, прямой участок достаточно велик, чтобы вместить человек десять идущих цепью, и перед пологим поворотом над ущельем нависает изъеденная ветром скала. Прекрасное место.
- Достаточно. Когда группа войдет в ущелье, ты, Мальт, сбрасываешь бомбу на последних, а ты, Врон – вот здесь, на первых. Сила взрыва очень велика, скала наверняка обрушится и закроет ущелье. Если кто-то останется в живых – отсюда они долго будут выбираться.
Тихий еще раз окидывает взглядом ущелье.
- Помните тот взрыв на тракте? Отдача будет очень большой. Найдите укрытия с другой стороны, чтобы вас не сбросило вниз отдачей.
- А ты? – удивляется Врон.
- Есть еще одна группа.
Тихий сверяется с мысленной картой: Оракул не сумел дать четкое направление, но второе ущелье описал довольно точно, лучше, чем первое. Туда Тихий и двигается, гадая, кого он там встретит из своих людей. В этот момент он слышит лишний шорох – у кого-то под ногами сыплются камушки, успевает развернуться и отпрыгнуть в сторону, но сам попадает одной ногой в мелкую осыпь и падает на колено. Нападающему этого времени хватает, чтобы приставить чанкер к его лбу и заорать сорванным голосом:
- Все! Ты меня выводишь отсюда, понял? Выводишь, и срал я на вас всех!
Волшебный автобус.
Первую группу, попытавшуюся организовать стрельбу у канала, они сумели уничтожить. Вторая и третья, вырвавшиеся из-под бомбардировки, такой ошибки не сделали: сходу прорвавшись через каналы и потеряв только одну машину, они добрались до площадки и начали стрельбу еще до то того, как оставили байки. Пока что это не имело особого значения, кроме того, что наводящим стало работать еще труднее, а людям пришлось немедленно улечься на дно окопов.
Черный сдирает респиратор, кашляет, харкает кровью – отлично. Откат тут ни при чем, фильтры на респираторе просто сдохли. Он опускается на корточки, махнув Хорьку – обходитесь без меня – роется в карманах, перекрывает подачу кислорода, опять ищет фильтры. Дышать становится совсем нечем, плотный висячий дым выедает и глаза, и носоглотку. Черный снова кашляет, плюется, плачет, собственные руки кажутся расплывчатыми. Он с трудом видит фильтр на ладони, все пытается нащупать его пальцами. Тонкая хрупкая прокладка практически не ощущается, но наконец, щурясь так, что веки начинают болеть, он видит чертов фильтр и вставляет в пазы.
Долгожданный воздух не приносит облегчения, потому что кислород он перекрыл. Черный, ругнувшись на собственную беспамятность, включает подачу и, наконец, вдыхает. Звенящий, чистый, колючий от кислорода воздух врывается в легкие, и ему становится хорошо.
Черный вздыхает один раз, второй – глубоко, так полно, как только может. В ушах начинает звенеть, а голова слегка кружится. Черный регулирует подачу кислорода, еще раз вдыхает и неожиданно замечает, что небо уже не такое слепяще-серое, что тени выбрались из-под ног и тянутся по земле, а песок уже не блестит так сильно. Этот день подходит к концу.
Черный пытается понять, радуется он этому или огорчается – ничего не выходит. Ночь не принесет им облегчения сама по себе, наоборот, но если та вторая группа, что собирается напасть со стороны Пестрого Корабля или еще откуда-то, не успеет сделать этого до ночи – им проще будет покинуть высотку и проще скрыться в лабиринте Островов. Это не принесет им победы, но позволит выжить.
Война здесь не закончится.
Кто-то несется мимо него. Черный хватает кого-то за руку, «кто-то» оказывается Шариком, Черный цепляет его за плечо, наклоняет к себе и разворачивает кругом:
- Передай по цепи – стрелять по дальним. По ближним использовать катапульты. Все снаряды что есть, немедленно!
Хорек, с недоумением посмотрев тому вслед, что-то спрашивает. Черный отмахивается и хватает бомбу.
- Теперь дальние! Сначала по дальним!
Хорек понятливо кивает, выпрямляется, окидывая взглядом поле боя. Черный, обалдев от нелепого проявления храбрости, кидается к нему – Хорек взмахивает руками, как крыльями, и падает.
-
-
14.11.2013 в 22:11- Блядь. Ты сдурел? Куда ты полез?
- Я подумал, что успею, – удивительно спокойно говорит Хорек и улыбается. Его улыбка, глаза, лицо – все такое спокойное, тихое, как ни он сам, ни любой его пустынный знакомый и не помнит.
- Идиот. Куда попали?
- Не знаю, - безмятежно говорит Хорек, - позови кого-нибудь, пусть бомбы ставят. А я тебе объясню, куда стрелять.
- Куда попали? - кричит Черный. Поняв, что толку от Хорька не добиться, он опускает его на спину, быстро, умело ощупывая длинное тело, распахивает плащ, осматривает голову.
- Куда блядь, тебя ранило? Где больно?
Хорек безмятежно смотрит в небо, потом удивленно задирает брови.
- Я не знаю, - подумав еще, говорит, - я ног не слышу.
Черный сдирает с него плащ: теперь видно, где кровь, теперь видно, что крови много. Черный ругается, выдирая остатки бинтов и фильтров из своего пояса, склеивает края раны, залепливает пластырем спину снова и снова. Где-то у него даже дерм был, обычный, и Черный потрошит свои карманы и карманы Хорька в надежде найти. Дерм есть, правда не совсем обезболивающий, но Черный полагает, что сейчас не тот случай, чтобы выбирать.
Хорек переносит манипуляции Черного с его телом все с тем же безмятежным, спокойным выражением лица и стоическим терпением. Когда Черный заканчивает, он считает своим долгом успокоить дарта.
- Я объясню. Ты сумеешь, правда.
Черный ничего ответить не успевает: вой снаряда перекрывает грохот бомбометов, граната разрывается примерно на середине площадки, вторая взрывается в тот же момент, но намного ближе, и их окатывает волной глиняных осколков и песка.
Вслед за этим сверху на них прыгает какой-то человек. Тоже валится с ног под очередным обвалом глины, но встает бодро и помогает отряхнуться Черному.
Вуд. Как вовремя.
- Заряжай, - коротко бросает ему Черный. Вуд кивает, но успевает сказать еще:
- Стреляют снизу. Сейчас их прижмут немного, но наверх кончай лазить.
Прежде чем кто-то из них успевает выполнить инструкции, со стороны Пестрого Корабля, откуда-то из лабиринта, вверх взметывается гигантский столб камней и пыли. Следом еще два, и еще один немного западнее.
А потом опять становится тихо. Оглушительно тихо.
Напавший не один. Тихий слышит шаги еще одного человека, более осторожного, подымает глаза, видит второго – того самого кряжистого кочевника, который с таким толком говорил о засадах в ущельях, вздыхает про себя и молчит.
- Ты нас выведешь, понял?
Первого он тоже помнит только в лицо и испытывает облегчение: чертовски было бы обидно, если бы испаскудился кто-то из его людей, или хотя бы из тех, кого он успел хорошо узнать.
- Куда? - интересуется Тихий. Тот, кто упирается чанкером ему под ребра, тут же толкает его дулом и кричит:
- Я сказал, выведешь! Понял, крысюк поганый?!
Тихий морщится, сгибается сильнее, чем можно было бы ожидать, шипит сквозь зубы, словно от боли. Того второго, опытного кочевника обмануть таким простым приемом нельзя, но первый слишком испуган и раздражен, чтобы правильно оценивать поведение противника, так что если действовать быстро, то у него есть все шансы справиться.
Что заставляет Тихого сомневаться, так это то, что второго придется убить.
- Крыса поганая! - повторяет первый и для вящей убедительности подымает чанкер, чтобы нанести второй, более ощутимый удар. Предупредительный возглас второго совпадает с движением первого, Тихий быстро опускается на корточки, одновременно выхватывая нож из голенища, и резким движением отправляет его в полет. Старший кочевник, не смотря на весь свой опыт, такого не ожидает: по всем прикидкам, Тихий должен был сначала обезвредить первого, того, кто находится ближе, а уж потом разбираться со вторым противником. Так что он не успевает даже закрыться: нож точно входит в горло и кочевник, захрипев и схватившись обеими руками за шею, опрокидывается на спину. Удар первого приходится не в живот, а в плечо, Тихий разворачивается, все равно не удерживается и мягко откидывается на спину. Первый теряет время, оглядываясь, чтобы понять, что происходит с напарником, опять кричит что-то о крысах и прыгает на Тихого сверху, одновременно нанося удар раскрытым чанкером. Тихий успевает перевернуться на бок, уходя из-под удара счетверенных лезвий, и ударом ноги под колено сбивает кочевника с ног. Они возятся в пыли еще с минуту, пока Тихий не заламывает ему руку, а свободной рукой не сдавливает шею в захвате. Кочевник хрипит и продолжает дергаться. Тихий думает, что ему с ним делать.
- Крыса… поганая, - произносит кочевник и повторяет снова и снова, как заведенный, - крыса поганая…
Тихий вытаскивает пистолет – патронов к нему уже нет, но выбросить оружие ему и в голову не приходит – и сильно, без сожалений бьет того по голове. Кочевник вздрагивает всем телом и обмякает под ним. Тихий проверят пульс на шее – тикает, быстро обыскивает и живого, и мертвого. Интересно: вода есть, а кислорода нет ни у одного, ни у другого – куда же они собирались податься? Потом, на ходу растирая саднящее плечо и бок, уходит.
Ему нужно найти второе ущелье, встретить своих людей, и подорвать чертовы бомбы.
Четыре грибообразных облака, поднявшись вверх, зависают над Пестрым и Малым Кораблями. Земля под ногами ощутимо сотрясается, толчки воздуха, порожденные взрывами, сбивают с ног, срывают куски брезента и пенопоры с бомбохранилищ, волокут по земле легкий мусор и многочисленные осколки. Грохот стоит невообразимый, там, в ущельях сыплются камни, оседают целые пласты изъеденной ветрами породы, кажется, сама земля кричит, как не кричала со времен первых землепроходцев. Но сквозь грохот и рев прорывается многоголосый восторженный вопль. Караванщики, в окопах, на площадках бомбометов и катапульт, раненые в укрытиях, все, кто может, орут во весь голос, приветствуя победу Тихого.
Черный тоже вскакивает на ноги и кричит, что есть мочи, сорвав респиратор и размахивая им наподобие флага. Вжикнувшая пуля цепляет его за руку, Вуд с проклятием дергает его вниз, и они валятся в окоп. Черный смеется, кашляя и отплевываясь от песка и пороха, кричит:
- Он их достал! Тихий их достал! Вуд! Наша взяла!
- Не взяла еще, положим, - тоже отплевывается Вуд, садясь на песок, - какого ты все время под пули лезешь?
Черный смеется, кидает респиратор в воздух, ловит и одевает. Рука кровоточит, пуля, не задев кости, выдрала изрядный кусок мяса, но в угаре он не чувствует боли. Вуд вытряхивает свой пояс, у Черного уже ни хрена не осталось, у Вуда, как выясняется, тоже, так что Вуд переваливается через площадку бомбомета и зовет кого-то с той стороны. Там что-то орут матерно-веселое, очередь над головами орущих вызывает лишь еще один восторженно-злой вопль и двойной вой отправившихся в полет бомб. Черный, отрезав полосу ткани от нательной фуфайки, перетягивает плечо и тянется к Хорьку.
- У нас две бомбы осталось.
- Ага, - кивает Хорек, прислоненный спиной к стене и подпертый кулем с глиной, - у остальных примерно значит по столько же.
- Стрелять уже нельзя, нам сейчас попытаются устроить ближний Армагеддон.
- Че устроить? - удивляется Хорек. Когда он не гримасничает, у него оказывается нормальное чистое лицо, с лисьими раскосыми глазами и немного удлиненное к подбородку. Все равно Хорек. Но красивый.
- Армагеддон, - с удовольствием произносит Черный, - конец света, то есть.
- А-а, поздновато будет.
- Ага, - Черный так счастлив, что готов расцеловать и Хорька, и прибежавшего по своим делам кочевника Рагона, который команду бомбометчиков, кажется, и не заметил, и упомянутый Армагеддон, если бы была такая возможность, тоже с удовольствием потискал бы, - я пойду к огнеметам. Ты сиди и не рыпайся сам, дождись Вуда.
- Ага, - снова кивает Хорек, смотрит, как Черный уносится на левую сторону, где огнеметов как раз мало, потому что они опасались основного удара с другой стороны. Мимо него пробегают еще какие-то люди, таща катапульту, потом он видит Кетуту, помогающего нести огнемет по частям – рука у того висит на перевязи, он хромает, машет ему рукой и топает дальше. Фонтанчики от пуль взлетают неожиданно близко, все падают на дно, закрыв головы руками. Когда поднимаются, один из них, незнакомый Хорьку, остается лежать, а когда его переворачивают, то оказывается, что пуля попала ему в лоб, точно между глаз. Мертвеца прибирают в сторону, Хорек на предложение помочь донести указывает на свои ноги, мол, никак, ранен, незнакомец понятливо кивает, и они уходят, оставляя Хорька наедине с трупом.
-
-
14.11.2013 в 22:11Кроме некоторых. Хорек с упреком смотрит на труп, и говорит в респиратор:
- Что же ты, друг, пулю словил? А мне теперь и помочь некому. Сам я бомбу не заряжу.
Потом Хорек решает, что сможет сам зарядить, и пытается доползти до бомбомета. За этим интересным занятием его застает Вуд и, выругавшись почем зря, усаживает Хорька обратно.
- Сиди, блин. Я сейчас перевяжу.
- Да со мной нормально, - пытается увернуться от рук Хорек, - ты дарту нес. Вот и неси.
- Ага, - соглашается Вуд, бесцеремонно стягивая наброшенный на плечи плащ. Кровь, зараза, за один раз не остановилась, так что биопластырь надо ставить новый. Вуд ставит, склеивает медскотчем, сверху для надежности обматывает бинтами и набрасывает плащ. Хорек лежит в его руках, как кукла. Вуд думает, что плохо его дело, потому что наверняка задет позвоночник.
- А теперь воды выпей, и все будет ладненько.
Хорек не отвечает – он без сознания. Вуд горестно вздыхает: надо оттащить его ближе к скалам, где предполагается аварийный спуск.
Черный спотыкается, падает на карачки, едва не пропахивая носом утрамбованную глину. Позади взрывается граната, накрывая его валом песка и пыли. Черный смирно лежит, ожидая, пока песок уляжется. Удивительно, что тут еще есть чему взрываться и взлетать в воздух. Он садится, отряхивается, дергается, когда видит через кого или вернее что, он перецепился. Человек, нет, труп, лежит, повернув под себя руки, и кажется живым, если не замечать окровавленной и разбитой головы. Черный, помедлив, переворачивает мертвое тело, невольно испытывает неправильное, уже знакомое облегчение – он его не знает. Кто-то из людей Хорька, лицо он видел, но ни имени этого человека, ни тем более кто он такой, не знает.
Черный оттаскивает труп к стене окопа, еще немного помедлив, обыскивает: в поясе находится фляга с водой, биопластырь и зажигалка. Черный бормочет под нос «спасибо, друг», идет дальше.
Рагон натыкается на него точно так же, как сам Черный только что наткнулся на погибшего: сваливается на него, когда очередная граната взрывается слишком близко. Черный матерится: невысокий, но крепкий кочевник, падая, попытался опереться, и попытка эта пришлась на его, Черного, раненое плечо. Так что как только пыль осела, Черный с проклятиями скидывает Рагона, и, привалившись к стене окопа, споро сдирает намотанный на руку кусок ткани.
Рагон отряхивается, садится рядом:
- Давай… помогу, – зверски кашляя, он выдирает из его рук медицинский пластырь и поливает водой из своей фляги.
- О, отмечает Черный, - у тебя вода есть.
- Да, - соглашается Рагон, - а у тебя нет.
- А что ты здесь делаешь? - Черный помнит, что Рагон оставался с правой стороны, поближе к Пестрому Кораблю, и собирался там командовать огнеметами.
На миг он отвлекается: жидкость, которой Рагон заливает его рану, если и была водой, то давно. От неожиданно острой боли слезы выступают на глазах, Черный шипит сквозь зубы, стараясь не орать.
- Блядь! Это водичка, называется?
- Счас я тебе промывать водой буду, - ворчит Рагон, - самогон, чистый, угольный. Не боись, пластырь я водой смочил.
- Чтоб тебя…. ух… Песчаная Дева помиловала, - не то чтобы Черный не знаком с таким видом медицины, но сам пользовался достаточно редко. Выбор между флягой с водой и флягой с самогоном для него труда не составлял.
- Обязательно, - Рагон смачивает пластырь, заклеивает рану. Черный с интересом на него смотрит:
- Рагон, как ты здесь оказался?
Тот пожимает плечами:
- Пришел. Как понял, что первый отряд не снимем одними бомбами, так и решил перетащить сюда хоть парочку огнеметов. Если те, - он кивает в сторону Пестрого Корабля, где пыль все еще висит в воздухе, словно призрак, - прорвались бы, все равно пришлось бы с площадки уходить.
- Ага, - кивает Черный. Вполне разумно. И логично. И с площадки их все еще могут выкурить, как ни печально.
Рагон внимательно смотрит на него, спрашивает с неожиданной проницательностью:
- Что? Опять хочешь с ними переговорить?
Черный открывает рот, чтобы сказать «нет». Потом закрывает и соглашается.
- Была такая идея. Только поздно.
Их накрывает очередным взрывом. Сколько у них вообще гранат этих?
Черный думает, что давно не видел Келли. Келли именно в этот момент опасается, что не только Черного, но и света белого больше не увидит. Во всяком случае, у него опять могут возникнуть с этим трудности.
Внизу происходит черт-те что. Когда первые, вторые и третьи бомбы улетели делать свое черное дело, Келли и впрямь был готов поверить, что вот тут все их сражение и закончится. И даже в какой-то момент, несмотря на явную наивность этой мысли, подумал, что и война тут закончится. В принципе, если первая группа полегла под ударами «конвертов» – Келли сразу вспомнил все те многозначительные намеки о полетах, о которых говорил Нейман, и решил, что во время беседы сглупил как раз он, Келли, потому что намеки эти простирались дальше, чем представлялось его воображению. Так вот, если первую группу уничтожила доблестная амойская армия, а вторую группу они сейчас сами к рагонам положат в песок, то остается только третья, которая, по слухам из надежных источников, двигается к Перевалке. И разобраться с одной оставшейся группой будет, конечно, не так чтобы легко, но много проще, чем с тремя. Несколько секунд Келли предается мечтам и видениям, потом вздыхает и спускается на грешную землю. Первая группа, вторая, это все замечательно. Но что делать с людьми из Цирка, которых одной Юпитер ведомо сколько?
Келли для наблюдения использует тот самый лазерный прицел, который ночью использовали для дозора часовые. Правда, для успешного его использования Келли пришлось навалить на бруствер хренову кучу пакетов с песком, чтобы между ними оставалась достаточной длины горизонтальная щель, и укрепить ее всеми попавшимися под руку предметами. Дап, наводящий бомбомета, рядом с которым обосновался Келли, только фыркал сначала, но когда Келли продемонстрировал работу целеуказателя, подозвал еще кого-то из своих и двух кочевников из людей Рагона. Последние сооружали Келли смотровую щель, а первые два работали над картой. Это и была основная часть той самой схемы, о которой говорил Черному Хорек.
Потом они стреляли, а Келли проверял дистанции, и с помощью четырех гонцов передавал точные данные четырем бомбометам. Потом они пытались уничтожить вторую группу, прорвавшуюся сквозь напалм к площадке – не получилось. Потом сосредоточились на группе, которая даже под обстрелом нашла в себе мужество соорудить прикрытие из байков и бить из гранатометов. Уничтожить их сумели, но за это время еще одна, всего-то шестерка, проскочила над огнем и добралась до площадки.
Кто-то примчался с правой стороны окопов, передавая приказ дарта об уничтожении дальних групп. Дап цветисто выражается, в том смысле, что мол, сами догадались, и, пользуясь последними указаниями Келли, стреляет на дальние дистанции. Идея подпустить противника максимально близко, а лишь потом открывать стрельбу, принесла результаты. Большинство «говнюков», особенно из тех, кто не горел желанием угробиться вместо обещанной сладкой жизни, рванули в пустыню. Вообще, Келли считает, что уничтожать пытающихся удрать бандитов – не самое важное занятие, потому что раз они уже сбежали, то и черт с ними. Но с другой стороны, как объяснял сегодня Рагон, кочевники воевать второй раз да за день не пришли бы: слиняли бы сразу, дождались бы, пока Черный снова двинется в путь, а потом уже нападали бы. Так что в этом смысле попытка организовать армию из кочевников сыграла на руку каравану.
Тех нападающих, что подобрались слишком близко и угощают их сейчас из пулеметов или чего-то еще, Келли не видит: смотровая щель имеет свои ограничения, выглянуть через бруствер вообще смерти подобно, так что остается только ориентироваться на трассы пуль и падение гранат. Келли пытается понять, как сюда попадают гранаты, потому что падают, гадюки, очень уж близко от окопов. Ничего путевого в голову не приходит, зато он хорошо представляет, как эти группы лезут к ним наверх с помощью каких-нибудь веревок и забрасывают гранатами.
Слева – блин, весь день все носятся по окопам слева-направо и справа-налево – является группа с разобранным огнеметом в руках. Дап провожает их несколько презрительным взглядом, а Келли вскакивает.
- Тащите сюда. Здесь щель, как раз сопло влезет.
Группа, в которой Келли опознает только Куро, согласно кивает и монтирует огнемет. Дап, раскрыв рот от подобной наглости, приходит в себя и, сорвав респиратор, орет не своим голосом:
- Вы что, подурели? У меня здесь бомбы, сейчас взлетим на хрен с вашим напалмом вместе!
И вот тогда Келли посещает идея. Он тоже вскакивает, повисает на шее Дапа, отскакивает, прежде чем тот успевает треснуть его по башке или еще как-то отреагировать, и тоже орет во весь голос:
- Это то, что нам надо! Как раз вместе с напалмом!
Дап крутит у виска пальцем, показывая степень невменяемости советчика, но Келли, уже успокоившись, поясняет:
- Монтируйте огнемет здесь, это самое удобное место. А бомбы мы сейчас перенесем дальше, где склон покруче. И запустим их катапультами в каналы.
Дап молчит, склонив голову на бок, потом хмыкает и машет своим подручным – давай. Келли вскидывает руку в не менее старинном жесте, обозначающим что-то вроде «им не пройти!» и, схватив два снаряда, чуть ли не бегом направляется по окопу.
Катапульты не рассчитаны на эти бомбы, придется пристреливаться, да и бомб уже осталось совсем не много, но дело того стоит. Хватит и десятка, чтобы уничтожить тех, кто сумел прорваться сквозь огонь.
-
-
14.11.2013 в 22:12Келли фыркает: какая-то из него чересчур героическая Скалли выходит, или как там звали ту спятившую колонистку, защищающую свою плантацию от местных аватаров. Потом пытается обдумать другую мысль: как выглянуть за остатки бруствера и остаться в живых на достаточный срок, чтобы рассказать об увиденном. А вот если бы он был героической Скалли, то у него было бы зеркало.
За спиной взрывается граната, Келли падает на дно вместе со всеми, старательно закрывает голову. К счастью или нет, но жалуют в основном осколочными – страшно представить, что будет, если в окоп попадет зажигательная. Бомбы, которые притащили к бомбометам, контейнеры с напалмом, хотя и зарытые поглубже, но все равно представляющие смертельную угрозу, да даже баллоны с кислородом на людях – если бы кочевники били по ним зажигательными, половина бы уже превратилась в живые факелы.
Келли отряхивается, садится на задницу, привычно сдирая респиратор и вытряхивая из него пыль. Прибор уже еле пашет, но менять фильтры нет времени: прямо перед ним на дно окопа падает граната и вертится. Келли зачарованно следит взглядом за вращением тяжелой, поблескивающей рельефными боками коробочки, замечает даже следы смазки на боках – хранили в правильных условиях, а вот чистили небрежно – и вдруг чья-то рука хватает гранату и выбрасывает из окопа. Она взрывается еще в полете, прошивая осколками глину бруствера, бомбомет, ответивший металлическим лязгом, край окопа, руку и плечо того, кто совершил этот подвиг.
Их снова засыпает песком. Келли, отряхнувшись, сразу кидается к своему спасителю. Незнакомый пацан, видно кто-то из кочевников Рагона: дубленая кожа куртки, явно старше парня, задержала часть осколков, респиратор, похоже, тоже помог. Но, сдернув куртку с плеча, Келли видит то, что ожидал: напитанную кровью ткань, кожу и мышцы, превращенные в кровавую кашу. Он ругается мысленно, надевает куртку обратно, пусть хоть так кровь удерживает, и ободряюще говорит:
- Держись. Сейчас все будет, - и бежит к другому бомбомету. Он видел там труп, на нем мог остаться респиратор и кислород.
Там оказалось нечто лучшее: и труп, и Шарик, который, кивнув головой в знак понимания, возвращается вместе с ним.
Спаситель жив. Шарик сдирает с него куртку, цокает языком, оглядывая исполосованную плоть, срезает ножом ткань рукава, опять качает головой.
- Я дам обезболивающее и сделаю простую повязку. Потом отведу в лазарет, и там вытащим осколки. Понятно?
Раненый кивает головой. Может, понял, а может, нет. Келли открывает рот, чтобы спросить, но Шарик отмахивается: «Занимайся своим делом».
Келли опять кивает, как болванчик, и двигается к Дапу. Последний задумчиво его осматривает и спрашивает:
- С десяток собрали. Хватит?
- Должно, - Келли задумчиво смотрит на катапульту, мысленно прикидывая шансы. Прикидывается тяжело, потому, что Келли редко когда занимался кинетической механикой, а такая вещь, как угол броска, в его голове с трудом монтируется с попаданием в цель. Флетч, давно выполнивший задание по отстрелу кочевников, убежденно произносит:
- Докинем. На камнях учились бросать, а вес у них был разный. Снаряд в любом случае легче.
Дап неопределенно поводит плечами:
- Может все-таки поджигать?
Они переглядываются и втроем мысленно отметают эту идею. Слишком много случайностей, слишком много «против», вплоть до того, что любой из людей Сталлера может повторить давешний подвиг, выбросив бомбу куда подальше. Правда, взрыв бомбы намного сильнее, чем гранаты, но если герой проявит сообразительность и потушит фитиль прежде, чем он взорвется, вся работа бомбы на этом и закончится.
- Бросаем, - коротко говорит Келли, - но нам нужно это сделать одновременно. В смысле, стрелять лучше всем вместе.
Дап снова пожимает плечами:
- Сделаем.
И они делают: носятся под обстрелом в окопах, распределяя бомбы между четырьмя командами, совещаясь по поводу этого самого угла наклона и дальности. А потом просто договариваются, через сколько минут начнут стрельбу. А потом Келли смотрит на небо и понимает, что день почти закончился.
- Надо было им сказать, - вырывается у Келли.
- Что? - удивляется Флетч.
- Надо было им сказать, чтобы сдавались.
Они ждут последнюю минуту. Кажется, последнюю. Келли слышит шум внизу, слышит почти непрерывный грохот от взрывов – черт, чем они стреляют? – слышит какие-то крики. Из-за грохота и рева байков непонятно – ни кто кричит, ни о чем кричит. В этой последней минуте почему-то так много всего замешано, что отделить одно от другого уже почти невозможно. И, наверное, поэтому он совсем, совершенно не удивляется, когда из-за края бруствера появляется чья-то голова, обмотанная черным платком и в респираторе, потом оттуда же появляется рука, и человек с той стороны, снизу, а значит – человек Сталлера, пытается перелезть через край.
- Блядь, - удивленно произносит кто-то из караванщиков. Келли соглашается, точно, иначе ситуацию не опишешь. Потом он вскакивает и с кем-то, кто оказывается Флетчем, опрокидывает кочевника обратно. Граната, которую тот удерживал другой рукой, падает на дно окопа, Дап хватает ее и выбрасывает следом за кочевником. Почему-то она не взрывается, наверное, никто не озаботился выдернуть чеку, и Келли орет:
- Огонь!
Дап накручивает трос, стрелка метки громко щелкает, указывая угол, бомба в ложке катапульты смотрится нелепо и смешно. Флетч выдергивает зажим, ложка распрямляется, и бомба летит вниз. В этот момент над бруствером появляется еще кто-то чужой, и прежде, чем попытаться перелезть через преграду, стреляет из чанкера.
Келли чувствует тупой удар в грудь, который отшвыривает его к стене, и успевает подумать: черт, неужели его опять убили? Это нечестно.
-
-
14.11.2013 в 23:45-
-
15.11.2013 в 00:28-
-
15.11.2013 в 00:52-
-
15.11.2013 в 01:11Я слов песни не знаю, но по звучанию мне кажется, она подходит под тот момент, когда ждут нападения и когда идет сам бой.
-
-
15.11.2013 в 18:50..И как всегда - на самом интересном - или волнующем - месте...))
/винни-пух/, наконец-то сюда добралась; с воскресенья рвалась, да все никак было.
Ну - о пустыне или войне в пустыне я тебе больше не скажу, чем уже сказала, потому коммент будет... да обо всем сразу будет коммент. А то и несколько, со временем. Мне столько хочется написать по поводу, что собирать мысли в кучу буду поэтапно)
Первое: я невероятно рада тому, что ты все-таки выкладываешь текст полностью. Потому что, по моему мнению, нарезка для этого текста - это даже не кастрация, это
расчлененкаизвращение с рейтингом "столько не живут") Нарезка может дать общее понятие о персонажах и основной линии сюжета, но мир, атмосферу и настроение может передать только полный текст.Много букв рысьей читательской имхи; для не читавших - осторожно, спойлеры!
-
-
15.11.2013 в 21:08Погладил по всем местам, да, потому что я тоже считаю, что без мелких деталей и эпизодических людей картинка будет плоской. Будет просто сюжет, нитка через объем, а это будет уже не сочинение. а изложение.
"Или может кочевники тебя изуродовали, и ты больше не можешь идти? Нет? Тогда прекрати ныть и не позорь род людской." - гражданского тоже зацепило: пошел, бедолага самостоятельно торить дорогу сквозь пески. Может еще и встретимся. кто знает.
"Черный думает, что это все весна. Ну а как же, даже рагоны, вон, бегают через всю пустыню, а он же человек, его весна тоже тревожит." - я честно говоря опасалась, что прозвучит сильно уж мудро. Но потом решила - да ладно, мужику уже тридцатник, и большую часть этой жизни он прожил ой как нелегко.
Келли + Алек - чертовски сложно было собрать их до кучи в одном месте. Но вроде бы правдоподобно.
"о, да! он, наряду с Ноной - моя вторая техно-любовь в этой истории" - спасибо!
Возможно, случиться и третья... если все получится. Потому как главное. что передал караван Белки - это даже не оружие.
-
-
15.11.2013 в 23:58Мне сделали вольный перевод. Возможно тут есть народ, который точнее сможет.
Под ревущий мотор пересекая мир в одиночку
Душа твоя у Бога, и ты сам за себя
Ворон летит ровно, по идеальной прямой
Ведет к Постели Дьявола (?), пока смерть не придет за тобой
Жизнь коротка, это факт, малыш
Проживи ее, как ты хочешь, ведь назад возврата нет
Давай, устрой здесь ад, пока тебя не пристрелят
Давай, проживи свою жизнь
Давай, погляди миру в глаза
Давай, проживи свою жизнь пока не умрешь
Лучше б тебе владеть душой, а больше – ничем
Когда настанет время, жизнь или смерть
Король умер, но свет горит
Ты сойдешь с ума, когда все закончится
Лучше следи за дорогой, ведущей вперед
Давай, проживи свою жизнь
Давай, погляди миру в глаза, давай, проживи свою жизнь пока не умрешь
оригинал
А вообще на "Держаться" идеально ложиться "Кино". И "Группа крови", которая у вас в эпиграфе, и "Кукушка", и "Красно-желтые Дни".
-
-
16.11.2013 в 00:21Не могу. На Амой тем более и уж совсем не могу в роли пустынной крысы и дарта. Съедят.
-
-
16.11.2013 в 00:47Я его песни редко слушаю. потому что... просто физически не могу. Становится так хорошо и больно, что нет сил терпеть. Спасибо.
-
-
16.11.2013 в 01:35-
-
16.11.2013 в 02:50-
-
16.11.2013 в 05:09пошел, бедолага самостоятельно торить дорогу сквозь пески. Может еще и встретимся. кто знает.
Возможно, случиться и третья... если все получится. Потому как главное. что передал караван Белки - это даже не оружие.
Хм... интригуешь)) Ну - тем интереснее)))
Но "контейнер: пачка листов и три запаянных флешки" я помню, да. И тогда было интересно, что там...
я честно говоря опасалась, что прозвучит сильно уж мудро.
Не-а... Нисколечко не "сильно уж мудро". Вполне нормальные внутренние рассуждения из серии "Хм, чего это я? - А, ну да, весна, всех цепляет". В тридцатник до таких размышлений уже вполне дорастают - особенно учитывая прошлый опыт, угу)
Келли + Алек - чертовски сложно было собрать их до кучи в одном месте. Но вроде бы правдоподобно.
Если два человека ищут одно и то же, всегда есть вероятность, что они встретятся у цели. Тут им повезло, что один не улетел раньше другого. Но это везение опять же не из разряда нереальных, я считаю)
Да, вот кстати, эта мысль: главное, что передал караван Белки - это даже не оружие напомнила мне...
Скажи, я протупила - хоть и читала столько раз - или то, что "подарочек" Сталлера оказался у людей Рагона, выяснится потом?
Потому как: то, что кипеж с "конвертами" поднялся из-за модулятора, было понятно. Но я честно считала, что эта штука - у людей Сталлера, как раз у тех, кого разбомбили. Где и что я упустила? Или таки не было прямых указаний, что часть модулятора попала к Рагону?
-
-
16.11.2013 в 12:35-
-
16.11.2013 в 14:07Потому как: то, что кипеж с "конвертами" поднялся из-за модулятора, было понятно. Но я честно считала, что эта штука - у людей Сталлера, как раз у тех, кого разбомбили. Где и что я упустила? Или таки не было прямых указаний, что часть модулятора попала к Рагону?" - ничего ты не упустила. а я просто повесила это ружжо, а когда оно выстрелило - не уточнила куда. решила. что неважно.
Все правильно, армейцев подняли исключительно из-за этого модулятора. Но тут вот в чем фишка: Сталлер использовать это ценное орудие не собирался, он ставил своей целью провести через пустыню маркированную деталь. а что еще к ней прицепится - не важно. Главное было, чтобы по таможне прошли нужные подозрительные детали, а маркер помигал трошки в пустыне. Это должно было привлечь внимание элиты. заставить принять меры - так оно и произошло. Маркер был передан рагоновским людям, он и сейчас с ними. Правда я еще не решила у кого - у того убиенного, что был в отряде Тихого или все еще нестрелянным ружжом в караване. Не знаю, как ни странно время подумать у меня пока еще есть. И думаю. что таки будет второй вариант раз непонятки остались.
Дальше по идее должно было произойти вот что: отряды Рагона на тот момент стали основной военной силой. потому как от первого каравана уже только половина осталась. так что Сталлер правильно предположил, что уничтожив эту основную военную силу он превратит караван Черного из подобия армии в партизанский отряд, потому что против того количества, что у него есть, Черный не попрет - просто не с кем. Но! В караване Черного сидит Никлас, который уже высказал свое ценное мнение боссу и настойчиво рекомендует разрабатывать именно этого лидера. В результате, когда встает вопрос о бомбардировке, Ясон, пользуясь своим правом вето, требует уничтожить другой отряд "кочевников" (типа. одним племенем больше. одним меньше), потому что в маркированном отряде, то есть в армии Черного, уже сидит его агент, который вытащит всю цепочку, защищает политические интересы Амой, вытащил из прибора важную деталь и прочий бред. И вот в итоге бомбят передовой отряд Сталлера.
Я не могу сразу предоставить подробные объяснения. потому что они нигде по сюжету не могут быть озвучены. Никлас на эту тему не говорил, Ясон тоже ни с кем не говорил, разве что ввести некий диалог с тем моим майром, что так протестовал против очередной компании в пустыне? Не хочется, лучше я в третью часть что-нибудь запихаю. хотя пока и не знаю как.
Что могло произойти не будь там Никласа - ответить не берусь. С одной стороны Ясон испытывает некое чувство обязательства перед Черным. тем более, что в ситуации с отрядом Ромика он прекрасно справился. Понятно, что без каких-нибудь дополнительных санкций Черный проиграет: очень уж велико преимущество Сталлера. Так что если Ясон хочет самодеятельного лидера ( а мысль у него такая была с самого начала, да! он и вводил Сталлера в игру, чтобы зацепить кого-нибудь из пустыни). то ДОЛЖЕН вмешаться: игра идет не на равных. совсем. Но вот какой бы такой другой способ он выбрал - я не знаю. Может придумал бы самостоятельно какую-то другую причину для официального уполовинивания армии Сиаллера, а может - почему-то я склоняюсь к этому варианту - приказал бы кому-то, не знаю кому, спасти Черного и только Черного, вывести назад в Цересе и отхаживать в "Гардиан", чтобы тот знал кому и за что обязан. Возможно Ясон рассчитывал бы на желание Черного отомстить за убитых друзей. возможно, решил. что прямо на месте в Цересе (а там идет компания. помним!) сделать из него лидера бунтовщиков, а потом уже с новыми силами посылать в пустыню, где к тому времени Сталлер бы уже много чего наворотил (помним, что Сталлер не в курсе о новой планете!). Мне элементарно жалко своих персонажей. я и так вынуждена убить половину командного состава, так что я решила остановиться на более щадящем варианте (представляю как блин это звучит!). Но это правда, другие предложения еще хуже и жертв еще больше. А у нас ценный человеческий ресурс, который. блин, спасти надо.
Вух. Придется что-то добавить в третью часть!
Mirror of Nothingness, я сама по себе придумать ничего не могу. Мне толчок нужен. Но вот "Дети-цветочки" я хочу переделать в оридж. потому что там реально один Гай остался из канона. Элита и юпитер там будут... кое-чем другим.
-
-
16.11.2013 в 19:16я просто повесила это ружжо, а когда оно выстрелило - не уточнила куда. решила. что неважно.
Ага) теперь понятно)
отряды Рагона на тот момент стали основной военной силой. потому как от первого каравана уже только половина осталась. так что Сталлер правильно предположил, что уничтожив эту основную военную силу он превратит караван Черного из подобия армии в партизанский отряд, потому что против того количества, что у него есть, Черный не попрет - просто не с кем.
Ну значит Сталлер еще хитрее и практичнее, чем я о нем думала.
Я-то считала, что он просто запустил "подарочек" со своими людьми, дабы поглядеть, как отреагируют "высшие". А кого и как там разбомбят - не суть важно. Что-то там было у него в рассуждениях о том, что - где чужие, где свои, армейцы разбираться не будут.
А оно оказалось еще дальновиднее... и да, это жалко терять, потому что пока - без уточнения, куда был отправлен кусок модулятора - все выглядит так, как я написала выше.
Что могло произойти не будь там Никласа - ответить не берусь.
Не, лучше и не надо. Ибо иной вариант больше тянет на "мрак, сплошной мрак".
Потому что вот это:
приказал бы кому-то, не знаю кому, спасти Черного и только Черного, вывести назад в Цересе и отхаживать в "Гардиан", чтобы тот знал кому и за что обязан. Возможно Ясон рассчитывал бы на желание Черного отомстить за убитых друзей. возможно, решил. что прямо на месте в Цересе (а там идет компания. помним!) сделать из него лидера бунтовщиков, а потом уже с новыми силами посылать в пустыню
...боюсь, оно с Черным бы просто не сработало. Особенно, если бы ему напомнили, кому и за что он обязан
Черный-то не дурак, он прекрасно понимает и то, кому он "обязан" и войной в пустыне... Так что - не было бы там сотрудничества. Был бы шантаж... а оно на Черном если бы и сработало, то только до поры до времени. А после - не знаю, чем бы рвануло.
Вторым дана баном, небось...Так что лучше считать, что обстоятельства сложились так, как сложились. Вполне реалистично сложились, хоть и с некоторой долей везения, но с минимальной, я бы сказала, в этом случае...
-
-
16.11.2013 в 20:03lynxie, И да. Тихий. Он в этом эпизоде прекрасен более чем полностью. Собственно, как и во многих других. О, дааа! Тихий мне нравится все больше и больше
-
-
16.11.2013 в 20:29"А оно оказалось еще дальновиднее... и да, это жалко терять, потому что пока - без уточнения, куда был отправлен кусок модулятора - все выглядит так, как я написала выше." - знаичт надо пояснять в тексте. В третьей части Сталлера будет больше, он у меня твоарищ тоже хороший вышел, аж жалко. А на нем висит один невнятный эпизод, я его теперь перепишу с учетом модулятора.
"Был бы шантаж... а оно на Черном если бы и сработало, то только до поры до времени. А после - не знаю, чем бы рвануло. " - проглотил бы Черный и это... под давлением. В смысле, если не ты. то все умерли. Но вот потом личную жизнь строить будет совсем уж сложно. тут и так... затруднительно.
камка, они все хорошие, мне всех жалко, хоть плачь! Тихий... а ж еще не придумала откуда он нарисовался. Топляк, да. но кто он и откуда? И куда его девать? Нету его у меня на "Неистовых", куда он делся - ума не приложу.
-
-
16.11.2013 в 20:30-
-
16.11.2013 в 20:37Вот и я заметила, что нету... Может, на Амои остался? Руководить теми, кто не переселился. Или на родину улетел, вдруг, там у него правящий режим сменился и появилась необходимость вернуться.
Икубаторы с блондями на него повесить, что ли?
Тоже хорошо, только что он с ними делать будет, не высиживать же...
-
-
16.11.2013 в 20:42-
-
16.11.2013 в 20:56А что, с ролью крокодительницы для блондят он прекрасно справится )))
-
-
16.11.2013 в 21:24-
-
16.11.2013 в 23:01Мне кажется, придумать можете, просто свое не вдохновляет... А вдохновение у писателей самое слабое место. ) С "Детьми" интересно, что получится. На самиздате и ежегодный конкурс фантастики есть, чем черт не шутит.
Тихий - крокодительница...!
-
-
16.11.2013 в 23:30-
-
18.11.2013 в 00:01Огнемет извергает очередную порцию пламени, и Черный, с трудом удержав сопло во время «метания огнем», бросает его и, с шипением содрав припаленные брезентовые рукавицы, машет руками в воздухе. Приложить к чему-то холодному их нельзя, да и холодного у них ничего нет. Это не ожог, просто очень горячо, а если ожог и будет, то не сразу и не насколько сильный, чтобы начинать беспокоиться.
Снизу отчаянно кричат, и вроде бы взрывается байк. А может, и кажется – «говнюки» гасят гранатами так, как будто у них прямая поставка с Северной Базы, причем бесплатная. Что там внизу происходит – рассмотреть нельзя ни под каким видом, остается лишь гадать. Но появление «кошки» на бруствере подтвердило все их самые печальные прогнозы, так что Черный отправил Рагона за следующим огнеметом, а сам управляется вместе с Миртом.
Они как раз накачали шину, готовые опрокинуть на головы грешников очередную порцию огненного дождя, когда с левой стороны разряжаются катапульты, несколько раз подряд и без видимого результата. А потом их огненная линия вспучивается и взлетает вверх вместе с массой песка и глины. Черный застывает на месте, глядя на фантастическое, невероятное зрелище, на стену из земли и огня, словно поднявшуюся с потревоженных песков, потом Мирт дергает его вниз, грохот и воздушная волна настигают их уже на дне окопа, а масса глины и песка засыпает с головой.
Удар на миг оглушает его. Черный все еще видит перед глазами эту стену, из огня и земли, потом предсмертный хрип респиратора заставляет его встрепенуться и начать выкапываться – привычная процедура для жителя пустыни. Выбравшись из-под завала, Черный убеждается, что Мирт тоже выбрался, и крутит головой, пытаясь определить, что происходит и кто здесь есть еще.
По счастливой случайности они не успели поджечь напалм – тогда бы им точно уже ничего не помогло, и теперь пустая шина лежит в одной стороне, а контейнер с напалмом и сопло улетели вниз. Черный смотрит налево, туда, где стреляли катапульты. Там подозрительно тихо и он, кивнув Мирту и Олову, выкопавшемуся немного дальше от них, несется к левому краю. Потом останавливается, потому что тишина царит везде.
Ни снизу, ни с высотки, ни с Пестрого Корабля не долетает ни звука. Никто не стреляет, не заряжает бомбометы, не лезет на стены – нет никого.
Он садится рядом с первой катапультой, где отряхиваются от песка Ривер и кто-то из механиков Хорька, кто-то еще раненый стонет, а Деран, кажется, помогает тому выбраться из-под камня. Он оглядывает своих людей, уставших, потрепанных, раненых, нет здесь никого, кто не обошелся бы хотя бы ожогами, и говорит.
- Мы выиграли.
Мы выиграли. Он так сказал тогда, и позже говорил только так: они выиграли. Выглянув тогда из-за останков глиняной насыпи, Черный увидел кучу обожженных трупов, разодранных и горящих машин, увидел раненых и все еще живых, и тех людей Сталлера, что смогли удрать в пустыню. И ему чертовски захотелось закрыть глаза и лечь спать. Прямо сейчас и можно просто на песок.
Позднее он видел еще нескольких кочевников, из тех, кто остался в живых после обвалов ущелья на Пестром Корабле. Кое-кто из них воспользовался случаем и тоже удрал, угнав байки Тихого. Кое-кто оказался в западне или решил сражаться до конца, понукаемый своими причинами: Черный слышал взрывы в нескольких местах, по меньшей мере, один пулемет, и, не смотря на аховское положение своего отряда, успел собрать экспедицию для оказания помощи Тихому. Но Тихий появился сразу же, как только караванщики успели спуститься с высотки, и на остатки кочевников, если таковые оставались на Острове, решено было наплевать.
Они провели еще одну ночь на площадке. Часовые сменялись каждый час: у людей просто не было сил на более длительные смены. Лазарет не прекращал работу ни на минуту, туда не назначали специально, но кто мог двигаться, старались оказать помощь.
Внизу тоже был свой лазарет. У оставшихся в живых отобрали оружие, вплоть до ножей, оставив воду, кислород и пластыри. Люди Сталлера не благодарили, а его люди не ждали благодарности. Это не было проявлением милосердия или благородства – это была усталость. Смерти было слишком много в этот день, и давать ей новую пищу никому не хотелось.
Утром они хоронили: тех, кто умер и то, что осталось от тех, кто умер. Тело Белки не нашли, и Черный не знал, сожалеть ему об этом или нет – достаточно было и тех, кого опознали: Мальт, Неран, Глобал, Кнут, Оливер, Терек, пытавшийся выбросить гранату из окопа, Флетч, погибший одним из последних, прямо перед взрывом бомб, какой-то совсем молодой пацан из людей Рагона: его тело не давал хоронить его друг, страшный, с исполосованным лицом. Несколько раз Черному хотелось просто закрыть глаза и не видеть, кого и как складывают на общее погребение, словно это могло оставить кого-то из них в живых еще на несколько дней.