Мне все время кажется, что начало третьей части читали уже все, потому что кучу кусков уже выкладывала. Но вот эти куски вместе.
Не бечено.
читать дальше
Третья часть.
Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым,
Городу две тысячи лет,
В. Цой “Белый снег, серый лед”.
- Кент, иди поешь.
- Не хочу, - и чертова идиотская улыбка в тридцать два зуба. Тонико прикрывает глаза на секунду, руки механически продолжают двигаться: распаковать контейнер, засунуть в микроволновку. Поставить таймер.
Прислониться лбом к холодильнику и послать к рагонам проклятую планету и всех живущих на ней ублюдков. Такое он делал позавчера и кажется с неделю назад. Вчера в ответ на зависшую на лице Кента улыбку, он размахнулся и дал тому в челюсть. Так что улыбка у него теперь не на тридцать два, а на тридцать: еще один зуб Кент потерял давно. Кажется сразу после “Гардиан”.
Таймер пищит. Зазывно мигая зеленым знаком . Тонико тупо смотрит на табло. Открывает дверцу, вытаскивает контейнер. Надо снять остатки упаковки, пока они не начали самообрабатываться прямо на тарелке. “Кошибу и ТЦ” - дешевая марка, упаковка превращается в ответное оплывшее желе или вообще лужу, если во время не убрать - будешь есть с соусом.
Тонико открывает утилизационный люк и выбрасывает все вместе – и еду и упаковку. У него такое ощущение, как будто его самого туда пытаются сбросить. Временами ему кажется. Что он не против.
Кент сидит перед голоэкраном. Улыбается, но уже не так радостно: видимо это связано с новостями – а на экране крутится ролик о катастрофе на станции гипер-узла. Накладка выхода, ошибка оператора. Сбой системы, тер акт – рагон их знает. Что там происходит, но в результате два уже воплощенных корабля практически въехали друг в друга, перемешав свое содержимое с завидной равномерностью. К счастью. Суда были небольшие, и жертв оказалось немного. Тонико думает, что изображенный мясной фарш - следствие хорошей творческой работы оператора.
Кент так бы сказал. Нелею назад, две недели назад. Он так бы сказал и проехался еще как-нибудь по операторам системы и тем, кто нахапал кредитов при строительстве. А вот он бы. Тонико. Он бы говорил о жертвах и сокрушался. Хотя бы в слух.
- Кент.
- Посмотри, - Кент поворачивается к нему. Он действительно не улыбается. Лицо у него как печальная маска мультяшного героя, - ужас какой. Страшная трагедия.
Он не улыбается, но глаза у него блестят жадным интересом. Не презрением к неудачникам, сумевшим влезть в такое дерьмо, не презрением к нему. Тонико, за то, что тот сочувствует неудачникам. Потому что сам неудачник.
- Кент, с каких пор тебя волнует это дерьмо?
На миг лицо у него перекашивается. Становится злобным, каким-то отчаянным. Тонико ловит этот миг с жадность. Даже подается вперед, чтобы разглядеть получше или может задержать подольше. Но тут выражение исчезает, словно канал переключили и Кент говорит:
- Там летают наши корабли. И мы, и кто-то из наших может оказаться в таком месте.
- Какое тебе дело до наших кораблей? И мы там никак оказаться не можем. Ты что, спятил?
- Это наши корабли, - упрямо повторяет Кент и, подумав, добавляет, - это ты не во что не вроешь и ничего не хочешь. Вечно ноешь только. А если мы тоже станем гражданами, то сможем и летать.
- Ты идиот. Ты просто идиот, - безнадежно повторяет Тонико, - у тебя, блядь, крыша поехала. А ты даже не видишь этого.
- Это ты не видишь, - злобно шипит Кент, - только ноешь. Сидишь тут и ноешь. Отвали от меня. Я новости смотрю.
Голос звучит, так как будто это снова его Кент. Но Тонико уже не ведется. Не смотря на злость на лице. Несмотря на полученный за выбитый зуб не хреновый фингал, и не менее не хреновый удар по почкам, Тонико все равно больше не ведется. Он просто встает и уходит на кухню: смотреть, как на стене соседнего здания пляшет проекция нового социального проекта.
Почему в это дерьмо верит Кент? Почему не верит он, Тонико? Нытик и неудачник, всегда снизу, всегда крайний. Ну почему он не верит? И почему вместо незлобного недоублюдка Кента ему хочется видеть старого злобного ублюдка Кента?
Он слышит, как Кент входит на кухню, как останавливается позади него и неуверенно говорит:
- Ты просто не догоняешь. Ты должен… блядь, ну я не знаю, но ты просто не догоняешь.
Тонико кажется. Что вот именно сейчас его запихивают в утилизационный люк. А Кент, тот, что стоит у него за спиной – это Кент, который из этого люка уже вернулся.
- Хочешь что-то спросить?
- Нет. Я хочу послушать.
- Хорошо, - блонди разворачивает кресло, садится спиной к окну, складывает ладони на коленях – одну руку на другую. Волосы светятся против солнца, в их сиянии лица почти не видно. Черный слабо морщится, но проглатывает возражение: какая разница видит он его лицо или не видит?
Но посмотреть он бы не отказался.
- Я сожалею, что тебе пришлось понести потери.
Черный издает неопределенный звук, то ли презрения, то ли гнева, выдыхает медленно, глядя на стену. Он просто не ожидал, что слова блонди, это его… попытка может причинить такую боль. Они все для блонди – пешки, разменная монета. Но услышать это от самого блонди все равно больно.
Черный вспоминает людей, идущих за ним сквозь бурю, взрывы, крики, огонь и землю, вставшую на дыбы, людей, которые продолжали сражаться, людей, которые проиграли и людей, которых выиграли – и ничего не говорит. Не кричит, не требует, не гневается. Ему нет дело до блонди, ему нет дела до его игр. У него своя цель.
- Ты не сожалеешь. Ты понятия не имеешь, что это были за люди, ты понятия не имеешь, что они сделали. Так что нет, ты - не сожалеешь.
Черный уверен, что блонди улыбается: едва заметно, с оттенком превосходства и доброжелательной снисходительности.
- Я сожалею о твоих потерях, а не о людях, которых ты потерял.
- Да, верно. Я прослушал половину.
Блонди слегка склоняет голову:
- Может быть, лучше отложить нашу беседу? Ты устал? Голоден?
Черный отрицательно качает головой.
- Нет. Я спал в катере.
Потом, решив, что любезное предложение блонди можно истолковать по-разному, опускается на пол и вольготно вытягивает ноги. Стена здесь тоже теплая и шершавая – как в той камере.
- Я велю принести стул, – говорит блонди.
Черный думает: “Что ж сразу не велел?”, но указать на это очевидное обстоятельство не желает. Ясон в жизни ничего не сделал, не представив сто пятьдесят вариантов последствий. Так что наверняка рассмотрел и такой.
- Не надо. Мне и так хорошо.
Ясон кивает, складывает ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались, и начинает.
- Как ты уже знаешь, Рики, происходящее в пустыне является долговременным проектом.
Черный невежливо прерывает:
- Ты можешь не называть меня Рики?
- Почему? Это твое имя, насколько я знаю.
- Да, точно. Только меня так называли сто лет тому назад. Я отвык.
- Тебе неприятно?
Проявление человечности у Ясона, внимательности к нему, всегда ставили Черного в тупик: что имеет в виду блонди? Какую цель преследует? Или, если точнее выразиться: что он хочет узнать, чтобы ударить побольнее.
Ну и что хочет узнать Ясон на этот раз?
- Да, неприятно.
- Хорошо, - Ясон молчит несколько секунд, как если бы ему требовалось собраться с мыслями, что совершенно точно – Черный уверен – неправда, и продолжает, - так вот, проект был начат в прошлом году и уничтожение кочевничьих банд было его первым этапом.
Ясон замолкает, давая возможность высказаться собеседнику. Черный молчит: обсуждать решения Юпитер – пустое дело, а проболтаться о предполагаемой судьбе некоторых из этих уничтоженных кочевничьих банд можно запросто.
- Вторым этапом является районирование пустыни и обозначение территориальных границ районов. Таким образом, можно разделить население на небольшие структурированные группы, легче поддающиеся контролю, и связанные общими интересами. Предполагалось разжигать конфликты между этими группами, чтобы определить наиболее эффективную, и позволить этой группе захватить власть над всеми или над большинством районов. Это позволило бы сформировать из разрозненных групп подобие общины с четкой иерархией и более высокой степенью организованности, чем это возможно в группе с непостоянным населением и интересами. Лидер такой группы, что, очевидно, пользовался бы огромным влиянием, что в свою очередь позволило бы ему изменить устоявшийся порядок без обычных конфликтов.
Черный молчит: щурится от солнца, лезущего в глаза, но упорно смотрит на него. Напротив света фигура Ясона словно тает, как если бы его здесь не было вовсе, как если бы это была просто какая-то голограмма никчемная. Ему очень, очень хотелось бы думать, что это не настоящий Ясон. Не тот Ясон, которого он знал десять лет тому назад и даже не тот, кого тащил на своем горбу три года тому назад.
Но он знает, что это неправда. Это – настоящий Ясон Минк, и ничего тут не поделать.
- Предполагается, что население пустыни увеличится за счет притока обитателей Церес и лидер новой общины, пользуясь своим влиянием, сможет контролировать и корректировать этот поток, пополняя общину полезными членами общества. На третьем этапе проекта ожидается получить сформированное, функционирующее человеческое сообщество с устойчивой системой исполнительной и законодательной власти.
Черный чувствует, что теряет нить разговора. Ясон что-то имеет в виду, выражаясь так официально и правильно до тошноты. И если он, Черный, правильно понял Никласа, то здесь, на его месте, вполне мог сидеть Сталлер, или еще Юпитер знает кто, и выслушивать сентенции блонди. Наверное, Сталлеру было бы понятнее то, о чем говорит Ясон, хотя по слухам, его противник тоже невысокого происхождения. То, что целью чертовой игры было выявление самого эффективного лидера – он понял. Что пустыню хотели поделить, и стравить людей друг с другом, а потом под кем-то объединить – это он тоже догадался. Община с исполнительной и законодательной властью ставит Черного в тупик: это, в смысле, кому карать, а кому придумывать за что и как?
Вчера он похоронил своих друзей. Людей, которых знал давным-давно, людей, которых знал недавно, людей с которым шел по тракту, людей, которых вообще не знал, но вместе с которыми сражался. Он их потерял. Они погибли. И они погибли не за то, чтобы он стал самым эффективным лидером.
- Блонди, - Черный откашливается, чтобы не заорать во весь голос или не вцепиться в это чудесное прекрасное равнодушное лицо. Ничего из этого не выйдет – он знает, блонди просто высмеет его, - Боюсь мне совершенно безынтересно, что там у тебя за суперпроект и что там положено делать по этапам. Думаю, тебе точно так же безынтересно, сколько людей за этот твой проект кровью умылись и сколько еще сдохнут. Так что давай, не будем пересказывать друг другу свои интересы. Давай, те мне скажешь, что ты хочешь, а я подумаю: сумею я с тебя за это что-то слупить или пошлю на хрен.
Ясон медлит с ответом: вряд ли его смутила наглость Черного, так что обдумывает он что-то свое, блондевское, а Черный в этот момент пытается представить на своем месте Сталлера: интересно, а ему блонди дал бы стул? Или тот бы простоял перед ним по стойке “смирно”?
- Три года назад, ты утверждал, что не продаешься.
Черный усмехается. Три года. Ха! Три года назад он был сам по себе, отвечал только за свою задницу и мог разбрасываться горделивыми заявлениями. А вот ради своих, продать может и не только свою жизнь.
- Дурак был. Теперь поумнел.
Ясон снова медлит и в какой-то дикий крошечный миг, Черный почти воочию представляет, как блонди поднимается из кресла, идет к нему, а в пальцах блестит то самое гребанное кольцо. Миг проходит, он коротко смеется – привидится же такое – и ждет продолжения. Похоже, блонди немного удивлен.
- И что ты можешь предложить?
Вот теперь Черный не выдерживает и хохочет: громко и откровенно, качает головой и кашляет, как всегда после смеха.
- Нет, блонди. Это мы уже проходили. Это ты хочешь купить, а не я – продать. Так что ты и предлагай.
- Статуса лидера, под властью которого и будет находиться община, тебе недостаточно?
Черный пожимает плечами. Блонди меняет тему, блонди увиливает – блонди не хочет говорить о деле.
- Не забывай о второй возможности: я всегда могу послать тебя на хрен.
Черному кажется, что Ясон улыбается. Да нет, не кажется, точно улыбается, как тогда в колодце – с таким удовлетворенным видом как будто его наглость самое правильное из того, что он мог услышать.
- Хорошо. Значит, лидером всех пустынников ты быть не желаешь?
- Нет.
- И быть владельцем всех обогатительных станций и водяных источников тоже?
- Нет.
- Даже если у тебя будет официальный гражданский статус?
Черный отлепляется от стены, сильно щурится, пытаясь все-таки увидеть, что там сейчас изображает лицо Ясона. Если бы это был не Ясон, а нормальный человек, если бы это был, например, Келли с его любовью к розыгрышам и сюрпризам, он бы решил, что блонди пытается преподнести ему сюрприз в лучшем виде. Разыгрывает, интригует, чтобы добиться наибольшего эффекта.
- Какого рагона?! Что ты задумал. Блонди?
Ясон наклоняется вперед, свет больше не скрывает его лица. Он действительно улыбается и глаза у него веселые и насмешливые.
- Я хочу, Черный, чтобы ты выиграл войну. Чтобы ты собрал вокруг себя как можно больше людей, чтобы эти люди были похожи на тебя и считали тебя своим лидером, чтобы эти люди, так же как и ты, хотели свободы и независимости. И тогда, Черный, я дам вам эту свободу. Я посажу вас всех на корабли и отправлю осваивать новую планету.
Келли смотрит на потолок и думает, что у него “дежа вю”: опять он лежит на спине, опять смотрит в потолок землянки и опять у него все ребра сами на себя не похожи. Может, ему все приснилось? Может, ничего не было?
Но потолок здесь другой. И запах точно другой: раскаленное железо, порох, мокрая глина и сера. Интересно, что здесь делает сера?
Его “землянка” - ниша в скале. С одной стороны ниша закрыта прикрепленным на какой-то конструкции брезентовым и, что гораздо удивительнее, вторым тонким пологом из обработанной бумаги. Брезент поднят наверх, второй полог закреплен сбоку – даже фалды есть как на какой-нибудь натуральной принцессиной кровати. И смех и грех.
Тихий усаживается перед “входом” на корточки. Молчит, подбрасывая в ладони какую-то мелочь: то ли популярные в пустыне кости рагона, то ли еще что-то, нанизанное на тонкую веревку. Келли хмыкает про себя и вместо того, чтобы ждать нужного вопроса, спрашивает сам:
- Ты как?
Тихий быстро взглядывает на него, без удивления, и даже с каким-то одобрением, и Келли расплывается в улыбке.
- Нормально, - потом решает уточнить в своей своеобразной манере, - все живы.
Келли чувствует, как улыбка натягивается на его щеках, но продолжает излучать радость. Не все, кто дошли, живы. Ольхе, Торн, Вервен – вторая неизменная медсестра – умерли уже в Мастерских. Из людей Рагона умерло еще четверо, которых Келли плохо помнит. Умер Дап, он был ранен в живот, до Мастерских он дотянул, но скончался, как только они поднялись на плато. Кто-то умер из механиков, но последних Келли совсем не знает.
Слова Тихого означают, что сегодня из тех, кто дошел, еще никто не умер. Но и это тоже хорошо.
Келли, вспомнив, неосознанно касается груди ладонью. Тогда в окопе, он не понял, что произошло: он ощутил удар, он успел удивиться и возмутиться, а следующее, что он помнит
- покачивание серого неба над головой, настолько тошнотворное, что его желудок тут же решил об этом сообщить. Шарик потом говорил, что его ударило камнем, просто куском глины, который откололся от бруствера и зафигачился ему под ребра. Забавно, учитывая, сколько и чего ему туда зафигачивали за последние полгода.
- А Хорек?
Хорек в Мастерские тоже добрался, ну, то есть, довезли. Правда, тоже на носилках: на байках отправили относительно целых раненых. Несколько осколков пропахали мышцы и кожу на спине, и какой-то из них повредил позвоночник: ноги Хорек вроде бы ощущает, но двигаться не может. Возможно пока.
Келли видел его вчера: Кетут и Рона тащили его к кузне на куске брезента, к которому уже успели приделать удобные ручки и подобие спинки из двух перекрещенных железяк – получилось подобие висячего стула, и Хорек покачивался в нем с видом варварского божка. Во всяком случае, выражение лица у него было умиротворенное и счастливое. И вообще у него было выражение лица.
- Лучше всех, - слегка улыбается Тихий, имея в виду именно этот счастливый и довольный вид. Такое впечатление, как будто Хорька все устраивает.
- А Черный? – спрашивает Келли и тут же вспоминает: да, Черного здесь нет, а у него, Келли, сотрясение и поэтому некоторые вещи постоянно выпадают из памяти.
Тихий пожимает плечами, невольно стискивая в ладони тихо бренчащую мелочь. Ни слуху ни духу от Черного, два дня уже как. Что он там делает в Танагуре?
- Голова болит?
Келли задумчиво смотрит на потолок, потом на Тихого: болит, что ей сделается? Тот кивает, встает, неопределенно машет рукой, то ли собравшись попрощаться, то ли выражая надежду на выздоровление, и двигается в сторону кузни.
Келли провожает его взглядом, потом снова смотрит на потолок. Ну, то есть, на полотнище. Он думает.
Кузня сейчас не работает. Келли немного жалеет об этом, уж больно сказочное это было зрелище: пар, клубами вырывающийся из кузни, высверки огня и алый отсвет расплавленного металла, люди в своих асбестовых фартуках и масках, с потемневшими лицами и руками, похожие то ли на ожившие статуи, то ли на чертей из преисподней. Но лазарет с кузней оказался не совместим, и плавильное дело временно приостановили, так же как и испытания новых бомбометов. Шива рвал и метал.
А потому здесь тишь и благодать, Солнце поджаривает пустыню как ему и положено, скалы тихо дымятся от зноя, а к безжизненному запаху нагретого песка примешивается запах крови, мочи и гниющей плоти. В некоторых случаях повязки не спасали или были наложены слишком поздно: песок попадал в рану, и приходилось срезать плоть до живой ткани и начинать лечение заново.
А теперь вот Тихий пришел интересоваться его самочувствием. Не то чтобы Келли считал,что Тихому безразлично его самочувствие, но вот то, что обеспокоенность Тихого выражается в несколько другой форме – в этом он уверен.
Тихий что-то задумал, какую-то … экспедицию и хочет убедиться, что его старый раненый друг надежно пришпилен к койке своим состоянием. А Черный об этом не знает. Иначе не зачем было бы в чем-то убеждаться. А значит, и дальше Тихий будет действовать втихаря и в надежде, что Черный его не подловит. Зряшная надежда: Черный на раз просекает подозрительные дополнительные мысли, так что у Тихого ничего не выйдет.
Тут Келли вспоминает, что Черный сейчас отсутствует, что Тихому больше никто не указ, а с ним, Келли, он вообще не захотел ни о чем говорить. Плохо дело: если он опять забудет, что Черного нет, то не сумеет вовремя вмешаться или предпринять что-нибудь, потому что понадеется на Черного. А если не забудет, то, что он может сделать?
Лежка Купера большой никогда не была. Но использовалась почти круглый год: не так чтоб совсем далеко от Перевалки, не так чтобы совсем уж далеко от тракта – в аккурат посредине, и те, кому не надо было делать петлю на Холодную шахту, сокращали путь, направляясь прямиком с тракта до Перевалки через лежку Купера. Очень удобное место.
Собственно оно и сейчас очень удобное место. Восстановить несколько землянок – невелик труд, отстроить картонные халабуды и гаражи – тоже, разве что чуть дольше. Восстановить погибших людей будет, конечно, невозможно. Но в пустыне так всегда: одни уходят, другие приходят.
Барбра мрачно ковыряет песок рогатиной, искоса поглядывая на своих людей, осторожно пробирающихся между обвалами, грудами разбитых машин и трупами. Последних обыскивают: кислород и воду с тех поснимали, может еще какие мелочи, а вот консервы остались, батареи остались, ножи и даже гвоздеметы. Барбра рассматривает обнаруженное имущество и еще сильнее мрачнеет.
Прав он было в своем предположении: ублюдки пошли на Перевалку. А дальше двинут на Южные Горы, по шахтам, захватят обогатительную установку, вырежут шахты и привет: вся власть будет у Сталлера. Перевалка, конечно, тот еще камешек, хрен смелешь, да и саму остановку взять им надо целой, но судя по “подарочку” Белки, люди это будут крайне серьезные. Так что рассчитывать на то, что оружие – это всего лишь преувеличенная байка не стоит. Какая там на хрен байка, если у трупов отверстия в башках и желудках?
- Слышь, дарт, - Гром, прозванный так за умение матерится с необыкновенным искусством, затягивается у кого-то обнаруженной сигаретой, протягивает одну Барбре, тот принюхивается: сигарета с травкой, скрученная не здесь. Гром ловит его удивленный взгляд и подтверждает:
- На трупе нашел. Богатый, однако, бандит пошел, а? На травки не зарится.
- Угу, - кивает Барбра, подкуривая.
- И оружие ему не надо, и байки ему не надо. Они че, с Перевалки думают пехом идти?
- Угу, – снова кивает Барбар, не обращая внимания на удивление Грома.
- Кислород, однако же забрали.
- Угу, - Барбра кивает в третий раз и машет своему помощнику Керту, – собирай людей. Идем дальше.
- Куда?
- На Перевалку. Попробуем их обогнать, - травка в сигарете есть, Барбра по вкусу ее чувствует. А вот эффекта никакого, как будто сухое сено скурил. Есть во всем происходящем еще какое-то дерьмо, которое он вот так сходу никак не просечет. Что-то совсем дерьмовое и невиданное.
- Пешком... а один на байках, - Гром затягивается, с сомнением качает головой. Барбра удерживается от того, чтобы дать ему как следует, только холодно повторяет,
- Попробуем обогнать.
Когда его люди собираются, поправляя мешки, пояса и ботинки пред тем, как снова двинутся, он, хмурясь, снова подзывает Керта.
- Облей напалмом пару машин и подожги.
Керт с недоумением смотрит на него: о сигналах затеянных Черным он, конечно, слышал, сам же Барбра не раз и распространялся. Но они вроде как сами бедствия не терпят, а тем, кто тут погиб, помощь уже не нужна.
- Подожги. Пусть на Перевалке подымут свои задницы.
Когда они уходят, вслед им идет волна жара и вони, что-то несильно взрывается. От огня на багровеющий песок ложатся длинные прыгающие тени, столб дыма в быстрых ночных сумерках долго виден не будет. Но это все, что они сейчас могут сделать, и они это делают.
Ясон, дежурно улыбаясь, подносит бокал к губам, атташе по здравоохранению Кирия Торренс - умная, красивая, чертовски хитрая бестия, то же улыбается, опустив ресницы и пряча насмешливый блеск глаз. Чтобы выпить глоток, она запрокидывает голову, демонстрируя изящную смуглую шею и мерцающий блеск белого золота в ушах. Кожа ее в приглушенном свете сияет шелком, сияют влажные от вина губы, когда она опускает бокал. Сияют темные прекрасные глаза, когда она снова взглядывает на Ясона – мечтательно и насмешливо.
Она чертовски хороша - новый шпион Альянса и по совместительству держатель акций концерна “Тайги” как не без основания полагает Ясон. И достаточно умна, чтобы знать насколько бесполезно расточать чары на представителей Синдиката. А значит, у ее поведения есть другие причины: либо госпожа Торренс жаждет прямого разговора, прикрываясь невинным флиртом, либо все представление затеяно для некоего наблюдателя, либо и то и другое вместе.
- Ваша планета славится разнообразными развлечениями.
- На Амой рады гостям, - поддерживает Ясон. Беседа с атташе по здравоохранению не соответствую его уровню, что уже является поводом для слухов, беседа с одним из держателей или контролирующих лиц “Тайги” была бы достойной причиной, но подобная информация не является достоянием гласности. Кирин подсунул Ясону Аиша, отчаявшись наладить сотрудничество с прекрасной гостьей. По-видимому, у госпожи Кирии вполне определенные инструкции.
- На самом деле не так уж разнообразны ваши развлечения, - Кирия улыбается, прокручивая в пальцах ножку бокала, - как и ваша гостеприимность.
- Ваши слова способны вызвать отчаяние у любого из присутствующих, - Ясон, посчитав комплимент слишком громоздким, на миг колеблется: помочь госпоже Кирие с организацией приватной встречи или понаблюдать за ее маневрами, - чем же вам так не угодили наши развлечения?
- Однонаправленностью, я бы сказала, - улыбается Кирия. Если смотреть со стороны, то кажется, что женщина только что услышала непристойное, но крайне увлекательное предложение.
- Что поделать. Интересы людей не изменились.
Кирия улыбается шире, демонстрируя жемчужные влажные зубки – собственные, как автоматически отмечает Ясон. Одна из странностей появления в посольстве атташе именно по здравоохранению: Шамайи – родина госпожи Кирие, отличается удивительно высокой культурой безопасности. Отменный генетический фонд – одно из последствий ее соблюдения.
- О да. Секс, деньги и власть – вечные три кита. Порой мне кажется, мы сами их придумали, боясь потерять смысл жизни.
Слова, сказанные для красоты, для обозначения намерений в ничего не значащем разговоре, неожиданно сильно действуют на Ясона. Секс, деньги и власть. Или может, секс, имущество и контроль –три фактора управления, с которыми любой дипломат учится работать с пеленок. Альфа, бета и омега, которые занимают столько места, что кажется – ничего больше нет; что кажется – все остальное не имеет значения, всего лишь мелкие подробности рядом с базовыми стремлениями.
А ведь любой из людей, любой из тех, кто здесь присутствует, каким бы прожженным интриганом он не был: и прекрасная госпожа Кирие, способная плести из этих трех ниток невиданной сложности узор, и неизвестный пока ему наблюдатель, для которого разыгрывается спектакль из одного лица, и сидящий за соседним столиком представитель концерна “Пауэрт, Лидо и Крамер”, третий год обеспечивающий официальное прикрытие деятельности концерна на Амой и напивающийся раз в неделю до бессознательного состояния – они все знают то, что остается вне этой триады. Они знают, пусть это и случилось один раз и в дальней в юности - о любви. Они знают, пусть мельком, на несколько минут медитации на резиновом коврике, или полете байка через пропасть - о свободе. Они знают, пусть и одаривая только своих детей, в тот краткий миг, когда разворачивается подарок - о счастье. Они знают о том, что неведомо, о том, что не сбылось - они все это знают. И прячут. И молчат. Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни.
Юпитер знает по какой причине, Ясон вечером наблюдает за своим гостем. Поведение Черного вполне предсказуемо: он внимательно осматривает предоставленную комнату; явно уверенный в наличие камер наблюдения, только хмыкает, разглядывая лепнину потолка. Появление фурнитура с подносом еды, его, кажется, удивляет, но от вопросов он воздерживается. Молча садится, молча ест. Еда не вызывает у него удивлений или опасений, явно знакома, и то, что апельсины нужно очищать, не смотря на их внешне привлекательную кожуру, знает. Действия его неуклюжи, как у человека очень давно не пользующегося нормальными столовыми приборами, но свидетельствуют об определенных навыках.
После ужина Черный устраивается на подоконнике, рассматривая панораму Танагуры. И в этом положении и в его позе столько привычности, что Ясон не сомневается: его пет, его бывший пет, долгое время проводил именно так.
Ясон пытается это представить: Черный, то есть, тогда еще Рики, был младше на десять лет, что все равно совершенно не укладывается в возрастные рамки петов, выглядел вполне зрелым, если не мужчиной, то юношей. У него не было шрамов, его кожа была гладкой, волосы короткими, и ничего кроме собственного упрямства он не имел за душой.
Представить не получается. Мысленно Ясон легко воспроизводит внешний вид, но этому образу чего-то не хватает. Черный на подоконнике выглядит временным жильцом: крепкий, выносливый, прочный как стальной многожильный трос, со следами нелегкой опасной жизни. Он гость здесь, чужой, непривычный, неуправляемый – опасный.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее.
А на следующий день они продолжили разговор, и он был совсем не так прост, как представлялось блонди.
И в комментариях
Продолжение от 8 июля
Продолжение от 16 июня
Продолжение от 9 июня
Продолжение от 12 мая
Продолжение от 28 апреля.
Продолжение - 21 апреля. Еще выложу.
Продолжение от 20 апреля - маленькое.
Продолжение от 16 марта.
Продолжение от 29 марта.
Буду потыхеньку добавлять.
Не бечено.
читать дальше
Третья часть.
Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым,
Городу две тысячи лет,
В. Цой “Белый снег, серый лед”.
- Кент, иди поешь.
- Не хочу, - и чертова идиотская улыбка в тридцать два зуба. Тонико прикрывает глаза на секунду, руки механически продолжают двигаться: распаковать контейнер, засунуть в микроволновку. Поставить таймер.
Прислониться лбом к холодильнику и послать к рагонам проклятую планету и всех живущих на ней ублюдков. Такое он делал позавчера и кажется с неделю назад. Вчера в ответ на зависшую на лице Кента улыбку, он размахнулся и дал тому в челюсть. Так что улыбка у него теперь не на тридцать два, а на тридцать: еще один зуб Кент потерял давно. Кажется сразу после “Гардиан”.
Таймер пищит. Зазывно мигая зеленым знаком . Тонико тупо смотрит на табло. Открывает дверцу, вытаскивает контейнер. Надо снять остатки упаковки, пока они не начали самообрабатываться прямо на тарелке. “Кошибу и ТЦ” - дешевая марка, упаковка превращается в ответное оплывшее желе или вообще лужу, если во время не убрать - будешь есть с соусом.
Тонико открывает утилизационный люк и выбрасывает все вместе – и еду и упаковку. У него такое ощущение, как будто его самого туда пытаются сбросить. Временами ему кажется. Что он не против.
Кент сидит перед голоэкраном. Улыбается, но уже не так радостно: видимо это связано с новостями – а на экране крутится ролик о катастрофе на станции гипер-узла. Накладка выхода, ошибка оператора. Сбой системы, тер акт – рагон их знает. Что там происходит, но в результате два уже воплощенных корабля практически въехали друг в друга, перемешав свое содержимое с завидной равномерностью. К счастью. Суда были небольшие, и жертв оказалось немного. Тонико думает, что изображенный мясной фарш - следствие хорошей творческой работы оператора.
Кент так бы сказал. Нелею назад, две недели назад. Он так бы сказал и проехался еще как-нибудь по операторам системы и тем, кто нахапал кредитов при строительстве. А вот он бы. Тонико. Он бы говорил о жертвах и сокрушался. Хотя бы в слух.
- Кент.
- Посмотри, - Кент поворачивается к нему. Он действительно не улыбается. Лицо у него как печальная маска мультяшного героя, - ужас какой. Страшная трагедия.
Он не улыбается, но глаза у него блестят жадным интересом. Не презрением к неудачникам, сумевшим влезть в такое дерьмо, не презрением к нему. Тонико, за то, что тот сочувствует неудачникам. Потому что сам неудачник.
- Кент, с каких пор тебя волнует это дерьмо?
На миг лицо у него перекашивается. Становится злобным, каким-то отчаянным. Тонико ловит этот миг с жадность. Даже подается вперед, чтобы разглядеть получше или может задержать подольше. Но тут выражение исчезает, словно канал переключили и Кент говорит:
- Там летают наши корабли. И мы, и кто-то из наших может оказаться в таком месте.
- Какое тебе дело до наших кораблей? И мы там никак оказаться не можем. Ты что, спятил?
- Это наши корабли, - упрямо повторяет Кент и, подумав, добавляет, - это ты не во что не вроешь и ничего не хочешь. Вечно ноешь только. А если мы тоже станем гражданами, то сможем и летать.
- Ты идиот. Ты просто идиот, - безнадежно повторяет Тонико, - у тебя, блядь, крыша поехала. А ты даже не видишь этого.
- Это ты не видишь, - злобно шипит Кент, - только ноешь. Сидишь тут и ноешь. Отвали от меня. Я новости смотрю.
Голос звучит, так как будто это снова его Кент. Но Тонико уже не ведется. Не смотря на злость на лице. Несмотря на полученный за выбитый зуб не хреновый фингал, и не менее не хреновый удар по почкам, Тонико все равно больше не ведется. Он просто встает и уходит на кухню: смотреть, как на стене соседнего здания пляшет проекция нового социального проекта.
Почему в это дерьмо верит Кент? Почему не верит он, Тонико? Нытик и неудачник, всегда снизу, всегда крайний. Ну почему он не верит? И почему вместо незлобного недоублюдка Кента ему хочется видеть старого злобного ублюдка Кента?
Он слышит, как Кент входит на кухню, как останавливается позади него и неуверенно говорит:
- Ты просто не догоняешь. Ты должен… блядь, ну я не знаю, но ты просто не догоняешь.
Тонико кажется. Что вот именно сейчас его запихивают в утилизационный люк. А Кент, тот, что стоит у него за спиной – это Кент, который из этого люка уже вернулся.
- Хочешь что-то спросить?
- Нет. Я хочу послушать.
- Хорошо, - блонди разворачивает кресло, садится спиной к окну, складывает ладони на коленях – одну руку на другую. Волосы светятся против солнца, в их сиянии лица почти не видно. Черный слабо морщится, но проглатывает возражение: какая разница видит он его лицо или не видит?
Но посмотреть он бы не отказался.
- Я сожалею, что тебе пришлось понести потери.
Черный издает неопределенный звук, то ли презрения, то ли гнева, выдыхает медленно, глядя на стену. Он просто не ожидал, что слова блонди, это его… попытка может причинить такую боль. Они все для блонди – пешки, разменная монета. Но услышать это от самого блонди все равно больно.
Черный вспоминает людей, идущих за ним сквозь бурю, взрывы, крики, огонь и землю, вставшую на дыбы, людей, которые продолжали сражаться, людей, которые проиграли и людей, которых выиграли – и ничего не говорит. Не кричит, не требует, не гневается. Ему нет дело до блонди, ему нет дела до его игр. У него своя цель.
- Ты не сожалеешь. Ты понятия не имеешь, что это были за люди, ты понятия не имеешь, что они сделали. Так что нет, ты - не сожалеешь.
Черный уверен, что блонди улыбается: едва заметно, с оттенком превосходства и доброжелательной снисходительности.
- Я сожалею о твоих потерях, а не о людях, которых ты потерял.
- Да, верно. Я прослушал половину.
Блонди слегка склоняет голову:
- Может быть, лучше отложить нашу беседу? Ты устал? Голоден?
Черный отрицательно качает головой.
- Нет. Я спал в катере.
Потом, решив, что любезное предложение блонди можно истолковать по-разному, опускается на пол и вольготно вытягивает ноги. Стена здесь тоже теплая и шершавая – как в той камере.
- Я велю принести стул, – говорит блонди.
Черный думает: “Что ж сразу не велел?”, но указать на это очевидное обстоятельство не желает. Ясон в жизни ничего не сделал, не представив сто пятьдесят вариантов последствий. Так что наверняка рассмотрел и такой.
- Не надо. Мне и так хорошо.
Ясон кивает, складывает ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались, и начинает.
- Как ты уже знаешь, Рики, происходящее в пустыне является долговременным проектом.
Черный невежливо прерывает:
- Ты можешь не называть меня Рики?
- Почему? Это твое имя, насколько я знаю.
- Да, точно. Только меня так называли сто лет тому назад. Я отвык.
- Тебе неприятно?
Проявление человечности у Ясона, внимательности к нему, всегда ставили Черного в тупик: что имеет в виду блонди? Какую цель преследует? Или, если точнее выразиться: что он хочет узнать, чтобы ударить побольнее.
Ну и что хочет узнать Ясон на этот раз?
- Да, неприятно.
- Хорошо, - Ясон молчит несколько секунд, как если бы ему требовалось собраться с мыслями, что совершенно точно – Черный уверен – неправда, и продолжает, - так вот, проект был начат в прошлом году и уничтожение кочевничьих банд было его первым этапом.
Ясон замолкает, давая возможность высказаться собеседнику. Черный молчит: обсуждать решения Юпитер – пустое дело, а проболтаться о предполагаемой судьбе некоторых из этих уничтоженных кочевничьих банд можно запросто.
- Вторым этапом является районирование пустыни и обозначение территориальных границ районов. Таким образом, можно разделить население на небольшие структурированные группы, легче поддающиеся контролю, и связанные общими интересами. Предполагалось разжигать конфликты между этими группами, чтобы определить наиболее эффективную, и позволить этой группе захватить власть над всеми или над большинством районов. Это позволило бы сформировать из разрозненных групп подобие общины с четкой иерархией и более высокой степенью организованности, чем это возможно в группе с непостоянным населением и интересами. Лидер такой группы, что, очевидно, пользовался бы огромным влиянием, что в свою очередь позволило бы ему изменить устоявшийся порядок без обычных конфликтов.
Черный молчит: щурится от солнца, лезущего в глаза, но упорно смотрит на него. Напротив света фигура Ясона словно тает, как если бы его здесь не было вовсе, как если бы это была просто какая-то голограмма никчемная. Ему очень, очень хотелось бы думать, что это не настоящий Ясон. Не тот Ясон, которого он знал десять лет тому назад и даже не тот, кого тащил на своем горбу три года тому назад.
Но он знает, что это неправда. Это – настоящий Ясон Минк, и ничего тут не поделать.
- Предполагается, что население пустыни увеличится за счет притока обитателей Церес и лидер новой общины, пользуясь своим влиянием, сможет контролировать и корректировать этот поток, пополняя общину полезными членами общества. На третьем этапе проекта ожидается получить сформированное, функционирующее человеческое сообщество с устойчивой системой исполнительной и законодательной власти.
Черный чувствует, что теряет нить разговора. Ясон что-то имеет в виду, выражаясь так официально и правильно до тошноты. И если он, Черный, правильно понял Никласа, то здесь, на его месте, вполне мог сидеть Сталлер, или еще Юпитер знает кто, и выслушивать сентенции блонди. Наверное, Сталлеру было бы понятнее то, о чем говорит Ясон, хотя по слухам, его противник тоже невысокого происхождения. То, что целью чертовой игры было выявление самого эффективного лидера – он понял. Что пустыню хотели поделить, и стравить людей друг с другом, а потом под кем-то объединить – это он тоже догадался. Община с исполнительной и законодательной властью ставит Черного в тупик: это, в смысле, кому карать, а кому придумывать за что и как?
Вчера он похоронил своих друзей. Людей, которых знал давным-давно, людей, которых знал недавно, людей с которым шел по тракту, людей, которых вообще не знал, но вместе с которыми сражался. Он их потерял. Они погибли. И они погибли не за то, чтобы он стал самым эффективным лидером.
- Блонди, - Черный откашливается, чтобы не заорать во весь голос или не вцепиться в это чудесное прекрасное равнодушное лицо. Ничего из этого не выйдет – он знает, блонди просто высмеет его, - Боюсь мне совершенно безынтересно, что там у тебя за суперпроект и что там положено делать по этапам. Думаю, тебе точно так же безынтересно, сколько людей за этот твой проект кровью умылись и сколько еще сдохнут. Так что давай, не будем пересказывать друг другу свои интересы. Давай, те мне скажешь, что ты хочешь, а я подумаю: сумею я с тебя за это что-то слупить или пошлю на хрен.
Ясон медлит с ответом: вряд ли его смутила наглость Черного, так что обдумывает он что-то свое, блондевское, а Черный в этот момент пытается представить на своем месте Сталлера: интересно, а ему блонди дал бы стул? Или тот бы простоял перед ним по стойке “смирно”?
- Три года назад, ты утверждал, что не продаешься.
Черный усмехается. Три года. Ха! Три года назад он был сам по себе, отвечал только за свою задницу и мог разбрасываться горделивыми заявлениями. А вот ради своих, продать может и не только свою жизнь.
- Дурак был. Теперь поумнел.
Ясон снова медлит и в какой-то дикий крошечный миг, Черный почти воочию представляет, как блонди поднимается из кресла, идет к нему, а в пальцах блестит то самое гребанное кольцо. Миг проходит, он коротко смеется – привидится же такое – и ждет продолжения. Похоже, блонди немного удивлен.
- И что ты можешь предложить?
Вот теперь Черный не выдерживает и хохочет: громко и откровенно, качает головой и кашляет, как всегда после смеха.
- Нет, блонди. Это мы уже проходили. Это ты хочешь купить, а не я – продать. Так что ты и предлагай.
- Статуса лидера, под властью которого и будет находиться община, тебе недостаточно?
Черный пожимает плечами. Блонди меняет тему, блонди увиливает – блонди не хочет говорить о деле.
- Не забывай о второй возможности: я всегда могу послать тебя на хрен.
Черному кажется, что Ясон улыбается. Да нет, не кажется, точно улыбается, как тогда в колодце – с таким удовлетворенным видом как будто его наглость самое правильное из того, что он мог услышать.
- Хорошо. Значит, лидером всех пустынников ты быть не желаешь?
- Нет.
- И быть владельцем всех обогатительных станций и водяных источников тоже?
- Нет.
- Даже если у тебя будет официальный гражданский статус?
Черный отлепляется от стены, сильно щурится, пытаясь все-таки увидеть, что там сейчас изображает лицо Ясона. Если бы это был не Ясон, а нормальный человек, если бы это был, например, Келли с его любовью к розыгрышам и сюрпризам, он бы решил, что блонди пытается преподнести ему сюрприз в лучшем виде. Разыгрывает, интригует, чтобы добиться наибольшего эффекта.
- Какого рагона?! Что ты задумал. Блонди?
Ясон наклоняется вперед, свет больше не скрывает его лица. Он действительно улыбается и глаза у него веселые и насмешливые.
- Я хочу, Черный, чтобы ты выиграл войну. Чтобы ты собрал вокруг себя как можно больше людей, чтобы эти люди были похожи на тебя и считали тебя своим лидером, чтобы эти люди, так же как и ты, хотели свободы и независимости. И тогда, Черный, я дам вам эту свободу. Я посажу вас всех на корабли и отправлю осваивать новую планету.
Келли смотрит на потолок и думает, что у него “дежа вю”: опять он лежит на спине, опять смотрит в потолок землянки и опять у него все ребра сами на себя не похожи. Может, ему все приснилось? Может, ничего не было?
Но потолок здесь другой. И запах точно другой: раскаленное железо, порох, мокрая глина и сера. Интересно, что здесь делает сера?
Его “землянка” - ниша в скале. С одной стороны ниша закрыта прикрепленным на какой-то конструкции брезентовым и, что гораздо удивительнее, вторым тонким пологом из обработанной бумаги. Брезент поднят наверх, второй полог закреплен сбоку – даже фалды есть как на какой-нибудь натуральной принцессиной кровати. И смех и грех.
Тихий усаживается перед “входом” на корточки. Молчит, подбрасывая в ладони какую-то мелочь: то ли популярные в пустыне кости рагона, то ли еще что-то, нанизанное на тонкую веревку. Келли хмыкает про себя и вместо того, чтобы ждать нужного вопроса, спрашивает сам:
- Ты как?
Тихий быстро взглядывает на него, без удивления, и даже с каким-то одобрением, и Келли расплывается в улыбке.
- Нормально, - потом решает уточнить в своей своеобразной манере, - все живы.
Келли чувствует, как улыбка натягивается на его щеках, но продолжает излучать радость. Не все, кто дошли, живы. Ольхе, Торн, Вервен – вторая неизменная медсестра – умерли уже в Мастерских. Из людей Рагона умерло еще четверо, которых Келли плохо помнит. Умер Дап, он был ранен в живот, до Мастерских он дотянул, но скончался, как только они поднялись на плато. Кто-то умер из механиков, но последних Келли совсем не знает.
Слова Тихого означают, что сегодня из тех, кто дошел, еще никто не умер. Но и это тоже хорошо.
Келли, вспомнив, неосознанно касается груди ладонью. Тогда в окопе, он не понял, что произошло: он ощутил удар, он успел удивиться и возмутиться, а следующее, что он помнит
- покачивание серого неба над головой, настолько тошнотворное, что его желудок тут же решил об этом сообщить. Шарик потом говорил, что его ударило камнем, просто куском глины, который откололся от бруствера и зафигачился ему под ребра. Забавно, учитывая, сколько и чего ему туда зафигачивали за последние полгода.
- А Хорек?
Хорек в Мастерские тоже добрался, ну, то есть, довезли. Правда, тоже на носилках: на байках отправили относительно целых раненых. Несколько осколков пропахали мышцы и кожу на спине, и какой-то из них повредил позвоночник: ноги Хорек вроде бы ощущает, но двигаться не может. Возможно пока.
Келли видел его вчера: Кетут и Рона тащили его к кузне на куске брезента, к которому уже успели приделать удобные ручки и подобие спинки из двух перекрещенных железяк – получилось подобие висячего стула, и Хорек покачивался в нем с видом варварского божка. Во всяком случае, выражение лица у него было умиротворенное и счастливое. И вообще у него было выражение лица.
- Лучше всех, - слегка улыбается Тихий, имея в виду именно этот счастливый и довольный вид. Такое впечатление, как будто Хорька все устраивает.
- А Черный? – спрашивает Келли и тут же вспоминает: да, Черного здесь нет, а у него, Келли, сотрясение и поэтому некоторые вещи постоянно выпадают из памяти.
Тихий пожимает плечами, невольно стискивая в ладони тихо бренчащую мелочь. Ни слуху ни духу от Черного, два дня уже как. Что он там делает в Танагуре?
- Голова болит?
Келли задумчиво смотрит на потолок, потом на Тихого: болит, что ей сделается? Тот кивает, встает, неопределенно машет рукой, то ли собравшись попрощаться, то ли выражая надежду на выздоровление, и двигается в сторону кузни.
Келли провожает его взглядом, потом снова смотрит на потолок. Ну, то есть, на полотнище. Он думает.
Кузня сейчас не работает. Келли немного жалеет об этом, уж больно сказочное это было зрелище: пар, клубами вырывающийся из кузни, высверки огня и алый отсвет расплавленного металла, люди в своих асбестовых фартуках и масках, с потемневшими лицами и руками, похожие то ли на ожившие статуи, то ли на чертей из преисподней. Но лазарет с кузней оказался не совместим, и плавильное дело временно приостановили, так же как и испытания новых бомбометов. Шива рвал и метал.
А потому здесь тишь и благодать, Солнце поджаривает пустыню как ему и положено, скалы тихо дымятся от зноя, а к безжизненному запаху нагретого песка примешивается запах крови, мочи и гниющей плоти. В некоторых случаях повязки не спасали или были наложены слишком поздно: песок попадал в рану, и приходилось срезать плоть до живой ткани и начинать лечение заново.
А теперь вот Тихий пришел интересоваться его самочувствием. Не то чтобы Келли считал,что Тихому безразлично его самочувствие, но вот то, что обеспокоенность Тихого выражается в несколько другой форме – в этом он уверен.
Тихий что-то задумал, какую-то … экспедицию и хочет убедиться, что его старый раненый друг надежно пришпилен к койке своим состоянием. А Черный об этом не знает. Иначе не зачем было бы в чем-то убеждаться. А значит, и дальше Тихий будет действовать втихаря и в надежде, что Черный его не подловит. Зряшная надежда: Черный на раз просекает подозрительные дополнительные мысли, так что у Тихого ничего не выйдет.
Тут Келли вспоминает, что Черный сейчас отсутствует, что Тихому больше никто не указ, а с ним, Келли, он вообще не захотел ни о чем говорить. Плохо дело: если он опять забудет, что Черного нет, то не сумеет вовремя вмешаться или предпринять что-нибудь, потому что понадеется на Черного. А если не забудет, то, что он может сделать?
Лежка Купера большой никогда не была. Но использовалась почти круглый год: не так чтоб совсем далеко от Перевалки, не так чтобы совсем уж далеко от тракта – в аккурат посредине, и те, кому не надо было делать петлю на Холодную шахту, сокращали путь, направляясь прямиком с тракта до Перевалки через лежку Купера. Очень удобное место.
Собственно оно и сейчас очень удобное место. Восстановить несколько землянок – невелик труд, отстроить картонные халабуды и гаражи – тоже, разве что чуть дольше. Восстановить погибших людей будет, конечно, невозможно. Но в пустыне так всегда: одни уходят, другие приходят.
Барбра мрачно ковыряет песок рогатиной, искоса поглядывая на своих людей, осторожно пробирающихся между обвалами, грудами разбитых машин и трупами. Последних обыскивают: кислород и воду с тех поснимали, может еще какие мелочи, а вот консервы остались, батареи остались, ножи и даже гвоздеметы. Барбра рассматривает обнаруженное имущество и еще сильнее мрачнеет.
Прав он было в своем предположении: ублюдки пошли на Перевалку. А дальше двинут на Южные Горы, по шахтам, захватят обогатительную установку, вырежут шахты и привет: вся власть будет у Сталлера. Перевалка, конечно, тот еще камешек, хрен смелешь, да и саму остановку взять им надо целой, но судя по “подарочку” Белки, люди это будут крайне серьезные. Так что рассчитывать на то, что оружие – это всего лишь преувеличенная байка не стоит. Какая там на хрен байка, если у трупов отверстия в башках и желудках?
- Слышь, дарт, - Гром, прозванный так за умение матерится с необыкновенным искусством, затягивается у кого-то обнаруженной сигаретой, протягивает одну Барбре, тот принюхивается: сигарета с травкой, скрученная не здесь. Гром ловит его удивленный взгляд и подтверждает:
- На трупе нашел. Богатый, однако, бандит пошел, а? На травки не зарится.
- Угу, - кивает Барбра, подкуривая.
- И оружие ему не надо, и байки ему не надо. Они че, с Перевалки думают пехом идти?
- Угу, – снова кивает Барбар, не обращая внимания на удивление Грома.
- Кислород, однако же забрали.
- Угу, - Барбра кивает в третий раз и машет своему помощнику Керту, – собирай людей. Идем дальше.
- Куда?
- На Перевалку. Попробуем их обогнать, - травка в сигарете есть, Барбра по вкусу ее чувствует. А вот эффекта никакого, как будто сухое сено скурил. Есть во всем происходящем еще какое-то дерьмо, которое он вот так сходу никак не просечет. Что-то совсем дерьмовое и невиданное.
- Пешком... а один на байках, - Гром затягивается, с сомнением качает головой. Барбра удерживается от того, чтобы дать ему как следует, только холодно повторяет,
- Попробуем обогнать.
Когда его люди собираются, поправляя мешки, пояса и ботинки пред тем, как снова двинутся, он, хмурясь, снова подзывает Керта.
- Облей напалмом пару машин и подожги.
Керт с недоумением смотрит на него: о сигналах затеянных Черным он, конечно, слышал, сам же Барбра не раз и распространялся. Но они вроде как сами бедствия не терпят, а тем, кто тут погиб, помощь уже не нужна.
- Подожги. Пусть на Перевалке подымут свои задницы.
Когда они уходят, вслед им идет волна жара и вони, что-то несильно взрывается. От огня на багровеющий песок ложатся длинные прыгающие тени, столб дыма в быстрых ночных сумерках долго виден не будет. Но это все, что они сейчас могут сделать, и они это делают.
Ясон, дежурно улыбаясь, подносит бокал к губам, атташе по здравоохранению Кирия Торренс - умная, красивая, чертовски хитрая бестия, то же улыбается, опустив ресницы и пряча насмешливый блеск глаз. Чтобы выпить глоток, она запрокидывает голову, демонстрируя изящную смуглую шею и мерцающий блеск белого золота в ушах. Кожа ее в приглушенном свете сияет шелком, сияют влажные от вина губы, когда она опускает бокал. Сияют темные прекрасные глаза, когда она снова взглядывает на Ясона – мечтательно и насмешливо.
Она чертовски хороша - новый шпион Альянса и по совместительству держатель акций концерна “Тайги” как не без основания полагает Ясон. И достаточно умна, чтобы знать насколько бесполезно расточать чары на представителей Синдиката. А значит, у ее поведения есть другие причины: либо госпожа Торренс жаждет прямого разговора, прикрываясь невинным флиртом, либо все представление затеяно для некоего наблюдателя, либо и то и другое вместе.
- Ваша планета славится разнообразными развлечениями.
- На Амой рады гостям, - поддерживает Ясон. Беседа с атташе по здравоохранению не соответствую его уровню, что уже является поводом для слухов, беседа с одним из держателей или контролирующих лиц “Тайги” была бы достойной причиной, но подобная информация не является достоянием гласности. Кирин подсунул Ясону Аиша, отчаявшись наладить сотрудничество с прекрасной гостьей. По-видимому, у госпожи Кирии вполне определенные инструкции.
- На самом деле не так уж разнообразны ваши развлечения, - Кирия улыбается, прокручивая в пальцах ножку бокала, - как и ваша гостеприимность.
- Ваши слова способны вызвать отчаяние у любого из присутствующих, - Ясон, посчитав комплимент слишком громоздким, на миг колеблется: помочь госпоже Кирие с организацией приватной встречи или понаблюдать за ее маневрами, - чем же вам так не угодили наши развлечения?
- Однонаправленностью, я бы сказала, - улыбается Кирия. Если смотреть со стороны, то кажется, что женщина только что услышала непристойное, но крайне увлекательное предложение.
- Что поделать. Интересы людей не изменились.
Кирия улыбается шире, демонстрируя жемчужные влажные зубки – собственные, как автоматически отмечает Ясон. Одна из странностей появления в посольстве атташе именно по здравоохранению: Шамайи – родина госпожи Кирие, отличается удивительно высокой культурой безопасности. Отменный генетический фонд – одно из последствий ее соблюдения.
- О да. Секс, деньги и власть – вечные три кита. Порой мне кажется, мы сами их придумали, боясь потерять смысл жизни.
Слова, сказанные для красоты, для обозначения намерений в ничего не значащем разговоре, неожиданно сильно действуют на Ясона. Секс, деньги и власть. Или может, секс, имущество и контроль –три фактора управления, с которыми любой дипломат учится работать с пеленок. Альфа, бета и омега, которые занимают столько места, что кажется – ничего больше нет; что кажется – все остальное не имеет значения, всего лишь мелкие подробности рядом с базовыми стремлениями.
А ведь любой из людей, любой из тех, кто здесь присутствует, каким бы прожженным интриганом он не был: и прекрасная госпожа Кирие, способная плести из этих трех ниток невиданной сложности узор, и неизвестный пока ему наблюдатель, для которого разыгрывается спектакль из одного лица, и сидящий за соседним столиком представитель концерна “Пауэрт, Лидо и Крамер”, третий год обеспечивающий официальное прикрытие деятельности концерна на Амой и напивающийся раз в неделю до бессознательного состояния – они все знают то, что остается вне этой триады. Они знают, пусть это и случилось один раз и в дальней в юности - о любви. Они знают, пусть мельком, на несколько минут медитации на резиновом коврике, или полете байка через пропасть - о свободе. Они знают, пусть и одаривая только своих детей, в тот краткий миг, когда разворачивается подарок - о счастье. Они знают о том, что неведомо, о том, что не сбылось - они все это знают. И прячут. И молчат. Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни.
Юпитер знает по какой причине, Ясон вечером наблюдает за своим гостем. Поведение Черного вполне предсказуемо: он внимательно осматривает предоставленную комнату; явно уверенный в наличие камер наблюдения, только хмыкает, разглядывая лепнину потолка. Появление фурнитура с подносом еды, его, кажется, удивляет, но от вопросов он воздерживается. Молча садится, молча ест. Еда не вызывает у него удивлений или опасений, явно знакома, и то, что апельсины нужно очищать, не смотря на их внешне привлекательную кожуру, знает. Действия его неуклюжи, как у человека очень давно не пользующегося нормальными столовыми приборами, но свидетельствуют об определенных навыках.
После ужина Черный устраивается на подоконнике, рассматривая панораму Танагуры. И в этом положении и в его позе столько привычности, что Ясон не сомневается: его пет, его бывший пет, долгое время проводил именно так.
Ясон пытается это представить: Черный, то есть, тогда еще Рики, был младше на десять лет, что все равно совершенно не укладывается в возрастные рамки петов, выглядел вполне зрелым, если не мужчиной, то юношей. У него не было шрамов, его кожа была гладкой, волосы короткими, и ничего кроме собственного упрямства он не имел за душой.
Представить не получается. Мысленно Ясон легко воспроизводит внешний вид, но этому образу чего-то не хватает. Черный на подоконнике выглядит временным жильцом: крепкий, выносливый, прочный как стальной многожильный трос, со следами нелегкой опасной жизни. Он гость здесь, чужой, непривычный, неуправляемый – опасный.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее.
А на следующий день они продолжили разговор, и он был совсем не так прост, как представлялось блонди.
И в комментариях
Продолжение от 8 июля
Продолжение от 16 июня
Продолжение от 9 июня
Продолжение от 12 мая
Продолжение от 28 апреля.
Продолжение - 21 апреля. Еще выложу.
Продолжение от 20 апреля - маленькое.
Продолжение от 16 марта.
Продолжение от 29 марта.
Буду потыхеньку добавлять.
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
-
-
09.03.2014 в 01:19Тихий отмахивается от приветствия часового, двое его соратников уже ждут возле выбранных байков, багаж погрузили еще вчера, и Тихому и впрямь никто не указ, так что ни Шиве, ни Сиггелу он не докладывается. Уехал ночью посмотреть что-то и весь сказ. Увы, следом за часовым появляется человек, от которого просто так не отделаться.
- Далеко собрался? – интересуется Рагон, ни капли не пытаясь понизить громкость своего голоса. Тихий невольно морщится и старается отвечать тихо, так чтобы собеседник понял, что ему тоже следует высказываться потише.
- Посмотреть кое-что.
- Ага, - глубокомысленно кивает Рагон, - уж не по Песчаной ли Деве стосковался?
Тихий недоуменно смотрит на него, в темноте Рагон вряд ли так точно видит выражение его лица, но оценить молчание может.
- Ну, знаешь, когда лето - Песчаная Дева перебирается поближе к тракту. Говорят, ей интересно.
Тихий решает, что давно не испытывал столь сильного недоумения. Он совсем не может понять, о чем говорит краснобородый разбойник, и никак не ожидал, что именно он будет высказываться настолько загадочно.
- Слушай, а то я не знаю, что самое крупное сборище крыс – это возле Северной Базы, будь она неладна, и что если хочешь узнать что-то стоящее, то надо двигать именно туда.
Тихий молчит. Он отдает себе отчет, что никак не может отойти от художественной иносказательности, неожиданно проявленной Рагоном.
- Ты язык проглотил?
Тихий сдается.
- Да. Я хочу сгонять на базу.
- Пока Черного нет. Потому что он посчитает это зряшной затеей.
У Рагона и Черного намного больше общего, чем кажется.
- Может быть. Но я предпочитаю проверить кое-что.
Рагон молчит с минуту, хмыкает:
- Втроем? Что-то проверить? У тебя завелся собственный пифийский оракул?
- Да вроде бы.
Рагон понятливо кивает: Черный к своему оракулу тоже сам бегал, никого не взял. Так что если у Тихого на Северной Базе есть глубоко законспирированный осведомитель, понятно, почему тот соблюдает осторожность. Но почему в отсутствии Черного? Неужели даже дарт не знает о шпионе?
- Все равно не понял, почему сейчас? Втихаря?
Тихий пожимает плечами, невольно оглядывается туда, где в крошечном полугроте должен спать Келли. Рагон заметил его приготовления: сколько шансов на то, что не заметил Келли?
- Ты сам сказал. Черный посчитает это зряшной затеей.
- Темнишь, - вздыхает Рагон. отступает на шаг и взмахивает рукой, словно отпуская в путь, - сказать ему может что? Если Черный явится, а ты все еще где-то болтаться будешь?
Тихий отрицательно качает головой. Если все пройдет хорошо – Черному его пояснения не понадобятся, если нехорошо, то никакие объяснения не помогут. Рагон его знает, что тогда вообще делать.
- Нет, - Тихий делает шаг к байкам, останавливается и оглядывается назад, - Ты и Келли – главные, пока Черный не вернется.
Рагон сплевывает, но ничего не говорит. Караван, а вернее боевая группа сейчас на отдыхе, кроме как жрать и спать дел нету. Если, конечно, не явятся в гости какие-нибудь выжившие прыткие товарищи. Впрочем, шанс на последнее не велик: в Мастерских полно оружия, плато легко защитить, а выживших в битве не так уж и много. Да и навряд, чтобы брат-кочевник, даже дрессированный каким-то танагурским ублюдком, целью своей жизни ставил положить эту жизнь во чтобы то ни стало. Не-е, с какой стороны не глянь, а всем положена передышка.
Четверка тащит байки вручную, пока не спускаются с плато и не отходят примерно на фарлонг: нечего ставить людей на уши, когда в том причины нет. Тихий проверяет имущество: кислород, вода, еда, респиратор – на автомате, не задумываясь и не оценивая степень необходимости. В проверке появляется еще одна статья – оружие, и это имущество и Тихий и его “коллеги” проверяют тщательно и сознательно. Три “лягушки”, две гранаты, винтовка и два магазина патронов - у каждого. Его спутники обмениваются восторженными охами, все еще не привыкнув к внезапно свалившемуся на голову “богатству”, Тихий думает, что с таким инвентарем на Базу зайти будет нельзя. Кого-то надо будет оставить в песках вместе с боезапасом, а в поселение идти без оружия. Затем машет рукой и байки, мерно урча, отправляются в путь.
Черного ждать нельзя. Черный явится из Танагуры с полной головой всякой всячины и понять, что из этой всячины правда, а что ложь, будет сложно. Черный – опытный, умный, недоверчивый мужик, и чтобы заставить его действовать в чьих-то интересах, надо приложить немало усилий. Угрожать чем-то таким, против чего не попрешь, или дать что-то такое, ради чего можно положить жизнь. И если с первым можно бороться, то со вторым вариантов все намного труднее. За второе человек сам борется, за второе он сам глотку может перегрызть. И Тихий, хоть убей, никак не может представить, чтобы это такое было, за которое Черный жизнь бы положил, а те, что сидят в своей башне, получили бы от этого пользу. Не решается эта головоломка земными способами.
И поэтому Тихий едет сам. Втихаря, как выразился Рагон, чтобы обеспечить своему другу страховку.
-
-
09.03.2014 в 01:20Глер, занятый заменой фильтра в респираторе, косо смотрит на своего вроде как ближайшего помощника и молчит. Тоно ему помощником не был, если рассматривать принятую в лагере иерархию, но как-то быстро сложилось, что когда обе команды действовали вместе, Тоно предпочитал подчиняться Глеру. Глера это сначала напрягало, рагон его знает чего это, вожак такой же шестерки так спокойно соглашается, но потом свыкся и согласился такой расстановкой сил. Это было выгодно, просто выгодно. Независимые команды, на самом деле подчиняющиеся одному вожаку, позволяли действовать куда эффективнее.
- У меня двое уже хотят смыться.
Глер не отвечает. Хотят смыться – значит смоются. Это не лагерь, здесь смотреть некому. Да и сам он удерживать желающих удрать не жаждет. Седок с байка – байку легче.
- Я, конечно за кислородом-то смотрю, лишнего не унесут, - Тоно замолкает на секунду, оценивая степень натяжения прокладки на чужом респираторе, и продолжает, - может им вообще ничего не дать?
- Тогда сами возьмут, - будничным тоном замечает Глер, вставляя фильтр в пазы, - или попытаются.
Тоно кривится. Не то, чтобы остальная часть команды не смогла бы справиться с тремя придурками, да он сам при желании мог бы управиться со всеми тремя, но это означало бы, что всех троих придется убить. И не факт, что остальной части команды это понравится.
Рагон его знает, что делать.
Они обошли высотку с Черным справа. Декато, из крыс который, неплохо знал это место и утверждал, что Пестрый Корабль – это куча скал, камней и ущелий и по ним можно добраться до самой высотки. А уж разбомбить к гребанным рагонам с нужной высоты Черного не составит никакого труда.
Глер и Тоно прикрывали команды гранатометчиков. Не слишком-то приятная обязанность: лезть вперед по ущельям, где хрен знает что и кто, мог спрятаться. Конечно, часовых каравана они засекли и сняли еще на подходе, но Черный и тут мог чего придумать. Как оказалось, действительно смог. Они смогли снять в одном из ущелий пару человек, нашли их стоянку. Глер проверил байки: металл на солнце нагрелся, но юбка снизу и двигатель был холодным – значит, машины здесь с ночи стоят, и Алеф, вернее этот его советник гребанный прав - на Пестром Корабле Черный держит отряд. Либо для засады, либо для нападения ночью. Машины они трогать не стали: не было времени - и двинулись дальше.
Потом они добрались до поворота. Глер осмотрел поворот, заставил пару человек вылезти на скалы и посмотреть, что там. Люди его ничего не нашли, и он дал отмашку гранатометчикам. А когда те подошли к повороту - позади группы раздался взрыв.
Падая на землю и закрывая руками голову, Глер успел подумать, что взорвалась ни хрена не граната, а что-то хуже. Проскользнули в памяти упоминания о гексагоне и тротиле, удивление, откуда у Черного может быть такая хрень, и тут же исчезли. Второй взрыв снес часть скалы на повороте, и камни, дробясь и вращаясь, посыпались вниз.
Из-под завала ему помог выбраться Тоно. Голова у того была в крови, пластырь залеплял половину ободранного лица, а левая рука почти не действовала. Глер уселся на землю, как только выбрался из-под камней, несколько раз осторожно вдохнул и выдохнул – пара ребер были сломаны, но легкие целы. Он поднял глаза: рядом с Тоно, появились Дельта и Уно, и пялились теперь на него.
Что будет делать, Глер?
Тогда они впятером - Тоно оставил часового на краю разгромленного ущелья, забились в первую попавшуюся пещеру, пережидая. Они слышали еще два взрыва - от их силы дрожала земля, и камни сыпались сверху, слышали шум драки, чей-то разговор. Они не вмешивались. И сейчас Глер понимает: уже тогда и он сам, и Тоно, те трое сразу решили, что делать.
Ночь они переждали там же, утром осторожно спустились вниз, но выбираться из лабиринта Пестрого Корабля не спешили. От высотки слышался шум, рев двигателей, так что они продолжали ждать, пока шум не утих окончательно, и лишь потом двинулись по ущелью. Сначала нашли байки: тот отряд, что сидел в засаде и подорвал их гранатометчиков, бросил машины - наверняка трофейных полно было. Потом отыскался Капура и Шнур, и еще трое из другой шестерки, Глер их никого не знал, но Тоно был с ними знаком.
Последними они нашли двоих раненых: Тинако с развороченным плечом – все бы ничего, но он потерял много крови, и когда его нашли, уже еле-еле дышал. Второго даже опознать не могли: то ли засыпало его так знатно, то ли свалился – лицо было содрано до мяса, а на голове не хватало половины скальпа. Но, правда, сидеть парень мог и идти не отказывался. Говорить, правда, тоже не мог.
К собственному удивлению Глер посадил обоих пришибленных на байки, и велел выдвигаться к тракту.
Вот они туда и двигаются, ориентируясь, в основном, по звездам. Навигатор есть только на одной машине, но карта там, по меньшей мере, трехмесячной давности, так что толку от нее немного. С другой стороны, тракт на севере, пройти мимо не получится.
Завтра по идее, они до тракта дойдут, и откладывать решение дольше уже некуда. Глер думает, что им делать. Топать на Северную Базу, где два крупных поселения и мало кто кого знает в лицо? Двигать назад до озы Двух Лун, к Цирку? Возвращаться к лагерю или вообще на Перевалку? Искать своих? Кто-то выжил, наверняка, и он даже удивлен, что никого не встретил по дороге.
Глер полагает, что как не думай, а выбор на самом деле сводится к другому: продолжают они войну или нет? Возвращаются под Алефа или убираются куда подальше, чтобы ловить собственную удачу?
- Глер, - нерешительно начинает Тоно, но он останавливает помощника взмахом руки.
- Я слышал, - Глер надевает респиратор, выдыхает, втягивает воздух, проверяя. Респиратор издает слабый шум, воздух ощутимо пахнет углем – нормально. Снимает респиратор и говорит:
- Значит так. Идем до Двух Лун, оставляем там Тинако и второго, а дальше… видно будет.
Тоно хмыкает неопределенно. Смысл его сомнений Глер хорошо понимает: скажи сейчас, что они возвращаются под Алефа, и те двое наверняка слиняют, и попробуй не дать им кислорода или патронов. А если не говорить, то под несказанным всякое понять можно. Всемером, да еще и с оружием, они - сила. И на арбу напасть и караван потрясти могут и сбежать от кого сильно надо. А вот вдвоем, пусть и с винтовками, крупного дела не провернешь, и самостоятельно действовать не будешь.
- А если… ну, к Двум Лунам только раненых и отправить? Ну и сопровождающего?
Глер пожимает плечами, но молчит в ответ. Он все еще не уверен в своем выборе и не уверен в своих людях. Так что пусть пока все идет своим чередом. Пока они дойдут, пока на месте осмотрятся, пока там доложатся - вот тогда и видно будет к кому лучше идти и с кем.
-
-
09.03.2014 в 01:21Черный сначала уставился на него неверящими глазами, потом вскочил на ноги, наклонился, вглядываясь ему в лицо, словно пытаясь по его выражению понять: не ослышался ли он? Не перепутал ли? А потом Ясон увидел, как изменяется его лицо: сначала улыбнулся рот, чуть вздрагивая уголками, потом на здоровой щеке прорезалась ямочка, потом блеснули зубы и морщинки поползли в уголках глаз. А потом монгрел засмеялся и закричал:
- Ну, ты даешь, блонди!
Сегодня Черный выглядел уже не так радостно. Ясон, указав ему на кресло, стоящее напротив него рядом с маленьким столиком, подумал, что зря использует дипломатические ухищрения: человека, умеющего договариваться, сидя на циновке или, перебрасываясь фразами через остов брошенного катера, чтобы не попасть под обстрел, расположением кресел и столиков не проймешь. С другой стороны, цивилизованная обстановка была если не внове, то все же непривычной для охотника, а значит – раздражала и настораживала.
- Итак, что ты хочешь узнать?
Ясон с удовлетворением отметил как Черный отзеркалил его позу: сел прямо и скрестил ноги, только руки сложил ниже, просто на колени. И, скорее всего, неумышленно, просто пользуясь собственным опытом.
- Во-первых, что за планета? Откуда она вдруг нарисовалась? Во-вторых, сколько людей туда может попасть? Что за люди, какие люди? В-третьих, напомню, что все, кто оказался в пустыне, или практически все – это монгрелы, а значит, никаких знаний, кроме полученных в интернате, у нас нет. А мне кажется, что освоить планету на одном энтузиазме не получится. В-четвертых, что, значит, будут люди из Церес? Ты что, собираешься ликвидировать Церес? И все побегут в пустыню под угрозой смерти? В-пятых, откуда деньги? Рейд на корабли, оборудование, инвентарь, запас еды, в конце концов - все это стоит кредитов, так кто за это будет платить? В-шестых, если колония на планете – вариант тюрьмы с параллельной добычей ископаемых или разведением чего-то генетически невозможного, то иди ты с такой свободой куда подальше. В-седьмых, эта колония, если это реально новая жизнь на новой планете будет независимой или остается в подчинении Юпитер?
Черный переводит дух и добавляет:
- Есть еще вопросы, но эти самые главные.
Ясон отмечает про себя еще одну особенность сегодняшних переговоров. Никогда ранее и возможно, никогда в дальнейшем его опыт дипломата, его умение манипулировать собеседником, его статус Главы Синдиката и, в конце концов, его собственное личное очарование, не имели так мало значения. Его собеседника не интересуют положение Амой и своей страны; собственные нужды его собеседника так скромны, что утолить их не составит труда; предложение власти и положения в обществе собеседник встретит насмешкой, а личное влияние исчерпалось с десяток лет назад.
Ясон скорее уверен в том, что у Черного есть влияние на него.
- Ну что ж, давай по порядку. Планета – бывшая колония Альянса, вернее говоря, одной из компаний, представляющих геологическую групп исследований Альянса. Предпринятая ими попытка колонизации провалилась: условия жизни на планете тяжелые, люди, по сути, обитают в воздушных Куполах. Проект терраформирования требовал изрядных вложений, осуществлять его решили по мере освоения планеты и в зависимости от прибыли, которые принесет разработка руд. Ожидания эти не оправдались, и проект заморозили. Люди там живут до сих пор, но никаких серьезных работ не ведется.
Ясон ждет уточняющих вопросов. Ему интересно, как Черный будет справляться с ситуацией: ведь проверить его слова он не может, оценить степень заинтересованности обоих сторон в передаче Скарр – тоже, он может лишь верить его суждениям или не доверять им.
- И какой тебе, то есть Юпитер, прок от планеты, с которой нельзя получить деньги?
Ясон удовлетворен.
- Ты имеешь представлении о космонавигации?
Черный хмыкает и коротко смеется:
- Нет, не дальше Ядвиги.
- То есть, в пределах ближайшей системы. Хорошо, - Ясон скользит пальцами по консоли. Над столом встает голограмма ближайшего пространства: в пределах трех ближайших систем. Белая точка огибает системы, - если ты летал сам или с кем-то, то знаешь, что при расчетах на ближние расстояния учитывается только гравитационное взаимодействие звезды и ближайших объектов.
Черный недоуменно наблюдает за уроком навигации, кивает:
- Ну да.
- А для преодоления пространства между системами малые суда используют гипер-коридор.
Черный опять кивает.
- Наш коридор называется стационарным, потому что мы постоянно поддерживает его искусственным путем. А последнее возможно, потому что он связывает лишь три ближайшие системы. Чтобы преодолеть действительно большие расстояния используются гипер-узлы.
Ясон двигает пальцем, белая точка совершает круг и изображение меняется: системы быстро уменьшаются, превращаются в цветные пятна, спиралью закручиваются другие системы, тоже становясь точками по мере удаления, и, наконец, в россыпи точек появляется схематический рисунок Ступицы Хартрама – ближайшего гипер-узла.
Черный, наблюдающий за эволюциями “урока”, с умеренным интересом, только пожимает плечами:
- Я ничего не понимаю в космонавигации. И дальних полетах заодно. Это гипер-узел. Это я видел.
- Да, верно, - Ясон увеличивает изображение Ступицы. Белая точка, моргнув, перемещается к другой белой точке. Последняя, непропорционально увеличившись, разваливается на двенадцать пятнышек вокруг условного солнышка.
Черный задумчиво проводит глазами изображение.
- Это Амой. В смысле Гланн.
- Да.
- Ну и да, мы близко к Ступице. И есть какая-то заморочка в том, что как бы близко мы не находились, пользоваться узлом нельзя без разрешения... контроллера, что ли.
- Ячейки, – поправляет Ясон, - не суть важно. У гипер-узла такого масштаба есть так называемые зоны влияния, ключи или ячейки. Последнее – это просто изученные ключи, где соответствующие действия позволяет изменять активность той или иной части гипер-узла. Ячейки, соответственно, принадлежат разным государствам, или концессиям и образованиям. Федерация тщательно следит за тем, чтобы ячейки не оказались в руках одной ветви влияния.
Черный кивает. Судя по прищуренным глазам и крепко стиснутым губам, какое-то представлении о происходящем он уже составил, и ждет подтверждения или опровержения.
- Это одно из немногих положений, которое Федерация действительно соблюдает. По крайней мере, прилагает все усилия.
Белая точка отходит от изображения системы Гланн, описывает круг, практически вернувшись в первоначальное положение. Схема теперь выглядит иначе: условное светило и пять точек планет. Между третьей и четвертой неправдоподобно огромное расстояние, и два шлейфа астероидных поясосв между третей и четвертой, и между четвертой и пятой. Когда-то здесь произошла типичная космическая катастрофа.
- Это Скарр, иначе Земля Николая Пандома, системы Танаи. Как видишь, система находится не достаточно близко к гипер-узлу. Поэтому ее принадлежность ключу долгое время оставалась неизвестной. Только когда планету пытались колонизировать в третий раз, исследователи института связи обнаружили специфические характеристики района. Это была одна из причин, по которой Альянс не оставлял попыток колонизировать планету.
- А теперь Альянс в очередной раз на ножах с Федерацией и хочет сделать ей подлянку. Потому что сделать из ключа ячейку хрен можно.
Не удивительно, что политические новости доходят до обитателей трущоб и пустыни. Так что нет удивительного и в том, что обитатели этих трущоб и пустыни умеют делать выводы, исходя их материала новостей. Ясон вспоминает Нептуна, проявившего за короткое время на редкость хорошее знание административной коньюктуры, думает, что не один такой умник сгинул за песками, так что Черному было, где получить недостающие данные.
- Да, верно. Активация такого района, так же как и эксплуатация его в дальнейшем требует огромных затрат энергии. Поэтому и осуществляется только совместными усилиями. В принципе Альянс может позволить себе осуществить такую попытку, но… Федерация воспримет такую попытку как объявление войны. Даже то, что эта колония принадлежит Альянсу и то вызывает подозрения.
- И ты решил воспользоваться их грызней, и перехватить планету. Как бы ни вашим, ни нашим, с одной стороны, а с другой – мы сами ключом воспользоваться не сможем, потому как силенок не хватит. Только если кто-то из них, Федерация или Альянс, или еще кто – поможет.
- Верно.
Черный хмыкает, блестит зубами в веселой и злой усмешке.
-Это мне нравится.
Ясону мысленно отмечает это нечаянное «мы» и ему тоже хочется улыбнуться: а как же долго пришлось доказывать выгодность проекта Синдикату и специальным комиссиям.
- Хорошо. Перейдем ко второму пункту.
Со вторым пунктом все было просто: летят все, кто сможет, кто захочет, и кого он, Черный, захочет взять.
- Что, значит, я захочу?
- Именно то, что я сказал. Если по каким-то причинам ты полагаешь, что этому человеку нечего делать на новой планете, то этот человек не летит. Отбор осуществляешь ты. Параметры отбора меня не интересуют.
- Я б на это не рассчитывал. В смысле, на отбор.
- Хорошо. Значит, летят все, кто хочет.
- Ты думаешь, что кто-то не захочет?
- Думаю, да.
-
-
09.03.2014 в 01:22- Я полагаю, что тебе эти люди тоже не будут нужны. Чтобы община функционировала, необходимо выполнять определенные правила. Кочевники в пустыне находятся в постоянном противоборстве с другими обитателями именно по этой причине – не желании соблюдать правила общежития. Мы примем определенные меры, допустим, ужесточение условий карантина, чтобы не превращать Старый Город и пустыню в своего рода отстойник, но это лишь часть задачи.
- Значит, кочевники в пустыне тоже были частью этой задачи? – Черный говорит почти спокойно, но кулаки у него сжаты, ноздри раздуваются, а на скулах загорается румянец. Ясон несколько удивлен тем, что реакция Черного начинается с вопроса о прошлогодней зачистки, а не с более актуального о жителях Церес. Он был убежден, что о ком, о ком, а о кочевниках - постоянной угрозе любому жителю пустыни, Черный сожалеть не будет.
- Да, конечно. Разобщенные, не желающие сотрудничать, склонные к бессмысленному насилию, люди, не годятся в члены общины. Их все равно пришлось бы уничтожить.
Черный вскакивает. Он в ярости, он не в силах сказать ни слова, не сорвавшись на крик, он неосознанно занимает боевую стойку: в полуповороте, корпус наклонен, локти прижаты к телу. Он не нападет, Ясон знает, уверен, нападение, даже под давлением ярости и гнева как раз и будет той бессмысленной агрессией, в которой он обвинил жителей пустыни. Но неожиданно для самого себя Ясон находит в ситуации еще один нюанс: они принадлежат к разным расам. И гнев Черного сейчас – это еще и гнев человека по отношению к существу нечеловеческому, существу, от которого в силу его природы или другого фактора, невозможно требовать понимания.
“Ты, правда, не поймешь, блонди. Не потому что ты неумный. А так... не поймешь и все, не зависай” – слова всплывают в памяти Ясона и он ощущает… неудобство.
- Ты… - Черный с трудом переводит дыхание и пытается выпрямиться, насильно расслабить тело, - ты… блядь! Да ты всю жизнь прожил в своем долбанном Эосе, на всем готовом и самом лучшем. Ты! Понятия не имеешь, что значит голодать. Просто голодать, когда кожу на своем плаще грызешь, чтоб не выть от боли. Ты понятия не имеешь, чего стоит выжить, когда тебя вышвыривают на улицу и первая же банда отморозков за углом трахает тебя до потери сознания. Когда любая дрянь на каждом шагу имеет право ударить, выбить зубы, сломать руки и ноги ради прикола. Да просто убить и никого за это не накажут, и никто тебя не защитит. Ты понятия не имеешь, что значит быть отбросом! Ты вообще ни хрена не понимаешь!
Черный сглатывает, рот судорожно кривится в жалкой, почти умоляющей гримасе, а левый глаз начинает дергать тиком. Он крепко стискивает кулаки, прижимая к груди, и говорит чуть тише, с такой же страстной, отчаянной убежденностью.
- Ты думаешь, эти отморозки от хорошей жизни в такое дерьмо превратились? Думаешь, они все спали и видели, как будут мочить в пустыне народ без разбору, трясти их жалкие пожитки и отбивать у караванов еду и воду? Ты думаешь, те, кто там живут и тоже потрошат караваны, когда в поселении жрать нечего, они это делают от большой радости? Какого рагона ты решил, что можешь понять, кто из них стоит жизни, а кто нет, ты… ты… блонди!
Последнее вырывается из уст Черного как вершина мерзости, как символ нечеловеческой отвратительной инности. Ясон холодно замечает:
- Ты зарываешься.
Замечание оказывает на Черного впечатление сильнейшее и неожиданное. Он замирает, широко распахнув глаза, открывает и закрывает рот, прежде чем что-то произнести, но потом вместо ответа смеется, запрокинув голову и трясясь всем телом. Даже слезы выступают в уголках глаз.
Ясон предполагает, что этот смех – защитная реакция. Видимо Черный все же питал некие чаяния, но они не оправдались. Он, Ясон, допустил ошибку. Грандиозной идеи о переселении на новую планету оказалось недостаточно.
Черный садится, успокоившись, уголок глаза у него все еще подергивается, пальцы крепко сцеплены на коленях, но он успокоился. И когда поднимает взгляд на Ясона, тот видит более привычное, насмешливое и злое выражение, свойственное ему.
- Да, наверное. Но тебе стоило помнить со вчера, что я всегда могу послать тебя к рагонам.
- Это означает, что ты отказываешься от сотрудничества? – Ясон в это не верит. Но, видимо, условия, которые вчера были лишь предположительными, после сегодняшней беседы приняли определенную форму.
- Нет, это означает, что я знаю, что с тебя слупить за все это дело.
- Которое способствует достижению твоих целей. Ты – такая же заинтересованная сторона, как и я.
- Нет, блонди. Совпадать может все, что угодно. Но это ты меня пригласил, это ты меня на работу в своем проекте нанимаешь, так что у меня есть право на условия.
Некоторые предположения по повду условий у Ясона есть. Ему любопытно, какой из вариантов выберет Черный и какую форму посчитает приемлемой.
- Не думаю, что это для тебя такая уж загадка или неожиданность, - он скалится, весело и зло, явно имея в виду что-то из своего прошлого, их общего прошлого, невольно напоминая Ясону, что в голове Черного хранится часть его жизни.
Черный наклоняется вперед, глядя на Ясона снизу верх, просто и требовательно.
- Ты. Ты и твой Синдикат, больше в пустыню не лезете. Чтобы там не происходило. Кто и куда бы ни шел, ты, и твой Синдикат туда не лезете.
Черный выбрал крайний вариант. Вряд ли он представляет себе истинный масштаб вмешательства, но примерный уровень заинтересованности, если проект курируется Синдикатом, ппредставлять должен.
- Условия неприемлемы. Это проект Синдиката, мой проект, я не могу позволить событиям течь бесконтрольно.
- А придется, - нагло улыбается Черный, - твое дело в твоем проекте – закинуть на твою новую планету людей, способных там выжить. А мое дело в твоем проекте – собрать этих людей и сделать из них… общину, блин. Но это два разных дела.
В расчетах Ясона вариант полного невмешательства Синдиката в дела пустыни мог бы исходить от человека амбициозного, или не желающего признавать чужой контроль. Черный относится ко второму типу, Ясон помнит и о негативном отношении того к власти и о стремлении к свободе. Именно поэтому он, Ясон, полагает Черного лучшим лидером по сравнению с другими кандидатурами. Но и оставить без контроля и наблюдения своевольного пустынника нельзя.
Что успевает заметить Ясон: как быстро и просто Черный отделил его, Ясона, от Синдиката. И как просто сместил акценты на твой и мой. Так же как и Юпитер.
- Это общее дело, Черный. О полном снятии наблюдения не может идти и речи. О невмешательстве… если бы не мое вмешательство, твоя группа была бы уничтожена.
Черный фыркает:
- А если бы не твое вмешательство ни Сталлер, ни Алеф, ни кто либо еще не могли бы собрать такую кучу людей и такую кучу оружия раздобыть.
- Оружие, транспорт, люди – такие же этапы операции, как и все остальные. Без активного вмешательства извне у тебя и у твоих людей шансы минимальны.
- Значит, не судьба. Значит, мы окажемся недостаточно сильны, чтобы выжить. А если так, то и на новой планете нам делать нечего. Тебе ведь нужны победители, так ведь?
Если рассматривать ситуацию с абстрактной точки зрения, то Черный в своем предположении прав: проекту нужны победители. Те, кто смог выжить в условиях войны и нищеты, выживет и в условиях колонизации опасной планеты. Но варианты осуществления проекта отталкивались от позиции лояльного по отношению к Танагуре лидера, и Ясон, поначалу поддерживающий одного из них, а теперь, ведущий переговоры с другим, выглядит, по меньшей мере, двусмысленно. С этической точки зрения эта двусмысленность Ясона на беспокоит. С экономической предложение Черного даже более выгодно: нет надобности вмешивать армию, вкладывать деньги в оружие и подготовку.
У этой идеи, по сути, только один недостаток, который недостатком является только с его, Ясоновой, личной точки зрения.
- Иногда, цена у победы столь высока, что не стоит ее добиваться. Ты столкнулся только с одной крупной группой, и у твоих людей по-прежнему нет оружия.
“И никого это раньше не беспокоило” - мысль эта, кажется, написана на ироничном оскале Черного, но к счастью, он ее не высказывает.
- Полагаю, что если ты не будешь поддерживать людей Сталлера или кто там еще болтается, то патроны у них довольно быстро кончатся. А оружию без боеприпаса ломаный кредит цена.
- Верное замечание. Но, к сожалению, это приведет лишь к частичному уменьшению опасности.
Черный пожимает плечами:
- Ты слышал мою точку зрения. Или ты не вмешиваешься, или иди и покупай себе кого другого. Попокладистей.
Ясон думает, что большинство участников проекта посчитают последний вариант, куда более привлекательным. А ведь ему, помимо всего прочего, придется отстаивать на комиссии свою изменившуюся точку зрения.
- Это слишком опасно. И для тебя, и для твоих людей, и для дела. Слишком велика вероятность того, что результат будет неудовлетворительным.
Черный пожимает плечами:
- Блонди, ты слышал. Если тебе так хочется уравнять шансы в твоей игре – дай мне информацию. Если она у тебя есть.
Последнее звучит настолько неожиданно, что Ясон удивленно вскидывает брови. Что мог узнать Черный, сражаясь за лиги отсюда из того, что не знает он, Ясон, находясь в центре Танагуры и получая данные спутников, шпионов и военных?
-
-
09.03.2014 в 01:23- В смысле, что ты все знаешь, что можно увидеть сверху и за что заплачено? Нет, почему же, я уверен. Вот только если ты все это знаешь, то зачем тебе вообще беспокоиться? Сиди и наблюдай. Ты… ну вот как кашу готовить. Ты свою кашу уже сложил в контейнер. Она варится, ты сидишь и смотришь.
Кулинарное сравнение звучит немного загадочно, но потом Ясон вспоминает популярные детские сказки, в которых фигурировало это блюдо в качестве повода для моральных сентенций.
- Кашу следует перемешивать. И добавлять масло, - назидательно говорит он. Продолжение сравнения обстановку не разряжает. Черный только плечами пожимает:
- Блонди, ты загнал в пустыню, все ,что можно. Так и скажи своему Синдикату или хоть самой Юпитер. Дальше, если ты хочешь получить то, что хочешь от меня – ты в пустыню не лезешь.
Он хмурится, и, помолчав, веско добавляет.
- Мы справимся.
Вероятность выполнения обещания у Черного и его игрушечного войска есть, хотя и небольшая. Судя по отчетам этих двух месяцев, монгрел обнаружил неплохие стратегические таланты. Ясон опасается, что после такой победы людей у Черного не хватит не то, что на колонию , но и на формирование управленческого костяка. А последнее Ясон полагает одним из главных факторов успеха операции.
Как донести до Черного необходимость не только сражаться, но и сохранить жизни, свою и своего ближайшего окружения.
- Хорошо. Я могу гарантировать невмешательство в финансовую сторону дел в пустыне, гарантирую нейтралитет военных. Я гарантирую прекращение всех операций на Черном рынке связанных с поступлением ресурсов существующим боевым группам. Но той доли наблюдения, которые ты полагаешь допустимой, недостаточно. Я отправлю с тобой группу наблюдателей.
- Что? Мало своих шпиков в пустыне, так еще и твоих с собой таскать!
- Не обсуждается, Черный, - а вот теперь Ясон едва удерживается от того, чтобы не сказать монгрел. За менее чем двухчасовую беседу это уже третье замечание личного харатера, над которым он считает нужным подумать, - ты жаждешь полной свободы действий – я ее тебе обещаю. Но это не означает, что я доверю тебе блюсти свои интересы.
Черный фыркает, вскидывает голову с видом пренебрежительным, недовольным, но Ясон понимает – это поза, игра. На самом деле Черный, настояв на главном условии, готов уступить.
- Зачем целая группа? И как рагон их задери, я их представлю? Мои люди их не потерпят. И никакой веры им нет.
- А это уж твоя забота: сделать так, чтобы моим людям верили твои люди.
Черный открывает рот, чтобы опять возразить и замолкает. Очевидное умозаключение: если проект завершится, как задумано, то и ему самому и его людям придется сотрудничать как с представителями “родной” власти, так и с представителями инопланетной компании, по праву считающимися старшими колонистами на новых землях. А в условиях военного положения, и доверие и недоверие складывается быстрее, и решается быстрее.
- Ладно. Сколько ты хочешь отправить… блин. Кого ты хочешь отправить в качестве наблюдателей?
Ясон кивает, показывая, что сомнения Черного ему понятны.
- Это люди, прошедшие специальную подготовку, в том числе и по выживанию в опасных для жизни условиях. Они не будут обузой для твоих людей.
- Угу, – Черный что-то прикидывает, потом согласно кивает, - они только наблюдатели или вмешиваться тоже будут?
- Боюсь, их положение не позволит ограничиться одним наблюдением, - судя по поджавшимся губам, иронию Черный уловил, - у них будет оружие и они, по мере возможности, так же будут участвовать в столкновениях.
Что-то неуловимо проскальзывает в выражении лица Черного, что-то мрачное, неприятное. Он собирается задать какой-то вопрос, но явно передумывает и говорит другое.
- Если им нужно будет отчитываться перед тобой, то это все равно все будут знать. Так что… в смысле аппаратура пусть лучше будет заметной.
Это второе неличное замечание, которое Ясон делает по результатам наблюдения за Черным. Тот что-то скрывает, но оговорок не допускает, намеков тоже, так что понять, что именно держит в секрете недоверчивый монгрел, пока установить не удается.
- Хорошо. Твоим наблюдателем будет Никлас.
Черный пару секунд смотрит на него с тем же мрачным неприятным выражением. Потом фыркает и спрашивает:
- Это ты ему приказал или шпик сам вызвался?
Ясон приподымает бровь: в данном случае разница не представляется ему существенной. Черный поясняет.
- Ну, знаешь, за время похода ему пару раз знатно бока намяли. И я сам… руку приложил. Ты б предупредил своих людей, что по бокам они тоже получать будут. И если терпеть не будут, разбираться я буду, а не ты. Жаловаться там, кроме меня, некому.
Ясон снова, как тогда в пустыне отмечает дипломатический талант Черного: если его люди останутся на особом положении – доверия им никогда не добиться. А если согласятся заработать это доверие, то должны будут подчиняться законам пустыни, а не законам Танагуры.
- Я предупрежу, - спокойно произносит он. Черный удовлетворенно кивает и говорит:
- Блонди, как она выглядит, планета эта. Что там с ней не так?
Ясон вновь обращается в голограмме, изображение двигается, на первом плане снова появляется система из пяти планет и трех астероидных поясов.
- Это Скарр. Или “Неистовые земли”. Формирующиеся континенты, вулканические извержения, высокая сейсмическая активность. Жизнь на стадии беспозвоночных на дне океанов. Высокая электромагнитная активность. Кислорода в атмосфере нет. Полеты затруднены, работа техники затруднена, связь только спутниковая. Человеческое население сосредоточено в двух долинах окруженных вулканическими цепями. Долина отличается уникальными гидросистемами, но залежи требуемых ископаемых расположены на слишком большой глубине.
По мере того как он говорит, лицо Черного изменяется: рот растягивается в высокомерной усмешке, глаза блестят злым весельем. Он подымает взгляд на Ясона и насмешливо произносит:
- Я понял, блонди, никто в это дерьмо больше не согласится влазить.
Он фыркает, щурясь на голограмму, снова смотрит на Ясона и теперь у него в глазах настоящий вызов.
- Но нас это устроит.
-
-
09.03.2014 в 01:23- Чего? – поинтересовался Шарик, закончив с перевязкой и выворачивая миску с грязной, цветной от разных жидкостей водой прямо ему под ноги, – не стой на пороге.
- Эй! – Келли попытался быстро отойти – не получилось, но вода едва попала ему на ботинки, - какого рагона?
- Или заходи или выходи, - безапеляцинного заявляет “медсестра” и продвигается к другой “койке” - куску брезента, расстеленному на земле. Лежит на нем Ситар, кочевник рагоновский. Келли успел познакомиться с ним в окопе, когда бомбы таскали. Как раз, когда они так удачно подорвали их в канаве, Ситара зацепило: осколок пропорол ногу, чуть ли не по всей длине и хрен знает, то есть, Шарик точно знает, сколько осколков застряло в мышцах. Не тяжелое ранение, но муторное, крови много ушло.
- Живи, Ситар? Как жизнь? - не отвечая на заявление Шарика и продолжая маячить на “пороге”, то есть под жердями навеса, приветствует Келли. Ситар бодро улыбается.
- Жизнь на месте. А это самое главное. Скоро буду скакать как молодой рагон.
- Ага, - кивает Келли, отмечая про себя, что отсутствие движения, вода и кормежка сделают, конечно, свое дело, нога заживает быстрее. А если не придется срочно срываться в дорогу, то может и хромать не будет. Но скоро – это так, в расчете на вмешательство армейской хирургии, не к ночи будь помянута.
- А чего это Шарик злой как собака?
- А ему с утра Рагон пездюлей вставил за то, что воду экономит, а вокруг лазарета антисанитарная обстановка, - последнее Ситар произносит едва не по слогам, наслаждаясь каждым звуком. Разборка с утра, надо полагать, была знатная.
Шарик ничего не говорит, но пластырь отрывает с таким усилием, что Ситар аж подскакивает.
- Блядь! Ебанулся!
- Сорвалось, - холодно отвечает Шарик, и следующий слой отмачивает, как и полагается. Келли хмыкает.
- Да, не стоит ругаться с тем, кто держит твой пластырь в руках.
- Мудро, - бросает Шарик, продолжая заниматься раненым. С соседней “койки” смеется Вельд, монгрел из Старого Города. Келли знает его больше по торгам, но в караване Вельд был уже трижды, не считая мелких арб.
- Ты б правда, на пороге не торчал. Рагон всех от лазарета разогнал, потащил вниз байки разбирать. А с бомбометами, мол, управляться можно и не на плато. Шива его тут чуть сам не разорвал, да Хорек согласился. Сказал, мол, что ему надо поработать в тишине.
Быстрое воображение тут же нарисовался перед Келли картинку: Хорька, сидящего в своем недоцарском кресле с мечтательным взором и птичьим пером в руке, которым он начертает неведомые стихи на куске пергамента.
Келли невольно захихикал, отмахнулся от вопросительного взгляда Шарика, и спросил о другом, более важном.
- А чего это Шива стал слушаться Рагона? – вернее говоря, а чего это Рагон решил покомандовать в лагере Черного?
- Дык, Тихий его на управу оставил. В смысле, тебя и Рагона. Ты че, не знаешь?
- Ты у нас теперь это… половина дарта, - смеется еще один пациент, Наруко. Его Келли знает совсем плохо. Это человек Хорька.
Ага. Значит, вчерашнее загадочное поведение друга ему не приснилось, а существовало в реальности. Гадство состоит в том, что вывод о наметившейся отлучке Тихого, он, Келли, вчера сделать успел, а вот что-то придумать и не заснуть, утомившись от отгадок - не успел. А ведь собирался последовать за соратником в огонь и пламя.
А соратник, вот, о его догадках и чаяниях побеспокоиться изволил, и хитро очень его к Мастерским привязал.
- Ага. Ну, значит, если я теперь тоже половина дарта, то могу стоять на крылечке сколько влезет. Рагон мне не указ.
Шарик окидывает его цепким, можно сказать уже профессиональным взглядом, и говорит, кивая на свободный кусок брезента.
- Стоять на крылечке ты потом будешь. А сейчас, половина дарта, ложись на койку. Я тебе примочку ставить буду.
Валяясь на куске брезента и чувствуя себя холодным и мокрым – примочку Шарик поставил чересчур старательно, Келли обдумывает свои будущие действия. У него тоже есть план, в котором ему придется покинуть гостеприимные Мастерские и попытаться выяснить один вопрос. Колебания, столь не свойственные Келли, вызывают у него внезапный приступ совести: если нет дарта и заместителя дарта, может себе позволить одна половина дарта оставить караван и отправиться в одиночный поход?
Келли приходит к выводу, что совесть – это просто гадость для порядочного человека.
-
-
09.03.2014 в 01:24Черный, привычно прищурившись, хотя сейчас в этом нет нужды, разглядывает бесконечное волнистое пространство, но не видит ни барханов, ни такыров., ни вьющихся и пропадающих между ними троп. Он видит темные базальтовые скалы, острые, блестящие, только что рожденные, скалы, нагромождающиеся одна на другую в яростном порыве добраться до неба. Он видит острые вершины, сотрясаемые глубинным движением земли, снопы огня и дыма, рвущиеся еще выше; видит магму, стекающую вниз по острым уступам; видит гейзеры, взлетающие в воздух на десятки ярдов; видит, как движется, как дышит земля.
Видит как между огнем и водой живут люди, берут воду и огонь и строят живую жизнь.
- Черный, - Никлас сидит напротив. Утром, в ответ на его приветствие ,Черный бросил “Живи” и игнорировал любые попытки начать разговор.
- Нам надо поговорить.
Черный лениво поворачивается лицом к шпиону, иронизирует про себя – теперь он имеет дело с официальным шпионом Ясона Минка, смотрит почти равнодушно. Сам по себе Никлас не вызывает у него каких-то неприятственных чувств. Но роль того в событиях в пустыне Черному не нравится, а еще меньше нравится перспектива обеспечивать и этому человеку и еще пяти, доверие или хотя бы безопасность. С гораздо большей охотой Черный продолжил бы общение в прежнем стиле: связать, закрыть глаза и уши, и для надежности, обмотать фольгированной пленкой. Чтобы на спутниках не отсвечивал.
- Я должен сопровождать тебя. В любых обстоятельствах.
Черный не отвечает. Подозрение, что Ясон приставил к нему не просто соглядатая, но и телохранителя - ага, фурнитура – беспокоили его с самого начал. И слова Никласа только подтверждают его подозрения. Мысленное видение шпиона упакованного в фольгу и бережно принайтовленному к байку опять теплом отдается в душе.
- Я обязан оставлять сообщения хотя бы раз в три дня, если позволяют возможности связи.
Черный делает мысленную отметку: коммуникаторы Никласа и остальных шпиков, или что там у них, неприкосновенны – дать людям четкий приказ. Опять-таки мысленно Черный думает, что не будет сильно наказывать кого-нибудь, кто сумеет случайно поломать или раздавить средство связи.
- Карты и данные об оружии хранятся там же.
Карты – особо «ценная» статья. Надо быть полным городским жителем, чтобы полагать ценными карты в середине лета.
- У меня практически абсолютная память. При необходимости я могу запомнить около двадцати страниц текста за один раз.
Черный продолжает изображать томность, отмечая про себя первую стоящую вещь в словах шпиона. Почему-то называть его Никласом сейчас даже труднее, чем три дня назад.
- И я и все остальные мои люди знают карту кодов и паролей баз и станций на всей территории пустыни. Срок действия кодов от двух до восьми недель.
А вот это действительно ценная вещь. Черный наклоняет голову на бок, изображая скептическую задумчивость и перебирая возможности. Ну, так, если перебирать, то возможностей не так уж и много: ни станции, ни военные базы они штурмовать не собираются. Но вот передать что-то более конкретное, чем сигнал огнем, может и удастся. Или “новости” узнать, воспользовавшись терминалом, пока кто-то будет отвлекать “бугра” беседами. Потому что без Оракула узнать ничего не удастся.
Томность и заинтересованность тут же слетают с него. Он замечает недоумение в глазах Никласа: наверняка его лицо сильно изменилось. Черный отворачивается, взмахом руки, приказывая шпиону молчать. Ничего тот не скажет ни умного, ни нужного.
Оракула нет. Тихий, подорвав гранатометчиков, сцепился с другими командами, и пока они гоняли по ущельям друг за другом, Оракул погиб. Даже тела не нашли.
Нет Алека. Нет того, кто мечтал о новой жизни на новой земле и чтобы никто не указ. Нет торчка-инопланетянина. И Белки нет. И Вуда нет. О последнем Черный думать не может. Просто не может и все.
Болят глаза, болят челюсти, болит в груди и что-то мелко и противно дрожит в животе. Хочется плакать, хочется бить кулаками по стенам, расшвыривать мебель, разнести всю эту летающую хрень на мелкие куски. Хочется выть в голос как собаке и кататься по горячему песку. Хочется хотя бы напиться, поминая мертвых каждым глотком жгучего, убийственно крепкого самогона, потому что ни водой, ни вином боли этой, горечи не избыть.
Кого еще он потеряет в этой треклятой войне? Кто еще не дойдет с ним до конца. оставив свою жизнь в песках? Думать об том тоже не хочется. Думать об этом - словно горящие камни руками перебирать.
Но какое до этого дело личному шпиону Ясона Минка, который так и горит желанием продолжить успешно начатую миссию? Никакого. Так что не стоит этот чужой человек того, чтобы боль и вину свою перед ним показывать.
- Ты знаешь кочевников из лагерей Алефа? Или кто там на самом деле управляется?
Занятно то, что перед тем как ответить, Никлас колеблется. Или собирается с мыслями. Последнее, впрочем Черному кажется сомнительным – скорее уж тот выбирает, что он сказать может, а с чем погодить..
- Алеф является официальным лидером, подчиненным только Кейграу и самому Сталлеру. Неофициальным лидером, в той мере в какой это возможно в среде кочевников, является Крон Ташида. - уроженец Ватанга, Южный Крест, наемник. Большой опыт работы как в оперативной группе так и в террористической, имеет связи с наркорбаронами империи Диксона. Владеет практически всеми видами огнестрельного и волнового оружия. Участвовал в войне за терминал на Кротуте, награжден Пурпурной звездой.
Черный начинает сожалеть о том, что спросил.
-
-
09.03.2014 в 01:24Никлас едва заметно улыбается.
- Такого плана специалистов только двое, как ты справедливо заметил, они дорого стоят. Но кроме войны на Крокуте, Ташида участвовал в других, менее героических стычках. По результатам двух из них в Федерации ему заочно вынесен смертный приговор, - и, видимо заметив недоумение на лице Черного, Никлас поясняет, - условный разумеется, как и положено. Но фактически, существует немалое количество свободнонаемных групп, обеспечивающих выполнение условных приговоров.
Хитросплетения федерального уголовного права и права вольных поселенцев, Черного сейчас не интересуют.
- Значит, здесь он не только выгодно работает, но и скрывается.
- Да.
- А Сталлеру он лично обязан? Как он сюда попал вообще?
- Вышел на связь через… известных устроителей такого рода услуг. Со Сталлером связался уже на Амой, но эти сведения не точны.
- Значит у Сталлера он в пустыне за главного? А кто тогда Кейграу?
- Кейграу заправляет финансовой стороной дела. Поставка оружием и боеприпасами идет через него. Но это не человек Сталлера.
То, как Никлас выделят это “не человек”, заставляет Черного вопросительно посмотреть на него и, дождавшись ответного кивка, фыркнуть. Конспираторы хреновы. Потом ему на ум приходит, что катер не является личной собственностью Ясона Минка и вполне возможно, что есть вещи, которые Ясон Минк знает, а Синдикат, например, нет. Так что возможно, шпион не все может сказать из того, что хотел бы. Но человек, прикрывающий оружейный операции Сталлера, не может оказаться вне внимания Синдиката, потому что даже монгрелу из Цереса понятно, что такой человек будет связан с Департаментом и с военными одновременно, то есть человек этот официальный, а не какая-то условная гражданская единица в табеле. Так что хотел сказать шпион, удержавшись от прямого подтверждения и заменив его многозначительными экивоками?
Он хотел сказать, что не все может сказать, так что ему, Черному, лучше поумерить пыл на время полета и удовольствоваться той информацией, которую Никлас может предоставить сейчас.
- Ладно. Валяй дальше.
- Второй, Конрад Малькольм, уроженец Марса Изначального, участвовал в нескольких локальных конфликтах, опытный подрывник, виртуозно управляет практически любыми транспортными средствами, в том числе и системными.
Черный пожимает плечами в ответ на многозначительный намек. Потому что не понимает что это значит, хотя вроде бы системный транспорт – это что-то связанное с гипер-переходами. Кажется. По отношению к проекту блонди такой человек имеет смысл, а по отношению к пустыне?
- Его местоположение на данный момент неизвестно.
- А на Амой он прибыл ради любви к деньгам или ради справедливости?
- К деньгам.
Черный не представляет сколько надо платить специалисту такого уровня и в такого рода услуг, но догадывается, что немало. И черт, Никлас опять вывернулся и не сказал, кто тому платит. Какой толк от шпиона, если он не может говорить?
- Дальше.
- Мои люди владеют информацией на том же уровне, - свои слова Никлас сопровождает безмятежной улыбкой. Черный хмыкает: а вот это объяснение он не понял.
- Они тоже должны будут докладывать о результатах наблюдения.
Что в переводе означает: если договоришься со мной, то уровень информации у его людей и у него самого будет разный. Если вспомнить о том, что говорил блонди, то личный шпион Ясона Минка прежде всего отчитывается перед Ясоном Минком и не вся предоставленная им информация доходит о комиссии. Что не кажется новостью.
- Ты их будешь распределять?
Никлас немного удивленно смотрит на него: похоже ожидал чего-то другого – и медленно произносит.
- Нет. Эти люди, так же как и я, поступили в твое распоряжение.
Черному чертовски хочется спросить: а эти люди об этом знают?
-
-
09.03.2014 в 01:25Цирк – контора большая, прочная и отличающаяся исключительной паршивой репутацией. Добровольно люди туда попадают в случае проявления глупости или сильной приверженности к местной самогонке. Или наркотикам. Хотя таких в Цирке не любят: уж больно народ дохлый с одной стороны и неуправляемый с другой. Когда дело касается гладиаторов добровольные случаи случаются редко. Последние оказываются здесь чаще всего в результате ранений: оставшиеся в живых после разгрома каравана, арбы, убийства спутников и тому подобное. Этих выхаживают, если они не могут передвигаться на своих двоих, а затем отправляют на Арену.
Смысл действа прост и незатейлив: два человека с разным вооружением выясняют, кто лучше им управляет. Бывает, сражаются двое или трое. Бывает, человека ставят против пары голодных рагонов, бывает против кое-как восстановленного робота, вооруженного каким-нибудь древним лезвием. Самое паршивое это когда выпускают стаю крысюков: чаще всего от гладиатора остается только обглоданный костяк. Последнее развлечение особенно опасно: крысюки могут запросто прогрызть брезентовую преграду и напасть на зрителей.
Иногда Арена становится полем для правосудия: кто-то может сражаться сам, доказывая свою правоту, кто-то может оплатить себе бойца – и тогда цирк особенно полон, потому что на твоих глазах может умереть не просто какой-то боец, чьей рожы ты и не видишь за шлемом и боевой раскраской, а человек, которого ты хорошо знаешь. Любишь или ненавидишь, или завидуешь - в любом случае цвет его крови заставит твое сердце биться очень сильно. Иногда Арена становится полем боя, когда зрители, не выдержав зрелища несправедливого участия Песчаной Девы, взывало к внутреннему чувству справедливости или подогревалось с помощью выпивки и кредитов – тогда у его рабов появляется шанс удрать и отомстить своим пленителям, или захватить цирк в свои руки – дело-то в конечном итоге прибыльное. Иногда Цирк ничем не отличался от великосветских шоу, в тех нечастых случаях, когда бои перемежались с эротическими поощрениями, а просто напросто с траханьем побежденных, прямо на арене боя. Если они оставались живыми конечно. Или не оставались.
В большинстве случаев циркачей держат в ошейниках – довольно популярная на Амой мера пресечения. Ошейники можно вскрыть, можно закоротить, хотя посреди пустыни это не так уж легко сделать. И поэтому цирки предпочитают отвозить своих “новобранцев” подальше от места вербовки: чтоб добрым знакомым новых работников было трудно их отыскать и помочь смыться. Иногда бывает наоборот: “доброго приятеля” накачанного “сегуном” или самогоном, привозят его бывшие друзья, а враги ищут на арене ради утоления мести.
Цирк существует сам по себе. Он был еще до того, как жители Амой покинули Старый Город, до того, как трущобы Танагуры превратились в Церес, до того как в пустыню ушли первые изгнанники. Цирк старше новой Танагуры. Он исчезал, превращаясь в первую попавшуюся площадку, где за разборку платили дерущимся или делали ставки; он появлялся, когда в клетке крысюки вцеплялись друг другу в шею, орошая песок кровью цвета вина; он снова исчезал, когда нападения бандитов или притеснения властей заставляли их уходить на новое место, заставляли держаться друг за друга, чтобы выжить, и появлялся, когда людям на таком месте опять становилось тесно, а еды и воды было меньше, чем нужно, или больше чем нужно. Но сколько бы времени не проходило, чем бы ни заканчивалось очередное представление, его владельцы и его стражники оставались отдельной кастой, людьми, связанными своим странным и страшным братством.
Они тоже гибли: когда распаленные жители очередного поселения разносили и саму арену и хибары циркачей, когда кочевники, проносясь, как библейская стая саранчи, сравнивали с песком все, что попадало под байки; когда кто-то пытался сбежать, или кого-то пытались освободить; или когда “бугор” поселения или станции решал, что владелец цирка платит ему меньше, чем надо.
Последнее случалось редко: долго ли, коротко ли но расплата за унижение Цирка всегда приходила, и войну с Цирком никто не вел всерьез.
Глер с людьми добирается к озе почти под утро. Звезд не видно и заря еле тлеет сквозь муть, поднятую на горизонте ветром – скоро буря. Большая или маленькая, пока не понять. От травы и цветов, появляющихся в озе весной, почти ничего не осталось: тусклые ломкие стебли плотной дорожкой покрывают русло высохшего ручья. Корни их, необыкновенно длинные, еще добираются до уровня подземных вод, но вскоре этого будет недостаточно, и пылающий зной середины лета не оставит от них и следа. Тогда оза опустеет, и только караванщики и одинокие путники будут заходить сюда, зная, что вода в колодце Двух Лун, у основания бывшего ручья, не пересыхает до самой осени.
Пока что люди на озе есть: немного, да и те, завидев приближающихся на байках, укрылись за барханами, отогнав туда же машины. Глер это понял, заметив неуспевшие исчезнуть под ветром следы. Хмыкнул про себя и отправился к охраннику, держащему на виду чанкер. Смешное оружие против гаусс-винтовки или гранат, но Глер не обманывается: у этого “охранника” Цирка есть и гранаты, и винтовка. И граната где-то в непосредственной близости.
До поры до времени в лагерях требовали скрывать оружие, не болтать, не напиваться, не курить тяжелее, чем “травку”, оружие с собой из лагеря не брать. Глер знал: и напивались и курили, и болтали, и не только весной. Но пока болтовня крутилась вокруг будущей силы и власти, внятных и завуалированных обещаний, вокруг угроз и разборок прямо здесь, на месте – эта болтовня особо ничего не стоила. А вот когда весной из лагерей стали удирать вместе с оружием – вот тогда многое изменилось. На счет циркачей Глер не сомневался: те таскали на себе оружие еще в прошлом году. Во всяком случае, те, кто работал на Алефа и того крутого танагурского типа..
Что на хрен нужно было Танагуре в пустыне – этого Глер не понимал и нутром чуял: понимать не стоит.
- Живи, Кулак, - Глер, остановив байк на почтительном расстоянии пятнадцати ярдов, говорит уверенно и громко. Может охранника и не так зовут, но имя его Глера и не интересует.
- Живи, знакомец, - неохотно отвечает тот, перебрасывая в другую руку чанкер. Ответ совпадает, и Глер называет вторую часть пароля.
- Не возьмет твой парочку машин для уродцев?
- На кой ему хрен твои машины?
- Для уродцев. Им нравится.
Охранник машет рукой кому-то за клеткой, Глер машет своим. Байки они тащат вручную – и “циркачам” спокойней, что у них руки заняты, и сегодняшние гости озы не в накладе. Раз тихо – значит мирные люди, можно возвращаться.
Охранник указывает на обширную утоптанную площадку, где можно оставить машины и прикрыть чем-нибудь, чтоб не спалились на летнем яростном солнце. Так же молча, указывает на вход в полуземлянку. Глер поворачивается к Тоно:
- Тащи раненых сюда, остальные пусть ложатся. И блин, оружие припрячьте. Не хрен им здесь светить направо и налево.
Тоно понятливо кивает и орет:
- Стикер, Фон снимай порезанных, тащи сюда. Остальным залечь спать и пусть только рыпнется кто – шкуру спущу!
Землянка оказывается темной как нора рагона. Глер спотыкается тут же на пороге, хватаясь за стену и мысленно проклиная циркачей. Отличный момент для того, чтобы пришить незваного гостя. Охранник, однако, моментом не пользуется, а только ворчит:
- Десять шагов и дверь направо.
Глер опять поминает нору рагона – десять шагов в землянке, где это видано? – но идет наощупь, и, нашарив легкую циновку, входит внутрь. В глаза ударяет свет фонаря, Глер чертыхается, фонарь гаснет и помещение освещается менее резким светом обычных стержней.
- Живи.
- Живи, уважаемый, - откуда он выцепил это обращение Глер сам не помнит. Наверное, из голо какого-то, но хозяину здешнего Цирка обращение нравится. Он смеется визгливым смехом, хлопает по куску пенопоры, расстеленной на полу рядом с ним, говорит:
- Садись, крыса. Потолкуем.
Не то чтобы обращение удивляет Глера, но, все же, вызывает сомнение. Он садится напротив, внимательно приглядываясь к хозяину. Не совсем во время он пришел, под кайфом уважаемый владелец Цирка, но все же не настолько обдолбанный, чтобы не понимать разницу между охотником и тем, за помощь кому ему приплачивают. Глер невольно жалеет, что вынужден сам, непосредственно , иметь дело с циркачами: хрен их знает, возьмет и продаст. Хотя вопрос кому? Не Черному же.
- У меня двое раненых. Возьмешь на прокорм?
Алеф на счет раненых не распространялся. Да и мужик тот наемный, что обучал их, тоже. Но мужик мог быть не при делах, и одного взгляда было понятно, что мужик с другой планеты, так что амойское дерьмо ему до одного места было. Но договоренность была: оружие и людей, если надо, Алеф говорил, что надо брать из Цирка. Не из всякого, ясное дело, но на озе Двух лун был нужный.
- А что за это будет?
Глер укоризенно качает головой.
-
-
09.03.2014 в 01:25- Не мало, ли?
Глер внимательнее смотрит на собеседника: может обдолбан сильнее, чем надо? Или может это не тот человек, с которым договаривались, а его наследник?
- Много, уважаемый. Много.
Циркач молчит почти минуту, глядя на него и растягивая губы в пустой резиновой усмешке. В углах его рта застыли крошечные пузырьки слюны, волосы засалены и небрежно скручены вместе с пестрыми лентами в жгут, лицо красное от выпитого или выкуренного, но глаза у него острые и внимательные.
Глер с досадой понимает, что его собеседник ни хрена не обкуренный.
- У одного ранение в бедро, чистое. Там фильтр. У второго полголовы раздолбано и ушибы. Но он в себя до сих пор не приходит, так, что рагон его знает, что у него там.
- Так тебе еще и лекаря надо, - щурится хозяин. Глер пожимает плечами, встает и говорит так уверенно, как будто они обо всем договорились:
- Мы поторчим тут какое-то время.
Глер думает, что договариваться еще раз там, где договорились люди поважнее его, нужды нет. Но раз вопрос такой возникает, то что-то уже узнал гребанный циркач, что-то учуял и уже пытается урвать дополнительную выгоду. Обойдется.
Но выйдя наверх, Глер приказывает Тоно оставить часовых. Если что – придется чересчур жадному фраеру удовольствоваться только ранеными.
-
-
09.03.2014 в 01:28Нет никого.
Рагон где-то за пару миль отсюда обучает своих людей правильно бомбы заряжать. Хорек, закопавшись в какую-то нишу, по жаре изучает какие-то письмена, посреди плато торчит лазарет, где все еще неутомимо носится Шарик, разбираясь с ранеными. Тихого нет. Келли тоже отсутствует. Шива, с непередаваемым выражением уважения и злорадства, косит одним глазом на Черного, а вторым на пришельцев, чью принадлежность к элите сыска ничего вроде бы не выдает, но впечатление все равно производит неоднозначное.
Все новости, над преподнесением которых, Черный ломает голову вторые сутки, поведать некому. Фантастика какая-то: дарт есть, а каравана нет.
- Ну, Тихий ушел позавчера ночью, а Келли вчера ночью.
- А Рагон сегодня ночью, - завершает Черный, чувствуя себя то ли обманутым, то ли позабытым где-то на заднем плане истории.
Шива с некоторым сомнением смотрит вверх, на небо с раскаленным белым пятном, которое точно солнце, а не луна, потом смотрит на Черного, и отвечает. Тоже с некоторым сомнением.
- Так это... еще не ночь. Не должен бы…
С десяток секунд они молча пялятся друг на друга, соображая что именно имеет в виду собеседник, и кто именно здесь главный шутник. Потом Черный вспоминает, что у него за спиной торчит еще одна клоунская команда шпионов экстра-класса, ожидающих его высочайшего распределения, там же где-то пилот, тоже наверняка имеющий ценность в табеле своего ведомства, а еще где-то уже крутится эта сцена первого контакта. И в тот момент, когда Черный пытается представить лицо этого наблюдателя, его просто складывается пополам от смеха.
Сначала он пытается сдержаться: хрюкает, глотая смешки, кусает губы. Потом полноценный хохот не в состоянии удержать ни стиснутые зубы, ни попытки задержать дыхание, и Черный сначала садится на землю, а потом раскачивается как дервиш в священном танце.
Реакция, наверное. Отсмеявшись, Черный утирает слезы, стряхивает песок, моментально попавший всюду, куда только можно. Шива стоит напротив него непоколебимым основательным идолом и даже руки держит, сложив на солидном пузе.
- Ты в следующий раз гонца посылай. Встречайте, мол, не разбегайтесь, - усмешка у Шивы тоже основательная, на все не полные тридцать два, из которых двух не хватает спереди и от одного только половина. Но смеяться Черный уже не в состоянии, только скулит жалобно.
- Байками там… или нехай как эти… на вертушках сначала прилетят. Мы подготовимся, снарядимся…
Черный протяжно всхлипывает и с некоторым трудом поднимается. Вопрос о гостях остается актуальным. Что-то с ними уже сейчас делать надо, а вот пилот и лишние записи ни ему, ни блонди, не нужны. На миг Черный с грустью и иронией думает, что вот он, несколько часов поговорив с блонди, уже готов плясать под его дудку, и не только делает то, о чем они договаривались, но и о его интересах думает, как о своих собственных; и что глупости своей влюбленной он за десять лет этих не растерял ни капли, и что он по-прежнему глупый монгрел и больше ничего.
По первому зову Ясон. Даже если звать не будешь.
Он машет рукой гостям. Никлас кивает, гости выстраиваются в цепь и споро выгружают из нутра катера ящики с провизией, лекарствами, оптикой, батареями и что самое ценное – гранатами.
Оружие Черный решил не брать. Решение это он с трудом объяснил блонди, в основном, потому что сам не мог никак утрясти его в голове. Что может быть проще: взять столько оружия, сколько влезет, набить катер под завязку патронами, да вообще согласиться на предложение блонди и получить такую же поддержку, что и люди Сталлера весной. Но Черному не нравится это предложение. Не потому даже, что он понимает: согласившись на него, он теряет всякое право на независимость, потому что оружие и патроны – это деньги прежде всего, и тот, кто оплачивает этот щедрый дар потребует взамен то, за что платит – власть, возможность указывать что и как делать ему, Черному, и его людям. А он сражается не для того, чтобы свою свободу продать еще до того как он ее завоюет. Несказанное, это повисло в воздухе между ним и блонди, и Черный отказывался, оправдываясь тем, что оружием надо уметь пользоваться, а у них – четыре стрелка и из них два – инопланетяне, и что обучать этому некогда. Блонди кивал с непроницаемым видом, но, Черный все равно видел - блонди все понял, и рагон его знает, то ли посмеялся про себя над его попытками, то ли отложить решил, до более располагающих обстоятельств. Представлять эти более располагающие обстоятельства вообще было страшно, от страха, он как обычно, стал неумеренно заносчив и ехиден, но блонди это настроение не испортило.
Гранаты стали компромиссным вариантом, от которого Черный отказаться не смог. А вот лекарств не ожидал. Когда увидел что грузят, даже поинтересовался, а не ошибка ли. Никлас удивился: в караване есть раненые еще с тракта, лихорадка во время похода человек десять мучила с переменным успехом, а после боя с кочевниками положение наверняка еще хуже. Добравшись почти до конца тирады, Никлас неожиданно смутился, потому что, Черный знал положение своих людей, конечно, лучше него, и попытался перевести тему на ассортимент и свойства препаратов. Черный прослушал половину названий, заметив неприятное сходство между своими мыслями и мыслями блонди: они говорили об оружии и схватках, не вспоминая ни о раненых, ни о мертвых, словно не было ни тех, ни других, и Черный, оправдываясь перед самим собой тем, что милосердия у блонди не искал и даже не думал, что у него можно просить лекарства, оправдания эти считает жалкими и не заслуживающими внимания.
Его караван, его люди - он о них сначала думать должен, а не о победах, полководец хренов. Да и блонди, как оказалось, больше думает о людях, чем ему представлялось и даже больше чем хотелось.
В то утро, перед вторым визитом к блонди, к нему пожаловал врач, и Черный, прекрасно представляя, откуда этот врач нарисовался и кого обычно лечит, поначалу онемел, а когда врач попросил пациента раздеться – расхохотался так, что искреннее перепугал специалиста. А когда отсмеялся, попросил того уйти.
- Я здесь не живу, мужик. Все что ты тут на мне увидишь - останется со мной. А все, что ты мне посоветуешь – останется с тобой. Так зачем воздух зря сотрясать?
Врач растерялся, попытался вразумить странного пациента, но Черный только отмахнулся. К силовым решениям врач прибегнуть не решился: видимо инструкции были внятные.
Шива, понаблюдав за разгрузкой, позу своего древнеиндийского одноименника оставил и подошел поближе.
- А нитроглицерин захватить не догадались?
Никлас недоуменно смотрит на Черного.
- Нет.
- Жаль. Захватили бы – я б тебе нормальный бездымный порох сделал.
- В следующий раз – обязательно, - легко улыбается Черный, и, отвернувшись от спутников и собеседников, смотрит на восток.
Там, вместо острого клыка Башни – серая мутная дымка, медленно накрывающая горизонт. Еще далеко, еще может уйти южнее, но Черный, рассматривающий колеблющуюся пелену, уверен – к ним идет буря.
-
-
09.03.2014 в 01:28- Когда здесь закончим – скажу, - Сталлер хмуро смотрит на развеселого напарника, но того плохое настроение босса никогда не смущало. Он пожимает плечами, перекидывает зажженную сигарету из одного угла рта в другой и разводит руками.
- Как скажешь, босс.
Разбитый и ободранный, как самый последний нищий на дороге, кар еле протискивается в захламленных переулках Старого Города. Откуда такие крысиные норы взялись в городской постройке пусть и позапрошлого века – загадка. Ничего загадочного в этом, конечно, нет: первоначальный план застройки предполагал и широкие улицы, и площади, и аллеи, и все остальное прочее. Переулки возникли позже, когда площадь под заселение бедного люда оказалась недостаточной, и основные здания стали обрастать дополнительными пристройками, сараями, террасами и прочими архитектурными излишествами. Пристройки постепенно захватывали тротуар, потом улицу, потом воздух над улицей, сращиваясь на уровне второго и третьего этажа проводами, балконами, мостиками и висячими домиками, пока не превратились в узкие извилистые коридоры, порой тесные настолько, что не только кару – человеку с трудом удавалось протиснуться между стенами соседних зданий.
В прошлый раз Сталлеру удалось доехать на машине до самой конторы. Возможно, получится и сегодня, хотя на этот раз его водитель уже дважды останавливался, выбирался наружу и срывал провисшие кабели и ажурные конструкции приборов связи. Действия его оба раза сопровождались изрядной бранью и угрозами, но до прямого столкновения не дошло.
- Как доедем босс, машину ставить на схрон? Понадобится?
Сталлер недовольно смотрит на чересчур догадливого монгрела. Тот весело улыбается ему в зеркало заднего обзора. Сталлер хмурится, медлит с ответом, но прикинув вероятность собственного возвращения через Старый Город, решается.
- Нет. Закинь куда-нибудь… на площадь что ли, пусть разбирают. И найди пару байков до схрона.
- Ага, - монгрел довольно щурится и, слегка повернув руль, умудряется протиснуть их чудо-кар мимо висячего водяного бачка. Сталлер почти автоматически прикидывает шансы на то, что монгрел ему верен, и на то, что продал, и мысленно одергивает себя. Нет, этот не сдаст, не того покроя мужик.
Контора – три на редкость хорошо сохранившихся этажа от когда-то гордого здания городского муниципалитета. Она зажата со всех сторон привалившимися к ней поздними пристройками из силикатных плит, бетона, картона и какой-то такой невообразимой дряни, для которой и названия-то не найдешь на человеческом языке, и выделяется среди остальных парой освещенных окон и стальной плитой двери. В этой клоповнике с электричеством совсем неплохо, генераторы местные “бугры” держат в идеальном порядке, так что два освещенных окна означает, что в конторе сегодня нет дел. А вот дверь, да - дверь означает статусное официальное здание, в котором можно в относительной безопасности решить некоторые вопросы.
Сталлер выбирается из кара, поправляет пиджак и рубашку, одновременно проверяя вооружение: два магнума в боковых кобурах, браслет с взрывчаткой, запасные обоймы и нож - обычный вибронож в ручных ножнах, память цересского прошлого. Последнее выглядит ерундой перед убойной силой 9,5 мм, но Сталлер не по наслышке знает, насколько в ближнем бою нож может оказаться полезнее и эффективнее. Его водитель и напарник на ближайшие несколько недель, окидывает задумчивым взглядом ладную фигуру босса и спрашивает:
- Через сколько времени за вами зайти, босс?
Сталлер хмыкает про себя: деликатничать изволит напарник, напрямую не спросил, но об осторожности не забывает. Задумывается на пару секунд, кивает самому себе:
- Минут через десять, - и направляется в здание. Как может человек за десять минут оттащить кар в неведомые, но посещаемые народом дали и вернуться с двумя байками и недельными припасами для похода в пустыню, Сталлер не знает. Но уверен, что тот справится.
В коридоре второго этажа торчат двое типов с помятыми, незапоминающимися физиономиями. По виду больше чем на придорожных бандитов не тянут. “Бандиты” проводят его специфическими, тяжелыми и словно расфокусированными взглядами, но Сталлер уверен: и наплечную кобуру с содержимым и оттопыренный карман с обоймой, они наверняка заметили и приготовились. Нейман аматоров не держит.
В крошечном холле его уже встречает секретарь, хлыщ, того же самого вида и пошиба, что большинство такой публики. Однако хлыщ не один здесь, третий телохранитель на вид больше соответствует своей профессии, хотя и производит впечатление увальня: топчется, задевает плечом косяк двери, задевает Сталлера рукой, когда отодвигается, умудряясь одновременно передвинуть стул и делая крошечную комнатку окончательно непроходимой. Сталлер останавливается, терпеливо ожидая конца представления и демонстрируя начальственное нетерпение и раздражение по поводу непутевого служащего. На самом деле он каждый раз удивляется: где, в каких местах Нейман откапывает таких специалистов?
Но на сей раз специалисты ему не помогут.
Сталлер входит в кабинет своего компаньона, двигается к его креслу, даже не ожидая, пока закроется за ним дверь. Камер здесь нет, он уверен, и уверен еще в одном: Нейману не придет в голову, что босс может убить его собственными руками.
Для этого надо родиться в Церес.
- Давно не виделись, – улыбка змеится у того на лице, Сталлеру на секунду становится жаль. действительно жаль, что придется лишится такого умного и проницательного компаньона, и лишиться раньше, чем он рассчитывает.
- С прошлой недели, - спокойно соглашается Сталлер, подходя к Нейману вплотную, - и ты я смотрю, много за это время успел.
Левый глаз Неймана прищуривается буквально на микрометр, в глазах появляется догадка. Вернее даже не догадка, а подтверждение своей правоты, но все же проницательности или, может, уличного опыта его бывшему компаньону не хватает.
- Не подпрыгнешь – не получишь, - говорит он старую поговорку своей родины и усмехается откровеннее, - ты слишком много хочешь, Сталлер. Слишком много за свое участие.
- Я его высоко ценю.
Он выхватывает нож, спрятанный за обшлагом рукава его правой, механической руки, которой, как все знают, управляться не слишком удобно. Нейман успевает увидеть движение ножа, успевает удивиться: он правда не ожидал, что Сталлер попытается убить его сам, без помощи наемных убийц или своих боевиков, которых Нейман знает наперечет. Лезвие входит в плотное человеческое тело легко, как в масло, Сталлер бьет снизу вверх и чуть влево, чтобы гарантированно достигнуть сердца, подхватывает заваливающееся назад и вбок тело, опускает в кресло, глядя на кровавые пузырьки в углах рта, и аккуратно вытаскивает нож. Рана получается совсем небольшой, крови почти нет, а благодаря одежде ее вообще видно не будет.
Он выпрямляется, прячет нож за обшлагом, вытаскивает магнум и, встав за ажурной конструкцией кибер секретаря, кричит:
- Мать твою! Быстрее!
Первым влетает телохранитель. Успевает увидеть сидящего в кресле босса с неестественно запрокинутой головой, успевает вытащить пистолет – а вот это уже недочет, должен был приготовить оружие заранее, Сталлер хладнокровно снимает его одиночным выстрелом, и прыгнув вперед, подхватывает мертвое тело. В холл они вваливаются как бы вместе, так что секретарь, у которого опыта все-таки намного меньше, выстрелить успевает, но попадает в мертвого телохранителя, и Сталлер укладывает его вторым выстрелом. Затем отшвыривает тело и, переставив гашетку на “очередь”, вываливается в коридор.
Оба псевдо бандита немного ближе, чем стояли восемь минут назад. Падая, он убивает того, кто находится ближе, и ранит второго. С пола тот успевает дважды выстрелить, но у него чертовски невыгодная позиция. Он вынужден перекатиться и занять стойку на локте. За это время Сталлер, оказавшийся прижатым к противоположной стене коридора, успевает вытащить нож и швырнуть его стрелку в глаз.
Качнув головой, тот нелепо распластывается на полу. Нож мешает его голове опуститься: лезвие упирается в пол и какое-то время мертвый оказывается в странном равновесии, словно не знает куда упасть. Выбирает, когда пуля, выпущенная сзади, пробивает затылок.
Сталлер с некоторым осуждением смотрит на напарника. Пистолет тот уже спрятал и теперь весело скалит зубы, глядя на распростертого на полу босса.
- Я что, не уложился в десять минут? – недовольно спрашивает Сталлер.
- Ага. Десять минут, 52 секунды, босс.
- Старею.
В любом случае дело сделано.
-
-
09.03.2014 в 01:29- Я хочу, чтобы ты посмотрел это.
Рауль скользит взглядом по носителям с таким видом, как будто услышал неприличное предложение и в тоже время с такой степенью обреченности, что Ясон понимает: он выиграл. Рауль просмотрит записи, изучит документы, наверняка потребует дополнительные записи и отчеты, но на его поддержку Ясон может рассчитывать. Более того, замечания и предложения Рауля будут объективными и, безусловно, важными.
Ясону хватает совести не поблагодарить друга заранее, а ограничиться более вежливым:
- Я надеюсь на тебя.
Досада на собственную покладистость на лице Рауля меняется на досаду на собственную слабость и на Ясона Минка, прекрасно сознающего силу своего влияния на него, Рауля, и беззастенчиво этим пользующегося.
- Рауль, пожалуйста.
Тот вздыхает:
- Да, конечно. Я посмотрю.
Ясон улыбается, и, кивнув на прощание, покидает кабинет. У него масса дел сегодня: ему требуется представить схему по постепенному извлечению оружия, обосновать перед Аишей необлходимость прекращения поставок и связанных с ними контрабандных операций. Аиша будет чертовски недоволен: вывести такое количество людей и товара с рынка немедленно не получится, а сроки ограниченны. Когда новая схема обретет более конкретные черты, в пустыне уже не должно быть ни лишних людей, ни лишнего оружия. Ему требуется переговорить с военными и как-то уладить нестыковки с отменой операции по уничтожению лагеря кочевников. Ему нужно каким-то образом добиться от Департамента Безопасности согласия на наблюдение за модулятором, уверив и Департамент и военных о полном контроле над ситуацией. Ему совершенно необходимо вставить в график встречу с Романой Ковальчик: вне зависимости от целей ее собственной игры, она по-прежнему представитель линии Торо, а те контролируют около пятой части акций "Тайги". Ему нужно заново составить график связи с наблюдателями и корректорами на местах, ему нужны новые вложения в цересский проект, который Хенк откровенно тормозит на уровне городских служб, ему к вечеру нужна новая разработка третьего этапа проекта “Ковчег”, с учетом новых факторов и замечаний Рауля, которые обязательно последуют. Ему нужен хорошо разработанный план, чтобы отстоять свою позицию на вечернем заседании комиссии, которое, несомненно, сегодня будет назначено.
Ему нужны инкубаторы.
На последней мысли Ясон останавливается. Определенно инкубаторы понадобятся на весьма отдаленной стадии проекта, когда колония более или менее стабильно начнет функционировать и, по крайней мере, установит определенный порядок взаимодействия с нынешними обитателями планеты . А то, что не все из них захотят или смогут покинуть Купола , Ясон уверен.
Так что с инкубаторами надо подождать - у него есть более насущные проблемы.
- Твой монгрел не все тебе говорит.
Заявление в устах Рауля звучит настолько двусмысленно и своеобразно, что Ясону с трудом удается удержаться от улыбки. Рауль это замечает, едва заметно хмурится и осуждающе качает головой.
- Ясон, это твой монгрел. Во всех смыслах.
И опять заявление звучит двусмысленно и неоднозначно. Рауль откровенно досадует по поводу своей оплошности, двойной оплошности, но исправлять двусмысленность не спешит.
- Во-первых, это тот тип лидера, который ты без сомнения предпочитаешь: харизматичный, яркий, привлекательный и не изощренный в интригах. Он достаточно умен, чтобы вести нужную нам политику, но не настолько подозрителен и опытен, чтобы заметить хорошо организованное манипулирование.
Ясон склоняет голову в знак согласия. Что ж, Рауль заметил его ложь, а Черный уловил лишь часть ее.
- Во-вторых, у него более или менее разумная система приоритетов, так что ради цели, ясной и нужной ему цели, он согласится играть должную роль, находится под относительным контролем и не будет отказываться от разумных предложений, исходя только из моральной оценки. Во всяком случае, тогда, когда он держит себя в руках, и обстоятельства не требуют немедленного решения.
Все вышеперечисленное Рауль формулирует не столько для Ясона, сколько для комиссии, как и предполагает их деловой союз: Ясон формулирует идею, Рауль оценивает ее с точки зрения блонди. С точки зрения блонди, вышеперечисленные характеристики кандидата на роль лидера колонии являются положительными.
- В-третьих, его поведение во время переговоров и анализ требований говорит о его доверии к тебе как к курирующей фигуре. Доверии, основанном не на расчетах, а вызванном психологическими факторами, а значит – безусловном и неподконтрольном самому монгрелу.
Что тоже представляет собой удобную почву для незаметного управления.
- Играет немалую роль привлекательность цели проекта сама по себе. Его больше интересует именно проект, а не возможная выгода.
Характеристика, неудовлетворительная для менеджера среднего или высшего звена, но положительная для лидера. Черный склонен рассматривать задачи в расчете на отдаленные перспективы, что говорит о лидерских качествах. Именно в этом случае личное доверие оказывается не менее важным, а то и более важным фактором, чем желание добиться результата.
- В-четвертых, полезно для тебя Ясон, но вызовет определенное неудовольствие комиссии: твой монгрел доверяет тебе, лично, и подчиниться кому-то другому откажется.
- Смотря на каком этапе, - уточняет Ясон.
Рауль медлит, оценивая сказанное, потом соглашается.
- Да, смотря на каком этапе. Но люди работают значительно результативнее, если поставленная цель обещает эмоциональный бонус, а не сопровождается вынужденным соглашением с не вызывающим доверия вышестоящим лицом.
Люди говорят: охота пуще неволи. Ясон знает, думает, что может в полной мере оценить правоту поговорки. Потом что на спине его несли не ради выгоды, и не ради любви, а, кажется, ради чести.
- В-пятых, возможность прекратить операции с оружием, с моей точки зрения, превышает выгоду двойной оплаты его как контрабанды, потому что позволяет сразу же, не ожидая еще одного года, вывести из структур преступные элементы, или же осуществить вброс дезинформации. Последнее я считаю даже более полезным. Но в этом случае Аиша может привести какие-то дополнительные, неизвестные мне аргументы.
Ясон снова задумчиво кивает: Аиша заинтересован в поддержке нынешнего положения, потому что это позволяет ему одновременно удерживать под контролем как шпионские сети, так и контрабандные. Последних он считает удобной средой для провокаций, но Ясон полагает, что это лишь часть правды. Возможность частично контролировать Черный Рынок под его собственным Ясоновым носом, тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Далее. Структура, подчиненная такого рода лидеру обладает как достоинствами, так и недостатками, как и любая структура. Колебания и недовольство комиссии может вызвать тот факт, что благодаря твоему неожиданному выбору, структура, создаваемая твоим монгрелом, будет более независимой, потому что изначально строится не на экономической зависимости от инвесторов, а наоборот: предполагает максимальную независимость от любого рода вкладчиков. В дальнейшем, это, скорее всего, будет создавать трудности.
- Полагаешь, монгрел годится только в военачальники?
Рауль внимательно смотрит на друга, оценивая степень иронии и искренней заинтересованности – не в мнении Рауля как таковом, а в собственной правоте. С досадой признает, что желания оказаться правым намного больше, чем иронии.
- Нет, как раз в качестве военачальника он не настолько хорош, как может показаться. С другой стороны, у твоего монгрела нет образования. Я согласен, что он может справиться с руководством общины, при соответствующей поддержке, разумеется.
Ясон слегка улыбается и опускает глаза, в знак того, что понял намек. У него сумасшедший день сегодня, и все же прекрасное настроение не покидает его.
-
-
09.03.2014 в 01:29“Завязать глаза, заткнуть уши и погрузить на байк” - думает Ясон, вспоминая отчет Никласа. Рауль прав: монгрел не постесняется.
- Учитывая, что не все они твои ставленники, я предполагаю в ближайшем будущем пренеприятнейший разговор с Аишей и с Вороном (надо поставтиь чье-то блондячье имя, но я убей не помню кто там кто есть, окромя Орфея. Последний не годится).
- Я постараюсь оградить тебя от этих разговоров, – заверяет Ясон. Рауль осуждающе качает головой.
- Я рад, что ты не теряешь хорошего расположения духа, но взаимные обвинения на совете я не могу считать удачным поводом для шуток.
- Ты прав, Рауль, извини.
Рауль невольно смягчается, но тут же берет себя в руки. Ясон тоже относится к типу харизматичных лидеров.
- Следующее: твой монгрел скрывает какие-то сведения, если я правильно понимаю - что-то связанное с кочевниками. Надеюсь, ты знаешь, что он имеет в виду.
Ясон позволяет себе улыбнуться, более открыто и снисходительно.
- А вот теперь ты, пожалуй, его перецениваешь.
- Надеюсь, комиссия, согласится с твоими выводами. Монгрел держится хорошо, но не настолько, чтобы нельзя было услышать паузы. Конечно, я изучал материалы, а комиссия получит готовый отчет, но тот же Аиша, обязательно постарается прослушать все сам. И ты, кстати, не имеешь права утаивать или задерживать данные. Вот это действительно будет неприятно.
Ясон кивает, и опускает глаза, чтобы не выдать раньше времени вновь проснувшегося любопытства. Рауль, очень ответственно отнесшийся к делу изучения материалов проекта, собственное поведение не проработал достаточно тщательно. Возможно, не посчитал нужным.
- Его требование о невмешательстве само по себе вызывающе. Мы можем использовать это в своих целях, но я бы… настойчиво порекомендовал тебе, дать объяснения его мотивам. Не ожидая выводов. И чем более эти мотивы будут иметь неличную, экономическую окраску, тем выгоднее это будет, прежде всего, для тебя.
- Ты говоришь так, как будто прежде всего подозреваешь меня в личных мотивах. И так, как будто это будет первым объяснением, пришедшим на ум членов комиссии.
Рауль вздыхает, лицо его неожиданно становится усталым и потерянным, как будто он уже сотни раз говорил одно и тоже. И был прав всегда, каждый из этих сотни раз. Но он, Ясон, все равно поступал неправильно.
Ясон почти уверен, что так оно и есть.
- Ясон, две трети своих проектов ты ведешь так, как будто имеешь личную заинтересованность: в операциях, результатах исполнителях Так что нет, ничего неожиданно в этом ни для комиссии, ни для Юпитер не будет. Но ради Юпитер, подумай, что тебе сейчас важнее: разыграть с Синдикатом очередную карту в вечной игре на опережение или добиться цели с минимальными потерями? Почему ты считаешь, что в проекте “Ковчег” и “Церес” заинтересован только ты?
Ясон наклоняется в кресле, ловя взглядом глаза Рауля как в ловушку. Нет, в проекте заинтересованы еще как минимум два департамента вместе со своими кураторами - тот же Аиша и Лило Мартен, глава отдела евгеники. Для последнего вопрос Церес, а вернее “Гардиан” – один из самых проблемных и требующих постоянного участия. Так что любые изменения в существующем положении для него чреваты, если не разрушением структуры, то, как минимум, грандиозными работами по перестройке и коррекции.
Рауль опасается, что он, Ясон, Глава Синдиката, идя на поводу неведомых личных мотивов, может поставить под удар интересы Юпитер? Более того он опасается, что его точку зрения разделяет его коллеги?
- Я был настолько неосмотрителен в прошлом?
Рауль бледнеет. Усталость, страх, почти отчаяние выступают на его лице с мучительной ясностью. Он пытается взять себя в руки, выпрямляется, чуть опускает голову, чтобы золотистые длинные пряди привычно скользнули вдоль лица, укрывая его, но это не помогает. Ясон растерян. Он знает, что некоторые его поступки в прошлом оценивались как неприличные, неверные и недопустимые, в конце концов. Но он был уверен, он и сейчас уверен, по косвенным признакам и по тем данным, которые сумел достать, что все его действия, совершенные по личным мотивам, прямого ущерба Юпитер не несли. Ни Юпитер, ни Синдикату.
- Ты едва не погиб, - сухо напоминает Рауль, и, пресекая возможные возражения, продолжает, - мне пришлось проводить корректирующие процедуры, на протяжении трех месяцев, Ясон. И дело не в блокировке негативных воспоминаний, с этим твое сознание справилось самостоятельно, а в снятии чудовищной эмоциональной нагрузки, которая не позволяла твоему мозгу работать. Просто работать, Ясон.
Насколько помнил Ясон, а эту фразу, он мог произносить по праву и с немалой долей иронии, такой разговор Рауль позволял себе третий раз за все время их знакомства. А настолько слабым и беззащитным он не видел Рауля ни разу.
- Я полагал, что эти фрагменты памяти уничтожены, - задумчиво произносит Ясон, внимательно наблюдая за реакций Рауля. Тот поднимает голову, опять смотрит с осуждением.
- Ты знаешь, ты должен знать, что нет, Ясон, это же азы психологии. Разум блонди в силу своего... воспитания, не позволяет изменять или забывать даже мелочи. Коррекция касалась только эмоциональной нагрузки. Остальное ты сделал сам.
Ясон отмечает некоторую долю злорадства в его голосе, прочно свитую с усталостью, как если бы Рауль был рад воспользоваться собственной, продемонстрированной Ясону слабостью, и дать ему возможность это узнать. Что ж, он прав. Вольно или невольно, но Ясон полагал его виноватым в своей нецелостности, так же, как и Юпитер, отдавшей приказ, и считал, что мог бы справиться с последствиями самостоятельно. И он действительно справился самостоятельно.
Его попытки найти нужные сведения косвенным путем наверняка причиняли Раулю боль. И вызывали жалость.
- Разве это не означает, что функциональность моего разума полностью восстановлена?
- Да.
- Твоя работа никогда не вызывала нареканий, - Ясон постарался, чтобы в его голосе не было слышно упрека.
- Да, - Рауль замолкает на миг, но тут же вскинув голову, говорит сердито и необыкновенно взволнованно, - да. Моя работа никогда не вызывала нареканий. Но боюсь, когда дело касается тебя, мой профессионализм пасует. Я три месяца работал с твоим разумом, я четыре месяца работал с твоим телом. Я наблюдал за тобой все следующие три года. И что же? Как только ты полностью восстановился, ты затеял Кадлирнейскую компании. Я знаю каких результатов ты добился. А так же знаю, что порог допустимого возбуждения был превышен в два раза. А затем ты едва ли не самостоятельно начинаешь операцию по выявлению внедренных агентов, ввязываешься в провокацию и оказываешься жертвой покушения. Твой гравилет терпит крушение посреди пустыни и тебе чудом удается добраться до Танагуры. И среди двух тысяч обитателей пустыни не нашлось никого другого, кроме твоего монгрела, чтобы помочь тебе.
Этому объяснения нет. Ясон полагает, что смог бы выбраться самостоятельно, с большими потерями как он думает, но все же, смог бы. Но отдает себе отчет, что это было бы возможным, только в том случае, если бы ноги не отказали ему.
- Проходит еще два года. Ты ввязываешься в авантюру со Скарр и концерном “Тайга”, ты затеваешь переселение народов, а когда вопрос о лидере будущей колонии становится актуальным, этим лидером ты предлагаешь сделать своего монгрела.
- Ты видел записи, ты оценивал их. Мое мнение субъективно?
Рауль грустно качает головой.
- Ясон, дело не в твоей способности объективно оценивать людей. Но уверен ли ты в том, что способен объективно оценивать последствия?
Ясон медлит с ответом, Рауль снова тихонько вздыхает и поднимается из кресла.
- Спасибо.
Благодарность Ясона заставляет того остановиться и сказать, через силу выговаривая слова.
- Ясон. Если кто-нибудь из участников комиссии, сейчас или позднее, на любом этапе проекта, узнает, кем был твой монгрел десять лет назад, ни один из моих советов не сможет помочь тебе.
-
-
09.03.2014 в 01:30- То есть?
Шива показывает глазами на “гостей”, и вопросительно смотрит на него. Черный откровенно кривится.
- Наши гости в некотором роде должны быть в курсе, - Черный с таким же отвращением смотрит на группу. Группа, к ее чести, вся как один делает спокойное твердокаменное дружелюбное лицо, и Черный орет во всю глотку:
- Никлас! Подойдите пожалуйста!
Посмотреть на очередное проявление глюков мамы Юпы – на катер то есть, настоящий, весь красивый правительственный катер, привезший на себе дарта как любимого сына Юпитер, пришел весь лагерь. Когда катер разгрузился, около него стояло почти все население Мастерских и все караванщики, которые могли стоять. На самом краю плато, пологого, но все еще высокого торчали те, кто не мог отлучиться и те, кто не мог преодолеть спуск. Последние красочно описывали события для тех, кто лежал в лазарете и изнывал от любопытства. Внизу, те что поближе, так же красочно и во всю глотку обсуждали содержание контейнеров, и внешние и предполагаемые достоинства прибывших. Похоже, такого рода публичность оказала сильное деморализующее влияние на “гостей”. Так что после старта катера они по-прежнему держатся сплоченной группкой.
Никуда не годится.
Никлас не торопясь, но деловито подходит к Черному.
- Один из твоих останется в Мастерских? – не столько спрашивает, сколько утверждает Черный, - у тебя есть человек, от которого здесь будет практическая польза?
С этой особенностью подхода Черного: практическая польза, прежде всего – Никлас уже знаком. Но вот есть ли у него разрешение на использование всех практических знаний предполагаемого эксперта – это вопрос. Подумав, Никлас решает, что есть, но не на все.
- В принципе, любой. Но Курико изучал историю вооружений отдельным курсом.
Черный с некоторым сомнением смотрит в сторону Курико – это, кажется, вон тот высокий тип с необыкновенно кучерявой башкой и длинным носом, хмыкает.
- По мне так больше подойдет любитель древних химических рецептов.
- Это входит в курс дисциплины.
- Хорошо, - безмятежно говорит Черный и опять орет во всю глотку, – Господин Курико, подойдите , пожалуйста, к нам!
Никлас выдерживает спокойно-дружелюбное лицо со всем свойственным шпиону терпением и стоицизмом. Он знает, вернее думает, что знает, чего будет стоить работа с Черным: терпение, терпение и еще раз терпение, чтобы не придушить сукиного сына. Но если бы босс не предложил ему и в дальнейшем выполнять роль личного наблюдателя дарта, он сам бы об этом просил. И настаивал бы.
В группе происходит некое шевеление, выражающееся исключительно в обмене взглядами, но дарт приглашает к беседе, используя форму вполне вежливую, а в их обязанности входит тесный контакт с разными членами будущего сообщества. Курико подходит.
Шива смотрит на него, не меняя положения головы, а лишь скосив на него глаза.
- Когда дарт зовет, отзываться надо быстрее.
Курико останавливается, окидывает быстрым взглядом Шиву, потом Черного, потом разворачивается к Черному и медленно, почтительно кланяется. Элегантно можно сказать. Наблюдающие, а после воплей дарта их тут немало - кто свистит одобрительно, кто что-то высказывает. Курико с достоинством выпрямляется и смотрит подчеркнуто только на Черного. Последний приподымает брови, выражая ироничное одобрение.
- Ладно, годишься. Господин Курико, вам как человеку сведущему в химии будет, я так полагаю, небезынтересно познакомиться поближе с самыми старинными методами кузнечного дела. Возможно, вы что-то сумеете нам посоветовать. Если вы не против, разумеется.
Дивная официальная лексика в устах Черного производит впечатление. Шива замирает индийским божком, ожидающим поклонения от глупых смертных, Никлас изо всех сил сжимает губы, не глядя на соратника. За время переговоров с блонди из него выжали максимум информации, включая все личные впечатления и оценки, но одно дело – вглядываться в нейросканеры, стараясь уловить малейшие оттенки голоса, движения или мимики, и совсем другое – встретиться с изучаемым объектом лицом к лицу.
Черный предлагает дело, конкретное дело на благо Черного и его группы. Небезынтересное дело и без сомнений важное. Но тот, кто его примет окажется вне радиуса активных действий. Или, по крайней мере, так подумает.
Курико опять склоняется в поклоне.
- Я постараюсь оправдать ваше доверие.
- Замечательно, - Черный кивает, - в таком случае, господин Курико, вы можете прямо сейчас перейти к непосредственному участию. Только один момент, - и, поворачиваясь к Шиве, спрашивает:
- Так что там с сигналом?
- Не нам был. Далековато, я так понял где-то от лежки Купера или от той новой, что дальше к северу. Но вроде как сигнал передали вперед идущим, куда-то на Перевалку. А нам кто-то из бродячих продублировал.
- Нападение? И сколько Келли людей взял?
- В том-то и дело, что нет, типа, предупреждение. Келли пятерых взял, все на байках с… гранатами. Все нормально, - Шива едва заметно медлит, прежде чем договорить о гранатах. Раз эти люди все равно торчат на Мастерских, то скрывать от них сведения о вооружения – затея глупая. Но и доверять ни с того, ни с сего впервые виденному человеку Шива не привык. Даже если человеку по неизвестным причинам доверяет Черный.
Тем более что не очень-то и доверяет. Тем более, что и Черный для Шивы – человек со слов Белка. Сам-то Шива с ним только прошлым летом познакомился.
Черный на миг теряет свое насмешливое спокойствие, усталость и напряжение залегают морщинками в углах рта, в углах глаз. Он сразу, кажется старше, сильнее и злее, чем обычно выглядит, но тут же усмехается и щурится, окидывая взглядом Мастерские.
- Ладно, подождем, пока вернется. Рагон когда уехал?
- Да с утра еще. Четырех не было.
Черный кивает не столько сказанным словам, сколько своим мыслям и говорит, полуобернувшись к Никласу.
- Возьми кого-то из своих – поедем к Рагону, - и, не оглядываясь, направляется в лазарет. Там на пороге, от чего Шарик впадает в перманентную ярость, высится Сиггел. И на весь разговор с ним у Черного те пару минут, которые Никлас постарается свести к минимуму.
- Это что ль, теперь наши наблюдатели?
- Да.
- И на хрен они нам нужны?
- На случай, если кому-то опять захочется поиграть в учебные полеты.
- И че с ними делать?
- Не убивать для начала.
- А дальше что? Трахать, что ли?
- Хорошая идея.
- Чего?
- Сиггел, мне нужен человек, с которым ни один из них не захочет работать, понимаешь? Найди среди своих такого, сам возьмись, но от кого-то они должны шарахаться. Троих я приспособлю, но от двоих избавиться не удастся.
- Е-мое! А прирезать точно нельзя?
- Только если хочешь лечь рядом.
Никлас приводит второго, которому предназначается быть приспособленным, - а в том, что Рагон отлично справится с ролью шпионопридержателя, Черный не сомневается - стройного русоволосого парня с изящными тонкими руками. Черный впивается взглядом в эти аристократические руки, мысленно объясняя чересчур ушлого Никласу, что он о нем думает, но ничем себя не выдает. Окидывает внимательным взглядом и удивленно приподымает бровь:
- Не понял. А что поклоны мне больше не положены?
-
-
09.03.2014 в 11:11нет, я ничего не читала. так что у меня сегодня прекрасный день.
и продолжение даст повод перечитать все предыдущие части.
еще раз
читать дальше
-
-
09.03.2014 в 12:09-
-
09.03.2014 в 12:15-
-
09.03.2014 в 14:03С 8 марта!
Это старый дизайн на самом деле. Цветущая пустыня - мне Рыся нашла и подарила.
-
-
09.03.2014 в 14:48-
-
09.03.2014 в 16:35Как вам Сталлер?
-
-
09.03.2014 в 16:39-
-
09.03.2014 в 22:19Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни. какие прекрасные слова, правильные и настоящие.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее. ну и этот момент как обычно непередаваемо шикарен. Черный
-
-
09.03.2014 в 22:21-
-
09.03.2014 в 22:59Переговоры Черного с Ясоном понравились. Как обычно, полностью просчитать поведение Рики Ясон не может )))
Все больше нравится Никлас. Сложная у него задача )))
Сталлер хорош. Хочется, чтобы и у него все как-то сложилось...
Какого рагона ты решил, что можешь понять, кто из них стоит жизни, а кто нет, ты… ты… блонди!
"Блонди" как самое страшное ругательство...
надо поставтиь чье-то блондячье имя, но я убей не помню кто там кто есть, окромя Орфея.
А какой нужен? В смысле, с какими функциями? Более-менее известно только про шестерых, остальные совсем по нулям.
Попозже перечитаю одним куском, может на трезвую голову более внятно впечатления сформулируются.
-
-
09.03.2014 в 23:06Вообще вопрос надо было выкинуть, это он для Рыси стоял. а о нем вообще забыла.
-
-
09.03.2014 в 23:07камка, Umbridge, большое спасибо! Что не забыли. читаете и пишите!
-
-
09.03.2014 в 23:09ждем, ждем продолжения, как же иначе
-
-
09.03.2014 в 23:17Судя по 8-му тому, внешней безопасностью (шпионами так уж точно) занимается Зильбер/Жильбер/Гилберт Домина.
-
-
09.03.2014 в 23:29