Мне все время кажется, что начало третьей части читали уже все, потому что кучу кусков уже выкладывала. Но вот эти куски вместе.
Не бечено.
читать дальше
Третья часть.
Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым,
Городу две тысячи лет,
В. Цой “Белый снег, серый лед”.
- Кент, иди поешь.
- Не хочу, - и чертова идиотская улыбка в тридцать два зуба. Тонико прикрывает глаза на секунду, руки механически продолжают двигаться: распаковать контейнер, засунуть в микроволновку. Поставить таймер.
Прислониться лбом к холодильнику и послать к рагонам проклятую планету и всех живущих на ней ублюдков. Такое он делал позавчера и кажется с неделю назад. Вчера в ответ на зависшую на лице Кента улыбку, он размахнулся и дал тому в челюсть. Так что улыбка у него теперь не на тридцать два, а на тридцать: еще один зуб Кент потерял давно. Кажется сразу после “Гардиан”.
Таймер пищит. Зазывно мигая зеленым знаком . Тонико тупо смотрит на табло. Открывает дверцу, вытаскивает контейнер. Надо снять остатки упаковки, пока они не начали самообрабатываться прямо на тарелке. “Кошибу и ТЦ” - дешевая марка, упаковка превращается в ответное оплывшее желе или вообще лужу, если во время не убрать - будешь есть с соусом.
Тонико открывает утилизационный люк и выбрасывает все вместе – и еду и упаковку. У него такое ощущение, как будто его самого туда пытаются сбросить. Временами ему кажется. Что он не против.
Кент сидит перед голоэкраном. Улыбается, но уже не так радостно: видимо это связано с новостями – а на экране крутится ролик о катастрофе на станции гипер-узла. Накладка выхода, ошибка оператора. Сбой системы, тер акт – рагон их знает. Что там происходит, но в результате два уже воплощенных корабля практически въехали друг в друга, перемешав свое содержимое с завидной равномерностью. К счастью. Суда были небольшие, и жертв оказалось немного. Тонико думает, что изображенный мясной фарш - следствие хорошей творческой работы оператора.
Кент так бы сказал. Нелею назад, две недели назад. Он так бы сказал и проехался еще как-нибудь по операторам системы и тем, кто нахапал кредитов при строительстве. А вот он бы. Тонико. Он бы говорил о жертвах и сокрушался. Хотя бы в слух.
- Кент.
- Посмотри, - Кент поворачивается к нему. Он действительно не улыбается. Лицо у него как печальная маска мультяшного героя, - ужас какой. Страшная трагедия.
Он не улыбается, но глаза у него блестят жадным интересом. Не презрением к неудачникам, сумевшим влезть в такое дерьмо, не презрением к нему. Тонико, за то, что тот сочувствует неудачникам. Потому что сам неудачник.
- Кент, с каких пор тебя волнует это дерьмо?
На миг лицо у него перекашивается. Становится злобным, каким-то отчаянным. Тонико ловит этот миг с жадность. Даже подается вперед, чтобы разглядеть получше или может задержать подольше. Но тут выражение исчезает, словно канал переключили и Кент говорит:
- Там летают наши корабли. И мы, и кто-то из наших может оказаться в таком месте.
- Какое тебе дело до наших кораблей? И мы там никак оказаться не можем. Ты что, спятил?
- Это наши корабли, - упрямо повторяет Кент и, подумав, добавляет, - это ты не во что не вроешь и ничего не хочешь. Вечно ноешь только. А если мы тоже станем гражданами, то сможем и летать.
- Ты идиот. Ты просто идиот, - безнадежно повторяет Тонико, - у тебя, блядь, крыша поехала. А ты даже не видишь этого.
- Это ты не видишь, - злобно шипит Кент, - только ноешь. Сидишь тут и ноешь. Отвали от меня. Я новости смотрю.
Голос звучит, так как будто это снова его Кент. Но Тонико уже не ведется. Не смотря на злость на лице. Несмотря на полученный за выбитый зуб не хреновый фингал, и не менее не хреновый удар по почкам, Тонико все равно больше не ведется. Он просто встает и уходит на кухню: смотреть, как на стене соседнего здания пляшет проекция нового социального проекта.
Почему в это дерьмо верит Кент? Почему не верит он, Тонико? Нытик и неудачник, всегда снизу, всегда крайний. Ну почему он не верит? И почему вместо незлобного недоублюдка Кента ему хочется видеть старого злобного ублюдка Кента?
Он слышит, как Кент входит на кухню, как останавливается позади него и неуверенно говорит:
- Ты просто не догоняешь. Ты должен… блядь, ну я не знаю, но ты просто не догоняешь.
Тонико кажется. Что вот именно сейчас его запихивают в утилизационный люк. А Кент, тот, что стоит у него за спиной – это Кент, который из этого люка уже вернулся.
- Хочешь что-то спросить?
- Нет. Я хочу послушать.
- Хорошо, - блонди разворачивает кресло, садится спиной к окну, складывает ладони на коленях – одну руку на другую. Волосы светятся против солнца, в их сиянии лица почти не видно. Черный слабо морщится, но проглатывает возражение: какая разница видит он его лицо или не видит?
Но посмотреть он бы не отказался.
- Я сожалею, что тебе пришлось понести потери.
Черный издает неопределенный звук, то ли презрения, то ли гнева, выдыхает медленно, глядя на стену. Он просто не ожидал, что слова блонди, это его… попытка может причинить такую боль. Они все для блонди – пешки, разменная монета. Но услышать это от самого блонди все равно больно.
Черный вспоминает людей, идущих за ним сквозь бурю, взрывы, крики, огонь и землю, вставшую на дыбы, людей, которые продолжали сражаться, людей, которые проиграли и людей, которых выиграли – и ничего не говорит. Не кричит, не требует, не гневается. Ему нет дело до блонди, ему нет дела до его игр. У него своя цель.
- Ты не сожалеешь. Ты понятия не имеешь, что это были за люди, ты понятия не имеешь, что они сделали. Так что нет, ты - не сожалеешь.
Черный уверен, что блонди улыбается: едва заметно, с оттенком превосходства и доброжелательной снисходительности.
- Я сожалею о твоих потерях, а не о людях, которых ты потерял.
- Да, верно. Я прослушал половину.
Блонди слегка склоняет голову:
- Может быть, лучше отложить нашу беседу? Ты устал? Голоден?
Черный отрицательно качает головой.
- Нет. Я спал в катере.
Потом, решив, что любезное предложение блонди можно истолковать по-разному, опускается на пол и вольготно вытягивает ноги. Стена здесь тоже теплая и шершавая – как в той камере.
- Я велю принести стул, – говорит блонди.
Черный думает: “Что ж сразу не велел?”, но указать на это очевидное обстоятельство не желает. Ясон в жизни ничего не сделал, не представив сто пятьдесят вариантов последствий. Так что наверняка рассмотрел и такой.
- Не надо. Мне и так хорошо.
Ясон кивает, складывает ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались, и начинает.
- Как ты уже знаешь, Рики, происходящее в пустыне является долговременным проектом.
Черный невежливо прерывает:
- Ты можешь не называть меня Рики?
- Почему? Это твое имя, насколько я знаю.
- Да, точно. Только меня так называли сто лет тому назад. Я отвык.
- Тебе неприятно?
Проявление человечности у Ясона, внимательности к нему, всегда ставили Черного в тупик: что имеет в виду блонди? Какую цель преследует? Или, если точнее выразиться: что он хочет узнать, чтобы ударить побольнее.
Ну и что хочет узнать Ясон на этот раз?
- Да, неприятно.
- Хорошо, - Ясон молчит несколько секунд, как если бы ему требовалось собраться с мыслями, что совершенно точно – Черный уверен – неправда, и продолжает, - так вот, проект был начат в прошлом году и уничтожение кочевничьих банд было его первым этапом.
Ясон замолкает, давая возможность высказаться собеседнику. Черный молчит: обсуждать решения Юпитер – пустое дело, а проболтаться о предполагаемой судьбе некоторых из этих уничтоженных кочевничьих банд можно запросто.
- Вторым этапом является районирование пустыни и обозначение территориальных границ районов. Таким образом, можно разделить население на небольшие структурированные группы, легче поддающиеся контролю, и связанные общими интересами. Предполагалось разжигать конфликты между этими группами, чтобы определить наиболее эффективную, и позволить этой группе захватить власть над всеми или над большинством районов. Это позволило бы сформировать из разрозненных групп подобие общины с четкой иерархией и более высокой степенью организованности, чем это возможно в группе с непостоянным населением и интересами. Лидер такой группы, что, очевидно, пользовался бы огромным влиянием, что в свою очередь позволило бы ему изменить устоявшийся порядок без обычных конфликтов.
Черный молчит: щурится от солнца, лезущего в глаза, но упорно смотрит на него. Напротив света фигура Ясона словно тает, как если бы его здесь не было вовсе, как если бы это была просто какая-то голограмма никчемная. Ему очень, очень хотелось бы думать, что это не настоящий Ясон. Не тот Ясон, которого он знал десять лет тому назад и даже не тот, кого тащил на своем горбу три года тому назад.
Но он знает, что это неправда. Это – настоящий Ясон Минк, и ничего тут не поделать.
- Предполагается, что население пустыни увеличится за счет притока обитателей Церес и лидер новой общины, пользуясь своим влиянием, сможет контролировать и корректировать этот поток, пополняя общину полезными членами общества. На третьем этапе проекта ожидается получить сформированное, функционирующее человеческое сообщество с устойчивой системой исполнительной и законодательной власти.
Черный чувствует, что теряет нить разговора. Ясон что-то имеет в виду, выражаясь так официально и правильно до тошноты. И если он, Черный, правильно понял Никласа, то здесь, на его месте, вполне мог сидеть Сталлер, или еще Юпитер знает кто, и выслушивать сентенции блонди. Наверное, Сталлеру было бы понятнее то, о чем говорит Ясон, хотя по слухам, его противник тоже невысокого происхождения. То, что целью чертовой игры было выявление самого эффективного лидера – он понял. Что пустыню хотели поделить, и стравить людей друг с другом, а потом под кем-то объединить – это он тоже догадался. Община с исполнительной и законодательной властью ставит Черного в тупик: это, в смысле, кому карать, а кому придумывать за что и как?
Вчера он похоронил своих друзей. Людей, которых знал давным-давно, людей, которых знал недавно, людей с которым шел по тракту, людей, которых вообще не знал, но вместе с которыми сражался. Он их потерял. Они погибли. И они погибли не за то, чтобы он стал самым эффективным лидером.
- Блонди, - Черный откашливается, чтобы не заорать во весь голос или не вцепиться в это чудесное прекрасное равнодушное лицо. Ничего из этого не выйдет – он знает, блонди просто высмеет его, - Боюсь мне совершенно безынтересно, что там у тебя за суперпроект и что там положено делать по этапам. Думаю, тебе точно так же безынтересно, сколько людей за этот твой проект кровью умылись и сколько еще сдохнут. Так что давай, не будем пересказывать друг другу свои интересы. Давай, те мне скажешь, что ты хочешь, а я подумаю: сумею я с тебя за это что-то слупить или пошлю на хрен.
Ясон медлит с ответом: вряд ли его смутила наглость Черного, так что обдумывает он что-то свое, блондевское, а Черный в этот момент пытается представить на своем месте Сталлера: интересно, а ему блонди дал бы стул? Или тот бы простоял перед ним по стойке “смирно”?
- Три года назад, ты утверждал, что не продаешься.
Черный усмехается. Три года. Ха! Три года назад он был сам по себе, отвечал только за свою задницу и мог разбрасываться горделивыми заявлениями. А вот ради своих, продать может и не только свою жизнь.
- Дурак был. Теперь поумнел.
Ясон снова медлит и в какой-то дикий крошечный миг, Черный почти воочию представляет, как блонди поднимается из кресла, идет к нему, а в пальцах блестит то самое гребанное кольцо. Миг проходит, он коротко смеется – привидится же такое – и ждет продолжения. Похоже, блонди немного удивлен.
- И что ты можешь предложить?
Вот теперь Черный не выдерживает и хохочет: громко и откровенно, качает головой и кашляет, как всегда после смеха.
- Нет, блонди. Это мы уже проходили. Это ты хочешь купить, а не я – продать. Так что ты и предлагай.
- Статуса лидера, под властью которого и будет находиться община, тебе недостаточно?
Черный пожимает плечами. Блонди меняет тему, блонди увиливает – блонди не хочет говорить о деле.
- Не забывай о второй возможности: я всегда могу послать тебя на хрен.
Черному кажется, что Ясон улыбается. Да нет, не кажется, точно улыбается, как тогда в колодце – с таким удовлетворенным видом как будто его наглость самое правильное из того, что он мог услышать.
- Хорошо. Значит, лидером всех пустынников ты быть не желаешь?
- Нет.
- И быть владельцем всех обогатительных станций и водяных источников тоже?
- Нет.
- Даже если у тебя будет официальный гражданский статус?
Черный отлепляется от стены, сильно щурится, пытаясь все-таки увидеть, что там сейчас изображает лицо Ясона. Если бы это был не Ясон, а нормальный человек, если бы это был, например, Келли с его любовью к розыгрышам и сюрпризам, он бы решил, что блонди пытается преподнести ему сюрприз в лучшем виде. Разыгрывает, интригует, чтобы добиться наибольшего эффекта.
- Какого рагона?! Что ты задумал. Блонди?
Ясон наклоняется вперед, свет больше не скрывает его лица. Он действительно улыбается и глаза у него веселые и насмешливые.
- Я хочу, Черный, чтобы ты выиграл войну. Чтобы ты собрал вокруг себя как можно больше людей, чтобы эти люди были похожи на тебя и считали тебя своим лидером, чтобы эти люди, так же как и ты, хотели свободы и независимости. И тогда, Черный, я дам вам эту свободу. Я посажу вас всех на корабли и отправлю осваивать новую планету.
Келли смотрит на потолок и думает, что у него “дежа вю”: опять он лежит на спине, опять смотрит в потолок землянки и опять у него все ребра сами на себя не похожи. Может, ему все приснилось? Может, ничего не было?
Но потолок здесь другой. И запах точно другой: раскаленное железо, порох, мокрая глина и сера. Интересно, что здесь делает сера?
Его “землянка” - ниша в скале. С одной стороны ниша закрыта прикрепленным на какой-то конструкции брезентовым и, что гораздо удивительнее, вторым тонким пологом из обработанной бумаги. Брезент поднят наверх, второй полог закреплен сбоку – даже фалды есть как на какой-нибудь натуральной принцессиной кровати. И смех и грех.
Тихий усаживается перед “входом” на корточки. Молчит, подбрасывая в ладони какую-то мелочь: то ли популярные в пустыне кости рагона, то ли еще что-то, нанизанное на тонкую веревку. Келли хмыкает про себя и вместо того, чтобы ждать нужного вопроса, спрашивает сам:
- Ты как?
Тихий быстро взглядывает на него, без удивления, и даже с каким-то одобрением, и Келли расплывается в улыбке.
- Нормально, - потом решает уточнить в своей своеобразной манере, - все живы.
Келли чувствует, как улыбка натягивается на его щеках, но продолжает излучать радость. Не все, кто дошли, живы. Ольхе, Торн, Вервен – вторая неизменная медсестра – умерли уже в Мастерских. Из людей Рагона умерло еще четверо, которых Келли плохо помнит. Умер Дап, он был ранен в живот, до Мастерских он дотянул, но скончался, как только они поднялись на плато. Кто-то умер из механиков, но последних Келли совсем не знает.
Слова Тихого означают, что сегодня из тех, кто дошел, еще никто не умер. Но и это тоже хорошо.
Келли, вспомнив, неосознанно касается груди ладонью. Тогда в окопе, он не понял, что произошло: он ощутил удар, он успел удивиться и возмутиться, а следующее, что он помнит
- покачивание серого неба над головой, настолько тошнотворное, что его желудок тут же решил об этом сообщить. Шарик потом говорил, что его ударило камнем, просто куском глины, который откололся от бруствера и зафигачился ему под ребра. Забавно, учитывая, сколько и чего ему туда зафигачивали за последние полгода.
- А Хорек?
Хорек в Мастерские тоже добрался, ну, то есть, довезли. Правда, тоже на носилках: на байках отправили относительно целых раненых. Несколько осколков пропахали мышцы и кожу на спине, и какой-то из них повредил позвоночник: ноги Хорек вроде бы ощущает, но двигаться не может. Возможно пока.
Келли видел его вчера: Кетут и Рона тащили его к кузне на куске брезента, к которому уже успели приделать удобные ручки и подобие спинки из двух перекрещенных железяк – получилось подобие висячего стула, и Хорек покачивался в нем с видом варварского божка. Во всяком случае, выражение лица у него было умиротворенное и счастливое. И вообще у него было выражение лица.
- Лучше всех, - слегка улыбается Тихий, имея в виду именно этот счастливый и довольный вид. Такое впечатление, как будто Хорька все устраивает.
- А Черный? – спрашивает Келли и тут же вспоминает: да, Черного здесь нет, а у него, Келли, сотрясение и поэтому некоторые вещи постоянно выпадают из памяти.
Тихий пожимает плечами, невольно стискивая в ладони тихо бренчащую мелочь. Ни слуху ни духу от Черного, два дня уже как. Что он там делает в Танагуре?
- Голова болит?
Келли задумчиво смотрит на потолок, потом на Тихого: болит, что ей сделается? Тот кивает, встает, неопределенно машет рукой, то ли собравшись попрощаться, то ли выражая надежду на выздоровление, и двигается в сторону кузни.
Келли провожает его взглядом, потом снова смотрит на потолок. Ну, то есть, на полотнище. Он думает.
Кузня сейчас не работает. Келли немного жалеет об этом, уж больно сказочное это было зрелище: пар, клубами вырывающийся из кузни, высверки огня и алый отсвет расплавленного металла, люди в своих асбестовых фартуках и масках, с потемневшими лицами и руками, похожие то ли на ожившие статуи, то ли на чертей из преисподней. Но лазарет с кузней оказался не совместим, и плавильное дело временно приостановили, так же как и испытания новых бомбометов. Шива рвал и метал.
А потому здесь тишь и благодать, Солнце поджаривает пустыню как ему и положено, скалы тихо дымятся от зноя, а к безжизненному запаху нагретого песка примешивается запах крови, мочи и гниющей плоти. В некоторых случаях повязки не спасали или были наложены слишком поздно: песок попадал в рану, и приходилось срезать плоть до живой ткани и начинать лечение заново.
А теперь вот Тихий пришел интересоваться его самочувствием. Не то чтобы Келли считал,что Тихому безразлично его самочувствие, но вот то, что обеспокоенность Тихого выражается в несколько другой форме – в этом он уверен.
Тихий что-то задумал, какую-то … экспедицию и хочет убедиться, что его старый раненый друг надежно пришпилен к койке своим состоянием. А Черный об этом не знает. Иначе не зачем было бы в чем-то убеждаться. А значит, и дальше Тихий будет действовать втихаря и в надежде, что Черный его не подловит. Зряшная надежда: Черный на раз просекает подозрительные дополнительные мысли, так что у Тихого ничего не выйдет.
Тут Келли вспоминает, что Черный сейчас отсутствует, что Тихому больше никто не указ, а с ним, Келли, он вообще не захотел ни о чем говорить. Плохо дело: если он опять забудет, что Черного нет, то не сумеет вовремя вмешаться или предпринять что-нибудь, потому что понадеется на Черного. А если не забудет, то, что он может сделать?
Лежка Купера большой никогда не была. Но использовалась почти круглый год: не так чтоб совсем далеко от Перевалки, не так чтобы совсем уж далеко от тракта – в аккурат посредине, и те, кому не надо было делать петлю на Холодную шахту, сокращали путь, направляясь прямиком с тракта до Перевалки через лежку Купера. Очень удобное место.
Собственно оно и сейчас очень удобное место. Восстановить несколько землянок – невелик труд, отстроить картонные халабуды и гаражи – тоже, разве что чуть дольше. Восстановить погибших людей будет, конечно, невозможно. Но в пустыне так всегда: одни уходят, другие приходят.
Барбра мрачно ковыряет песок рогатиной, искоса поглядывая на своих людей, осторожно пробирающихся между обвалами, грудами разбитых машин и трупами. Последних обыскивают: кислород и воду с тех поснимали, может еще какие мелочи, а вот консервы остались, батареи остались, ножи и даже гвоздеметы. Барбра рассматривает обнаруженное имущество и еще сильнее мрачнеет.
Прав он было в своем предположении: ублюдки пошли на Перевалку. А дальше двинут на Южные Горы, по шахтам, захватят обогатительную установку, вырежут шахты и привет: вся власть будет у Сталлера. Перевалка, конечно, тот еще камешек, хрен смелешь, да и саму остановку взять им надо целой, но судя по “подарочку” Белки, люди это будут крайне серьезные. Так что рассчитывать на то, что оружие – это всего лишь преувеличенная байка не стоит. Какая там на хрен байка, если у трупов отверстия в башках и желудках?
- Слышь, дарт, - Гром, прозванный так за умение матерится с необыкновенным искусством, затягивается у кого-то обнаруженной сигаретой, протягивает одну Барбре, тот принюхивается: сигарета с травкой, скрученная не здесь. Гром ловит его удивленный взгляд и подтверждает:
- На трупе нашел. Богатый, однако, бандит пошел, а? На травки не зарится.
- Угу, - кивает Барбра, подкуривая.
- И оружие ему не надо, и байки ему не надо. Они че, с Перевалки думают пехом идти?
- Угу, – снова кивает Барбар, не обращая внимания на удивление Грома.
- Кислород, однако же забрали.
- Угу, - Барбра кивает в третий раз и машет своему помощнику Керту, – собирай людей. Идем дальше.
- Куда?
- На Перевалку. Попробуем их обогнать, - травка в сигарете есть, Барбра по вкусу ее чувствует. А вот эффекта никакого, как будто сухое сено скурил. Есть во всем происходящем еще какое-то дерьмо, которое он вот так сходу никак не просечет. Что-то совсем дерьмовое и невиданное.
- Пешком... а один на байках, - Гром затягивается, с сомнением качает головой. Барбра удерживается от того, чтобы дать ему как следует, только холодно повторяет,
- Попробуем обогнать.
Когда его люди собираются, поправляя мешки, пояса и ботинки пред тем, как снова двинутся, он, хмурясь, снова подзывает Керта.
- Облей напалмом пару машин и подожги.
Керт с недоумением смотрит на него: о сигналах затеянных Черным он, конечно, слышал, сам же Барбра не раз и распространялся. Но они вроде как сами бедствия не терпят, а тем, кто тут погиб, помощь уже не нужна.
- Подожги. Пусть на Перевалке подымут свои задницы.
Когда они уходят, вслед им идет волна жара и вони, что-то несильно взрывается. От огня на багровеющий песок ложатся длинные прыгающие тени, столб дыма в быстрых ночных сумерках долго виден не будет. Но это все, что они сейчас могут сделать, и они это делают.
Ясон, дежурно улыбаясь, подносит бокал к губам, атташе по здравоохранению Кирия Торренс - умная, красивая, чертовски хитрая бестия, то же улыбается, опустив ресницы и пряча насмешливый блеск глаз. Чтобы выпить глоток, она запрокидывает голову, демонстрируя изящную смуглую шею и мерцающий блеск белого золота в ушах. Кожа ее в приглушенном свете сияет шелком, сияют влажные от вина губы, когда она опускает бокал. Сияют темные прекрасные глаза, когда она снова взглядывает на Ясона – мечтательно и насмешливо.
Она чертовски хороша - новый шпион Альянса и по совместительству держатель акций концерна “Тайги” как не без основания полагает Ясон. И достаточно умна, чтобы знать насколько бесполезно расточать чары на представителей Синдиката. А значит, у ее поведения есть другие причины: либо госпожа Торренс жаждет прямого разговора, прикрываясь невинным флиртом, либо все представление затеяно для некоего наблюдателя, либо и то и другое вместе.
- Ваша планета славится разнообразными развлечениями.
- На Амой рады гостям, - поддерживает Ясон. Беседа с атташе по здравоохранению не соответствую его уровню, что уже является поводом для слухов, беседа с одним из держателей или контролирующих лиц “Тайги” была бы достойной причиной, но подобная информация не является достоянием гласности. Кирин подсунул Ясону Аиша, отчаявшись наладить сотрудничество с прекрасной гостьей. По-видимому, у госпожи Кирии вполне определенные инструкции.
- На самом деле не так уж разнообразны ваши развлечения, - Кирия улыбается, прокручивая в пальцах ножку бокала, - как и ваша гостеприимность.
- Ваши слова способны вызвать отчаяние у любого из присутствующих, - Ясон, посчитав комплимент слишком громоздким, на миг колеблется: помочь госпоже Кирие с организацией приватной встречи или понаблюдать за ее маневрами, - чем же вам так не угодили наши развлечения?
- Однонаправленностью, я бы сказала, - улыбается Кирия. Если смотреть со стороны, то кажется, что женщина только что услышала непристойное, но крайне увлекательное предложение.
- Что поделать. Интересы людей не изменились.
Кирия улыбается шире, демонстрируя жемчужные влажные зубки – собственные, как автоматически отмечает Ясон. Одна из странностей появления в посольстве атташе именно по здравоохранению: Шамайи – родина госпожи Кирие, отличается удивительно высокой культурой безопасности. Отменный генетический фонд – одно из последствий ее соблюдения.
- О да. Секс, деньги и власть – вечные три кита. Порой мне кажется, мы сами их придумали, боясь потерять смысл жизни.
Слова, сказанные для красоты, для обозначения намерений в ничего не значащем разговоре, неожиданно сильно действуют на Ясона. Секс, деньги и власть. Или может, секс, имущество и контроль –три фактора управления, с которыми любой дипломат учится работать с пеленок. Альфа, бета и омега, которые занимают столько места, что кажется – ничего больше нет; что кажется – все остальное не имеет значения, всего лишь мелкие подробности рядом с базовыми стремлениями.
А ведь любой из людей, любой из тех, кто здесь присутствует, каким бы прожженным интриганом он не был: и прекрасная госпожа Кирие, способная плести из этих трех ниток невиданной сложности узор, и неизвестный пока ему наблюдатель, для которого разыгрывается спектакль из одного лица, и сидящий за соседним столиком представитель концерна “Пауэрт, Лидо и Крамер”, третий год обеспечивающий официальное прикрытие деятельности концерна на Амой и напивающийся раз в неделю до бессознательного состояния – они все знают то, что остается вне этой триады. Они знают, пусть это и случилось один раз и в дальней в юности - о любви. Они знают, пусть мельком, на несколько минут медитации на резиновом коврике, или полете байка через пропасть - о свободе. Они знают, пусть и одаривая только своих детей, в тот краткий миг, когда разворачивается подарок - о счастье. Они знают о том, что неведомо, о том, что не сбылось - они все это знают. И прячут. И молчат. Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни.
Юпитер знает по какой причине, Ясон вечером наблюдает за своим гостем. Поведение Черного вполне предсказуемо: он внимательно осматривает предоставленную комнату; явно уверенный в наличие камер наблюдения, только хмыкает, разглядывая лепнину потолка. Появление фурнитура с подносом еды, его, кажется, удивляет, но от вопросов он воздерживается. Молча садится, молча ест. Еда не вызывает у него удивлений или опасений, явно знакома, и то, что апельсины нужно очищать, не смотря на их внешне привлекательную кожуру, знает. Действия его неуклюжи, как у человека очень давно не пользующегося нормальными столовыми приборами, но свидетельствуют об определенных навыках.
После ужина Черный устраивается на подоконнике, рассматривая панораму Танагуры. И в этом положении и в его позе столько привычности, что Ясон не сомневается: его пет, его бывший пет, долгое время проводил именно так.
Ясон пытается это представить: Черный, то есть, тогда еще Рики, был младше на десять лет, что все равно совершенно не укладывается в возрастные рамки петов, выглядел вполне зрелым, если не мужчиной, то юношей. У него не было шрамов, его кожа была гладкой, волосы короткими, и ничего кроме собственного упрямства он не имел за душой.
Представить не получается. Мысленно Ясон легко воспроизводит внешний вид, но этому образу чего-то не хватает. Черный на подоконнике выглядит временным жильцом: крепкий, выносливый, прочный как стальной многожильный трос, со следами нелегкой опасной жизни. Он гость здесь, чужой, непривычный, неуправляемый – опасный.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее.
А на следующий день они продолжили разговор, и он был совсем не так прост, как представлялось блонди.
И в комментариях
Продолжение от 8 июля
Продолжение от 16 июня
Продолжение от 9 июня
Продолжение от 12 мая
Продолжение от 28 апреля.
Продолжение - 21 апреля. Еще выложу.
Продолжение от 20 апреля - маленькое.
Продолжение от 16 марта.
Продолжение от 29 марта.
Буду потыхеньку добавлять.
Не бечено.
читать дальше
Третья часть.
Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым,
Городу две тысячи лет,
В. Цой “Белый снег, серый лед”.
- Кент, иди поешь.
- Не хочу, - и чертова идиотская улыбка в тридцать два зуба. Тонико прикрывает глаза на секунду, руки механически продолжают двигаться: распаковать контейнер, засунуть в микроволновку. Поставить таймер.
Прислониться лбом к холодильнику и послать к рагонам проклятую планету и всех живущих на ней ублюдков. Такое он делал позавчера и кажется с неделю назад. Вчера в ответ на зависшую на лице Кента улыбку, он размахнулся и дал тому в челюсть. Так что улыбка у него теперь не на тридцать два, а на тридцать: еще один зуб Кент потерял давно. Кажется сразу после “Гардиан”.
Таймер пищит. Зазывно мигая зеленым знаком . Тонико тупо смотрит на табло. Открывает дверцу, вытаскивает контейнер. Надо снять остатки упаковки, пока они не начали самообрабатываться прямо на тарелке. “Кошибу и ТЦ” - дешевая марка, упаковка превращается в ответное оплывшее желе или вообще лужу, если во время не убрать - будешь есть с соусом.
Тонико открывает утилизационный люк и выбрасывает все вместе – и еду и упаковку. У него такое ощущение, как будто его самого туда пытаются сбросить. Временами ему кажется. Что он не против.
Кент сидит перед голоэкраном. Улыбается, но уже не так радостно: видимо это связано с новостями – а на экране крутится ролик о катастрофе на станции гипер-узла. Накладка выхода, ошибка оператора. Сбой системы, тер акт – рагон их знает. Что там происходит, но в результате два уже воплощенных корабля практически въехали друг в друга, перемешав свое содержимое с завидной равномерностью. К счастью. Суда были небольшие, и жертв оказалось немного. Тонико думает, что изображенный мясной фарш - следствие хорошей творческой работы оператора.
Кент так бы сказал. Нелею назад, две недели назад. Он так бы сказал и проехался еще как-нибудь по операторам системы и тем, кто нахапал кредитов при строительстве. А вот он бы. Тонико. Он бы говорил о жертвах и сокрушался. Хотя бы в слух.
- Кент.
- Посмотри, - Кент поворачивается к нему. Он действительно не улыбается. Лицо у него как печальная маска мультяшного героя, - ужас какой. Страшная трагедия.
Он не улыбается, но глаза у него блестят жадным интересом. Не презрением к неудачникам, сумевшим влезть в такое дерьмо, не презрением к нему. Тонико, за то, что тот сочувствует неудачникам. Потому что сам неудачник.
- Кент, с каких пор тебя волнует это дерьмо?
На миг лицо у него перекашивается. Становится злобным, каким-то отчаянным. Тонико ловит этот миг с жадность. Даже подается вперед, чтобы разглядеть получше или может задержать подольше. Но тут выражение исчезает, словно канал переключили и Кент говорит:
- Там летают наши корабли. И мы, и кто-то из наших может оказаться в таком месте.
- Какое тебе дело до наших кораблей? И мы там никак оказаться не можем. Ты что, спятил?
- Это наши корабли, - упрямо повторяет Кент и, подумав, добавляет, - это ты не во что не вроешь и ничего не хочешь. Вечно ноешь только. А если мы тоже станем гражданами, то сможем и летать.
- Ты идиот. Ты просто идиот, - безнадежно повторяет Тонико, - у тебя, блядь, крыша поехала. А ты даже не видишь этого.
- Это ты не видишь, - злобно шипит Кент, - только ноешь. Сидишь тут и ноешь. Отвали от меня. Я новости смотрю.
Голос звучит, так как будто это снова его Кент. Но Тонико уже не ведется. Не смотря на злость на лице. Несмотря на полученный за выбитый зуб не хреновый фингал, и не менее не хреновый удар по почкам, Тонико все равно больше не ведется. Он просто встает и уходит на кухню: смотреть, как на стене соседнего здания пляшет проекция нового социального проекта.
Почему в это дерьмо верит Кент? Почему не верит он, Тонико? Нытик и неудачник, всегда снизу, всегда крайний. Ну почему он не верит? И почему вместо незлобного недоублюдка Кента ему хочется видеть старого злобного ублюдка Кента?
Он слышит, как Кент входит на кухню, как останавливается позади него и неуверенно говорит:
- Ты просто не догоняешь. Ты должен… блядь, ну я не знаю, но ты просто не догоняешь.
Тонико кажется. Что вот именно сейчас его запихивают в утилизационный люк. А Кент, тот, что стоит у него за спиной – это Кент, который из этого люка уже вернулся.
- Хочешь что-то спросить?
- Нет. Я хочу послушать.
- Хорошо, - блонди разворачивает кресло, садится спиной к окну, складывает ладони на коленях – одну руку на другую. Волосы светятся против солнца, в их сиянии лица почти не видно. Черный слабо морщится, но проглатывает возражение: какая разница видит он его лицо или не видит?
Но посмотреть он бы не отказался.
- Я сожалею, что тебе пришлось понести потери.
Черный издает неопределенный звук, то ли презрения, то ли гнева, выдыхает медленно, глядя на стену. Он просто не ожидал, что слова блонди, это его… попытка может причинить такую боль. Они все для блонди – пешки, разменная монета. Но услышать это от самого блонди все равно больно.
Черный вспоминает людей, идущих за ним сквозь бурю, взрывы, крики, огонь и землю, вставшую на дыбы, людей, которые продолжали сражаться, людей, которые проиграли и людей, которых выиграли – и ничего не говорит. Не кричит, не требует, не гневается. Ему нет дело до блонди, ему нет дела до его игр. У него своя цель.
- Ты не сожалеешь. Ты понятия не имеешь, что это были за люди, ты понятия не имеешь, что они сделали. Так что нет, ты - не сожалеешь.
Черный уверен, что блонди улыбается: едва заметно, с оттенком превосходства и доброжелательной снисходительности.
- Я сожалею о твоих потерях, а не о людях, которых ты потерял.
- Да, верно. Я прослушал половину.
Блонди слегка склоняет голову:
- Может быть, лучше отложить нашу беседу? Ты устал? Голоден?
Черный отрицательно качает головой.
- Нет. Я спал в катере.
Потом, решив, что любезное предложение блонди можно истолковать по-разному, опускается на пол и вольготно вытягивает ноги. Стена здесь тоже теплая и шершавая – как в той камере.
- Я велю принести стул, – говорит блонди.
Черный думает: “Что ж сразу не велел?”, но указать на это очевидное обстоятельство не желает. Ясон в жизни ничего не сделал, не представив сто пятьдесят вариантов последствий. Так что наверняка рассмотрел и такой.
- Не надо. Мне и так хорошо.
Ясон кивает, складывает ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались, и начинает.
- Как ты уже знаешь, Рики, происходящее в пустыне является долговременным проектом.
Черный невежливо прерывает:
- Ты можешь не называть меня Рики?
- Почему? Это твое имя, насколько я знаю.
- Да, точно. Только меня так называли сто лет тому назад. Я отвык.
- Тебе неприятно?
Проявление человечности у Ясона, внимательности к нему, всегда ставили Черного в тупик: что имеет в виду блонди? Какую цель преследует? Или, если точнее выразиться: что он хочет узнать, чтобы ударить побольнее.
Ну и что хочет узнать Ясон на этот раз?
- Да, неприятно.
- Хорошо, - Ясон молчит несколько секунд, как если бы ему требовалось собраться с мыслями, что совершенно точно – Черный уверен – неправда, и продолжает, - так вот, проект был начат в прошлом году и уничтожение кочевничьих банд было его первым этапом.
Ясон замолкает, давая возможность высказаться собеседнику. Черный молчит: обсуждать решения Юпитер – пустое дело, а проболтаться о предполагаемой судьбе некоторых из этих уничтоженных кочевничьих банд можно запросто.
- Вторым этапом является районирование пустыни и обозначение территориальных границ районов. Таким образом, можно разделить население на небольшие структурированные группы, легче поддающиеся контролю, и связанные общими интересами. Предполагалось разжигать конфликты между этими группами, чтобы определить наиболее эффективную, и позволить этой группе захватить власть над всеми или над большинством районов. Это позволило бы сформировать из разрозненных групп подобие общины с четкой иерархией и более высокой степенью организованности, чем это возможно в группе с непостоянным населением и интересами. Лидер такой группы, что, очевидно, пользовался бы огромным влиянием, что в свою очередь позволило бы ему изменить устоявшийся порядок без обычных конфликтов.
Черный молчит: щурится от солнца, лезущего в глаза, но упорно смотрит на него. Напротив света фигура Ясона словно тает, как если бы его здесь не было вовсе, как если бы это была просто какая-то голограмма никчемная. Ему очень, очень хотелось бы думать, что это не настоящий Ясон. Не тот Ясон, которого он знал десять лет тому назад и даже не тот, кого тащил на своем горбу три года тому назад.
Но он знает, что это неправда. Это – настоящий Ясон Минк, и ничего тут не поделать.
- Предполагается, что население пустыни увеличится за счет притока обитателей Церес и лидер новой общины, пользуясь своим влиянием, сможет контролировать и корректировать этот поток, пополняя общину полезными членами общества. На третьем этапе проекта ожидается получить сформированное, функционирующее человеческое сообщество с устойчивой системой исполнительной и законодательной власти.
Черный чувствует, что теряет нить разговора. Ясон что-то имеет в виду, выражаясь так официально и правильно до тошноты. И если он, Черный, правильно понял Никласа, то здесь, на его месте, вполне мог сидеть Сталлер, или еще Юпитер знает кто, и выслушивать сентенции блонди. Наверное, Сталлеру было бы понятнее то, о чем говорит Ясон, хотя по слухам, его противник тоже невысокого происхождения. То, что целью чертовой игры было выявление самого эффективного лидера – он понял. Что пустыню хотели поделить, и стравить людей друг с другом, а потом под кем-то объединить – это он тоже догадался. Община с исполнительной и законодательной властью ставит Черного в тупик: это, в смысле, кому карать, а кому придумывать за что и как?
Вчера он похоронил своих друзей. Людей, которых знал давным-давно, людей, которых знал недавно, людей с которым шел по тракту, людей, которых вообще не знал, но вместе с которыми сражался. Он их потерял. Они погибли. И они погибли не за то, чтобы он стал самым эффективным лидером.
- Блонди, - Черный откашливается, чтобы не заорать во весь голос или не вцепиться в это чудесное прекрасное равнодушное лицо. Ничего из этого не выйдет – он знает, блонди просто высмеет его, - Боюсь мне совершенно безынтересно, что там у тебя за суперпроект и что там положено делать по этапам. Думаю, тебе точно так же безынтересно, сколько людей за этот твой проект кровью умылись и сколько еще сдохнут. Так что давай, не будем пересказывать друг другу свои интересы. Давай, те мне скажешь, что ты хочешь, а я подумаю: сумею я с тебя за это что-то слупить или пошлю на хрен.
Ясон медлит с ответом: вряд ли его смутила наглость Черного, так что обдумывает он что-то свое, блондевское, а Черный в этот момент пытается представить на своем месте Сталлера: интересно, а ему блонди дал бы стул? Или тот бы простоял перед ним по стойке “смирно”?
- Три года назад, ты утверждал, что не продаешься.
Черный усмехается. Три года. Ха! Три года назад он был сам по себе, отвечал только за свою задницу и мог разбрасываться горделивыми заявлениями. А вот ради своих, продать может и не только свою жизнь.
- Дурак был. Теперь поумнел.
Ясон снова медлит и в какой-то дикий крошечный миг, Черный почти воочию представляет, как блонди поднимается из кресла, идет к нему, а в пальцах блестит то самое гребанное кольцо. Миг проходит, он коротко смеется – привидится же такое – и ждет продолжения. Похоже, блонди немного удивлен.
- И что ты можешь предложить?
Вот теперь Черный не выдерживает и хохочет: громко и откровенно, качает головой и кашляет, как всегда после смеха.
- Нет, блонди. Это мы уже проходили. Это ты хочешь купить, а не я – продать. Так что ты и предлагай.
- Статуса лидера, под властью которого и будет находиться община, тебе недостаточно?
Черный пожимает плечами. Блонди меняет тему, блонди увиливает – блонди не хочет говорить о деле.
- Не забывай о второй возможности: я всегда могу послать тебя на хрен.
Черному кажется, что Ясон улыбается. Да нет, не кажется, точно улыбается, как тогда в колодце – с таким удовлетворенным видом как будто его наглость самое правильное из того, что он мог услышать.
- Хорошо. Значит, лидером всех пустынников ты быть не желаешь?
- Нет.
- И быть владельцем всех обогатительных станций и водяных источников тоже?
- Нет.
- Даже если у тебя будет официальный гражданский статус?
Черный отлепляется от стены, сильно щурится, пытаясь все-таки увидеть, что там сейчас изображает лицо Ясона. Если бы это был не Ясон, а нормальный человек, если бы это был, например, Келли с его любовью к розыгрышам и сюрпризам, он бы решил, что блонди пытается преподнести ему сюрприз в лучшем виде. Разыгрывает, интригует, чтобы добиться наибольшего эффекта.
- Какого рагона?! Что ты задумал. Блонди?
Ясон наклоняется вперед, свет больше не скрывает его лица. Он действительно улыбается и глаза у него веселые и насмешливые.
- Я хочу, Черный, чтобы ты выиграл войну. Чтобы ты собрал вокруг себя как можно больше людей, чтобы эти люди были похожи на тебя и считали тебя своим лидером, чтобы эти люди, так же как и ты, хотели свободы и независимости. И тогда, Черный, я дам вам эту свободу. Я посажу вас всех на корабли и отправлю осваивать новую планету.
Келли смотрит на потолок и думает, что у него “дежа вю”: опять он лежит на спине, опять смотрит в потолок землянки и опять у него все ребра сами на себя не похожи. Может, ему все приснилось? Может, ничего не было?
Но потолок здесь другой. И запах точно другой: раскаленное железо, порох, мокрая глина и сера. Интересно, что здесь делает сера?
Его “землянка” - ниша в скале. С одной стороны ниша закрыта прикрепленным на какой-то конструкции брезентовым и, что гораздо удивительнее, вторым тонким пологом из обработанной бумаги. Брезент поднят наверх, второй полог закреплен сбоку – даже фалды есть как на какой-нибудь натуральной принцессиной кровати. И смех и грех.
Тихий усаживается перед “входом” на корточки. Молчит, подбрасывая в ладони какую-то мелочь: то ли популярные в пустыне кости рагона, то ли еще что-то, нанизанное на тонкую веревку. Келли хмыкает про себя и вместо того, чтобы ждать нужного вопроса, спрашивает сам:
- Ты как?
Тихий быстро взглядывает на него, без удивления, и даже с каким-то одобрением, и Келли расплывается в улыбке.
- Нормально, - потом решает уточнить в своей своеобразной манере, - все живы.
Келли чувствует, как улыбка натягивается на его щеках, но продолжает излучать радость. Не все, кто дошли, живы. Ольхе, Торн, Вервен – вторая неизменная медсестра – умерли уже в Мастерских. Из людей Рагона умерло еще четверо, которых Келли плохо помнит. Умер Дап, он был ранен в живот, до Мастерских он дотянул, но скончался, как только они поднялись на плато. Кто-то умер из механиков, но последних Келли совсем не знает.
Слова Тихого означают, что сегодня из тех, кто дошел, еще никто не умер. Но и это тоже хорошо.
Келли, вспомнив, неосознанно касается груди ладонью. Тогда в окопе, он не понял, что произошло: он ощутил удар, он успел удивиться и возмутиться, а следующее, что он помнит
- покачивание серого неба над головой, настолько тошнотворное, что его желудок тут же решил об этом сообщить. Шарик потом говорил, что его ударило камнем, просто куском глины, который откололся от бруствера и зафигачился ему под ребра. Забавно, учитывая, сколько и чего ему туда зафигачивали за последние полгода.
- А Хорек?
Хорек в Мастерские тоже добрался, ну, то есть, довезли. Правда, тоже на носилках: на байках отправили относительно целых раненых. Несколько осколков пропахали мышцы и кожу на спине, и какой-то из них повредил позвоночник: ноги Хорек вроде бы ощущает, но двигаться не может. Возможно пока.
Келли видел его вчера: Кетут и Рона тащили его к кузне на куске брезента, к которому уже успели приделать удобные ручки и подобие спинки из двух перекрещенных железяк – получилось подобие висячего стула, и Хорек покачивался в нем с видом варварского божка. Во всяком случае, выражение лица у него было умиротворенное и счастливое. И вообще у него было выражение лица.
- Лучше всех, - слегка улыбается Тихий, имея в виду именно этот счастливый и довольный вид. Такое впечатление, как будто Хорька все устраивает.
- А Черный? – спрашивает Келли и тут же вспоминает: да, Черного здесь нет, а у него, Келли, сотрясение и поэтому некоторые вещи постоянно выпадают из памяти.
Тихий пожимает плечами, невольно стискивая в ладони тихо бренчащую мелочь. Ни слуху ни духу от Черного, два дня уже как. Что он там делает в Танагуре?
- Голова болит?
Келли задумчиво смотрит на потолок, потом на Тихого: болит, что ей сделается? Тот кивает, встает, неопределенно машет рукой, то ли собравшись попрощаться, то ли выражая надежду на выздоровление, и двигается в сторону кузни.
Келли провожает его взглядом, потом снова смотрит на потолок. Ну, то есть, на полотнище. Он думает.
Кузня сейчас не работает. Келли немного жалеет об этом, уж больно сказочное это было зрелище: пар, клубами вырывающийся из кузни, высверки огня и алый отсвет расплавленного металла, люди в своих асбестовых фартуках и масках, с потемневшими лицами и руками, похожие то ли на ожившие статуи, то ли на чертей из преисподней. Но лазарет с кузней оказался не совместим, и плавильное дело временно приостановили, так же как и испытания новых бомбометов. Шива рвал и метал.
А потому здесь тишь и благодать, Солнце поджаривает пустыню как ему и положено, скалы тихо дымятся от зноя, а к безжизненному запаху нагретого песка примешивается запах крови, мочи и гниющей плоти. В некоторых случаях повязки не спасали или были наложены слишком поздно: песок попадал в рану, и приходилось срезать плоть до живой ткани и начинать лечение заново.
А теперь вот Тихий пришел интересоваться его самочувствием. Не то чтобы Келли считал,что Тихому безразлично его самочувствие, но вот то, что обеспокоенность Тихого выражается в несколько другой форме – в этом он уверен.
Тихий что-то задумал, какую-то … экспедицию и хочет убедиться, что его старый раненый друг надежно пришпилен к койке своим состоянием. А Черный об этом не знает. Иначе не зачем было бы в чем-то убеждаться. А значит, и дальше Тихий будет действовать втихаря и в надежде, что Черный его не подловит. Зряшная надежда: Черный на раз просекает подозрительные дополнительные мысли, так что у Тихого ничего не выйдет.
Тут Келли вспоминает, что Черный сейчас отсутствует, что Тихому больше никто не указ, а с ним, Келли, он вообще не захотел ни о чем говорить. Плохо дело: если он опять забудет, что Черного нет, то не сумеет вовремя вмешаться или предпринять что-нибудь, потому что понадеется на Черного. А если не забудет, то, что он может сделать?
Лежка Купера большой никогда не была. Но использовалась почти круглый год: не так чтоб совсем далеко от Перевалки, не так чтобы совсем уж далеко от тракта – в аккурат посредине, и те, кому не надо было делать петлю на Холодную шахту, сокращали путь, направляясь прямиком с тракта до Перевалки через лежку Купера. Очень удобное место.
Собственно оно и сейчас очень удобное место. Восстановить несколько землянок – невелик труд, отстроить картонные халабуды и гаражи – тоже, разве что чуть дольше. Восстановить погибших людей будет, конечно, невозможно. Но в пустыне так всегда: одни уходят, другие приходят.
Барбра мрачно ковыряет песок рогатиной, искоса поглядывая на своих людей, осторожно пробирающихся между обвалами, грудами разбитых машин и трупами. Последних обыскивают: кислород и воду с тех поснимали, может еще какие мелочи, а вот консервы остались, батареи остались, ножи и даже гвоздеметы. Барбра рассматривает обнаруженное имущество и еще сильнее мрачнеет.
Прав он было в своем предположении: ублюдки пошли на Перевалку. А дальше двинут на Южные Горы, по шахтам, захватят обогатительную установку, вырежут шахты и привет: вся власть будет у Сталлера. Перевалка, конечно, тот еще камешек, хрен смелешь, да и саму остановку взять им надо целой, но судя по “подарочку” Белки, люди это будут крайне серьезные. Так что рассчитывать на то, что оружие – это всего лишь преувеличенная байка не стоит. Какая там на хрен байка, если у трупов отверстия в башках и желудках?
- Слышь, дарт, - Гром, прозванный так за умение матерится с необыкновенным искусством, затягивается у кого-то обнаруженной сигаретой, протягивает одну Барбре, тот принюхивается: сигарета с травкой, скрученная не здесь. Гром ловит его удивленный взгляд и подтверждает:
- На трупе нашел. Богатый, однако, бандит пошел, а? На травки не зарится.
- Угу, - кивает Барбра, подкуривая.
- И оружие ему не надо, и байки ему не надо. Они че, с Перевалки думают пехом идти?
- Угу, – снова кивает Барбар, не обращая внимания на удивление Грома.
- Кислород, однако же забрали.
- Угу, - Барбра кивает в третий раз и машет своему помощнику Керту, – собирай людей. Идем дальше.
- Куда?
- На Перевалку. Попробуем их обогнать, - травка в сигарете есть, Барбра по вкусу ее чувствует. А вот эффекта никакого, как будто сухое сено скурил. Есть во всем происходящем еще какое-то дерьмо, которое он вот так сходу никак не просечет. Что-то совсем дерьмовое и невиданное.
- Пешком... а один на байках, - Гром затягивается, с сомнением качает головой. Барбра удерживается от того, чтобы дать ему как следует, только холодно повторяет,
- Попробуем обогнать.
Когда его люди собираются, поправляя мешки, пояса и ботинки пред тем, как снова двинутся, он, хмурясь, снова подзывает Керта.
- Облей напалмом пару машин и подожги.
Керт с недоумением смотрит на него: о сигналах затеянных Черным он, конечно, слышал, сам же Барбра не раз и распространялся. Но они вроде как сами бедствия не терпят, а тем, кто тут погиб, помощь уже не нужна.
- Подожги. Пусть на Перевалке подымут свои задницы.
Когда они уходят, вслед им идет волна жара и вони, что-то несильно взрывается. От огня на багровеющий песок ложатся длинные прыгающие тени, столб дыма в быстрых ночных сумерках долго виден не будет. Но это все, что они сейчас могут сделать, и они это делают.
Ясон, дежурно улыбаясь, подносит бокал к губам, атташе по здравоохранению Кирия Торренс - умная, красивая, чертовски хитрая бестия, то же улыбается, опустив ресницы и пряча насмешливый блеск глаз. Чтобы выпить глоток, она запрокидывает голову, демонстрируя изящную смуглую шею и мерцающий блеск белого золота в ушах. Кожа ее в приглушенном свете сияет шелком, сияют влажные от вина губы, когда она опускает бокал. Сияют темные прекрасные глаза, когда она снова взглядывает на Ясона – мечтательно и насмешливо.
Она чертовски хороша - новый шпион Альянса и по совместительству держатель акций концерна “Тайги” как не без основания полагает Ясон. И достаточно умна, чтобы знать насколько бесполезно расточать чары на представителей Синдиката. А значит, у ее поведения есть другие причины: либо госпожа Торренс жаждет прямого разговора, прикрываясь невинным флиртом, либо все представление затеяно для некоего наблюдателя, либо и то и другое вместе.
- Ваша планета славится разнообразными развлечениями.
- На Амой рады гостям, - поддерживает Ясон. Беседа с атташе по здравоохранению не соответствую его уровню, что уже является поводом для слухов, беседа с одним из держателей или контролирующих лиц “Тайги” была бы достойной причиной, но подобная информация не является достоянием гласности. Кирин подсунул Ясону Аиша, отчаявшись наладить сотрудничество с прекрасной гостьей. По-видимому, у госпожи Кирии вполне определенные инструкции.
- На самом деле не так уж разнообразны ваши развлечения, - Кирия улыбается, прокручивая в пальцах ножку бокала, - как и ваша гостеприимность.
- Ваши слова способны вызвать отчаяние у любого из присутствующих, - Ясон, посчитав комплимент слишком громоздким, на миг колеблется: помочь госпоже Кирие с организацией приватной встречи или понаблюдать за ее маневрами, - чем же вам так не угодили наши развлечения?
- Однонаправленностью, я бы сказала, - улыбается Кирия. Если смотреть со стороны, то кажется, что женщина только что услышала непристойное, но крайне увлекательное предложение.
- Что поделать. Интересы людей не изменились.
Кирия улыбается шире, демонстрируя жемчужные влажные зубки – собственные, как автоматически отмечает Ясон. Одна из странностей появления в посольстве атташе именно по здравоохранению: Шамайи – родина госпожи Кирие, отличается удивительно высокой культурой безопасности. Отменный генетический фонд – одно из последствий ее соблюдения.
- О да. Секс, деньги и власть – вечные три кита. Порой мне кажется, мы сами их придумали, боясь потерять смысл жизни.
Слова, сказанные для красоты, для обозначения намерений в ничего не значащем разговоре, неожиданно сильно действуют на Ясона. Секс, деньги и власть. Или может, секс, имущество и контроль –три фактора управления, с которыми любой дипломат учится работать с пеленок. Альфа, бета и омега, которые занимают столько места, что кажется – ничего больше нет; что кажется – все остальное не имеет значения, всего лишь мелкие подробности рядом с базовыми стремлениями.
А ведь любой из людей, любой из тех, кто здесь присутствует, каким бы прожженным интриганом он не был: и прекрасная госпожа Кирие, способная плести из этих трех ниток невиданной сложности узор, и неизвестный пока ему наблюдатель, для которого разыгрывается спектакль из одного лица, и сидящий за соседним столиком представитель концерна “Пауэрт, Лидо и Крамер”, третий год обеспечивающий официальное прикрытие деятельности концерна на Амой и напивающийся раз в неделю до бессознательного состояния – они все знают то, что остается вне этой триады. Они знают, пусть это и случилось один раз и в дальней в юности - о любви. Они знают, пусть мельком, на несколько минут медитации на резиновом коврике, или полете байка через пропасть - о свободе. Они знают, пусть и одаривая только своих детей, в тот краткий миг, когда разворачивается подарок - о счастье. Они знают о том, что неведомо, о том, что не сбылось - они все это знают. И прячут. И молчат. Потому что любовь, свободу и счастье нельзя использовать ради достижения успеха.
Это – для жизни.
Юпитер знает по какой причине, Ясон вечером наблюдает за своим гостем. Поведение Черного вполне предсказуемо: он внимательно осматривает предоставленную комнату; явно уверенный в наличие камер наблюдения, только хмыкает, разглядывая лепнину потолка. Появление фурнитура с подносом еды, его, кажется, удивляет, но от вопросов он воздерживается. Молча садится, молча ест. Еда не вызывает у него удивлений или опасений, явно знакома, и то, что апельсины нужно очищать, не смотря на их внешне привлекательную кожуру, знает. Действия его неуклюжи, как у человека очень давно не пользующегося нормальными столовыми приборами, но свидетельствуют об определенных навыках.
После ужина Черный устраивается на подоконнике, рассматривая панораму Танагуры. И в этом положении и в его позе столько привычности, что Ясон не сомневается: его пет, его бывший пет, долгое время проводил именно так.
Ясон пытается это представить: Черный, то есть, тогда еще Рики, был младше на десять лет, что все равно совершенно не укладывается в возрастные рамки петов, выглядел вполне зрелым, если не мужчиной, то юношей. У него не было шрамов, его кожа была гладкой, волосы короткими, и ничего кроме собственного упрямства он не имел за душой.
Представить не получается. Мысленно Ясон легко воспроизводит внешний вид, но этому образу чего-то не хватает. Черный на подоконнике выглядит временным жильцом: крепкий, выносливый, прочный как стальной многожильный трос, со следами нелегкой опасной жизни. Он гость здесь, чужой, непривычный, неуправляемый – опасный.
Возможно, это было и в том юном мужчине, которого он, по словам Рики, трахал для разрядки, а держал для эпатажа. В этом есть смысл, Ясон согласен. Но, правда, теперь Черный не выглядит как тот, кого можно использовать.
Пока Черный сидел на окне, фурнитур приготовил ванную. Ясону становится любопытно, как Черный отреагирует на гостеприимство. Тот спокойно входит в помещение, разглядывает зеркало и орнамент на кафельной стенке, а потом, вместо того, чтобы раздеться, залазит в ванную как был: в штанах, нательной фуфайке и толстенных носках, которые жители пустыни не снимают месяцами. Усаживается, фыркает, когда пена попадает в нос, и, улегшись головой на бортик, поднимает руку с оттопыренном средним пальцем.
Ясон смеется. Не улыбается, не радуется, не испытывает удовольствия, а именно смеется, чего не делал очень давно. Наверное, он все равно увидел бы эту сцену позже, но впечатления было бы намного слабее.
А на следующий день они продолжили разговор, и он был совсем не так прост, как представлялось блонди.
И в комментариях
Продолжение от 8 июля
Продолжение от 16 июня
Продолжение от 9 июня
Продолжение от 12 мая
Продолжение от 28 апреля.
Продолжение - 21 апреля. Еще выложу.
Продолжение от 20 апреля - маленькое.
Продолжение от 16 марта.
Продолжение от 29 марта.
Буду потыхеньку добавлять.
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
-
-
28.04.2014 в 13:56- От и чудненько, - ласково говорит Сиггел и указывает в сторону жилых гротов, – пошли тихонько к Хорьку, пояснишь ему, что ты там нашел, а он тебе пояснит, что он нашел. Потому как, в какой-то там хитрой бумаге он с этим шпионским химиком чего-то углядел, так ты лучше присмотри за ними.
Тихий молча смотрит на него еще несколько секунд, разворачивается и дает себя увести. Он чувствует себя обманутым, польщенным и обнадеженным одновременно: чертов Черный, ага, и чертов его Сиггел, они отлично спелись, и раскрутили его оба, как им захотелось. А потом думает, что если что – оставить Черного на Сиггела он не побоится. Хороший мужик, умный, надежный и хитрый как все те выходцы с трущоб, которые научились использовать свое низкое происхождение и положенную статусу туповатость в свою пользу. При случае он и Черного также по дуге обведет и от лишней опасности прикроет.
-
-
28.04.2014 в 14:18Не слишком-то разумное решение, да и сама идея, мгновенно вспыхнувшая в голове Келли, тоже никуда особо не годилась, но отчаяние его дошло до предела, и Келли был готов вцепиться даже в самую слабую надежду.
Это был Цирк, точно. Только у них байки так нагружены, а некоторые еще и с прицепом. И хотя Келли считал, что той особой деятельностью, в которой Черный подозревает пустынные ристалища, должны заниматься стационарные цирки, бродячие тоже могли бы обладать некоторыми средствами связи. Может быть. Или знать, где ближайший пункт связи расположен.
Келли с разгону пролетает мимо группы, опять разворачивается, да так, что байк едва не переворачивается и останавливается перед людьми.
Его люди догоняют Келли через минуту, остановившийся рядом Олег, сдирает респиратор, одновременно вытаскивая из гнезда винтовку, и судя по выражению лица, едва удерживается от того, чтобы не высказать боссу свое мнение о нем.
Циркачи явственно напрягаются. Их всего пятеро, три байка из пяти с прицепами, в руках, пока, видны только чанкеры, но Келли не собирается верить своим глазам и не требует, чтобы Олег и подъехавшие Старк и Мальт опустили винтовки.
- Мы Цирк, - угрюмо сообщают с первого байка, - не фиг ружьями-то махать.
А наличию ружья по эту сторону границы, похоже, уже никого не удивишь – мрачно отмечает про себя Келли и усмехается во все тридцать два. Впечатления не получается, потому что у него на лице респиратор. Келли стаскивает прибор и продолжает скалиться еще усерднее.
- А раз Цирк, то сами чанкерами не махайте, - логики в высказывании Келли нет никакой, но под дулами винтовок особо логику не поищешь. Циркачи переглядываются, тот, что на переднем байке, опускает чанкер сам и его примеру следуют его люди. Келли следовать примеру послушных циркачей не собирается.
- Эй, - возмущается циркач, но Келли его прерывает.
- Я, видишь ли, не особо верю в то, что у вас нет оружия. Так что, прости, постоишь так.
- Какого рагона?- чуть тише возмущается циркач, - кто вы такие на хрен и что вам надо?
Келли склоняет голову на бок, задумывается на миг, пожимает плечами:
- Служба спасения имени Последнего Корабля.
Судя по недоумению на лицах циркачей – стоп, а почему они без респираторов или масок? намек последние не понимают. Келли фыркает.
- Я из группы Черного. И я хочу ваш коммуникатор.
А вот теперь у главного, если это конечно он сидит на переднем байке, буквально челюсть отваливается. Распахнув глаза и открыв рот от изумления, он несколько секунд вообще не может издать ни одного звука, а то, что пытается сказать потом, тоже мало похоже на вразумительную речь.
- Чего.. я… еще чего… какой коммуникатор, вы что, охренели там вообще? Какой на хрен коммуникатор?!
Келли, не мигая, смотрит в упор на главного, но тот смущается все меньше и меньше и все больше входит в роль праведно разгневанного. А может и не входит, а Келли просто так хочется.
- Твой. Коммуникатор,- повторяет он, делая ударение на каждом слове.
- Иди ты к рагонам, крысюк гнилой! – уже совсем бодро кричит циркач, не смотря на винтовки. Все-таки репутация у Цирков твердая. Все знают, что эта контора мстит жестоко и быстро.
Келли никогда не задумывался почему. И почему так быстро. Хотя, скорее всего, это он уже сам увлекается досужими размышлениями.
- Твой. Коммуникатор,- повторяет Келли, многозначительно поведя ружьем. Циркачи вздрагивают, главный сутулится, словно примеривается как напасть, а Келли думает, что что-то тут совсем не так. Чего это циркачи так свободно ведут себя? Чего это оружие так мало их пугает?
Келли стреляет не раздумывая. Фонтанчик песка взлетает в точности под ногами того, что на первом байке, парень дергается, но отпрыгнуть не пытается. Келли пытается сообразить, что это означает, а это, конечно, кое-что означает, и стреляет по воздушной юбке машины. Та лопается с характерным звуком, воздух свистит, и часть подушки обвисает. Но почему-то Келли, продолжая удерживать собеседника под прицелом, ничего похожего на превосходство не чувствует.
- Гранаты к бою, - четко произносит Келли, не оглядываясь, и вновь обращается к циркачам, - держите руки на виду.
- Какого рагона? – уже гораздо тише говорит главный, глядя не столько на Келли, сколько на людей позади него. Или скорее, на гранаты в руках непонятных людей какого-то Черного. Келли оборачиваться не собирается, а стреляет еще раз. Вторая часть секторной воздушной юбки со свистом отдает воздуха.
- Чтоб тебя! - в сердцах кричит главный, с тоской наблюдая за худеющим на глазах байком, - что ты, гад, делаешь, а?! Да за нас тебя за милую душу по пескам раскатают!
- Если ты до этого не доживешь, то какая тебе будет от этого польза и радость? – равнодушно спрашивает Келли, и повторяет, - твой коммуникатор.
- Нет у меня никакого коммуникатора, крыса психованная, понял? Нету! Блядь! Где я его тебе достану?!
- Не знаю, – пожимает плечами Келли, - подумай.
- Нету! – опять орет главный, делая шаг вперед, и вроде бы разводя руки в стороны и показывая, что вот он тут, весь, и нет у него ничего. Келли стреляет, колено у главного подламывается, и он падает, роняя из зажатого кулака армейскую гранату.
- Придурок, - шипит Келли и, спрыгнув с байка, почти невероятным для его субтильного сложения усилием, опрокидывает машину на бок. В его отряде байки с гравитационной подушкой только у него и Мальта, Келли отчаянно надеется, что последний тоже сообразит перевернуть машину и орет, - за машину! За машину!
-
-
28.04.2014 в 14:18Келли проверяет винтовку – все нормально, готов к стрельбе и обороне, и осторожно выглядывает из-за байка. Не поворачиваясь, машет рукой своим: не высовываться. Циркачи байк успели перевернуть только один: понятное дело, с прицепом особо не поманеврируешь, но зато эти прицепы можно было использовать в виде укрытия. Что, скорее всего, и произошло.
Келли хмыкает, поднимает камешек и небрежно кидает перед перевернутым байком Мальта. Мягкий едва слышный хлопок выстрела и не одного, раздается сразу, фонтанчики бойко скачут перед машиной, пара пуль наверняка пришлись по днищу. Келли коротко смеется и садится, прислонившись спиной к рулю.
Повезло же ему… так четко на нужный цирк попасть. Некоторые, понимаешь, по три недели за своей удачей бегают, а ему вот всегда все на блюдечке. Не знаешь прям, как и радоваться-то.
- Келли, - шепчет Олег, демонстрируя две гранаты и одну бомбочку производства «Хорек Инкорпорейтид». Последняя, конечно – аргумент силы убойной, но вот только разговаривать после ее применения будет не с кем. Да и самих накроет так, что мама не горюй.
- Черный разбил вашу гребанную армию под Островом Кораблей, понятно? Обе ваши гребанные армии. Так может, договоримся? Или ты за Танагурца помереть собрался?- Келли не особо надеется на ответ, но как ни крути, полюбовно договориться в их положении – оптимальный вариант.
- Пошел ты,- холодно отвечают с той стороны, и Келли моментально наставляет уши. Голос другой: либо главный погиб геройской смертью под своей же гранатой, либо ни хрена это был не главный.
Келли демонстрирует Олегу характерный жест: ребром ладони по горлу и указывает на бомбу. Мол, накроет всех, никто не уползет. Олег отрицательно качает головой.
- Пойти туда – это ты у меня скоро пойдешь, если ума не прибавишь. Посчитай сам: если Черный справился с двумя армиями и оружия у него сейчас не меньше, чем у Сталлера, то третью вашу кодлу в песок закатает и не заметит.
- Пупок развяжется, - так же меланхолично отвечают с той стороны, и Келли судорожно пытается представить, что затеяли циркачи. Чтобы он на их месте сделал-то?
Олег снова толкает его в бок и снова показывает на бомбу, а потом за спину себе. Келли крутит пальцем у виска, и Олег, отчаявшись объяснить с помощью жестов, сдирает респиратор и наклоняется к уху Келли.
- Там дюна свежая совсем, с левой-то стороны. Бросить не них, а на дюну или за нее, чтобы не взрывом, а песком накрыть.
Келли показывает большой палец, потом поворачивается к внимательно наблюдающему за ними Мальту и скрещивает руки у груди: «всем сидеть тихо и не шевелиться». А сам ползет снова к правому краю. Забросить бомбу за дюну совсем не так легко как кажется. До циркачей футов тридцать, а до дюны верных пятьдесят, так что бросать надо с самого широко размаха. А для этого надо время и возможность встать во весь рост.
Келли переводит винтовку в режим стрельбы очередями – штурмовая винтовка, сталлеровская, такие только в последней армии и были, и орет все горло:
- А ты блядь, умник до этого все равно не доживешь! Отребье кочевничье! Я из тебя сейчас, суки, консервы нарубаю!
- Попробуй, - голос звучит совсем насмешливо, и Келли всерьез начинает опасаться, что они опоздали. Так что больше не раздумывая, он вырубает гравитационное поле, лишая себя защиты, в образовавшийся проем между рамой и углом кузова, просовывает винтовку и поливает огнем по чем зря.
Кто-то, потом узнаем кто, повторяет его маневр. Патронов у них ни хрена больше чем на пару очередей не хватит, так что подавление огня противника будет кратковременным. Но Олегу этого достаточно, чтобы вскочить и размахнувшись – корпусом из разворота, локтем разгибай и кистью, запустить бомбу.
Снаряд улетает не совсем туда, куда им нужно, получается ближе и левее. Келли выдергивает дуло винтовки, включает гравик и накрывает голову руками. Олег падает рядом, черт, кажется, его ранили, с той стороны слышен чей-то невнятный возглас, а потом раздается взрыв.
В лучших традициях самой известной в пустыне оружейной, то есть огнепроизводящей компании: грохот такой, что не слышно ничего, даже стука собственного сердца. На спину обрушивается масса горячего песка, бьет больно, тяжело, сыпется и сыпется, засыпает как во время бури. Келли подавляет желание немедленно попытаться вырваться, хотя в груди и ребрах словно кто костер поджег, и ждет. Когда кажется, что больше сверху ничего не падает, он начинает активно выкапываться.
Расчет был на то, что у противника, в отличие от людей Черного, уже знакомых и с бомбами и результатами взрывов, реакция окажется не такой быстрой и правильной. Так что, выбравшись на поверхность, Келли кидает взгляд влево – песок шевелится, башка Олега уже показалась наружи, и кидается к циркачам с винтовкой на изготовку. Не слишком умно сначала бежать, а потом менять диск, но уж как получилось.
Циркачи еще только начали шевелиться: завалило их куда сильнее. Пока первый из них выбирается на поверхность, рядом с Келли успевает встать Мальт, чуть дальше Генрик и Старк, готовые начать стрельбу по первому сигналу.
Выбравшимся оказывается ни первый и ни второй с меланхоличным голосом. Увидев направленное на него дуло винтовки, он только сплевывает и подымает руки. Келли дулом указывает: вставай, тот неохотно, тяня время, поднимается, неуверенно двигается к отряду. Келли коротко кивает головой, не отводя взгляда от сектора обстрела, и Генрик, приложив прикладом циркача, для лучшего послушания, заставляет его отойти в сторону и под прицелом Старка быстро обыскивает.
Результат обыска Келли сейчас не волнует, им главное всех взять под стражу и жертв среди своих не допустить. Олег так и не появляется, к ним четверым, слегка подтягивая ногу, добирается
Вирта и интересуется.
- Может их раскопать?
Винтовку он держит вниз, как краем глаза замечает Келли, за что тут же получает по башке от Мальта.
- Эй, ну какого хрена?
- Держать на прицеле.
- Ничего они уже не сделают, - легкомысленно заявляет Вирта, хотя и слушается. Келли вспоминает что Вирта – парень из кочевников, которые в последнюю битву не попали. Так что, каким бы хорошим бойцом тот ни был, а повадка у него кочевничья - отстойная.
- Держать под прицелом, - сухо говорит он парню, не оглядываясь.
- Та держу, - отвечает Вирта, с любопытством наблюдая за новым шевелениями под завалами. Следующие двое выбираются почти одновременно, и Келли не жалеет выстрела – для вящего вразумления. Тот, рядом с которым выбился фонтан песка, чихает, кашляет, и понятливо поднимает руки. Второй не мешкает, но двигается как-то замедленно. Келли наводит на него дуло:
- Руки на держать на виду. Отстрелю.
- Какого рагона, - хрипит второй и Келли понимает, что это как раз тот, кто разговаривал первым. Руки он поднимает, а Мальт звучно интересуется.
- Может этого лучше пришить? Для верности?
Может и лучше. Обсуждаемый сутулится, явно напрягаясь, хотя конечно из-под выстрела он уйти не сможет. Но Келли отрицательно качает головой и роняет:
- Позже.
-
-
28.04.2014 в 14:18А затем Келли прикладывает палец к губам и машет рукой: отвести пленных. Всех троих связывают и толчками прикладов заставляют лечь на песок и раздвинуть ноги. Судя по всему, самого первого и последнего хорошо приложило осколками: первый сильно хромает, а последний старается двигаться как-то боком. Затем караванщики занимают положения за байками как своими, так и едва видными частями чужих, и ждут. Вполне возможно, что зря.
Келли думает, что надо было циркачам еще и рты позатыкать, вряд ли Генрик догадается. Удивительно как его вообще так быстро и молча послушались, а еще удивительнее, что он сам так быстро и, главное молча, стал действовать. Последнее Келли додумать не успевает, когда случается то, на что он не то, чтобы рассчитывает, но опасается.
Из-за одного из байков или его прицепа внезапно взметывается песок, на поверхности появляется кто-то из циркачей со штурмовой винтовкой наперевес и начинает стрелять, поливая очередями весь сектор. Фонтаны песка и глины взлетают рядом с байками, между ними, за машинами, попадают по пленным, которых конечно за байки никто не тащил. Келли, выругавшись про себя, колеблется между желанием швырнуть гранату в стрелка и спасти кого-нибудь из пленников, или наплевать на пленников и захватить живьем самого опытного бойца в отряде циркачей. Но в этот момент стрельба прекращается, и Келли, опять выругавшись про себя, понимает, что по сути они вернулись в ту же ситуацию.
Надо было таки бросить гранату, удовольствовавшись тремя пленными.
- Ну и долго ты будешь там стрелять?
- Достаточно.
- Глубокомысленно,- отмечает Келли, - если через две минуты ты не сдашься, я снова скину бомбу. Ты ее видел в действии.
- Тебе тогда тоже не поздоровится.
- Собственно, мы можем обойтись без бомбы. Я велю двоим людям меня прикрывать, под перекрестным огнем ты и двинуться не сможешь, а кину тебе за шиворот обычную гранату и никакая Песчаная Дева тебя не спасет.
- Валяй, - отвечают из-за машины. Келли качает головой: это кто ж такой, блин, идейный?
- А сдаться не судьба?
- Не-а. На хрен?
Олег наклоняется к Келли: «Время тянет», Келли пожимает плечами – похоже. Но на что он может рассчитывать? Что, вызовет помощь по коммуникатору? Эта идея внезапно кажется Келли необыкновенно плодотворной, но он почти сразу успокаивается. Рассчитывать на столь быструю помощь можно, только если в армии Сталлера успели появиться вертолеты или катера. Хотя… если за пару миль отсюда, сидит еще один обоз, то вполне возможно.
Келли трогает за дуло винтовку Олега, тот кивает, сам ползет на правую сторону машины и машет рукой Мальту, показывая: стрелять очередью. Мальт кивает, Келли показывает по очереди один, два, три пальца, после чего его люди начинают палить. Исключительно неплодотворно, говоря по человечески, потому что тратить такую чертову уйму патронов на одного единственного циркача – это, блин, полное безобразие. Но ничего лучшего Келли придумать не может, а тот небольшой военный опыт, который он успел приобрести, подсказывает ему, что стычку надо завершить как можно быстрее. Так что двое стреляют, а он сам швыряет под байк-укрытие гранату.
Взрывом машину опрокидывает на циркача, и Келли не дожидаясь пока осядет песок, несется зигзагами к байку. Ну, это ему кажется, что зигзагами. Олег потом говорил, что Келли только дергался из стороны в сторону, так что, посмотрев ему вслед, Олег тоже вскочил и побежал за дартовским помощником. К счастью, помощь не понадобилась: циркача привалило настолько знатно, что надежды на долгую и счастливую жизнь у него не осталось. Келли склоняется над умирающим – нелепая смерть, идиотская смерть, напоролся на собственный нож, когда машину развернуло боком и придавило, и говорит:
- Ладно, дурень, долг ты свой исполнил, честь сохранил. А теперь скажи, на хрен ты всю эту мутотень затеял? Тебе что, трудно было долбанный коммутатор отдать? Оно того, блядь, стоило? Стоило?!
Келли не замечает что уже не говорит , а кричит, надсаживая горло. Песок мгновенно забивается в глотку и нос, Келли скручивается рядом на песке, кашляя, выплевывает слизь и сопли. Умирающий дышит медленно, открытым ртом, словно и не замечая, а может и действительно не замечая, попадающий в глотку песок и хрипло выговаривает.
- Хрен тебе… и твоему Черному… падлы блондевские… суки…
- Чего? – Келли пытается перестать кашлять, от этого становится только хуже, и он кашляет не менее полминуты, чуть не выворачиваясь наизнанку. А когда вновь склоняется над циркачом, тот уже безнадежно мертв.
- Мудак, - говорит Келли, толкая труп, и сам падая на спину, - мудак.
- Босс? – вопросительно произносит Олег, но Келли только рукой машет. Ему надо отдышаться. А на счет тех двоих, что еще под песком, так он сильно сомневается, что они еще живы.
-
-
28.04.2014 в 14:19Рагон покрутился между плато и ущельями Корабля, зачем-то побродил по каналу, где еще виднелась темная, спеченная под огнем глина, потом уселся на байк и махнул в сторону тракта.
То, что кочевники, во всяком случае те, кто не знает, где находится новый лагерь или связной цирк с оружием, а наверняка знают далеко не все - все они рванут к тракту, хотя бы чтобы убраться быстрее. Невеликая эта мудрость была понятна и без захода на Остров, но Рагон и сам бы себе не признался зачем он сюда явился.
Уж во всяком случае Черному он в жизнь об этом не скажет. Высмеет только зараза удачливая, и больше ничего. А Рагон после того прилета вертушки только об своем костяном гаданье и думает. Пусть дарт смеется сколько влезет, а кости его не обманули – не обманут и на этот раз.
Гадал он торопливо, от собственных людей прячась, но уж как есть. Кости падали странно, Рагон трижды загадывал, но кости все равно падали на правую сторону и хоть убей получалось, что надо идти на тракт. То, что там легче всего найти кого-то из сбежавших сталлеровских ублюдков, но ведь ему то нужны не просто сталлеровские ублюдки, а те, кто о нем тайное знают. Рагон еще раз прикинул поле гадания, подергал себя за бороду и собрал кости.
Тракт так тракт.
До тракта они правда и не доехали. Миль за двадцать аккуратненькое ущелье огибали, и заметили за внешним развалом следы: явно байки и явно свежие, потому как последняя буря тут все смела. Рагон удовлетворенно хмыкнул про себя: «вот тебе Черный и мое гаданье впрок пошло», - знаком велел группе остановиться.
- Че думаешь?
Крамер, настоящий охотник, прибившейся к Рагону осенью после одной истории, подумал как и полагается степенному специалисту, и стал докладывать:
- Стояли они здесь. Не меньше суток. Сначала по каким-то своим надобностям, потом бурю видать пережидали. Машин точно четыре. Людей не меньше шести, сторожились, следы прибирали, но не особо усердно. Видать торопились и время считали важнее.
-Ага, - удовлетворенно кивает Рагон, - ага, торопились говоришь. Это хорошо, это для нашего дела как раз оно самое.
Крамер никак не выдает свое любопытств, а остальные – тоже его парни, с вопросами не лезут. Когда надо будет, Рагон сам скажет.
А тот, погладив бороду приказывает:
- Поедем с той стороны кругами, ищем следы. Раз торопились, то тоже не будут милю за собой песок подметать.
Рагон прав оказался: следы уже через два фарлонга нашли и погнали за чужими байками. Шли те не к тракту как выяснилось, а по дуге вдоль, Рагон после почти целого дня езды уже решил, что сталлеровские ублюдки решили прямиком на белую Базу топать, когда едущей впереди кочевник вернулся обратно.
- Есть. На озе две хибары какие-то и что-то огороженное. Цирк видать. Новый что ли. Туда они и рванули.
- Ага. Точно туда не объезжали?
- Точно туда, - Шило переводит дух и продолжает, - только что-то там странное. Видно плохо, вылазить-то я нее рискнул, как увидел так сразу залег, а только вроде как там горело. Пару дней назад точно, потому как песком засыпано.
Означает это с большой вероятность, что Озу Двух Лун население оставило. Может это означать, что на пожарище затаились лихие люди, которыми пустыня и без всякой войны была богата, и ждут посетителей? Расчет в этом есть, как никак – Оза, вода там держится долго. Но именно потому что это место – Оза, вероятность засады невелика.
Была бы. В прошлом год, например. Оза – место Мира, который могли бы заключить звери джунглей во время великой засухи. Засаду на озах устраивают только самые последние отморозки. На подходе – да, бывает, но не на самой Озе. Но в прошло м году пустыня и так пребывала в состоянии мира – мелкие конфликты между кочевникам, караванами и аборигенами не в счет, а сейчас идет война и умельцев с огнестрелом теперь стало слишком много.
Места стало мало в пустыне. Велика, а места стало мало.
Рагон подзывает своих, в двух словах объясняет, чего от кого хочет. Парни его молча кивают в знак согласия, а Денвер пересаживается на байк Рагона. Машина у него с гравиками, шансов прикрыться от пули или, что хуже, гранаты, больше.
Сам Рагон идти «послом доброй воли» не может: его личность чересчур известна и живописна. По нем начнут пальбу скорее, чем по всем пятерым наездникам.
Денвер отправляется к озе как только Шило и График по расчетам добираются до противоположной стороны дальней дюны. Едет не спеша, как бы экономя ресурсы, а то, что в руке граната зажата, так издали этого не видно. Рагон провожает его глазами, и как только он проходит две трети пути машет своим людям: приготовиться.
Но нестись на выручку Денверу не приходится, как и знакомится с возможными обитателями: оза была брошена и действительно была сожжена. А еще на ней имело место быть сражение, с применением уже совсем не вызывающего удивления огнестрельного оружия и гранат стандартной мощности. Буря уже раз накрывала Оз, крысюки и рагоны не раз пировали на трупах, так что кроме самых общих сведений о мертвецах узнать ничего не удается. Да, судя по дохлым рагонам в клетке – это был Цирк. Погибшие, наверное, исходя из логики – циркачи, но вполне возможно, что совсем другие люди. И в любом случае здесь стоял тот самый Цирк, который работал на Сталлера, потому что пулями изрешечено было обильно, и вовсе не в тех местах, где находилась трупы.
А потом они нашли землянку, и Рагон, движимый ему самому неведомыми чувствами, приказал землянку раскопать и посмотреть. Смотрел как раскапывают, а песка было предостаточно, и видел как крутятся тонкие косточк, пПадая на песок, и думал, что смысла в тех костях никакого не было, но если бы не они – он бы сюда не дошел.
В землянке они нашли еще один труп, почти целый – сюда ни крысюки, ни рагоны еще не добрались, убитый способом необыкновенным: шилом в лоб, точно между глаз. Денвер присвистнув, с любопытством осматривает странный труп, а Рагон внимательно разглядывает вещи на столе.
Да, тот самый Цирк: на столе терминал, провода скручены жгутом и уходят к корпусу генератора, консоль развалена, переговорное устройство отсутствует. Но Рагон уверен, отсюда разговаривали с базой Сталлера или с кем-то подобным. И если он сам ни черта в этом не понимает, то разберется Хорек. Или ушлый Келли. А если не разберутся – Черный придумает, как это использовать.
Он велит открутить терминал, потом хмурится и приказывает генератор тоже загрузить на байк и возвращаться в Мастерские.
Не тот, «язык» который Черный хочет, но тоже важный.
-
-
28.04.2014 в 14:40- Роботы и транспорт. Особенно лабораторный робот – это целый технический комплекс.
- Который неизвестно когда явится.
- Шаель не помнит сроков возвращения?
- Шаэль дал ему задание. А не срок возвращения.
- Можно поймать его на маршруте.
- В этом нет нужды.
- Это чертовски продвинутая техника.
- С которой можешь управляться только ты. И геолог.
- Куда мы так торопимся?
Черный нехорошо усмехается, показывая, что прекрасно понимает истинную причину разговора, отвечает коротко:
- Домой.
Настоящей причиной спешки Черный считает разочарование в собственной идее. Раньше это надо было делать., пока люди Сталлера не разбрелись по всей пустыне и не попрятались Юпитер знает куда. Шанс что-то узнать был, и если бы его вторая идея, о принудительно-добровольной беседе с продажным воякой, не рухнула так капитально, может он бы и еще поискал. Но смысла в дальнейших поисках Черный не видит: если его люди нашли все же кого-то – прекрасно, не нашли - неважно. Проще разыскать бродячий или стационарный Цирк, захватить его большой группой и допросить с пристрастием обитателей. Черный никак не может понять почему это простое и эффективное соображение не пришло ему в голову раньше. Нельзя сказать, что они потратили время зря, нет. Но получили не то, что им нужно.
Шаелю ситуацию долго объяснять не пришлось. Услышав их рассуждения о сигналах и отсутствии реакции военных, он только головой покивал, из чего Черный заключил, что о чем-то таком, парень уже догадывался. Вот только, что с этим всем делать, не знал.
- А вы куда… - он замолкает растерянно, потом рассеянно машет рукой: какая разница? Самостоятельно ему отсюда не выбраться, «Вояджер» похоже отпадает, но и превращаться в нелегального обитателя пустыни ему тоже не хочется.
- Что я с вами буду делать? Мне нужно вернуться домой как-то.
Черный кивает: да, парню здесь не место, ему нужно вернуться домой. Как это организовать, Черный пока не знает, но не бросать же геройского, хотя и беспомощного пацана посреди пустыни?
- Я не знаю как ты можешь вернуться. Мы сейчас возвращаемся в Мастерские, там у нас базовый лагерь, постоянная вода. Мы там взрывчатку делаем и байки чиним. Сейчас это самое безопасное место в пустыне. Позднее мы едем оттуда на Юг, потом скорее всего к Побережью. Тебе это невыгодно. Но часть наших людей будет идти по тракту назад, через Белую Базу. Если ты сможешь подготовиться к такому походу – доберешься с ними.
Шаель хмурит тонкие брови, неуверенно спрашивает:
-А разве нельзя связаться отсюда с… - он замолкает, кивает. Его вызов будет перенаправлен на ближайшую базу, то есть на «Вояджер». Так что проблема останется нерешенной.
- Меня будут искать когда закончится мой срок наблюдения, - выдвигает он последний довод. Черный пожимает плечами.
- Если будут, - говорит он с акцентом на «если», - если уже нет некролога о пропавшем без вести наблюдателе НИП. Захотят ли твои городские коллеги добраться аж сюда и убедиться в твоей гибели самостоятельно?
Шаель беспомощно молчит, потом поднимает взгляд и смотрит чуть ли не обвинительно.
- Вы не позволите мне оставить сообщение, потому что не позволите указать координаты.
Черный просто отвечает:
- Да.
И эта искренность впечатляет парня больше, чем все остальные соображения вместе взятые.
У Никласа по поводу причины появления пассажира есть собственная гипотеза, которую он и озвучивает перед дневкой.
- Черный, в Мастерских парень тоже не будет в безопасности.
- Не будет, - равнодушно подтверждает Черный.
- Его нужно отправить в город как можно быстрее.
- Нужно, - так же безразлично соглашается тот.
- И как ты собираешься это сделать?
- Не знаю, - пожимает плечами Черный, снимая разогретую консервы с плитки, и устраиваясь на плаще поудобнее. Внимания на Никласа он больше не обращает, сосредоточенно работая ложкой. И Никлас отчетливо ощущает повисшее в молчании- шпион.
Где-то в какой-то момент, отношение к нему Черного изменилось решительно. В худшую сторону по сравнению с караваном и по сравнению с решающим разговором перед полетом, и даже по сравнению с моментом возвращения. И как решить загаданную Черным задачку он пока не знает.
А на следующий день, то есть на следующую ночь, на них нападают. налетают из-за такыра целой десяткой, стреляя из винтовок, куда ни попадя. Черный мгновенно опрокидывает байк, едва успев выбросить из седла Шаэля, вытаскивает винтовку и первым делом кидает гранату. Краем глаза видит как его люди повторяют маневр, опрокидывая машины кругом, чтобы занять оборону. Пули бьют в днища, в силиконовые подушки, в песок за байками и между ними. Дергается и шипит Врон, не успевший залечь, с правого края стонет Кирия, Черный выглядывает из-под рамы, и прицелившись, снимает кого-то из нападающих.
Напоровшись на активное сопротивление, бандиты предпочитают смыться. На песке остается труп и один раненый, придавленный к тому же своим байком. Черный оглядывает своих – ранения неопасные, но и их не было бы, если бы они соблюдали осмотрительность или тренировались. Расслабились, решили, что находимся на завоеванной территории.
Черый берет наизготовку чанкер и двигается к раненому.
- Кинешь гранату – вместе ляжем.
- Пошел ты…
- Будешь говорить – отвезем в плен.
- Куда? – раненый от удивления пытается приподняться, но тут же со стоном падает на спину, - рагон тебя сожри! Какой плен?!
- Обычный,- пожимает плечами Черный, и перекатившись через байк падает на раненого, блокируя руки.
Раненый дико орет, хрипло ругается. Гранат у него в руке Черный не находит, на поясе тоже, винтовку байк придавил еще круче. Чанкер и обоймы Черный вытаскивает и выбрасывает подальш, и только потом поднимается.
- Обычный плен. Будешь работать – будут кормить. Не будешь – пойдешь по пустыне, куда глаза глядят.
Раненый снова ругается, стонет и просит:
- Из-под машины вытащи.
- Угум.
Черный машет Саите, который уже рядом нарисовался, они опрокидывают байк, к раненому наклоняется Врон.
- Куда ранен?
- Да в ногу, чтоб тебя…
Черный с минуту наблюдает за действиями Врона, разворачивается и возвращается к своим байкам. Саита идет за ним следом.
- Мог бы- счас бы тебе по шее надавал, - хмуро говорит он. Черный кивает:
- Мог бы – сам бы себе надавал. Так подставиться.
-
-
28.04.2014 в 14:41Ну то есть не умерли, конечно, но результат доблестных разборок с циркачами и близко не лежал рядом с тем, чего хотел добиться Келли. Главный помер, один из пленников попал под удачный выстрел своего главаря и тоже погиб. Двое тех, кого они таки откопали, задохнулись.
В общем, все умерли.
Коммуникатора не было. Келли не мог в это поверить. Он снова и снова, сначала с помощью Олега, потом пленных циркачей, потом сам под сочувствующими взглядами своих людей, перерывал чертов песок под баком главаря и его соседей, но ни коммуникатора, ни смарта, ни даже паршивенькой какой рации не нашел. Спрашивается, зачем весь огород городили? Спрашивается, чего главный их циркач устроил эту войнушку? Что же тогда он на самом деле пытался защитить? Спрятать?
Отвлечь внимание от?
Келли кидается к пленному, хватает за грудки. Вид у него, наверное, совсем чокнутый, потому что циркач бледнеет с лица и пытается если не вывернуться из рук Келли, то хотя бы как-то отодвинуться.
- Что вы везли? – хрипло выдыхает Келли, вглядываясь в испуганное лицо пленника, - что вы везли?
Потому что особого избытка оружия на байках не было. В свете расползающейся по пустыне территориальной войны, четыре винтовки с двумя запасными дисками и десятка гранат на группу из шести человек – это ерунда, дамы и господа. Эту группу даже язык не поворачивается назвать военной, это вполне себе мирные люди, которые двигают по своим делам в военное время.
Так что такое, рагон вас всех затрахай, они скрывали, что не задумываясь вступили в бой с группой… Черного?
- Почему вы стреляли по Черному? По группе Черного? – от волнения Келли перескакивает сразу на результат своих размышлений и пленник только рот раскрывает, не зная что и на что отвечать. А Келли продолжает его трясти, засыпая догадками.
- Вы не знали кто мы… не могли знать. Но ваш главный просек и велел отстреливаться. Ни хрены вы не везли, но вы стали стрелять узнав что мы - люди Черного, потому что вы получили такой приказ? Да. Но на хрен так рисковать? Потому что личный счет? Хрень. Потому что боялись пыток? Потому что кто-то знал что? Знал кого? Кого прикрывал? Где он?
С этим вопросом Келли выдергивает вибронож и без всяких заморочек приставляет к шее пленного циркача,
- Где он?
Руки у Келли трусятся от перенапряжения, так что нож соскальзывает по кадыку, разрезая кожу и мышцы в опасной близости от артерии. Циркач застывает с открытым ртом, боясь глотнуть, боясь вздохнуть и только тихо скулит. Келли не понимая почему, сильнее прижимает нож к шее, циркач хрипит, а Олег, вдруг оказавшись совсем близко, осторожно кладет руку на плечо Келли.
- Босс. Спокойно. Спокойно... Никуда он от нас не денется. Спокойно босс, - он осторожно, не спеша накрывает ладонью его руку с ножом. Келли удивленно и с досадой смотрит на неожиданную помеху, потом на самого Олега, не слишком соображая, что тот хочет. Неужели он не понимает, что главный просто прикрывал кого-то и прикрывал от них, именно от них? Неужели не понимает, что здесь недалеко кто-то очень важный для людей Сталлера, и что их единственный шанс - найти этого неведомого и может быть все-таки помочь как-то Барбру с его караваном?
- Спокойно босс, - мягко повторяет Олег, - он никуда не денется. Опусти руку. Ты ж ему горло давишь, он и слова-то сказать не может.
Келли помедлив, переводит взгляд на нож, который все еще держит в руке. Видит кровь, обильно текущую по глубокому порезу на шее циркача, морщится и позволяет отвести свою руку. Совсем что-то он себя распустил.
- Босс…
- Я в порядке, - понимает руку Келли в успокаивающем жесте. В руке он правда продолжает удерживать лезвие, поблескивающее кровью в лучах солнца, так что пленник шарахается в сторону, чуть не падая и прижимает руки в горлу.
- Я все скажу.
- Куда ты денешься, - цедит Келли через зубы, с трудом удерживаясь от желания отойти в сторонку, пока будут допрашивать парня и покурить. Он еще раз констатирует, что совсем распустился, и машет рукой Свелгу.
Когда тот подходит, кивает в сторону второго менее бледного, но тоже впечатленного циркача.
- Поспрашивай его… в свете куда шли и кого защищали.
- Я все скажу, – торопливо повторяет циркач. Келли морщится.
- Конечно скажешь. А мы сравним, что скажешь ты, а что второй революционный товарищ, - на последней букве Келли шипит не хуже змеи, а Олег снова кладет руку ему на плечо.
Ага, плохой полицейский и хороший полицейский. Келли искоса смотрит на Олега: похоже тот включился в игру без всяких дополнительных соображений, просто «почуял» как хороший артист точно чует время своего вступления. Он улыбается пленнику, нехорошо улыбается, это он и без всякого ножа и волнения изобразить может. Циркач глотает комок в пересохшем горле и начинает сбивчиво объяснять.
- Мы просто цирк. Ничего такого. Сами видели: крысюки, рагонов таскаем, Верт у нас спец по глотателям классный он может.. мог то есть, и с огнем тоже.. и я с огнем могу… то есть… могу в общем, мы ничего такого… только гости иногда у нас были. Мы просто ездили с ними, а они типа силачей работали на арене. Ну… для драк там… чтобы показать или зрителей на арену вытащить…
Келли кивает. Все это и он и так прекрасно знает, и долго, вплоть до двух последних недель полагал, что в этом амплуа цирка и состоит.
- Мы ничего такого… - продолжает пленник, опасливо поглядывая на нож. Келли по-прежнему держит его в руке, но как бы позабыв об этом, как держал бы отвертку или ключ – просто инструмент, которым надо воспользоваться , если есть нужда. Эта небрежность пугает циркача больше всего остального, и Келли неожиданно думает, что циркач не просто за психа его принимает, а за какого-то особенного психа. Это становится совсем любопытным, как выразился бы ушлый агент космической дальразведки из знаменитой оперы, и Келли не прерывает поток мыслей пленника.
- Мы просто возили их... даже хозяин не спрашивал ни кто это, ни куда… иногда жили у нас. А так мы больше ничего не делали. Возили только… кормили их. Там пару раз груз возили, кто ж на Цирк нападет… кочевников нет, а другие сторожатся…
Келли отмечает это: кочевников нет и уточняет.
- А зимой у вас что, не кочевники стояли?
Глаза у пленника становятся совсем круглыми, а Келли, продолжая изображать улыбку злобного картезианского телепата, сладко произносит:
- Ты договаривай уже, договаривай. Стояли зимой, жрачку им привозили консервы хорошие, армейские, и еще всяко разное армейское… аптечки, например, нэ? Оружия-то вам только сейчас выдали.
- У нас только трое было. Мы ж малый Цирк, бродячий. А ихний главный – мужик был что надо. Аптечки мы само собой продавали, так что нормально все было.
- А весной?
- Весной ушли.
- Сколько их сейчас? Куда они отправились?
Циркач бледнеет, мотает головой.
- Это нельзя… нельзя это… сожрут блядь.
- Не-а, - тенет Келли. – не успеют. Потому что сожру тебя я.
Келли тянется ножом к горлу пленника, тот отскакивает на шаг, падает, но подняться не успевает. Над ним встает Олег, недвусмысленно направив винтовку тому в голову.
- Нет… не надо, - хрипит пленник. – это хуже рагонов. Они страшные, они еще хуже… -он замолкает, видимо имея в виду, что «они, еще хуже, чем Келли. Келли жизнерадостно улыбается, повергая бедолагу в полное отчаяние, и говорит почти сочувственно:
- Не повезло тебе парень. Ни с твоим цирком, ни с твоим боссом. Куда они отправились? Сколько их? Что на руках? Давай, облегчи себе участь.
Что-то в парне неожиданно ломается, или меняется не так как надо: под дулом винтовки он неожиданно успокаивается, словно примеряется со своей смертью. Садится на корточки и смотрит на Келли устало и почти спокойно.
- На юг они двинули. Меньше часа назад. Пятеро, на байках. Все у них есть - и винтовки, и патроны, и гранаты, и такое дуло побольше, что гранатами тоже бьет.
- Гранатомет, -уточняет Олег. Циркач равнодушно пожимает плечами.
- Не знаю. С нами вон его, - он кивает в сторону трупа мудака, - оставили. Ну а он и велел прикрывать отход, во чтобы то ни стало.
Циркач повторяет слова главного, явно, а последний, явно, хорошо знаком с военной стилистикой. Келли на миг закрывает глаза, мысленно подсчитывая. Если двинулись не по тракту, что очевидно, то за час, то есть уже за полтора прошли не больше десяти миль. Догнать их можно в принципе. Но толку от этого ноль. Потому что против гранатомета и пяти винтовок с полным боеприпасом продержатся они недолго. А учитывая, что в пятерке явно опытный полевой командир есть, то результат схватки будет более, чем сомнительным.
-
-
28.04.2014 в 14:41- Грузите пленных на байк. Двигаем в Мастерские.
Олег красноречивым взглядом осматривает пленника: информацию в принципе они у него уже получили, так зачем он им? Келли хмуро повторяет:
- Грузите на байки, - потом поморщившись поясняет, - пусть Черный с ними поговорит, авось еще что-то вытрясет.
Келли тянет до последнего. Наконец, первый байк трогается с места, второй стартует медленней, потому что к нему привязан груз - выкопанный из-под песка байк циркача с наспех заблокированным управлением, и пленником, привязанным к рулю его же ремнями, и стоять на месте становится совсем неприлично. Олег машет рукой второй машине, сам подъезжает к Келли.
- Босс?
Келли кивает, с горечью глядя на «место боя», морщится и садится на байк.
- Мы бы все равно не успели, - осторожно говорит Олег. Келли угрюмо кивает.
- Не успели бы.
- И Барбра не такой дурак, чтобы лезть в Поселок без разведки.
- Угум.
-И даже если люди Сталлера уже все захватили или сожгли, Барбру хватит ума прикинутся обычным караваном.
- И их расстреляют как обычный караван.
- Барбра не дурак, чтобы лезть в драку.
- Ага, - кивает Келли и зло выплевывает, - и без нас у него больше шансов.
Олег удивленно смотрит, не понимая, и Келли поясняет.
- Если там и впрямь люди Сталлера, то караван с которым приперлась группа Черного, они точно положат, - Келли сплевывает на песок, ожесточенно напяливает маску. Потом стягивает и говорит, - у них приказ , у всех. Даже у того мудака, который просто таскался с цирком.
Келли садится на байк, и как только тестер отпускает грехи машине, дергается вперед так, что едва не врубается во впереди идущий байк. Водитель на ней – Сейко, с рукой нелепо раздутой перевязкой, оглядывается, но если и матерится, то мысленно.
А Келли, судорожно сжимая руль в который раз проворачивает в голове услышанные от «мудака», слова. Почему, с каким таким вывертом можно обозвать Черного блондевской сукой? То есть блондевской падлой? И каким образом какой-то там мудак второстепенной важности, потому что первостепенного он как раз прикрывал, мог узнать, что именно на переговоры к неведомому высокому боссу отправился Черный?
Рагон знает что происходит.
-
-
28.04.2014 в 15:15Тихий смотрит, как по пологому склону плато въезжают байки, легко опознает в водителе второго Черного, думает, что Черного он отличит от других при любом раскладе, в любой одежке и в любом виде, настолько сросся он с этим человеком, и меньше всего его удивляет, что машина Черного везет двух седоков. И, конечно, этот второй седок – не пленник. Для Черного это слишком мелко: вернуться из экспедиции с каким-то там просто пленником.
«Просто пленник» обнаруживается на четвертом байке и, как положено, прикручен к седлу наручниками и едет с повязкой на глазах. Пленника стаскивают с байка, как только тот останавливается, не слишком бережно стягивают «браслет» с руля и швыряют в руки подбежавшего Олова. Пленник, похоже, что-то говорит неласковое, но Олова это не волнует, а Тихого тем более.
Тихий смотрит, как седок Черного неуверенно слазит, буквально сползает с байка, разом выдавая, насколько непривычен ему такого рода транспорт. Он крутит головой, оглядывая Мастерские, но боится и шаг сделать. Черный ободряюще хлопает его по плечу и подталкивает по направлению к Тихому.
- Шаель, - коротко представляет он парня. Шаель – явно городской, явно не из простых, измучен явно не только дорогой, и страх его, тоже явный, уже перешел из стадии ужаса в усталую обреченность.
- Ты подожди пока. Сейчас я с ним переговорю, а потом тебя определю, - мягко произносит Черный, каким-то образом умудряясь повернуть парня так, чтобы он рассматривал лагерь, а он сам оказывается буквально в шаге от Тихого.
- Живи, Черный, - обычное пустынное приветствие в устах Тихого звучит насквозь официально. Черный пытливо смотрит ему в лицо и тот, помимо всего остального, видит в глазах Черного отчаяние и усталость. И думает, что за этот трижды проклятый год такое выражение он видит у Черного чаще, чем за все остальное время их дружбы.
- Живи, Тихий, - покорно соглашается с официозом Черный, - как съездил?
- Ничего. Результат есть, - рапортует Тихий, неожиданно теряясь. О чем он говорит? С кем он так говорит? А Черный медленно кивает головой и отвечает.
- Я тоже съездил. За результатом, - потом он обеими руками сильно трет лицо и когда опускает руки – лицо у него становится прежним.
- Рагон тебя раздери, Тихий. Какого ты поперся на базу без всякого предупреждения? Какого ты поперся на базу, не сказав мне ни слова? Слабо дождаться было меня? Послушать, что скажу?
Черный не кричит, но злой яркой ярости в нем так много, что и шипение сквозь зубы кажется воплем. А Тихому тут же становится легко и хорошо.
Он едва удерживается от улыбки: Черный влупит по зубам и не посмотрит, и пытается объяснить.
- Там мой контакт. Ты сам знаешь, ни с кем кроме меня он говорить не будет, и то только в том случае, если я явлюсь в одиночку.
- Мать твою, а то я не знаю, – шипит Черный. Стоит он почти вплотную, и Тихий, с некоторым удивлением и в который раз, замечает, что Черный ниже его ростом, почти на полголовы, и когда стоит рядом - задирает голову и пепелит его взглядом снизу. Он опять с трудом удерживается от нелепого проявления восторга, потому что Черный действительно разъярен и разъярен не на шутку.
- Тихий, а Тихий, а твоей светлой головы тебе не хватило, чтобы понять, что то, что я знаю, могут узнать и в Танагуре в любой момент, а? А ты не подумал часом о том, что после моей беседы с нашим высоким Танагурцем, и твой контакт, и вся та база могут получить очень определенные указания, а? А ты не подумал, что в свете полученного приказа, твой контакт предпочтет сдать тебя с потрохами?
- Почему? Зачем меня сдавать?
Черный открывает рот, чтобы продолжить «воспитательную беседу», но сбитый с полета мысли вопросом Тихого замолкает. Гневно сопит носом, сверкает глазами, но от высказывания дальнейших претензий воздерживается.
У Тихого, все-таки, действительно светлая голова, и из обвинительной речи дарта он выуживает самое ценное замечание.
- Потому что теперь мы для Танагурца и его товарищей – проект из первой десятки.
Кавычки вокруг слова «товарищи» повисают в воздухе, а негромкий глуховатый голос Черного кажется насыщенным как колокольный звон.
Тихий удовлетворенно кивает, так же негромко спрашивает,
- А что с нас возьмут за такую важность?
Черный хмыкает, бросает коротко:
- Жизнь, - и тут же без перехода интересуется, – а почему ты без охранника ходишь? Я велел к тебе приставить часового.
Волшебный автобус
-
-
28.04.2014 в 15:22В общем это был Келли, и дальнейшая перепалка больше походило на выездную сессию цирка, чем на переговоры охранников и претендентов на звание гостя.
В конце концов Сиггел велит пропустить на верх долгожданных гостей, один из которых немедленно получает подтверждение статусу долгожданного. Черный сначала отвешичает Келли подзатыльник, так что у того чуть голова не отваливается, потом берет за патлы обеими руками и прижав головой ко лбу, стоит с десяток секунд. Келли, выпущенный из объятий, одновременно кажется и смущенным, и пристыженным, и растроганным. Глаза у него во всяком случае блестят подозрительно.
- Я вести привез, - виновато произносит Келли, раздираясь между желанием рассказать о важном и плохом, и отчаянным нежеланием быть этим самым гонцом с дурными вестями.
- Я знаю, - просто говорит Черный и слабо усмехается, - я тоже.
- Я плохие.
- А я и хорошие, и плохие.
- У меня с собой люди есть, из Цирка. Кое-что они знают.
Черный качает головой: кого уже только нет в Мастерских.
- У меня из города. Тоже кое-что знают, хотя и не то, что мне нужно.
- Ага, – глубокомысленно произносит Келли, уразумев, что за время его отсутствия, видимо, произошло не только возращение дарта, - ага, - повторяет он и тут же, встрепенувшись, спрашивает, - а Тихий где? Вернулся?
- Угум, - кивает Черный, - живой, невредимый и с новостями.
- Ага, - в третий раз говорит Келли, и несколько настороженно смотрит на Черного, – и?
Черный пожимает плечами.
- Остальных ждем. Чтобы все вместе собрать, - а потом он делает тоже самое, что пару часов назад провернул с Тихим, - ты как к женитьбе относишься?
- Э? – сказать, что Келли окаменел от изумления, значит ничего не сказать., потому что Келли замирает на месте, открыв рот и широко распахнув глаза. Уточняет он, впрочем, самое важное:
- А на ком?
- Зришь в корень, - одобряет Черный и поворачиваясь к Келли спиной, приглашает идти за собой, - я тебе покажу.
Рагон появляется спустя еще три часа и на окрики часовых здраво интересуется, за каким рагоном спрашивать, если ясен пень, что для армии Сталлера байков мало, а любую кочевничью группу они с Мастерских уложат в песок в пять минут? Сверху сообщают, что ты, Рагон, сильно умный, но если уж добрался обратно, то иди сразу до умных людней, потому что они уже почти все собрались. После чего Рагона вежливо и предупредительно препровождают в Высокое Собрание, а Рагон, следуя за своим провожатым, утверждает, что если Собрание состоит из таких как он, Келли, то он лучше еще раз смотается за Озу Двух Лун и как раз успеет вернуться, чтобы услышать что-нибудь полезное.
В общем, когда еще через три часа уже перед самым рассветом, на горизонте появляется группа Мирта, штаб местного значения, работает во всю, а Мастерские, которые в отличие от всех остальных пустынных обитателей соблюдают солярный режим, похожи на растревоженных улей, где может спать только слепой и глухой одновременно.
Мирт, отмечает, что на плато появились новые люди, а значит не один он вернулся с пленником. Но он полагает, что он, вернее его группа, достигла в деле поиска «языка» немалых успехов. Потому что привезли он инопланетянина. И не просто какого-то топляка или беженца, а настоящего полноценного наемника.
Последний привязан к седлу, пристегнут наручниками и привязан за ноги скотчем. Он ранен во-первых, и он, то есть она – баба, во-вторых. Мирт прекрасно отдает себе отчет в том, что взять столь экзотическую особь в плен им позволила удача и численность, а вовсе не принадлежность к мужскому полу, и потому ни одно из приспособлений по ограничению пленника ему лишним не кажется.
Марина сходит с байка-конвоира, и аккуратно вспарывает скотч краем ножа. Ноги у пленницы отчаянно затекли, как и было задумано, так что ни вскочить, ни напасть на кого-то женщина не может. Марина снимает с нее ремни, а потом протягивает руку к рулю.
- Это полицейский наручники, такие какие используют танагурские полисы. Так что если ты вздумаешь удрать от меня или напасть – останешься без руки. А потом скорее всего помрешь, потому что лечить здесь нечем.
Пленница не отвечает, пытаясь восстановить хоть какой-то контроль над телом. Судя по тому как судорожно вцепилась она руками в руль и напряглась всем телом, в ноге восстанавливается нормальный кровоток.
- Ты понимаешь? – настаивает Марина, не обращая внимания на состояние пленницы, - если не можешь говорить – кивни.
Женщина шипит сквозь зубы что-то непонятное, но совершенно точно нецензурное. С такой интонацией благодарности не произносят. Марина пожимает плечами.
- Кивни. Или останешься сидеть на байке.
Женщина втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и кивает. Марина отцепляет наручники, но помочись пленнице встать не пытается. Пленник стоил их группе двух жизней и двух ранений, и нянчиться с инопланетной наемницей никто не намерен.
- Пошли.
- Не могу, - шипит сквозь зубы женщина, - ноги затекли.
- Подождем, - покладисто говорит Марина и отступает на шаг назад. Мирт, молча наблюдающий за сценой, кивает подошедшему Бьорку – одному из рагоновских.
- Последи за девкой, если Марина не досмотрит.
- Откуда такая? – Бьорк с любопытством смотрит на скорчившуюся на байке женщину. Мирт хмурится.
- А хрен ее знает. Прилетела, блядь, учить убивать. Тука и Прошву видишь?
Бьорк с некоторым недоумением смотрит на Мирта. Потом догадавшись взглядом пересчитывает байки. Двоих нет.
- Ее работа. И это, - Мирт показывает на свое непропорционально толстое бедро, где угадывается перевязка, - тоже. Так что смотри за ней.
- Вот же сука, - любопытство на лице Бьорка превращается во враждебность, и он, двигаясь по направлению к байку с пленницей, вытаскивает чанкер.
Мирт поворачивается к Шарику, рассматривающего его ногу примерно так как механик смотрит на полуразваленный байк - то ли ремонтировать, то ли под пресс, и спрашивает:
- Дарт где?
- А там, - указывает Шарик на освещенный грот, совсем рядом с кузней, - все там.
- ?
- Ну… Сиггел, Рагон, Келли, Хорек, Тихий, шпион дартовский и хорьковский. Все там.
Имена производят впечатление. Мирт удовлетворенно кивает: ему есть что предложить высокому собранию и он направляется к гроту. Но правда сделать это ему удается не скоро.
-
-
28.04.2014 в 15:48Черный сосредоточен и настроен на рабочий режим. Тихий усаживается напротив него, мысленно перебирая аргументы, которые честно говоря, и в первый момент их появления на свет, звучали, не слишком убедительно, а в свете сложившейся на базе ситуации, обещают превратиться во что-то исключительно авантюрное.
Хорек, по обычаю черкающий что-то на планшете, с интересом смотрит на обоих, и спрашивает:
- А я вам не мешаю?
В этом гроте живет Хорек, и занимается своими загадочными расчетами и раскладами. Не то, чтобы он против гостей, но его изменившийся сразу в нескольких направлениях статус довольно сильно отразился и на манере взаимодействовать с окружающими. Для Мастерских он - царь и бог, и даже Шива, если что случится именно сейчас, заменить его не сможет. Но Мастерские как таковые возникли из общей идеи двух других «царей и богов» - Белки и Черного, и авторитет их витает над людьми Мастерских и каравана не хуже взаправдашнего благословения Песчаной Девы. Отделить их друг от друга и дела Мастерских нельзя, и Хорек понимает, что судьба его связана с Черным навек и по-другому уже не будет. Но к положению такому он все еще не привык, а к манере Черного в любой момент включать в круг принимающих решения любого нужного ему человека, тем более.
- А тебе неинтересно? – искренне удивляется Черный, и Хорьку становится удивительно неудобно за свои размышления, попытки выстроить какую-то систему, и просто за то, что он не безоговорочно слушается дарта.
- Интересно, - Хорек с некоторой торжественностью откладывает планшет, складывает руки на животе. Последнему жесту явно не хватает вместительного пуза – у Шивы выходит не в пример лучше, - но Тихий вот, когда умотал, ни слова не объяснил, потому как большое тайное дело.
- Ага, - кивает Черный, и Тихому достается чуточный взгляд обиды – остаток гнева и беспокойства, - но тайное дело рассекретили, и теперь его должны услышать некоторые люди.
Хорек благожелательно кивает с тем умиротворенным выражением лица, которое прочно поселилось на нем после внезапного излечения синдрома Корсака. Черный хмыкает, не мало не стесняясь вслух выражать свои чувства, и толкает в бок «царя и бога» Мастерских.
Хорек чуть не падает на бок от неожиданности: все-таки неподвижность нижней части тела не способствует устойчивости даже в сидячем положении, зато мгновенно теряет свой царственный вид и бодро орет.
- Какого рагона? Крысы покусали и ты сбесился?
- Не, не крысы. Мышь лабораторная, - он фыркает и смеется. Тихий и Хорек не понимая, в недоумении глядят на него, и Черный смеется еще заливистее.
Смех обрывается надсадным кашлем, но развеселого выражения лица дарт от этого не теряет.
- Мышь говорю. Лабораторная. Ну, или кролик, - Черный качает головой с озабоченным видом, - Хотя нет. Будь он мышей или кроликом - сдался бы на фиг, а он вполне нормальный пацан.
- Кто? – по-прежнему не понимая, спрашивает Хорек. Тихий задумывается, вспоминая спутника, вернее спутников Черного, и тот подтверждает его догадку.
- Пацан со мной на байке – это наблюдатель с геологического поста, что в Соленой Долине. На пост напали люди Сталлера, рагон не пойми какие, но факт, что с оружием. Вскрыли его модуль, испоганили все, что могли, хозяина избили. Но парень оказался не из пугливых, сумел удрать по техническому коридору, вырубил генератор и роботов своих в пустыню отослал. А напавшие…
- Ублюдки, – поправляет Хорек, как раньше делал Рагон, и Черный, после некоторой заминки, кивает.
- Да. Ублюдки оказались заперты в разных отсеках, и пока вырубались из модуля, стало им уже не до пацана, хотя и я не пойму почему. Но убрались он до нашего приезда, а пацан жив остался.
- За постом должны были наблюдать с «Вояджер». И если они не получили вовремя сигнал…, - Тихий умолкает. Не трудно сообразить, что не получив сигнала, база выжидает до повторного сеанса и если связи все равно нет, а погодные условия ее позволяют, на пост наблюдения, на бродячую станцию, да даже к месту последней локации танка-лаборатории будет выслан патруль.
А если патруль не выслан… то значит, происходят интересные вещи.
- Ты решил, что «Вояджер» покрывает людей Сталлера, - озвучивает результат своих размышлений Тихий.
- А есть другие идеи? – интересуется Черный.
- Но зачем? Парня не убили, значит, целью он не был. Что такое они могли сделать или достать на наблюдательном посту, чтобы покрывать убийство?
Ответ висит в воздухе, но звучит настолько фантастично, что все трое, снова и снова прокручивают ситуацию в голове. Пытаясь найти какое-нибудь другое, более правдоподобное объяснение. Не получается. Единственное, чем может быть полезен наблюдательный пост – это связь. Ну, еще может какая-то техника. Но с учетом того, что самая дорогая и интересная часть техники – исследовательские роботы, ушли в самостоятельный поход, выгода от последнего кажется сомнительной.
Что еще можно получить с крошечной наблюдательной геологической станции, работающий автономно весь год за исключением двух месяцев?
- Бред, - резюмирует Тихий.
- Бред,- соглашается Черный, - если есть другие идеи – я готов выслушать.
Молчание длится около трех минут, после чего Тихий вздыхает и повторяет:
- Бред. Но более правдоподобного объяснения я не вижу, - он замолкает на минуту, потом осторожно спрашивает,- а специалисты из Танагуры не могут помочь в этом вопросе?
Черный фыркает, потом усмехается во весь рот. Он восхищен столь обтекаемой и многозначительной формулировкой.
- Похоже, что нет. Во всяком случае мой «специалист» ничего толкового мне не сказал, а всем остальным у меня веры нет.
Хорек опять усмехается с царственным видом и никак не комментирует слова дарта. А Тихий, уже познакомившийся со «специалистами» и успевший составить о некоторых из них мнение вполне определенное, склонен разделить мнение Черного.
- А к твоему есть?
Черный улыбается, являя оскал во все положенные тридцать два.
- Ровно столько, сколько к его хозяину минус его возможности.
-И как много… возможностей у нашего… покровителя?
И снова Черный восхищается отточенной формулировкой. А заодно пытается понять в каком месте его бессменный помощник внезапно перестал ему доверять.
- Много, - безмятежно кивает головой Черный, потом встает и шагнув к Тихому, резко, без размаха, бьет в челюсть. Тихий успевает частично уклониться от удара, отшатнуться, а не позорно упасть на пятую точку. Он вскакивает, Черный, продолжая улыбаться, бьет по колену, и Тихий едва успевает перехватить удар под дых.
- Какого…
Договорить он не успевает, когда Черный, развернувшись всем корпусом и не расцепляя захвата, заставляет Тихого повернуться боком и толкает того к стене. Тихий приложившись плечом и головой, решает, что мера его терпения исчерпана, и, в свою очередь высвободившись от захвата, наносит удар по корпусу со всей силы инерции.
Черный неуловимо быстрым и экономным движением, уклоняется, уворачивается от бокового, ныряя под руку и резко ударяя в бок. Тихий шипит от боли и обманным движением перехватывает Черного за предплечье и толкает к стене. Черный к стене толкается, но отпускать ударившую его руку не намерен, так что Тихий падает вместе с ним на стену, а потом на пол грота.
Двоим здесь лежать негде, как выясняется. Как они здесь дрались, теперь понять затруднительно. Тихий поднимается на руках, потом садится на корточки, Черный кряхтя и поглаживая спину, садится на пол.
- Тяжелый как рагон, - жалуется он Тихому и того вдруг отпускает. И «арест» в Мастерских, и специалисты-шпионы - болтливые, задиристые и отходчивые, любопытные и необидчивые, по крупицам и крошкам выуживающие из болтовни, шуточек и сказочек правдивую информацию; и Шива, внезапно обнаруживший устойчивую «нелюбовь» к помощнику дарта, и сам Черный, усталый, разочарованный, то такой же как раньше, то вдруг словно проваливающийся куда-то, отгороженный, о договор этот неведомо с кем, и о котором еще ни одного слова нормального сказано не было – все это наконец отпускает Тихого и исчезает.
Хорек, перво-наперво схвативший планшет, теперь сидит прижав прибор к груди и с интересом смотрит на драчунов.
-
-
28.04.2014 в 15:48- Можем. Если вот он, - он тыкает пальцем чуть ли не в глаз Тихого, - объяснит мне какого рагона он мне тут дипломатический прием устраивает.
- Я не устраиваю дипломатический прием,- открещивается Тихий и заметив насколько по-детски звучит его объяснение, замолкает. Объяснить в чем именно он сомневается и почему, ему самому сложно.
Без Черного все его размышления выглядели иначе. Черный щурится, красноречиво переводит взгляд на свою кисть, уже сложившуюся в кулак.
- Мне тебе еще в глаз дать? Для полной ясности?
- Нет, - Тихий морщится, автоматически потирая подбородок, - это лишнее.
Он снова задумывается, стараясь подобрать более точные формулировки, а потом думает, что если сейчас Черный засветит ему в глаз, то будет прав.
- Нет, - повторяет он, - я обратился к своему контакту на Белой базе чтобы раздобыть списки звонков, неофициальных разумеется. Я полагал, что тебе, в чем бы тебя не убеждали а Танагуре и…, - он на миг замолкает, потому что вот сейчас, именно сейчас, ему вообще стыдно признаваться в своих подозрениях, - чтобы тебе не могли там внушить – страховка окажется нелишней.
Черный кивает головой в знак если не одобрения, то понимания. Понимание, правда, у Черного выглядит несколько иначе: как бы долго не прожил на Амой его друг, и какими бы знаниями не успел обзавестись за тот неизвестный Черному период своей жизни на Амой, но о возможностях вмешательства в работу сознания, он, Черный, знает больше. Сказывается близость к первоисточникам.
Если бы кто-то там решил, что им нужна послушная кукла в пустыне - сделали бы. Для этого потребовалось бы больше времени, но Черный уверен – сделали бы. Если с блонди сделали все так, что он не помнит, то и с обычным человеком такое тоже можно проделать. Правда, он видел результаты подобного неудачного опыта, но с другой стороны – почему он решил, что опыт неудачный? Блонди-гадюка ничего приличного из Кири делать и не собирался.
Но есть в этом деле еще одна вещь, о которой Тихий не знает. Чтобы следовать за своим блонди ему, Черному, не нужно ни стирание памяти, ни хитрый обман. Он сам этого так чертовски хочет, что и обманется когда надо, и поверит, когда нужно. Так что в конечном итоге, не зная о настоящей причине, Тихий сделал вещь нужную и полезную.
Страховка, да. Только не от вероятного внедрения в сознание, а от его собственной глупости и доверия.
- Достал?
- Достал, - Тихий вздыхает, и Черный тут же вскидывается. Что-то пошло не так в миссии Тихого, это он уже понял, но что именно предстоит узнать только сейчас.
- Так. Подожди. – внезапно вскидывает ладонь Черный. – твой контакт провален?
- … можно и так сказать.
- Угум, - Черный кивает, вскакивает и высунувшись из грота, орет кому-то.
- Сиггела позовите сюда.
- Ага, - отвечает кто-то.
- Пацана, которого я привез, накормить. Ублюдка Сталлеровского пусть Коин попытает, и Рагоновского гражданского туда же пришлет.
- Ага, - понятливо отвечают их темноты. Что-то там в этой понятливости Черному не нравится. Потому что он опять орет, явно в расчете, что его услышит не только ближайший любопытствующий , а все Мастерские.
- Я сказал, от пацана все отвяньте. Не пугайте мелкого, он нам пригодиться.
- Так хто его там пугает,- отвечает чей-то другой голос с той степенью убежденности, что сразу понятно: врет обладатель убедительного голоса.
- Блядь, – ругается Черный. Перед гротом образуется Сиггел.
- Ну?
- Сейчас, - отмахивается Черный и снова орет, - Саита! Найдите мне Саита.
Потом машет рукой в грот, показывая Сиггелу, заходи, мол, и терпеливо ждет, пока перед входом не появляется Саита.
- Так. Берешь Шаеля, кормишь, кладешь спать и охраняешь.
- Гм.
Не смотря на столь информативный ответ, Черный возвращается в грот.
- Продолжим, - Черный представительским жестом указывает на Тихого, предлагая продолжить и поясняет Сиггелу, - Тихий рассказывает о результате посещения базы.
Сиггел с неожиданным изяществом вскидывает бровь: мол, темнил раньше Тихий, ни слова не сказал, а теперь будет доклад делать, но Тихий быстро объясняет ситуацию.
- Секретность сохранять больше нет смысла. Мой контакт провален. Кое-какие результаты я привез, хотя и не все, что хотел.
- Ага, - понятливо кивает Сиггел и с неожиданной для его массивного крепкого тела грациозностью размещается в углу грота, - ну тогда послухаем.
Тихий снова перебирает в уме события встречи, фильтруя ненужные подробности и продолжает, опуская первопричину своего похода.
- Я познакомился с ним почти девять лет назад. Мы провернули несколько операций, но вместе особо не работали. Шесть лет назад оба получили предложения от…скажем, спец служб. Предложения того рода, от которых не отказываются. Контакт его принял, я – нет. Мне пришлось уходить, ему - выполнять приказ. В итоге мы оба оказались в пустыне и стали сотрудничать на другой основе.
Оба его слушателя терпеливо ждут, пока он закончит вводную. Не то, чтобы она не представляла интереса, но в любом случае, является неизменяемым прошлым.
- Я хотел получить от него список звонков или контактов по неслужебным сетям. Но когда я назвал пароль и меня провели на базу, выяснилось, что контакт мой «сгорел», а вместо него меня встретил СБ-ист и попытался завербовать.
- Куда? – искренне удивляется Сиггел.
- Не куда, а для чего, - поправляет Тихий, - он согласился выдать запрашиваемую информацию, если я предоставлю информацию о Черном.
- Ага, - в один голос говорит Черный и Сиггел, почему-то оба с явным удовлетворением.
- И что ты ему сказал? - интересуется Черный.
- Правду, - пожимает плечами Тихий, - что ты – пророк Песчаной Девы, что родился пять лет назад на озе Святой воды, что по имени Песчаной Девы вода следует за тобой и поэтому в твоем караване всегда есть вода…
Приоткрывшийся от изумления рот Сиггела и громкий хохот Черного служат ему наградой. Хорек не смеется, но сакраментальное перечисление деяний пророка Песчаной Девы, заставляет его вновь почувствовать: судьба его связана с Черным. Навсегда.
- Ну и… ну и как ему понравилась информация? – отсмеявшись интересуется Черный. Тихий пожимает плечами, демонстрируя царственное пренебрежение.
- Он не просил информацию, которая ему бы понравилась. Он хотел получить информацию о Черном – он ее получил.
Черный опять смеется, Сиггел ошеломленно качает головой.
- Ну ты это… выдал.
Тихий соглашается мысленно: он да, выдал. Сам от себя не ожидал. Но Тихий думает, что именно это и спасло ему жизнь.
- А контакты?
- СБ-ист выдал мне распечатку посмотреть, и пообещал по результатам беседы, сохранить список на более подходящий носитель. Видимо, результаты его не вдохновили, поскольку список он не сохранил. Но я запомнил около десяти страниц.
-
-
28.04.2014 в 15:49- Ничего конкретного, конечно, не было. Тем более, что СБ-ист выдал полный, а не фильтрованный список, как я просил. Из того, что я запомнил: в начале месяца было четыре контакта, адресом значилось гражданское лицо, через две недели – еще два контакта по тому же адресу. Сроки совпадают со сроками выступления армии Сталлера и разгрома под Островом Кораблей.
Тихий замолкает на миг, вслушиваясь в собственную речь. Судя по выражению лица Черного – преувеличенно внимательному и даже мужественному, привычка формулировать не рассказ, а рапорт сыграла с ним злую шутку.
- Полагаю, что военная амойская база подчиняется тем же требованиям секретности, что и любая другая. Так что контакты с гражданским лицом могут быть допустимым только в одном случае: если гражданское лицо – родственник, или лицо, прошедшее тщательную проверку и имеющее допуск. Например, научный руководитель или куратор проекта, как это и было в случае моего контакта.
- Хе, - хлопает себя по коленке Сиггел, - твой контакт был чьим-то шпиком? И так докладывал?
- Примерно так. На самом деле такого рода связи тщательно маскируются, и само контактное лицо обычно не знает, что через него поддерживают связь.
- Хе! И чьим же шпиком он был?
Тихий пожимает плечами.
- Могу на вскидку назвать две конторы, на которые он точно работал. И еще две предположительно.
Сиггел удивленно охает:
- Че? Серьезно? Я думал шпик может быть только чейный.
- Не всегда, - Тихий хмурится , вспоминая свой состоявшийся и не состоявшийся опыт.
- Тогда понятно, чего его попалили, – глубокомысленно изрекает Сиггел, - на двух байках далеко не уедешь, а если три, так и пешком не уйдешь.
Тихий снова кивает, но продолжает хмурится. Ответа он не знает. Возможно, Торсон действительно допрыгался и нарушил правила какой-то из многочисленных корпораций, с которыми работал. Возможно, его главная или важная на данный момент контора просто решила, что он будет эффективней на другом месте, и тот передал своих агентов новому представителю славного племени СБ-истов. А может и просто сдал в какой-то момент, потому что запахло жареным. Потому что получил предложение от которого нельзя было отказаться.
- Это не важно. Важно то, что мой контакт сдал меня как агента своему… приемнику. Или новому представителю СБ, и ценность для этого представителя я имел в качестве лица близкого к Черному. Хорошо знакомого с Черным. Хотя он чертовски странно себя вел при этом.
Черный фыркает:
- Учитывая, что именно ты рассказывал ему про меня – неудивительно.
Черный усмехается, скалится как всегда, если не на тридцать два, то на двадцать точно. Словно и нет никакой такой беды на свете, с которой они не справятся. Правда это или нет, но Тихий знает – это работает.
- Неудивительно. Но спрашивать-то он начал раньше. До того, как я озвучил свою версию твоего появления на амойский свет.
Они переглядываются: Сиггел качает головой, то ли осуждая, то ли удивляясь , Черный продолжает усмехаться. Даже глаза у него остаются веселыми, но это мало, что значит. Тихий только собирается спросить о двух других датах, которые хотел бы утрясти со своими данными, когда вмешивается Хорек.
- Так ты что? Мотался на Северную Базу исключительно ради распечаток контактов?
Черный складывает руки на груди. Картинно вскидывает бровь: « Не ты один здесь умный. Изволь объясниться». Объяснятся Тихому ой как не хочется, но придется.
- Не только. Хотя я рассчитывал на более подробное изучение документа. Даже примерное обозначение лиц, поддерживающих связь между военными и Сталлером и та может нам помочь. У меня была идея о том, что мой контакт заодно является и тем самым лицом через которого идет поставка оружия – это вполне в его духе. Или по крайней мере, знает через чьи руки она идет в северной части пустыни. Я рассчитывал, что в этом случае мы сможем… перехватить, например, часть оружия, или помешать каким-то образом.
- Или потом захватить вместе с оружием, - задумчиво продолжает Сиггел, и даже кряхтит от утраты столь перспективного дела, – жаль, что твой контакт полетел.
- Это не имеет значения, потому что поставок оружия и патронов в пустыню больше не будет, - замечает Черный, обдумывая что-то другое. Тихий кивает.
- Согласен, но в тот момент это было неизвестно, - и предвидя возможный вопрос дарта, благо обдумывал беседу почти сутки, продолжает, - но когда именно убрали мой контакт я сказать не могу. Если он и впрямь курировал поставки, а ты договорился с главным лицом об их прекращении, тогда его сняли буквально перед моим приездом, куда-то перевели, а на его место поставили…
Тихий задумывается: сложно сказать кого поставили. Человек этот на протяжении трех лет – кстати, тоже совпадение по срокам, изображал лаборанта-невидимку. Но изображать его он мог и по предварительной договоренности. Почему после того, как убрали его… начальника? напарника? он так заинтересовался, то есть его начальник так заинтересовался личной жизнью и происхождением Черного – вопрос на поверку очень важный, но совершенно неясный. А если лаборанта он изображал для всех, и представителем СБ был единственным, а Торсона просто использовали – тоже вполне в духе СБ, и теперь убрали под прекрасным предлогом контрабанды оружия. И если предположить, что эти изменения – результат договоренности Черного с Высоким лицом, обладающим властью, то почему СБ-ист начал с биографии Черного, становится совсем интересным и совсем непонятным.
- А на его место поставили кого-то, кто, кажется работает на лицо, никакими данными о твоей биографии не владеющее. Подстраховка? Не слишком круто для пустыни?
- А тот с кем ты договаривался он много о тебе знает? – вновь вмешивается Хорек.
Черный чуть медлит с ответом. Содранная пару дней назад «шкура» все еще зудит и просится обратно. В ней было чертовски хорошо и чертовски безопасно. Но Черный знает цену своему блонди, и знает цену своему отношению к нему.
- Первое - не слишком круто, потому что как я уже сказал, мы занимаем важную позицию в одном из важных проектов, и об этом чуть позже, - отметает Черный возможные возражения, - второе – тот с кем я договаривался… - он медлит, стараясь сформулировать поточнее, - он знает мое прошлое, очень хорошо знает, хотя и с чужих слов. Три года назад мне довелось оказать ему услугу. Он называл… скажем так, обозначил ответные услуги или возможную оплату, но мне это тогда было неинтересно. То, что я снова оказался в сфере его внимания, теми прошлыми событиями не объясняется. Но благодаря им он имеет некоторое определенное мнение обо мне. И полагает, что имеет некоторое влияние на меня.
- А имеет? – спрашивает Хорек с жадным интересом, наталкивается на ответный взгляд Черного и тут же старается смягчить свои слова, - ну то есть… он как.. он думает, что тебя можно обмануть?
Черный внимательно смотрит на своих людей. Друзья они ему, или соратники, или союзники на войне – сказать сразу сложно. Даже Тихий не знает о нем ничего из прошлого, и даже ему Черный ничего не скажет, сверх самого необходимого. Но два дня назад он постановил, что не будет скрывать от своих людей ничего из того, что заслуживает внимания, а значит должен ответить на вес вопросы.
- На прямой обман он не пойдет, это ниже его достоинства. Да и нужды нет. Он может просто не договорить, скрыть три слова истины в последний момент, переключив внимание на что-то другое. Может смоделировать ситуацию, повернуть разговора так, чтобы ты сам носом ткнулся в нужное ему решение и никакого другого выхода у тебя бы не было, - Черный невольно морщится и одергивает себя: нашел время для воспоминаний, и продолжает, - он чертовски умен и образован, не нам всем чета, и обладает реальной властью. И если разбираться, то единственная гарантия его относительной честности как раз в этом и состоит. Была бы ему нужда закатать нас в песок – он бы сумел это организовать за пару дней.
-
-
28.04.2014 в 15:49- Да, важная шишка, - подтверждает Черный, боясь и ожидая дальнейшего очевидного вопроса. Потому что важных шишек на Амой, способных поднять в небо гравилеты, двенадцать штук ровно. А то и меньше.
И судя по внезапно наступившему молчанию его собеседники наконец уразумели с кем именно вел переговоры их дарт.
Тихий прокашлялся.
- Это… кто-то из блонди? Ну или из слиьверов или других… правителей?
Черный кивает, пытаясь избежать уточнений.
- И кто - ты сказать не можешь? - продолжает спрашивать Тихий. Черный, не зная как оценить вопрос – то ли Тихий не догадался, то ли догадался о слишком многом и пришел на выручку, испытывает облегчение и снова кивает.
- А на кой нам его имя? – философски спрашивает Хорек, скорее самого себя, чем собеседников, - мне никакое правительственное имя ничего не скажет. И его возможностей я тоже проверить не смогу. Тоже мне секрет.
- Во-во. Одно слово – Танагурец, - кивает Сиггел и все трое оживляются. Черный никак не может избавиться от ощущения, что трое его людей – друзья, соратники, союзники, только что каким-то дивом учуяли больную тему и по общему соглашению обошли ее стороной.
Ради его душевного спокойствия.
Ощущение отдается давешним стыдом за то, что он блонди доверяет больше чем тем, с кем прошел пески, бури и войну, и решительностью довести дело до конца, чего бы ему это не стоило.
- Мы договорились о нераспространении оружия в пустыне,- вспоминает Черный, слышанную когда-то формулировку при обстоятельствах о которых вспоминать не хочется. Но некоторое время назад, он пришел к выводу, что в именно при тех обстоятельствах он получил уйму полезных сведений. Даже странно.
- Мы договорились, что ни он, ни люди, находящиеся в его прямом подчинении, не вмешиваются в ситуацию в пустыне. Мы договорились, что я веду войну так как считаю нужным. В ответ он потребовал присутствия наблюдателей, - Черный вздыхает, - прямо об этом не говорилось, но эти люди докладывают прежде всего своим покровителям. А их участие в проекте… разное.
- В проекте, - обозначает главное Тихий. Черный кивает.
- Об этом все еще позже. На данный момент можно предположить, что мои переговоры принесли как минимум два известных нам результата. На Северной Базе вместо известного тебе контакта появилось новое лицо, которое интересуется … моей биографией, а на «Вояджере» осталось лицо, которое по-прежнему прикрывает людей Сталлера. О том, что из этого известно… Танагурцу, остается только гадать.
- Если на Северной интересуются твоими данными, то это не человек Танагурца, - медленно говорит Хорек, - но вообще-то, без разницы как и почему убрали предыдущий контакт Тихого, если интересуются именно тобой, Черный. В любом случае этот интерес, лично к тебе – результат твоих переговоров.
- Пожалуй, - соглашается Черный, прикидывая вероятность того, что кто-то узнает в пустынной крысе бывшего скандального пета главного блонди, лишенного по этому случаю памяти. Блонди заинтересован в сохранении такого рода секрета.
Черный ставит мысленную отметку, обратить внимание Никласа на результат посещения Тихим Северной Базы. Не называя никаких имен и представлений, разумеется. А блонди пусть сам крутится, каким образом запретить своим коллегам копаться в личной биографии нового ставленника. Или велит разработать что-нибудь… соответствующее.
Черный ловит себя на мысли, что опять думает о репутации блонди и угрозе для блонди, вместо того, чтобы самому защититься от аналогичной угрозы, и привычно отбрасывает лишние мысли. Не до того.
- Дальше. Раздобыть какие-то данные нашей группе не удалось, - теперь продолжает «доклад» присутствующим Черный, - я рассчитывал связаться с поста с кем-нибудь из военных, выманить его. Вряд ли бы нам удалось выйти именно на поставщика оружия без знания нужных паролей, - здесь Черный неожиданно спотыкается, вспомнив как Никлас предлагал выйти на этого самого военного, предварительно получив нужные сведения у куратора. Он отказался от помощи, исходя из совсем других размышлений, но в свете случившегося на геологической станции, можно считать, что они отделались счастливо.
Их бы просто убили без долгих размышлений. Пустыня велика и хранит свои тайны. Или того хуже: передали бы заинтересованным лицам.
- Но я рассчитывал связаться с обыкновенным хозяйственником, а уже через него выйти на кого-то из военных. Вместо этого мы обнаружили разгромленную станцию, нашли ее доблестного хозяина и пришли к выводу, что оставить его на станции, значит навлечь на его голову неприятностей еще больше, чем он уже заполучил.
Они пытаются собрать воедино картину происходящего. Они складывают известные им фрагменты и так и эдак, лишний раз убеждаясь в том, что фрагментов этих катастрофически мало. Сложить столь удаленные друг от друга данные невозможно.
-
-
28.04.2014 в 16:52Здесь красиво. Это первое впечатление, которое Шаэль сумел сформулировать после трехсуточной осады в модуле, после бесплодного ожидания помощи, после тряски на байке, после нападения на них еще каких-то людей, которые тоже не стеснялись стрелять и убивать, и после того как главарь этого странного места ссадил его с машины и поручил кому-то.
От усталости, пережитого страха и отчаянной беспомощности своего сегодняшнего состояния, он не понял и половины того, что говорил ему главный. Или пропустил мимо ушей. Куда-то шел, куда вели, где-то сидел, кого-то слушал. Этот кто-то что-то ему говорил, непонятно что, гладил по голове, закутал в плащ. Плащ был тяжелый и страшно вонючий. В нем было жарко, но Шаэль так устал, что ему было все равно. Сейчас вот он пожалуй, не отказался бы от плаща. Даже вонючего, потому что песок остыл и стало холодно.
Но здесь красиво. Шаэль задирает голову вверх, смотрит на огромные, висячие, как яблоки в саду, звезды, на дрожащие огоньки светильников, на вспышки алого под брезентовым навесом. Слушает как говорят люди вокруг - ужасно говорят, словно с акцентом, настолько непонятно, и много жаргонизмов, смысла которых он вообще не понимает. Слушает какой-то стук в том месте, где при очередной вспышке видел орудия – это точно орудия, очень очень древние, наверное, еще времен освоения. Хотя откуда здесь могла взяться такая древность? Он думает, неожиданно для самого себя, потому что если вспомнить, то это его первая попытка обдумать нечто, несвязанное с опасностью для жизни за последние семь суток. Так что Шаель сам удивляется, что еще может, или уже может думать, и приходит к выводу, что это, конечно, никакое ни оружие времен освоения, а оружие, сделанное сейчас, но по тем старинным схемам, потому что ничего более сложного с такими примитивными орудиями труда, которые можно раздобыть здесь, сделать ничего нельзя.
- Эй, ты ешь, слышишь? Остынет - в рот не возьмешь.
Шаель отрывает зачарованный взгляд от окружающего пейзажа и поворачивается в сторону говорящего . Говорящий – Шаель не помнит его имени, но это один из спутников главного, который, кажется, пользуется его доверием. Это он стащил с него тот жуткий плащ, прогнал того человека, который кажется, пытался его полапать, хотя Шаель в этом не слишком уверен, и дал ему попить. А потом принес эту… кашу.
- А что это? – спрашивает он у говорящего. Тот пожимает плечами.
- Армейские консервы. Соя, водоросли, в смысле мясо с водорослей, крупа какая-то. Есть можно.
- Да? – Шаель с сомнением смотрит на консерву, консерва смотрит на него – во всяком случае всплывающим в вареве темные кругляши производят именно такое впечатление,- а она не разговаривает?
- Кто? – удивляется спутник главного.
- Консерва, - серьезно спрашивает Шаель, продолжая внимательно вглядываться в содержимое банки. Вопрос кажется ему существенным, стоящим внимания. Отдельной частью ума он понимает, что это - реакция, он просто устал, и попал в настолько тяжелое положение, что мозг отказывается анализировать его и искать выход. Вот и интересуется чем попало, лишь бы не думать.
А еще он чувствует себя удивительно спокойно. Настолько спокойно, что может позволить себе интересоваться совершенно идиотскими вещами.
Спутник главного что-то невнятно бормочет – Шаель полагает, что ругается, потом молчит. А потом, видимо, что-то соображает на его счет, потому что отвечает совершенно серьезным тоном.
- Нет, консерва говорить не будет. Это точно. Но тебе лучше съесть ее горячей. У нас тут есть люди из города, они холодную ее жрать совсем не могут. А горячую - ничего, глотают.
Шаэль серьезно кивает и отправляет ложку в рот. Варево имеет поразительный вкус, во всех смыслах, сначала он пытается ее проглотить, потом пожевать – странная каша не жуется, а как-то соскальзывает с зубов и лезет в глотку уже без всякого спроса. Шаель судорожно глотает, несколько раз подряд, как если бы пытался съесть что-то длинное, навроде спагетти, за один раз.
Выражение лица у него наверное, такое говорящее, что даже при свете звезд понятно, что что- то пошло не так.
- Эй парень, ты как? – осторожно спрашивает спутник главного. Шаель молчит секунд десять, потом со вздохом отвечает:
- Лучше бы она говорила. Консерва в смысле, - и запихивает в себя вторую ложку. Процедура повторяется, но теперь Шаэль предусмотрительно кусается «кашу» передними зубами, как кусал бы макаронину, и она заглатывается кусочками.
Вкус Шаель описать не может: нет у него таких аналогий.
- Ну ты… все равно поешь, - неуверенно высказывает пожелания спутник, - силы нужно. Ты устал.
- Угу, – согласно кивает Шаель, впихивая третью ложку. Пожалуй, он это съест из идейных соображений.
В кузне снова вспыхивает пламя, бросая короткий яростный отблеск на сидящего рядом человека. У него узкие удлиненные к вискам глаза и высокие скулы - типичное для амойца наследство монголоидных рас, но волосы светлые, как песок днем, и нос с высокой переносицей. Подумав, Шаэеь приходит к выводу, что человек вполне себе привлекательный, никаких там признаков вырождения или деградации, встретил бы где-нибудь в городе – ничего дурного бы не подумал.
- Совсем офигел,- комментируется вслух Шаель. Пустынник похож на тот давешний плащ – тяжелый, весь в царапинах и заплатах, выдубленный всеми ветрами и песками, вонючий и надежный как скала. Пока ехали на байке за запахом разогретого железа и синтерликона запаха от человека, за которого он держался, Шаель не ощущал. А сейчас слышит.
Он думает, что это нормально. Что в месте, где нет воды, где нет никаких заменителей, ни природных, ни искусственных, так и должно быть. Он думает, что тоже сможет привыкнуть. В этот момент он понимает, что уже решился, или скорее, принял мысль о временном, но достаточно длительном пребывании в пустыне. В этом странном месте, с этими странными людьми.
Шаель жует следующую ложку варева и внезапно вспоминает о городских людях, которые тоже не сразу с этой консервой освоились.
- А кто это – городские люди?
Пустынник морщится, словно проглотил сразу половину лимона, и пытается объяснить. Объяснение звучит любопытно.
- Шпионы, - Шаель ошалело смотрит на собеседника, так и застыв с недонесенной до рта ложкой, тот опять морщится и продолжает, - ну то есть… наблюдатели. Дарт заключил договор с одним типом в Танагуре, чтобы в пустыню больше не возили оружие. Тип согласился, но с условием, что в лагере будут торчать его наблюдатели.
- Вы возите оружие в пустыню? – спрашивает Шаель. Соображение о том, что указанное деяние является уголовно ответственным по весьма весомой статье, а значит люди, которые таким делом занимаются, благонадежностью не отличаются, появляется в его сознании, фиксируется и укладывается на дальнюю полочку.
Он сидит посреди пустыни рядом с настоящими, совсем не оперными бандитами и даже не с теми бандитами из Церес, которые иногда появляются на улицах Танагуры, он видит оружие, пусть и странное, своими глазами, так что беспокоиться о лишнем знании уже поздно.
- Нет, мы не возим. Наши противники возят, то есть те, с кем они связаны, как-то там прокручивают дела с армией, и те поставляют им винтовки, пулеметы, гранаты, а главное – патроны. А нам чуть ли не с голыми руками приходится воевать.
Пустынник хмурится, с досадой машет рукой. Потом, сообразив, поясняет:
- Это Мастерские. Здесь один очень умный чувак придумал как делать бомбометы и маленькие бомбы. Нормального оборудования-то нет, так что патроны мы сварганить не можем. Но ручные бомбы и гранаты сделать можно и посреди пустыни. А бомбометы – это Тихий схему показал, а Белка сделал кузню и отладил производство. Они слабее, чем гранатомет или даже пулемет нормальный. Но лучше, чем ничего.
-
-
28.04.2014 в 16:52- Если дарт и впрямь крепко договорился, то нам этого хватит. Лишь бы ублюдкам больше не привозили армейские винтовки.
- А… кто такой дарт?
Выражение лица у его собеседника становится ошарашенным. Он оборачивается, глядя куда-то за плечо, потом снова смотрит на Шаеля, хмыкает:
- Тот, кто с тобой с самого начала разговаривал. С кем ты на байке доехал, - и чуть помедлив. Добавляет, - его зовут Черный. Он ведет караваны. Если охотник ведет караван – его называют дарт, - и еще подумав, еще добавляет, - но Черный такой один. И сейчас он ведет не караван, а армию.
Шаель молчит, обдумывая сказанное. Он думает, что там где живут люди, никогда не бывает просто и красиво. И то и другое, оплачивается: когда тяжелым трудом, когда унижением одних за счет других, когда кровью. И если такой оплаты нет, то ни красоты, ни ясности не будет. Шаель, если бы такое пришло ему в голову пару недель назад, решил бы, что это глупость, или что он поймал глюк – бывало с ним такое, когда перед экзаменами он сидел на полифетаминах. Но сейчас, спустя эти две недели, вывод кажется ему вполне логичным и гармоничным.
Этот мир так устроен. А он живет в этом мире.
- А с кем вы воюете? - Шаель слабо представляет себе, что такое война. Он видел учебные материалы по истории, он играл в героических операх, он даже принимал участие в разработке сценариев для стимуляторов, но того кусочка войны, с которым ему довелось столкнуться – даже не войны если разобраться, так, разбойного нападения, но и этого Шаелю, сегодняшнему Шаелю , раздумывающему о цене красоты и веры, достаточно, чтобы понять: ничего он о войне не знает, ни о войне, ни о насилии вообще.
На самом деле все это выглядит иначе.
- И зачем? Что тут можно завоевать?
Пустынник хмыкает, молчит довольно долго. За это время Шаель успевает сжевать почти десять ложек консервы и с удивлением обнаружить, что он во-первых - почти доел, а во-вторых, не прочь заполучить еще одну порцию псевдокаши.
- Мы воюем с ублюдками, - наконец озвучивает результат своих раздумий его собеседник. Шаель широко открывает глаза и с недоумением смотрит на него. Результат звучит странно.
Пустынник пытается объяснить.
- Знаешь, с ходу не получится все рассказать. Люди в пустыне живут еще со времен Старой Танагуры. Говорят, что раньше их было мало совсем, три-четыре поселения возле шахт. А потом, мол, пришли люди из Церес, когда там революция накрылась и часть предпочли уйти сюда. Да и сейчас люди из Цереса сюда приходят, когда там совсем тошно жить становится.
- А ты тоже из Церес?
Пустынник кивает.
- Конечно, - смотрит на Шаеля с легкой насмешкой, - люди в пустыне не рождаются. Хотя, конечно в караван могут идти и из Старого Города. Да и по дороге из поселений присоединяются, ну и охотники тоже, если что – идут с караваном, - пустынник обрывает сам себя, хмурится.
- Это я не … ну то есть, не разговариваю о другом, когда ты одно спрашиваешь. Просто это долгая история. Я сам из Цереса, но там не живу. Пока не начинает дуть северный ветер, я хожу по пустыне. Зимую в Старом Городе или на Соленом Побережье. И в Церес меня не заманишь.
Шаель хотел бы спросить почему, но думает, что этот вопрос покажется таким же наивным, как и предыдущий. И решает спросить об этом позже.
Ему интересно. В этом красивом месте должны жить необычные люди, и он готов с ними познакомиться.
- Здесь свои законы. Не то, чтобы особо правильные или особо честные. Но они есть, они помогают нам жить здесь и торговать нормально. И следуя этим законам, можно пройти через всю пустыню и вернутся зимой на Побережье. Есть кочевники, которые законы не соблюдают, да и в поселениях тоже не со всяким можно иметь дело, но они действуют, потому что совсем без закона нельзя.
Пустынник снова хмурится, опять оглядывается через плечо. Шаель понимает, что его собеседник смотрит в сторону пещерок или хибарок , прилепленных к скалам. В нескольких горят голубоватые огоньки, скорее всего осветительные стержни, и пустынник смотрит на один из них.
- А в этом году, вернее, еще в прошлом, появился у нас тут человек. С целой армией прикормленной и с кочевниками и с городскими бандитами, и стал устанавливать свои законы. Перехватывал контрабанду, что гонят через побережье с лунных станций, выбивал лидеров с Черного Рынка, ставил свои цены. Пока он в городе изгалялся – особо на него не смотрели. А потом он в пустыню полез, на Соленой Побережье полез. Вот теперь мы и воюем.
- Потому что это наша земля и мы с нее не уйдем, - бормочет про себя Шаель. Пустынник, однако слышит и просит повторить. Шаель повторяет. Тот обдумывает фразу какое-то время и согласно кивает.
- Да. Это правильно сказано.
Оба молчат. Шаель снова думает, что голоден и спрашивает:
- А еще можно?
- Что?
- Ну… консервы этой.
Почему-то его собеседник сильно удивляется его просьбе. Но потом вскакивает, говорит «ага» и куда-то исчезает. Шаель жует последнюю ложку и пытается выскрести из банки еще что-нибудь. Он голоден, действительно голоден, почему же пустынник так удивлен?
Когда тот появляется с новой порцией горячего варева, Шаель спрашивает:
- Ты удивляешься потому, что городские шпионы не хотели есть?
- Ну да, - пустынник садится рядом, - жратва ведь на самом деле та еще. Хуже чем в Цересе на благотворительных базарах. Но привыкаешь. Когда жрать нечего не только просроченные консервы научишься есть. Но ты… ну… другое наверное ел.
Шаель сует ложку в варево, стараясь зачерпнуть побольше. Тщательно «кусает», чтобы старая склизкая масса разделилась на несколько кусочков и ее можно было проглотить, и говорит.
- Другое. Но я уже научился. Наверное, - он глотает вторую порцию и говорит неожиданно для самого себя, - мне здесь нравится.
Ответа пустынника он не слышит: из песков доносится рокот моторов, собеседник его настораживается и встает, намереваясь куда-то двинуться. Шаель немедленно кладет консерву под балку, на которую опирался спиной, и двигается следом. Пустынник оборачивается с некоторым удивлением, потом кивает, и Шаель идет следом, стараясь не потерять собеседника в темноте и оживление лагеря. Байкеры останавливаются где-то у подножия плато и на вопросы часовых отвечают затейливо и странно даже для неопытного Шаеля. Но пустынник, только услышав голос одного из прибывших, сразу расслабляется и Шаель понимает, что приехал кто-то из своих.
Это оказывается Келли, но имя его пока что ничего Шаелю не говорит.
-
-
28.04.2014 в 18:31- Хрен тебе… и твоему Черному… падлы блондевские
Значит, информация уже пошла в народ...
Шаель очень интересный мальчик. Хотя, явно еще из шокового состояния не вышел.
-
-
28.04.2014 в 19:40Я подозреваю. что Шаель вылупился из одного из героев предыдущего цикла. Был там у меня такой гражданин, даже имя похожее, хотя до меня это дошло совсем недавно. Я еще не знаю. что он сделает.
-
-
28.04.2014 в 20:09такой гражданин тот гражданин, которого Рауль организовал для Рики, пока тот в Кересе был? Возможно, что-то есть, да
-
-
28.04.2014 в 20:30-
-
28.04.2014 в 20:57-
-
28.04.2014 в 20:59- Какой же ты тихий и спокойный, когда раненый, - выражает Сиггел общую мысль, отцепившись, наконец, от последнего. Келли скалит зубы – все тридцать два, но улыбка у него не такая как у Черного. Скалятся они с разным выражением и смыслом.
- Это смотря куда, - мудро отвечает Келли, - если, например, в ногу, то мне на одной придется скакать, хвататься за окружающих, чтобы не упасть и все такое. А если, например, в руку, то мне это вообще мешать не будет.
- А если в язык? – интересуется Сиггел. Келли задумывается изо всех сил: морщит лоб, хмурится, закусывает губу – наконец сообщает.
- Тогда я буду писать на наладоннике, а ты, Сиггел, будешь читать громко вслух.
Собрание «умных людей» дружно смеется, громче всех хохочет сам Келли, так что когда все замолкают, Черный спрашивает:
- Келли, что ты привез? С кем столкнулся?
И Келли, все еще улыбаясь, начинает рассказывать. И его фирменная усмешка «мы будем жить вечно», сразу становится печальней.
- Я уехал по сигналу. Ну, конечно, и за Тихим, потому что раз ему можно оставить караван и рвануть в светлые дали, то мне вообще сама Мама велела. Тем более - пришел сигнал.
Сиггел красноречиво хмыкает, глядя на дарта: «вот, мол, сам видишь какие у тебя помощники». Черный ничем свое отношение к данному вопросу не выказывает и молча слушает.
- Сигнал общий, смертный. Понятно, что скорее всего, предназначен для лежек до Перевалки и для самой Перевалки, но в том же районе вроде как и лагеря сталлеровских людей располагаются, - и прежде, чем кто-то из слушающих собрался сообщить свое мнение о подобном легкомыслии, Келли говорит, - и не зачем на меня смотреть такими глазами и красноречиво хмыкать. Никуда мы вмешиваться не собирались, и двигались осторожно. Поэтому и добирались так долго. Понятное дело, что там уже одни трупы были. Но это был лагерь, они там тренировались. А кто и кого убил после дружественной встречи одних и вторых узнать теперь невозможно. Оружие забрали, но трупы не раздели.
Келли вздыхает, все еще сохраняя редкую на его лице печальную усмешку. Смотрится она непривычно и режет по сердцу, как режет грусть в лице веселого беззаботного клоуна.
- И тогда до меня дошла одна мысль. Если лагеря эти функционировали с весны, пусть даже не всю весну, хотя это фигня. хотя бы два-три месяца, то Перевалка об этом должна знать. И шахтные поселки тоже. И если по уму, то вообще все до самого Соленого Побережья, начиная с Электрического Лиса.
Келли трет лицо обеими руками, словно пытаться избавиться от свалившейся заботы и продолжает:
- Поэтому я попробовал нагнать караван Барбра и предупредить. Ничего не вышло.
- Рагон тебя затрахай, - слишком тихо и медленно для ругательства говорит Сиггел, - рагон тебя возьми.
Простенькое это соображение никому в голову раньше не приходило. Слишком заняты они были: сначала дракой на тракте, потом гонкой на Остров Кораблей, где решили держать оборону. Потом были «конверты», потом Келли и Алек «в голубом вертолете», потом караван Белки, потом явилась армия Сталлера и началась война.
Потом они победили и были заняты лечением раненым и перспективами нового вооружения. Черный был занят в Танагуре переговорами с очень выскочим лицами, Тихий – контактом на Северной Базе, Келли – сигналами, Рагон - своими разбойниками и испытаниями бомбометов. Потом все вместе занимались поисками информации, и том, что на другой стороне пустыни, на Соленом Побережье их поджидает предательство - никому и в голову не пришло.
Перевалки знает. Шахтные поселки наверняка знают. Знает хотя бы часть или все «бугры» на Побережье. Возможно и даже наверняка, в открытую Сталлера они поддерживать не будут, а подождут результата противостояния. Но им от этого не легче: в пустыне поддержка «бугра» значит больше, чем захват территории.
- А при заключении договоров… о поддержке «бугры» с Соленого побережья были? - уточняет Тихий. На переговорах он не присутствовал: страховал Черного вместе с Зеленой Головой, но ближайшие к Танагуре районы полностью зависят от поставки контрабанды из Цереса и Старой Танагуры, так что их согласие логично вытекало из расположения и способа жизни.
- Хельмут и Шираки. Шираки говорил от себя и от Легона, - отвечает Черный, сосредоточенно глядя куда-то на стену. На стене грота ничего интересного нет, кроме отблесков осветительного стержня, так что Черный думает о чем-то еще.
Собравшиеся молча ждут. Черный, наконец, обращает внимание на тишину и отвлекается от своих размышлений, обводит глазами присутствующих и усмехается с необыкновенной печалью.
- Нет, я не знал о том, что «бугры» Перевалки и шахт заключили договор со Сталлером. Но предполагал нечто подобное, когда мы узнали, что третья группа его людей двигается к Перевалке. По мои прикидкам получалось, что для контроля над всеми территориями гор в третьей группе людей слишком мало. А значит они идут туда, где их ждет поддержка: либо свои люди, либо люди, которым они «помогли» прийти к власти. Ну и в качестве силовой поддержки и устрашения непокорных – сомневаюсь, что все готовы немедленно и на пустом месте присягнуть городскому жителю.
- Если он им оружие кидал, так же как и своим… - Келли взмахивает рукой, порывается вскочить, но в гроте места мало, так что он остается сидеть, - если он…
- Нет, - отрицательно качает головой Черный, - вооружать союзников такого рода – себе дороже. Боюсь, идею о единоличной власти кого-то над пустыней «бугры» поддерживать не будут, а избыток оружия в одном месте плохо сказывается на торговле. Кто-то этого не понимает, но далеко не все.
Черный снова задумчиво смотрит на стену, хмурится, словно пытаясь вспомнить давно позабытое.
- Он держит их чем-то еще. Не только оружием или обещанием оружия, не только едой и лекарствами, он что-то им еще пообещал, дал какую-то идею.
- Ага, - фыркает Келли, - воду и кислород из одной скважины.
Давняя эта старинная сказка равная по желанности и мощи стремлению к абсолютному господству, бродит по пустыне столько же лет, сколько живут здесь люди. Найти такое место, где есть и вода и воздух, где стоит работающая обогатительная станция и бьет ключом подземный источник нерадиоактивных вод – и станешь королем пустыни. Сказку рассказывают зимними вечерами, зарабатывая себе на хлеб со стаутом в барах Побережья и Старого Города, сказка витает в воздухе в пустынных поселениях, и нет-нет, да и мелькнет в разговоре, повиснет несказанным словом. Сказка эта сводит с ума как одиноких крыс, так и «бугров», заставляя одних штурмовать отроги гор и мертвые долины пустыни, где не живут даже рагоны, а вторых – нанимать лозоходцев, чинить старинные примитивные буры, чтобы пробовать прогрызть в мертвой каменистой земле дыру до самого центра планеты. Это в Танагуре знают, что ядро Амой состоит из железа и чего-то там еще, а в пустыне верят, что в центре планеты спрятана вода.
Для чего еще можно создавать столь прочные камни и толстые породы как не для того, чтобы хранить самое дорогое сокровище?
- Возможно, - легко соглашается Черный, и уловив удивление на лицах собеседников, поясняет, - эта сказка приходит в голову первой, правда же? А где еще можно искать воду как не на склонах гор? Сталлер мог бы привести старинные карты или наоборот, данные со спутников и убедить половину «бугров» в том, что он владеет этой информацией.
- Если бы он такое хоть кому-то ляпнул, - качает головой Келли, но Сиггел его прерывает.
- Не, все правильно. Он же не дурак сразу карту давать: вот, мол, могу… предоставить, если мне поможете. Да и не сам он говорил, явно, а его люди. Звыняй, никто не считал, кого убили, а кого и послушали.
- А слух пополз сразу во все стороны,- подхватывает Келли и поворачивается к Черному, – то есть, ты думал, что впереди у нас один враги?
- Не все, но… да. Я считаю, что впереди нас ждет не только группа Сталлера, но и часть пустынников.
- Блядь, - емко заключает Келли, взмахнув рукой в досаде. Вот для него эта мысль стала откровением, из разряда тех, о которых догадываться не хочется. А Черный оказывается об этом думал, еще когда Оракул упомянул третью группу. Ему, Келли, тогда это в голову не пришло, так что теперь он чувствует иррациональную обиду. И за то, что не подумал, и так разволновался, и за то, что считай, что зря.
- Келли, от того, что я об этом думал, никому не легче.
-
-
28.04.2014 в 20:59Тихий качает головой: ресурсы, люди, оружие – осада Перевалки никогда не была легким делом. А уж укрепленная людьми Сталлера, с их оружием, о котором они, кстати, еще не все знают, шансов настолько не много, что и рассчитывать их не хочется.
Как бы Сталлер или его люди не объясняли свое присутствие, но кто держит в руках станцию, тот и хозяин.
Это изменить нельзя.
- Ага. И нас там всех положат, - вставляет движимый теми же соображениями Сиггел, - как не ублюдки, так свои же. За станцию-то. Хоть так хоть сяк , а биться будут на смерть.
- Мы можем ее обойти – нам-то что? – Келли пожимает плечами, - мы можем ее обойти и уйти дальше в горы, чтобы… ну начать с чего-нибудь попроще. С шахтного поселка, например.
Черный молча слушает своих – друзей, людей, соратников? Хорек тоже хранит молчание, и когда их взгляды пересекаются у обоих на лицах отражает мимолетное понимание.
Кроме всех представленных соображений, есть еще одно, о котором товарищи Черного пока не вспомнили.
- Если не будет другого выхода, так и сделаем, - говорит Черный, завершая дискуссию, - зависит оттого какие силы Сталлер оставил на Перевалке и что именно он пообещал.
- Ага, - и для этого нам нужны были «языки», - комментирует Сиггел, - но только наши – это те., кто ушел со второй группой и вряд ли они знают, что втирали третьей.
- Возможно, - соглашается Черный.
- Но может быть кто-то из них, что-то знает о тех обещаниях, что раздает Сталлер на Соленом Побережье. Что-то же его люди втирают, должны что-то обещать. Просто захватить все поселения у него силенок не хватит, - продолжает Сиггел.
- Захватить хватит – удержать под контролем не хватит, - замечает Тихий, внимательно наблюдая за Черным. Вполне вероятно, что ему опять видится эффект волшебного автобуса. Но Тихий считает, что в рукаве Черного – не один козырь.
Келли хмыкает:
- Если Сталлер захватит климатическую станцию, то сможет и контролировать.
- Нет, - медленно произносит Тихий, - смысла нет. Ну захватит, ну ограбит пару караванов. А дальше? Если охотники и абры избегают поселения – поселение гибнет. А силой заставить караваны заходить – гиблое дело. В пустыне дорог много.
- Поэтому я думаю, что его цель иная, - тихо говорит Черный, - частью это связано с тем, что говорил мне Танагурец, а частью… не знаю. Какая-то цель должна быть и у него самого.
- И какая?
Черный пожимает плечами. У него самого есть своя собственная цель, она просто совпала с целью блонди, хотя совпадением это назвать тоже трудно. А Сталлер? Какая цель может быть у человека, который затеял завоевать пустыню, ввязался в игру таких масштабов и оказался отвергнутым? Оказался не у дел? Черный не уверен в том., что блонди не будет поддерживать контакт со Сталлером: речи об этом не было, а договор о нераспространении оружия, не включает в себя отсутствие другого рода поддержки. Что мешает блонди задать цель обоим «полководцам» и посмотреть, что выйдет в итоге? Что мешает блонди использовать своих наблюдателей в качестве настоящих шпионов? Что мешает любому из других блонди так поступить?
Черный вдруг понимает, что он взял обещание с одного блонди, решив, что тот будет держать под контролем всех остальных участников проекта, но ведь об этом тоже не было сказано ни слова? Так что блонди может в любой момент провернуть любую операцию, сославшись на самостоятельные действия любого из участников проекта, а значит, на самом деле цена этого договора невелика.
А Черный думает, что его соображения тоже не стоят ломаного кредита, потому что в таких вопросах стопроцентной гарантии не существует. Либо ты веришь человеку, либо нет.
В этот момент с края плато опять раздаются приветственные вопли и маты, и Высокое Собрание отвлекается: явился еще один искатель истины в пустынном приложении.
-
-
28.04.2014 в 21:10О, продолжение. Пошла читать...
-
-
28.04.2014 в 21:20-
-
28.04.2014 в 22:44-
-
28.04.2014 в 22:47-
-
29.04.2014 в 01:21-
-
29.04.2014 в 02:08-
-
02.05.2014 в 02:33